Shipwreck

Оливет Инген Айлиль горделиво стоял перед огромной статуей Баала — огромным окровавленным черепом, высеченным в камне на высоте почти в двадцать футов над ним, на дальнем конце такого же окровавленного возвышения, скрытого в руинах Подземного города. Впрочем, эта поза не означала оскорбление. Напротив, у Оливета всегда была привычка принимать высокомерную позу, когда он оказывался в присутствии божественных символов. Подсознательно, он хотел, чтобы они произвели на него впечатление, чего никогда не делали иные потусторонние силы. Это ему и нравилось во взаимных отношениях с Маской. Оба одалживали друг другу части себя, влияние и способности, которых не хватало другому, однако делали они это по полному согласию: между ними не было особой любви или преданности. Оливет не поклонялся Маске, а Маска не питал к нему особой веры. Как ни странно, эта взаимная симпатия служила им обоим долгие годы, и он не видел причин нарушать столь выгодный баланс. Но Оливет сейчас думал не о Баале. Вместо этого его мысли были заняты, совершенно неожиданно, вампирским отродьем. Не просто вампирским отродьем, а тем, кого звали Астарион. Он наблюдал за битвой с Касадором Зарром с безопасного расстояния, всецело ожидая, что лорд-союзник одержит победу, а пленные отродья и прочие вампиры — поглотятся адской мессой. После этого он бы вступил в переговоры с новым Вознесённым вампиром о конечной судьбе Темалир и их дальнейших планах. В итоге он даже не удивился и не расстроился, когда старший вампир устроил из-за неё очередное кровавое мессиво. Он всегда считал, что на вампира-аристократа довольно легко повлиять, и для того, чтобы его план сработал, нужно было, чтобы она была лишь немного жива. Так что, пока она ещё дышала, он не видел причин сдерживать особо буйные аппетиты. Но тут Касадор пал. И не просто пал, а был заколот до кровавых ошмётков бледным эльфом с алыми глазами и тонким профилем. Затем этот эльф помчался к его бывшей возлюбленной, стащил её с балки и с такой нежностью прижал к себе её израненное тело, что Айлиль обомлел. Когда вокруг собрались остальные, в том числе и медведь-друид с гитьянкой, он быстро скрылся во мраке, оставаясь невидимым. Теперь, когда в воздухе ощущался привкус магии, он не сомневался, что друзья её спасли. Что Темалир ещё жива. Но он всё никак не мог выбросить из головы образ того молодого вампира. Как и его взгляда на ней, лежавшей без сознания в его объятиях. Астарион. Новый партнёр Темалир. Нет, не партнёр. Её любовник. Её любовь. Её верный спутник. Он должен был признать, что она умела выбирать. Как с раздражением отметил Оливет, Астарион был потрясающе красив. Крепкая челюсть с выдающимися чертами, сияющая, как жемчуг, кожа, дерзкая улыбка и тело, достойное гарема. Неудивительно, что Касадор так его ценил. Но теперь этот глупый нытик был мёртв от руки собственного детища, и он остался без одной могущественной влиятельной пешки. Это также означало, что вернуть Темалир теперь будет гораздо сложнее, и ему ещё предстояло решить, будет ли он действовать по принципу «два к одному». Убить вампирское отродье или оставить его себе? Разумеется, он был бы не против, чтобы Астарион вместе с ней жил в клетке в его спальне. Рычание, а затем безумное хихиканье эхом прокатилось по сводчатому пространству. Орин снова и снова обходила вокруг центрального стола, слегка наклоняясь над ним, словно осматривая некую невидимую конструкцию, скрытую в гигантской плите тёсаного камня. — Да, ДА! — говорила она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я заберу медведя-эльфа. Его зовут Хальсин. Столько плоти. Большой, как бык. Столько мяса, которое хочется резать, резать, резать! Я заберу его. Я приму его облик. Они не узнают. Я последую за ними в их убежище. Столько крови, что чаша Отца переполнится! Безумный энтузиазм Орин, конечно же, не был бессмысленным, несмотря на то, что из неё продолжала сыпаться несусветная чушь. Последние несколько часов Избранная Баала проводила какой-то ритуал с внутренностями трёх (бывших) хранителей её храма. Используя тёмную магию, что давал ей огромный череп, она пыталась определить местонахождение их врагов, убивших Касадора, по остаткам его крови, рассеянными по городу. А делала она это потому, что Оливет, к своему стыду и беспокойству, больше не мог видеть Темалир. Он этого не понимал и беспокоился. С самой первой их встречи, случившейся десятилетия назад на палубе давно позабытого корабля, Оливет всегда мог мистическим образом отследить местонахождение Темалир, используя её имя. Маска настоял на том, чтобы он мог сделать это для любого связанного с ним могущественного или потенциально опасного приближённого, поскольку у него была привычка работать в основном с пиратами и прочими отбросами моря. Естественно, он никогда не говорил ей о своих способностях, и этот дар особенно пригодился ему в последнее время. Не говоря уже о том, что с тех пор, как он узнал, что именно она стала героем, прославленным во всём регионе, — именно она восстала против Абсолют и убила Избранного Миркула. Оливет неосознанно скрипнул зубами. Темалир, которую он знал, не была героиней. С каких это пор его ловкий капер превратился в героя? Как могло случиться, что она, ОНА, победила такого опытного полководца и некроманта, как Кетерик Торм? Да ещё и собрала союзников с такими известными именами? Кто эта эльфийка и почему он больше не мог её увидеть, сколько бы раз ни писал имя? Орин злобно хихикнула, сделала ещё один оборот вокруг алтаря и зашипела. — Вижу, вижу! Сначала сломай их. Они не отличат одно от другого. Оливет её не слушал — не было и желания. Он лишь размышлял над видением, которое пришло к нему в последний раз, когда он медитировал над именем Темалир.

***

Вдалеке виднелся лагерь. Лагерь в дикой местности, аккуратно разбитый на небольшой поляне рядом с ледниковым отложением крупных серых валунов. Деревья заслоняли круг палаток, разбитых вокруг центрального костра неподалёку от прозрачных вод усыпанной галькой реки. Сквозь деревья до него доносились звуки смеха: человеческие фигуры двигались туда-сюда в свете костра. Он чувствовал запах жарящегося мяса и кипящего бульона сквозь дым хвороста, без сомнения, собранного с лесной подстилки. Он чувствовал её присутствие, поэтому сосредоточился и переместился поближе к происходящему. Оливету показалось, что он проплывает мимо тяжёлых стволов деревьев и бесшумно скользит по опавшим листьям. Два негромких женских голоса слились во что-то наподобие боевого песнопения, в то время как мужской голос предостерегал их, чтобы они случайно не спалили ужин своими проделками. Айлиль придвинулся ближе, намереваясь увидеть, во что и с кем ввязалась Темалир. Однако он отметил, что совершенно не узнаёт это место. Оно не было знакомо ему нигде за пределами Врат Балдура, и он не чувствовал вкуса морской соли на ветру. Эльфийка была далеко от побережья, и уже одно это было для неё необычно. На мгновение ему показалось, что он услышал её голос. Она побуждала кого-то станцевать или, может быть, спеть, он не был уверен, но в голосе ясно слышалось веселье. Она была счастлива, её голос был радостнее, чем что-либо, что он мог вспомнить. Он проследил за знакомыми звуками и собрался подойти. Но затем повернулся и столкнулся с иссохшим человеком, преградившим ему путь. — Тебе… не рады здесь. Голос был хриплым и невесомым, как будто слова вырывались через отверстия в его мумифицированном горле, а не создавались его языком, который словно и не двигался, когда он говорил. Нежить сидела на большом камне, сплющенном столетиями влияния непогоды. На коленях он держал длинный свиток развёрнутого пергамента и, кажется, что-то выписывал пером по списку. Или, во всяком случае, это выглядело как список. Буквы не были знакомы, а язык неразборчив. Но, когда он закончил зачёркивать одну из записей грязными чернилами, он начал писать рядом с ней что-то ещё, начиная с росчерка крупной скорописной буквы «Л». — Назад поверни, странник. Не рады тебе в этом месте, — повторил он монотонно. Оливет нахмурился. Это было всего лишь видение, а не астральная проекция. Как могло это… существо… вообще узнать, что он здесь? — Кто ты? — спросил он у мешающего духа. — Никто, — ответил тот. — Но тебя я знаю. В сознание Оливета закрался ледяной ужас. Он откуда-то знал это существо, с его бурой кожей и золотыми нитями, скрепляющими заплесневелые кости под рваным плащом, в котором не было и намёка на его первоначальные цвета. — Оливет Саэль Найтстар, прозванный Аргентаамном. Избранный Маски, Повелитель Теней. Аватар Безликих и Забытых. Красноокий. Незримый, ибо не претендуешь ты на камень нетерийский. Раскрытый, потому что стремишься ко всему, что объединяет всех трёх. Одно лишь имя твоё сбивает с пути пугливых. — Как? — пробормотал он, отступая от говорящего существа. — Откуда ты это знаешь? Эти имена были вычеркнуты из всех воспоминаний. — Да, — ответил Иссохший. — Однако то не всё, что написано.

***

Он очнулся от своего видения в поту. Он был растерян и потрясён, что было для него непривычным. И ему это не нравилось. К сожалению, из секундной задумчивости Оливета выдернули чужие пальцы, перебирающие прядь его длинных чёрных волос. — Прелесть какая, — вздохнула Орин, наматывая пряди на палец и потягиваясь. — Твои глаза стали бы таким деликатесом, если бы их вырвали и нанизали на шампур у моего костра. — Она снова хихикнула. — В них таятся тени, их так приятно пить. Опять проблемы с твоей ненаглядной, моя сочная лунная шкурка? Честно говоря, она ему очень не нравилась. Но, как ни странно, не так сильно, как Энвер Горташ. Он почти что скучал по Касадору. По крайней мере, тот знал, когда нужно держать свои клыки при себе. — Она придёт. Всегда приходила, — ответил он, устало отмахнувшись от прикосновений Орин. — А если нет, то ты сможешь догнать её и её отряд, когда выйдешь на их след или когда захватишь друида. Только уж постарайся не выдать себя ненароком. Они уничтожили Кетерика в его собственных владениях. Не стоит их недооценивать. — О, бедный медведь уже угодил лапой в мой капкан. — Она скромно улыбнулась, перебирая слова, словно пытаясь соблазнить его образами. — Осталось только его сомкнуть и наслаждаться истошными воплями. Но это вряд ли тебя волнует, не так ли, шепчущий кузнец? Тебе нужно сместить лорда. — Горташ — тиран. Причём очевидный. С Абсолют или без, его планы не обеспечат ему долгой жизни, сколько бы богачей он ни бросил в котёл. Пусть устраивает свою коронацию или любую другую церемонию, которую потребует. Скоро он сам станет пиршеством для своих воронов. — Мммм… — ответили ему в ответ, и было непонятно, соглашается ли она с ним или воображает себе, что убивает его. Опять. — Так что прекращай играться со своей едой и приступай к делу. Темалир не заставит себя долго ждать. Она знает о короне Карсуса, о камнях и о Мозге. Она догадается, что Абсолют — марионетка Мёртвой Тройки, а значит, вопрос лишь в том, кого из вас двоих убьют первым. А Горташ, конечно же, начнёт торговаться, чтобы это была ты. — О-о-оу… — Она хихикнула, проведя пальцами по его плечам в насмешку над лаской. — Кто бы мог подумать, что ты так вожделеешь меня. Ты трепещешь от одной мысли об этом. Что бы сказал мой дедушка? Оливет закатил глаза и еле сдержался её оттолкнуть. — Я предстал перед Трибуналом убийств так же, как и ты, Орин. И, надо сказать, был признан достойным. Достойным восхищения, по словам самого Саревока. У меня нет времени на эту чушь. — Ах, да. — Орин впилась ногтями в его шею, отчего он скривился и уставился на неё. — Дедушка так восхищается твоим творческим подходом. Однажды он сказал о твоём искусстве убивать, как о маэстро, сочиняющем великую симфонию. Истинный художник на пороге славы. Но… — Она прижалась щекой к его плечу и лизнула в изгиб уха. — Тебе не хватает страсти. В твоих достижениях нет гордости, в твоих победах нет триумфа. Нет страха, что ты не сможешь достичь ещё большего мастерства, чем прежде. А значит, не будет и поклонения. Никакого восхищения от Отца Баала. Неудивительно, что твоя подружка охотнее ляжет с трупом, чем с тобой. Он сорвался с места и схватил хохочущую пародию на женщину за горло. — Заткни пасть, несносная ты шлюха! Ты — ничтожество, а твой последний союзник сидит в замке и приказывает своим машинам перемолоть тебя в крысиный корм. И если бы не я, ты бы уже потеряла контроль над Нетерийским Мозгом. Ещё один подобный промах — и ты погрязнешь в собственном дерьме на глазах у всех Нечестивых убийц. С медленным возмущённым вздохом Орин вырвалась из его хватки и вернулась к ритуальному столу. — Ну хорошо, маленькая яркая искорка. Веточка Дома Найтстар. Мы поиграем вместе позже. А сейчас я должна пойти и надеть своё лучшее платье, чтобы закончить танец, который ты начал. — С этими словами она повернула кольцо и исчезла в пепельном облаке, оставив Оливета стоять одного в самом сердце священного круга Баала. Он в последний раз взглянул на огромный каменный череп. Тот не заговорил с ним и даже его не заметил, но, впрочем, он никогда и не замечал. Баал был всего лишь средством достижения цели в этом проклятом месте. Остановившись, чтобы вытряхнуть из волос какую-то гадость, Оливет нахмурился и направился к лестнице, ведущей обратно в Подземный город. Как только он окажется вне поля зрения Баала, он сможет вновь зажечь один из древних кругов, спрятанных в скале, чтобы вернуться в подземелье Касадора. К сожалению, у него ещё оставались незавершённые дела, часть из которых заключалась в оттирании застывших кровавых следов старшего вампира с полированного мрамора, чтобы Маска мог предоставить ему аудиенцию с приговорённым призраком. Заставить вампиров раскрыть свои секреты было гораздо проще, когда они были окончательно мертвы, а у него были вопросы о кое-ком, недавно покинувшем Багровый дом. Выходя из храма, он обратил внимание на тени, с привычной подозрительностью оглядел остальных прихожан и постарался не оставить никаких особых свидетельств своего ухода. В конце концов, это была его привычка. Но чего он не заметил, и на что он самонадеянно не обратил внимание, так это на трёх часовых, стоящих в конце лестницы, тогда как в момент его прибытия их было всего двое. Не заметил он и того, что третий был облачён в чёрные доспехи с вышивкой из паучьего шёлка дроу, в сапоги, не издающие при ходьбе ни звука, и в капюшон, из-за которого его очертания было особенно трудно различить на фоне беспросветных стен пещеры. И уж точно он не заметил бледного лица, обернувшегося ему вслед с алым блеском, который не показался бы странным никому из тех, кто пребывает в священном экстазе от убийств. Астарион обернулся к остальным стражникам, которых явно ничуть не смущало, что он здесь стоит и что они не знают, кто он такой и откуда взялся. Чёрная Перчатка и Нечестивый убийца просто продолжали спорить о том, как лучше отравить особенно бдительную цель; этот разговор они вели с момента его появления. Астарион с ехидной ухмылкой к ним присоединился. — Ну а… — перебил он. — … как бы вы отравили, скажем, того, кто только что ушёл? Он кажется особенно ценным трофеем. Чёрная Перчатка бесстрастно усмехнулся. — Это Оливет. Оливет Айлиль из Торгового дома! Только яд на него не подействует. — О? И почему же? — У него иммунитет к подобному. Это дар от его Владыки. Его нельзя убить любым способом, который был бы… как это говорится… безвкусным? Незапоминающимся? Если его имя не известно, то в тот момент, когда его сердце останавливается, оно просто запускается вновь. Он не может умереть в безвестности. Неужели ты этого не понял? Вот почему он так свободно разгуливает среди верных Баалу. И так грубо разговаривает с Дочерью Убийств. Умереть здесь — всё равно что упасть единственной каплей в океан крови. Нет, нет, его имя должно умереть вместе с ним. Астарион кивнул, как будто всё сказанное имело для него смысл. Однако в голове у него начал складываться новый план. Он отправился на разведку за информацией, пока остальные будут исследовать покои Трибунала убийств, о котором Оливет говорил Орин всего несколько минут назад. Астарион должен был вскоре присоединиться к ним, чтобы сообщить, что ему стало известно, но возможность того, что Оливету суждено умереть зрелищно или не умереть вовсе, заставила его задумчиво остановиться посреди львиного логова. Если Оливету нужно было умереть… зрелищно… Что ж, он мог бы это устроить. Уж он-то точно придумает, как обратить на него внимание в нужный момент, если не сказать больше. Как-никак, в городе был цирк. И… Астарион остановился и почти комично склонил голову, заметив, что у одного из Нечестивых убийц, горделиво возвышающегося над культистами внизу, на поясе в качестве трофея висела отрубленная голова. Отрубленная голова с огненно-оранжевыми и синими волосами, густой белой краской на лице и едва заметным намёком на клоунский воротник, оставшийся на шее и украшенный засохшей кровью и лентами. Ну привет, Капля. На мгновение Астарион задумался, хватит ли у него навыков, чтобы украсть эту голову. Она должна быть достаточно тяжёлой, и вряд ли поместится в его сумку. Но потом он подумал: «А какого чёрта!». Он ещё никогда ничего не выигрывал в цирках. Ни плюшевых мишек, ни золотых рыбок, а Лирика будет очень рада такому продуманному подарку. Может, он даже поздравит её с Днём Песни Сердца и добавит несколько шоколадных конфет. В последнее время удача была на его стороне. Возможно, пришло время её проверить.