Shipwreck

Его пальцы были холодными и онемевшими, а ладони влажными от волнения. Но, несмотря на неприятное напряжение в шее и костяшках пальцев, Астарион двигался бесшумно. По лестнице он поднялся в Южную сторожевую башню, прошёл через пост стражи и вышел на верхнюю террасу, откуда открывался вид на Нижний город. Ночью это было одно из любимых мест сбора членов семейства. Внизу, за садами у стены, мерцали огни Врат Балдура, перекликаясь со звёздным небом. Гавань, неподвижная в безветренную полночь, была словно стеклянным мостом между ними, сливая две половины мира воедино так, что невозможно было определить, в какой стороне находится верх. Фонари, как у стражников, так и у гуляк, проносились по улицам подобно кометам, и шум смеха, бардовских песен и танцев долетал до них, создавая атмосферу ежевечернего веселья. Так Астарион и полюбил музыку. Он вспомнил, как украдкой забирался на вершину терракотового навеса, чтобы посидеть в одиночестве и послушать баллады и сказочные эпосы, доносившиеся из всех окон — от таверны «Эльфийская песнь» до «Смущённой русалки». Это было единственное время, когда он мог отвлечься от всего и просто почувствовать ритм и звучание нот, которые успокаивали его измученное сердце. Когда его отправляли в город на охоту, у него никогда не было времени насладиться посещаемыми заведениями — он всегда был слишком сосредоточен на своей следующей цели, на своём очередном танце с идеальной добычей, чтобы уделять много внимания представлениям. Но здесь, наверху, он мог даже тихонько напевать текст припевов, заучивая слова куплетов. Под инструментальное сопровождение он мог даже нашёптывать новые истории, сочиняя свои собственные тайные слова. Лирика. Он так и не сказал ей, почему дал ей это имя. По крайней мере, настоящую причину. В тот день, на пляже, когда их окружали обломки «Наутилоида», а отвратительные сгустки медленно сжимающихся щупалец растворялись в болоте, он увидел её, идущую по склону. Растерянная и слегка испачканная кровью, она услышала его раньше, чем увидела. Его призыв «Сюда!» донёсся до неё сквозь грохот волн и рёв адского пламени корабля. Он намеревался напасть на неё из засады, уверенный, что все оставшиеся в живых иллитиды в считанные секунды сползутся к нему. Но тут их сознания соединились так, как он ещё никогда в жизни не испытывал. На мгновение она увидела задние переулки и переполненные бары его любимых заведений. А он увидел её, сидящую на краю поручня мачтового галеона, с обильным смертельным кровотечением из тяжёлой рваной раны на груди и спокойно напевающую слова древнего морского песнопения. Лирика. В песнях мёртвых — слова наших страхов, С волн они смеются, маня за собой, В душе жажду слиться с ними, жажду свободы. Помню многих, кто не помнит меня. Приди к океану, ведь в нём буду я. Потом, когда он увидел её глаза, она развела руки и упала в бушующие воды. Астарион вытащил свой кинжал, подойдя к двери в дальнем конце дома Зарр. Не удержавшись, он тихонько напел оставшуюся часть старинной мелодии: Пред призрачной командой я стою Обещаний данных им уже не сдержу. Не вернуться домой, не поднять им бокал. И каждый из них за меня жизнь отдал. Но на глубине моря найдём мы покой. Станет команда едина со мной. Дверь распахнулась и открыла путь во тьму. К удивлению Хальсина, бледный эльф, не раздумывая, шагнул внутрь.

***

Привыкнув к наполненному пылью мраку, Шэдоухарт откашлялась и прищурила глаза, чтобы осмотреться. Они попали в какой-то верхний коридор с дальним балконом, с которого открывался вид на фойе главного входа. Однако это было не первое, что она заметила. Скорее, её взгляд сразу привлекли стены, украшенные произведениями искусства. Величественные, размером с гобелен, полотна занимали всё пространство от пола до сводчатого потолка. И каждая позолоченная пластина — готический шедевр с противоречивым вкусом. Каждая работа была выполнена талантливым художником с реалистичными сюжетами и яркими, привлекающими внимание красками. Но в сюжетах не было абсолютно никакой связности или узнаваемой темы. Создавалось впечатление, что вся галерея собиралась группой лиц, которые откровенно ненавидели друг друга и заказывали новые работы только в качестве мести за предыдущие. — Да, — послышался голос Астариона в ответ на внезапно наступившую тишину и удивлённые взгляды. — Я уже говорил, что Касадор считает себя знатоком. Но не говорил, что он особо в этом разбирается. Хальсин усмехнулся, стоя перед особенно поразительной картиной, изображающей двух обнажённых суккубш, переплетённых друг с другом в черепе рогатого гиганта. Одна из них, очевидно, пыталась совершить невыразимый половой акт с задними коренными зубами черепа, а другая использовала глазницу в качестве колеса. — Ну, если мы вернёмся этим же путём, то обязательно заберём её с собой! Лаэзель тяжело вздохнула. — Хватит болтать. Это место выглядит как лабиринт, и нас уже наверняка обнаружили. Давайте поспешим, пока нас не настигла охрана повелителя вампиров. — Лаэзель права, — ответила Шэдоухарт. — Астарион? Куда? — В псарню, ниже, — сказал он несколько рассеянно. — Там находятся самые прочные камеры, и если он хочет оставить её у себя, пока готовится ритуал, то это самое подходящее место. Хальсин нахмурился, с нескрываемым беспокойством наблюдая за переменами в поведении Астариона. — С тобой всё в порядке, друг мой? — Я… — Астарион замялся, его тело напряглось, а зубы крепко сжались. — Я дома. И… это… это всё так знакомо, но… в то же время… как будто это произошло целую вечность назад. Впереди бальный зал. Где Касадор… развлекается. Но теперь, когда я снова здесь, я чувствую, что просто должен повернуть направо, по этому коридору. Там стояли наши кровати и… комната… где я… Друид положил тяжёлую, но мягкую руку на плечо младшего эльфа. — Не надо туда возвращаться, пойми. Ты не обязан ко всему этому возвращаться. Но Астарион вдруг отшатнулся и зашипел. — Да, не обязан. Я знаю, что он ждёт меня. Наблюдает за мной. Он отведёт её в то самое место, куда отвёл бы её я, если бы встретил… — Не надо, — неожиданно вмешалась Шэдоухарт, в голосе у которой прозвучали нотки сострадания. — Не делай этого с собой, Астарион. Именно это он и использует против тебя. Поверь мне, я это знаю. Он будет возвращать тебя обратно, придумывая всевозможные «а вдруг», от которых, насколько он знает, страдает твой разум. Если бы ты встретил Лирику раньше или здесь, во Вратах Балдура, она была бы так же мертва и забыта, как и все остальные, которых он заставлял тебя заманивать сюда. Очередное подчинение. Развлечение в спальне перед закланием. Он покончит с тобой ценой её жизни ещё до того, как её не станет. Это я могу заявить с полной уверенностью, поверь мне. К ещё большему удивлению, Лаэзель с ней согласилась. — Это эффективная тактика, и её следует опасаться. Самые страшные раны будут нанесены ещё до того, как ты встретишься с ним лицом к лицу. И это будет задумано намеренно. Астарион повернулся и уже собирался ответить, как вдруг замер. Позади него вдруг раздался голос, с восторгом выкрикивающий его имя. — Мастер Астарион! Вы дома! К всеобщему недоумению, молодая женщина, одетая в наряд служанки, радостно подбежала к ним, не выказав ни малейшей настороженности. — О, я так рада вас видеть! — воскликнула она. — Но вы опоздали! Его светлость уже начал обряд, и вас ждут внизу. Он ясно дал понять, что все господа должны присутствовать! Уже натренировавшись в подобных диалогах, члены группы наблюдали, как Астарион снова принял надменный вид и возмущённо махнул рукой в сторону женщины. — Конечно! Разве не видишь, что я уже спускаюсь? — Затем он раздражённо усмехнулся. — Ну, да, но… — служанка неуверенно замялась. — Двери уже запечатаны. — Так открой их, — отмахнулся он. — Не могу, господин! Его светлость сам провёл ритуал запирания. Только у Гоуди есть ключ, позволяющий входить и выходить. Гоуди. Это имя он надеялся больше никогда не услышать. Восставший Повелитель Скелетов, полностью покорный не только приказам Касадора, но и его любви к исключительной жестокости. Много лет назад Касадор назначил Гоуди хозяином псарни за то, что тот получал невероятное удовольствие от творческого подхода скелета к пыткам отродий. И, конечно же, Гоуди всегда испытывал особое удовольствие в пытках Астариона. Будь то приковывание цепями и нанесение раскалённым железом рисунков на его «милую шкурку» или принуждение жрать разложившихся крыс на серебряных блюдечках, Астарион всегда знал, что за любое неповиновение ему придётся испытать новый ужас, придуманный закованным в броню скелетом, у которого нет ни сердца, ни мозгов. Только чёрная пустота там, где должна быть его человечность. И всё же ему как-то удалось сохранить спокойствие и невозмутимость. — Благодарю, — пренебрежительно отмахнулся Астарион. — Я сейчас же переговорю с ним. Служанка кивнула и тут же убежала, почти бессвязно бормоча что-то о том, что «всё должно быть идеально». Затем она принялась скрести ковер руками и, поскольку не взяла с собой совок, с удовольствием засовывала в рот комья грязи и волос. — Сюда, — Астарион призвал остальных следовать за ним. Хальсин переводил настороженный взгляд со слуги на слугу, а затем на двери, выстроившиеся вдоль коридоров, но все они оставались закрытыми. — Это… это как-то неправильно, — прошептал он. — Неужели никого не волнует, что ты вернулся с вооружённым сопровождением? С друидом, с воительницей… и со жрицей?! — Они рабы, — резко ответил его спутник. — У них нет ни мыслей, ни воли, кроме тех, что им приказано иметь, и им велено во всём слушаться и подчиняться избранным Касадора. Им и в голову не придёт, что кто-то из нас может предать его. Да и зачем? Вампирское отродье не просто раб, мы — его куклы. Просто невозможно, чтобы отродье хоть как-то навредило своему хозяину. Ни по своей воле, ни по бездействию, ни по умыслу. Поэтому всё, что мы делаем, должно происходить по приказу нашего хозяина. Каким бы необычным это ни казалось. — Последнее он произнёс со слегка злобной улыбкой, подрагивающей в уголках его рта. Шэдоухарт, улыбнувшись, приняла объяснение Астариона за идеальное оправдание для того, чтобы достать свою булаву и щит, и запустить свет Латандера в мрачные залы вампирского поместья, чтобы лучше осветить их дальнейший путь. — Тогда никто не будет возражать, если я устрою небольшое представление? Лаэзель кивнула в знак согласия, доставая свой меч и держа его наготове. — Да, — ответила она. — Нет смысла приходить на праздник без надлежащего наряда. Однако Хальсин решил пока не появляться в образе медведя. Впрочем, поместье действительно представляло собой лабиринт. Лабиринт из коридоров и лестничных пролётов, которые петляли между собой и заканчивались многочисленными лестничными площадками и ещё более обширными коридорами. В некоторых случаях Хальсин убеждался, что Астарион действительно ориентируется в запутанной архитектуре, используя в качестве подсказок различные предметы декора. Впрочем, и в этом случае Астарион мог ориентироваться только по тем или иным украшениям: по особенно красивым старинным часам, по определённому художественному оформлению над дверным проёмом, по последовательности цветов на несочетающихся коврах, которые лежали под длинными красными шторами, скрывающими арки и окна. Так они шли довольно долго, пока даже его способность ориентироваться не перестала давать о себе знать, и он уже не понимал, находятся ли они ближе к центру поместья или в совершенно противоположной его части. Но именно в этот момент Шэдоухарт потянула его за руку. Он посмотрел на неё, но её глаза были устремлены прямо вперёд. Астарион остановился, повернувшись спиной к группе и слегка склонив голову к двери слева. Сама дверь была слегка приоткрыта, и за ней виднелся тусклый свет светильника. В воздухе витал запах благовоний: лаванды, драконьей крови и можжевельника. Тихий звук тикающих часов дополнял приглушённый шум водопроводных труб в стенах. Хальсин шагнул вперёд и бросил короткий взгляд на комнату. Она была небольшой и прямоугольной, но хорошо обставленной: большая кровать с балдахином, скамьи из красного дерева и большой платяной шкаф. В дальнем углу стояла тумба с латунным краном, из которого мерно капала вода в расписной умывальник, а деревянный сундук служил полкой для дополнительного постельного белья. — Что такое? — спросил друид, в очередной раз отметив, что Астарион, похоже, не может сделать ни шагу. — Это… — начал он. — Это место, куда я обычно… забирал их. Это была... моя комната. Я приводил их сюда. Я овладевал ими или… позволял им овладеть собой. А Касадор наблюдал, спрятавшись где-то по другую сторону дивана. Потом, когда он удовлетворялся… он подходил и забирал их. Он забирал их и оставлял меня… Не было нужды спрашивать, кто такие «они». Лаэзель сама открыла дверь до конца. Быстро оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не поджидает, она вздохнула и достала меч. — Здесь ничего нет, — объявила она. — Только подушки и бесполезные предметы. Надо двигаться дальше. Астарион быстро согласился. — Да, вниз по лестнице и направо. Там будет большая грубая дверь, скрытая за панелью. — Зачем скрывать вход? — спросила Шэдоухарт. — Тщеславие, — ответил Астарион, проходя мимо угловой комнаты и направляясь к нижним уровням. — Касадор строил псарни, чтобы они были прочными и практичными, а не приятными на вид. А поскольку тюремные замки, которые для этого требовались, были очень большими и, на его вкус, уродливыми, он замуровал всё это за одной из своих любимых картин. Хоть добраться до неё и было достаточно легко, никто не знал, где её искать. Мгновением позже он просто указал на довольно неудобную на вид позолоченную раму, которая, очевидно, располагалась над толстым продолжением главной стены. — Видите? При любых других обстоятельствах Астарион счёл бы дальнейшую последовательность событий весьма забавной. Началось с того, что Лаэзель, которой уже изрядно поднадоело беспрепятственно разгуливать по замку, вклинила меч между картиной и стеной, а затем резко дёрнула оружие в сторону, так что картина сорвалась с места и с неловким стуком рухнула на ковёр. Затем Хальсин ухватился за кованую ручку двери псарни и без лишних слов и предупреждений просто сорвал её с петель и швырнул на пол вместе с картиной. И, наконец, Шэдоухарт с жестом божественного благословения переступила порог, высоко держа в руке светящееся ярким светом оружие, и объявила о своём прибытии… единственному бронированному скелету, стоящему посреди комнаты. Короткая секунда растерянного молчания — всё, что было нужно Астариону. — Гоуди! — воскликнул он, театрально врываясь в комнату подземелья. — Мой старый глиняный дружок! И лицо, не годное даже для загара! Так, слушай, похоже, я немного припозднился на сегодняшнее празднество, будь добр, дай нам ключ от Западного Крыла. У меня довольно важная встреча. — Аа-стар-ии-он? — удалось таки вышипеть скелету-охраннику сквозь сгнившие зубы и из ещё более истлевшего шлема. — Да, дорогуша, единственный и неповторимый! — Но ты… ты… пропал! Мы искали тебя… — Вечность, я уверен. Но не будем отвлекаться, хорошо? Ключ. Живо. Несмотря на неоднозначную реакцию, Гоуди таки решился противостоять небольшому отряду, вторгшемуся в его защищённые комнаты. — Ха! — гоготнул он. — Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-а-а! Конечно же ты приполз сюда! Думаешь, можешь просто взять и ввалиться в дом его светлости с требованиями?! Ах ты мелкий червь! Гоуди должен снова наказать тебя. Плохой мальчик! Запру тебя в твоей будке ещё на некоторое время и посмотрим, как быстро ты будешь молить Гоуди о пощаде. Сладко скулить о пощаде для Гоуди, а? Лаэзель тут же буквально отпихнула Астариона в сторону, едва не отправив того в кучу грязной рогожи. — Ты! Скелет! У тебя есть ключ или нет? Гоуди замолчал, рассматривая странную гитьянку с трудноразличимым любопытством. — Да-да, — ответил он наконец. — У Гоуди есть ключ. Но Гоуди не откроет тебе дверь. Ни для кого. Даже для глупой сбежавшей собаки. Лаэзель кивнула. — Как скажешь, раз того требуют твои обязанности. Тогда я начну с того, что лишу тебя рук. Если бы скелет мог побледнеть только от страха, Гоуди был бы первым. — Я… что? — А потом я переломаю тебе все кости по порядку, от запястья до плеча и позвоночника, пока не найду ключ. Если он не появится к тому времени, когда доберусь до твоего черепа, я воспользуюсь твоими рёбрами, чтобы раздвинуть пластины твоих доспехов, пока не удостоверюсь, что ключ находится не у тебя, а где-нибудь в этой комнате. Шэдоухарт моргнула. Похоже, угроза уничтожения была вполне устрашающей. А Лаэзель продолжила. — Если же ты лжёшь, и я не найду ключ в этой вонючей дыре, то я растолкую то, что останется от тебя. Измельчу остатки твоих костей в мелкую пыль, чтобы определить, есть ли в этой комнате какие-либо тайники или проходы. Да, думаю, ты сможешь послужить мне для многих целей. Хальсин взглянул на Шэдоухарт, та пожала плечами и посмотрела на Астариона, который в изумлении уставился на Лаэзель, быстро доставшую из бокового рюкзака молоток и щипцы. Гоуди внезапно подорвался с истошным криком. С воплем и грохотом, размахивая руками и бряцая костями о нагрудник, он, едва не падая, бросился к прислонившемуся к камням Астариону. С преувеличенной искренностью он вцепился в руку молодого вампира, впихивая ему в ладонь кольцо из позолоченного серебра с рубином. — Вот, вот! — крикнул он, несколько громче, чем требовалось. — Ты возьми это, да! Бери! Бери! Идите прямо к дверям и спускайтесь вниз! Видишь? Гоуди помогает мастеру Астариону, когда ему нужно! Не нужно никаких проблем! Пошёл, пошёл! Не стоит опаздывать!!! Астарион вежливо улыбнулся и убрал кольцо в карман. Затем он протянул руку и положил в карман два передних зуба Гоуди.