Shipwreck

Картина называлась «Адский пейзаж», и, честно говоря, Лирика не могла с этим не согласиться. Только вот было ли это связано с тем, что на полотне было изображено реальное место в Авернусе, или с тем, что с художественной точки зрения оно представляло собой просто адский пейзаж, было неясно. Не помогало и то, что массивное произведение, по её оценке, едва достигавшее более двух с лишним метров в ширину, было настолько непомерно огромным, что его пришлось подвешивать на тросах, закреплённых к потолку. Это означало, что тяжёлая позолоченная рама раскачивалась при каждом скрипе старого особняка, заставляя аляповато-яркие красные и оранжевые цвета меркнуть в свете камина. А так как на полях рамы ещё и танцевали бесы, то вся сцена становилась чуть ли не похожей на лихорадочный сон с порнографическими изгибами и слишком большим количеством горных пещер, похожих на зияющие рты. Но это был Ад. И в нём было очень много бархата. В небольшой столовой, окружавшей её, царил беспорядок. Лирика по-прежнему сидела на своём стуле в нелепом платье, которое ей выдали, но посуда валялась у её ног, а, по крайней мере, половина ножей для масла была воткнута в дальнюю стену. Ряд тарелок в неузнаваемом виде валялся на ковре, а само блюдо, которое ей подали, быстро превращалось в уголь на новом месте в центре камина. Кусочек картофельного пюре медленно сползал по занавескам в знак неповиновения, пока тоже не оказался на ковре в жёлто-бежевых вихрях. Не стоит и говорить, что Касадор не посчитал разговор за ужином особенно приятным. Однако, она была одна. Верно подмечено, что первородный вампир особенно тщательно следил за своим внешним видом и тем, как, по его мнению, должны вести себя окружающие в его присутствии. В отличие от того, что обычно ожидают от аристократического лорда, Касадор не нуждался в том, чтобы другие сидели перед ним в благоговении или удивлении. Он не нуждался в том, чтобы его любили или осыпали овациями. Но он абсолютно точно, почти в слепой самонадеянности, считал, что его будут бояться и уважать. Настолько, что он совершал свои жестокости так, как будто никогда не собирался убирать ни одного волоска с места или терпеть хоть одно пятнышко на своём безупречном фраке. Короче говоря, очень плохое самомнение для того, кто не может увидеть себя в зеркале. В результате Лирика наглядно продемонстрировала ему, насколько разрушительными могут быть плохие манеры. Теперь было слышно, как слуги снуют туда-сюда по коридору, споря о том, кто должен немедленно заняться хозяином, а кто отважится войти в столовую вместе с ней и начать убираться первым. Лирика ожидала, что отродья появятся в любую минуту. Они и должны были появиться. Она была безоружна, но не связана, и окна не заколочены. Даже дверь была слегка приоткрыта и выходила на ряд порогов, которые, если она попытается бежать, непременно выведут её в город. Но она так и осталась стоять на месте. Что-то в этом вечере не давало ей покоя. Какой-то морок всё ещё тяготил её и заставлял колебаться, несмотря на все инстинкты следопыта, кричащие о необходимости бежать. Лирика не могла точно определить, что именно, но в глубине живота у неё зародилось какое-то предчувствие, которое говорило, что если она попытается уйти, то с ней случится что-то гораздо худшее. Или же то, что должно было произойти в эту ночь, всё ещё ждало, когда она совершит очевидную ошибку. Касадор, может, и надменный, но уж точно не глупый. Он должен был быть готов к тому, что она попытается ускользнуть среди хаоса, независимо от того, кто или что его вызвало. Именно поэтому она была совершенно изумлена, когда в дверь осторожно постучали. Вошёл мужчина. Без свиты. Без оглашения. И так просто. Её мир и все мысли в этот миг остановились; адский пейзаж замер, когда все взгляды обратились к силуэту на входе. Дьяволы затихли, костры благоговейно запылали. Часы на камине замолчали, время между секундами растянулось в бесконечность. Звон в ушах превратился в зловещий и настойчивый звук дежурного свистка, оповещающего о появлении капитана на палубе, и этого было достаточно, чтобы утопить душу в отчаянии. Наконец-то появился хозяин и командир. — Знаю, что лорд Зарр назначил приглашение на семь часов, и это, как говорится, должно было заставить меня припоздниться. Но теперь вижу, что пришёл вовремя. Как же давно она слышала этот низкий, успокаивающий голос в своих кошмарах? Как долго его образ преследовал её каждое мгновение? Как долго этот демон обладал ею? Оливет Инген Айлиль шагнул к свету, и тот едва не скрылся от него. Но хотя, как и она, он желал оказаться где угодно, только не здесь, никто не мог отвести взгляд, когда он призывал всех существ в тени к вниманию. Оливет всегда был красив, но годы, прошедшие после её ухода, похоже, сделали его ещё привлекательнее. Длинные иссиня-чёрные волосы были аккуратно стянуты на затылке в стиле «рыбий хвост», который часто предпочитают моряки. Мундир и сапоги были очень хорошего качества, но без показной отделки, так как Оливет никогда не был известен тем, что выставлял своё богатство напоказ или рисковал потерять в море изящную амуницию, находясь на борту корабля. Его лицо было угловатым и наклонённым в сторону от неё, подчёркивая аккуратные линии между подбородком и кончиками острых ушей. Но его глубокие голубые глаза смотрели на неё холодно, а осанка была собранной. В общем, он выглядел довольно нарядно, что, учитывая окружающую обстановку, только ещё больше усиливало чувство, что она похожа на капризного ребёнка, которого собираются хорошенько отругать. Нарочито медленными шагами он пересёк комнату, взял ещё не испачканный стул и поставил напротив неё. Когда он сел, быстро взмахнув фа́лдами, Лирика напряглась. — Должен сказать, Темалир, что из всех вариантов, которые я предполагал для этого вечера… этот был почти на вершине моего списка. Хотя картошка на потолке — прекрасный штрих. Лирика невесело улыбнулась. — Да уж. Видел бы ты другого парня. Оливет быстро окинул её взглядом и улыбнулся в ответ. — Милое платье. — Нахуй пошёл. — Ну, приехали. Лирика наблюдала за тем, как её мучитель, с напряжённым, как тетива у щеки, телом, небрежно наклонился над столом, чтобы достать бокал и бутылку сухого выдержанного из дуба вина «Каллидирран». Когда он налил себе напиток и поставил бутылку на край, ближайший к тому месту, куда упирался локтём, она заметила, что он также отодвинул несколько серебряных вилок гораздо дальше, чем того требовала простая аккуратность. — Зачем пришёл, Оливет? — Пригласили. — Это вампирам нужны приглашения. Тебе — нет. Если только ты не хочешь мне что-то сказать? Он усмехнулся. — О, очень многое. Но не это. Как видишь, я, как и прежде, остаюсь смертным из плоти и крови. — Значит, у тебя опасная компания. Он снова посмотрел на неё, на этот раз так, что у неё похолодели и онемели пальцы. — Я всегда был в опасной компании, милая. — Но повелитель вампиров? Это на тебя не похоже. Слишком непредсказуем. Слишком вероятно предательство. Разве что… — Он выдержал паузу и с любопытством посмотрел на неё. — … ты уже в союзе с чем-то гораздо, гораздо, гораздо худшим. Единственный способ принять такой союз — это пойти на него, зная, что тебе грозит поражение. Оливет с тихим звоном поставил стакан на место. — Одна вещь, которая мне всегда нравилась в тебе, Темалир, — это твоя проницательность. И я говорю это искренне. Ни до, ни после я не встречал никого, кто мог бы так, как ты, разгадывать скрытые мотивы и мельчайшие детали. — Не зря меня прозвали Сикс-Телл. — Точно. Именно поэтому я и согласился на этот спектакль. Как бы ни было забавно сидеть и наблюдать, как Касадор бесится из-за обоев, я пришёл к тебе. — Как бы это ни было шокирующе, — заявила она. — Я не заинтересована во встрече с тобой. — Значит ли это, что ты собираешься бросить в меня чечевицу, или я, по крайней мере, заслуживаю внимания взбитого десерта? — Я, блять, тебя ненавижу. — Знаю, но сейчас это не так важно. Сейчас, когда на нас надвигается армия Абсолют, у нас у обоих есть куда более важные проблемы, чем разрешение нашей маленькой любовной размолвки. — Я тебе не любовница. — О, точно, — он довольно радостно захихикал. — Похоже, я не единственный, кто в наши дни ложится под вампира. Касадор мне сказал, что ты сошлась с его отродьем, Астарионом, верно? Наконец-то нашла кого-то, кто достаточно холоден для тебя? Она могла бы закричать. Она могла бы разорвать его на части тупыми резцами зубов, но его взгляд сверкал обещанием немыслимо дикой злобы. Он хотел этого противостояния, и ему нужна была каждая капля ярости, которую он мог выжать из неё. Поэтому она заставила своё сердце замедлиться, а разум — сосредоточиться. Она уже сталкивалась с одним великим Посланником Смерти и выжила, чтобы рассказать об этом. Она переживёт и этого. Даже если это её убьёт. — Оскорбления ниже твоего достоинства, Айлиль. Ты здесь, потому что тебе что-то нужно. Так что же? Он вздохнул и удобно откинулся в своём мягком кресле, перебирая в пальцах прядь свисающих золотых нитей на подлокотнике. — Как бы запутанно это ни звучало, я уже знаю, что ты знакома с теми, кто управляет этой армией. О твоих деяниях в Лунных Башнях известно не понаслышке. Ты противостояла Кетерику Торму и во второй раз предала его в руки смерти — немалый подвиг, кстати, — так что ты знаешь, что Избранник Миркула, Повелителя Костей, пал. Ведь, в конце концов, это ты его убила. А значит, тебе наверняка известно и то, что осталось ещё два аватара Мёртвой Тройки. Здесь, в стенах Врат Балдура. — Горташ, Избранный Бэйна, и Орин, Избранная Баала. — Видишь? О чём я и говорил. Как всегда, блестящие выводы. — Так вот, что ты сделал, Оливет? Сдался Владыкам Тьмы и Убийств? Обрёл достойного покровителя для своих не слишком публичных увлечений? К её удивлению и замешательству, Оливет Инген Айлиль открыто рассмеялся, его горло перехватило от дыхания, когда он попытался подавить звук. — Разве это не было бы удивительно предсказуемо? — хмыкнул он. — Наследник Аргентаамна Найтстара, командующий морскими торговцами и король пиратов; покорный поклонник Дома Гора! Нет, нет, моя дорогая, боюсь, что именно здесь тебя подводит твой богатый нюх. Это Касадор Зарр, в поисках своего непутёвого отпрыска, счёл нужным связаться с генералами Абсолют. Отпрыска, который нужен ему для завершения ритуала Вознесения. Ещё одна часть истории, о которой, подозреваю, ты и так знаешь. Но как только это будет сделано, он и его приближённые смогут безопасно перебраться на следующий корабль из гавани. — А ты просто… что? Будешь отсиживаться в верхней каюте, пока всё не закончится? Оливет сделал ещё один вдох и осторожно размял шею из стороны в сторону. — Я не приверженец Смерти, Темалир. Смерть — всего лишь средство достижения цели, несмотря на то, что мне нравятся некоторые… предыдущие её аспекты. Но необходимость нападения Смерти на Побережье Мечей невозможно переоценить, и Врата Балдура должны стать его эпицентром. Я был призван сюда, дабы заслонить постоянно нарастающий мрак. Ты уже говорила, что всё, что я делаю, призвано служить поддержанию этой маски. В голове Лирики вдруг зашевелилась какая-то связь, и она отчётливо услышала, как он снова и снова повторяет последнее слово. Она видела его образ и иллюзии в видениях, которые ей довелось исследовать в Гекатомбе Пожирателя Эльфов. Слышала полушутливое замечание Астариона о том, что Оливет похож на танцора на маскараде, который постоянно меняет костюмы со всеми остальными участниками бала, чтобы его невозможно было обнаружить в полутьме. — Маска. — Что? Лирика подняла глаза от своих рук с выражением ужаса. — Не… не говори мне, что… именно так ты оставался незамеченным всё это время? Почему никто никогда не связывал тебя с теми злодеяниями, которые ты совершаешь? Почему никто, ни в одном обществе, ни в одной касте, не подозревал тебя? Нет, постой. Ты жрец? Какой-то… боевой заклинатель? Неудивительно, что ты не боишься ни мёртвых, ни нежити, но… этого не может быть!.. Не может же? Ты… ты заключил договор… с Маской. Не так ли? В её голове пронеслись воспоминания о сказках её юности и книгах, тайком прочитанных на закате ночи. Маска был почти забытым богом теней и интриг, своего рода святым для одиноких волков с плохой репутацией. Она вспомнила, что когда-то Маска был в союзе с Бэйном, и они работали в паре против Селуны, чей свет, как правило, раскрывал их коварные планы, и Вокин, богини купцов и честной торговли. Но Маска давно потерял большую часть своей силы в битве с Цириком, противником Мистры. С тех пор, как ей рассказывали, сторонников Маски можно было узнать, как это ни парадоксально, только по их способности оставаться незамеченными, когда они этого хотели. В постоянстве их непоследовательности: они принимали формы и жизни, которые соответствовали их целям, но так же легко от них отказывались. В том, что их перемещения не издавали ни звука и не оставляли следов. В одно мгновение всё это обрело смысл. Их сражения с таинственными паломниками Абсолют, собранными из не знающих и обманутых. Подавление Лунной Девы и Друга-торговца, чей свет первой выявлял всё тайное, а второго — удовлетворял желания проводников караванов, предпринимателей и богатых владельцев торговых компаний, пользуясь лишь подлинной свободой и справедливостью. К возвышению Мёртвой Тройки, которая не смогла обеспечить Маске его законное место на их стороне и право на долю их власти. Из этого также следовало, что растущее отчаяние Шар, стремящейся поглотить всё во тьме, было вызвано тем, что она тоже видела приход пустоты и питалась всеми скрытыми тайнами. Даже прихоть Мистры в самопожертвовании Гейла теперь имела смысл: чтобы стереть с лица земли Великий Замысел и выжечь тяжёлый туман, застилавший глаза. Но от продолжения падения её резко отвлёк звук, с которым Оливет тихонько похлопал в ладоши. — Молодец, любовь моя. Молодец, — сказал он почти ласковым тоном, когда её взгляд вернулся к тому месту, где он всё ещё сидел. — Не могу передать словами, как я рад, что ты наконец-то всё поняла. Я бы, конечно, нашёл время всё объяснить, но боюсь, время истекает. Но в конце концов тебе станет намного легче. Лирика не могла не сжать челюсти, и скрип зубов, словно гвоздями по доске, отдался в голове. — Станет легче из-за чего, Оливет? — Не сейчас, моя дорогая, — он встал и по-джентельменски протянул ей руку. — Прежде всего, оставим этот беспорядок. Слуги Касадора сообщили мне, что в этом поместье есть великолепный бальный зал, и я не только хочу его увидеть, но и хотел бы в последний раз с тобой потанцевать. Ещё один прекрасный миг, когда я буду держать тебя в своих объятиях, такую, какая ты есть. Она уставилась на его руку, но образы, нахлынувшие на неё, были не из тех, что она ожидала увидеть в такой момент отвращения. Вместо этого Лирика неожиданно подумала об Астарионе. Более того, это было воспоминание о дне, случившемся несколько недель назад. Она проснулась очень рано утром и не смогла найти его. Она даже не смогла разглядеть его следы на песке возле палатки. Потребовалось немало размышлений перед кофе, чтобы понять, что он скрылся за пределами лагеря, на небольшой полянке перед рядами берёз. С облегчением, она начала было звать его, но тут её внимание привлекло резкое движение в траве, и она замерла. Астарион, следя за волнами в луговой осоке, поднял над головой руку и... кинул мячик. В тот же миг из зарослей амброзии выскочил Шкряб и радостно побежал за ним, развевая по ветру пыльцу ушами и хвостом. Астарион встал и пошёл прочь, чтобы поиграть с собакой в мяч так, чтобы никто не заметил. Как же она скучала по нему сейчас. Как она скучала по ним обоим. Ночь сгущалась вокруг неё, и реальность того, что она больше никогда не увидит своих друзей, была сокрушительной. Но она будет хранить их в укромных уголках своего сердца до самого конца.

***

Астарион чувствовал, как его охватывает тревога по мере приближения к поместью. Улицы Нижней стены шумели, из каждого переулка и угла доносились голоса торговцев товарами и крики о новостях, но он их почти не слышал. Единственное, что наполняло его чувства, — знакомые очертания усадьбы Зарра и двери Южной башни, которые, как он помнил, в полдень ещё будут открыты. Теперь у него была одна цель. Остальное не имело значения. Даже когда Шэдоухарт угрюмо шла рядом с Лаэзель, Хальсин чувствовал, как тревога и беспокойство уходят из младшего эльфа в омут жалких сожалений. Друиду было ясно, что Астарион ожидает худшего, или что они могут прийти и обнаружить, что худшее уже произошло. И более того, он не знал, как ему на это реагировать. Хоть друид и понимал, что нынешние обстоятельства вряд ли подходят для его обычного весёлого настроя, он всё же счёл нужным немного разрядить напряжённую обстановку. По крайней мере, до того, как они все окажутся в смертельной схватке среди скопища нежити. — Итак, Астарион, — заговорил он, стараясь найти золотую середину между слишком весёлым и слишком серьёзным тоном. — Когда мы через всё это пройдём, нам стоит отпраздновать. Как следует. Думаю, мы это заслужили. В ответ Астарион лишь слегка прикрыл глаза и нахмурился. Однако Хальсин, как и подобает его натуре, продолжил. — Мне в голову лезет что-то удивительно весёлое. То, в чём мы все сможем принять участие! Ты, я, Лирика, что скажешь? Астарион даже не обернулся. — Я бы сказал, что это зависит от ситуации. Ты представляешь себе сцену, где я занимаюсь с ней любовью на ковре из медвежьей шкуры? Шэдоухарт вдруг издала такой громкий смешок, что и Лаэзель усмехнулась. Напряжение, судя по всему, рассеялось.