***
— Ну, рассказывай, Шастун. Павел Алексеевич встречает его в своём кабинете с крайне суровым лицом, которое вообще ничего хорошего не сулит. Посмотришь на него и ясно сразу, что знатной встряски не миновать. Он обходит свой стол, садится за него и снимает очки, складывая руки на столе, будто специально появления Антона ждал и сейчас, видимо, готов слушать. — Рассказывать что? — уточняет Антон. Он проходит вглубь кабинета и, не дожидаясь приглашения, занимает место напротив подполковника, за его большим дубовым столом. Окидывает кабинет взглядом, точно попал сюда впервые, но лучше уж рассматривать давно выученные наизусть стены, чем ловить на себе взгляд Павла Алексеевича, полный свирепых молний. — Что конкретно вы хотите услышать, товарищ подполковник? — Для начала о том, как продвигается дело, — тот трёт переносицу, всё ещё взгляда с Антона не сводя. — Уверен, ты уже нашёл маньяка. Антон ёжится, профилем чувствуя, что в нём буквально дыру прожигают. Он останавливает взгляд на большом шкафу в углу кабинета, в котором хранятся какие-то пыльные папки, пробегает глазами по небольшому дивану, пластиковому окну, подоконнику, портрету президента, фотографии семьи подполковника на столе, компьютеру, развёрнутому экраном к Павлу Алексеевичу и, наконец, останавливается на нём самом. — К сожалению, порадовать нечем, — говорит тихо, но уверенно. — Мы работаем над версиями. — Долго работаете, не находишь? — Павел Алексеевич пару секунд роется на своём столе, а после кладёт перед Антоном свежую газету. — Последняя жертва уже на всех первых полосах. И это я ещё молчу, что издательство Белого в интернете активно пишет, скоро все вокруг всё знать будут в больших подробностях, чем ты. Меня в министерстве уже без вазелина ебут на постоянной основе, Шастун. А ты работаешь над версиями? Тебе уже напарника нового дали, и что? Где хоть какой-то результат? — Арсений в отделе третий день. Он ещё даже с делом нормально не ознакомился, — Антон разводит руками, упуская тот момент, что Арсений давно знает почти все детали дела. — Вы требуете от нас невозможного. — Да что ты? А по-моему, я просто требую от вас выполнять свою работу, — Павел Алексеевич слегка повышает голос и хлопает рукой по столу. — У тебя две недели, Шастун, а после дело перепадут кому-то другому. Ты слишком долго проверяешь версии. — Я вас понял, — кивает Антон. — Мы найдём этого… убийцу, — он проглатывает ругательства, потому что выражаться при высшем руководстве — моветон. — Я свободен? — Пока что да, — Павел Алексеевич указывает на выход, но снова зовёт Антона по имени, когда тот уже хватается за ручку двери, вынуждая замереть и обернуться. — Научи своего нового напарника держать себя в руках. Каждая его выходка — выговор тебе. Иди, работай. — До свидания, — слова вроде «пошёл ты в жопу» снова приходится проглотить. Антон, кажется, учится у Арсения слишком быстро и не слишком положительным аспектам.***
Антон возвращается к себе в кабинет на взводе. В последнее время Павел Алексеевич только и делает, что отчитывает его как сопляка последнего. А он, между прочим, один из лучших сотрудников в отделе, и у него одна из лучших раскрываемостей. А что сейчас происходит? А сейчас он чувствует себя бесполезным куском дерьма. Арсений сидит на диване, всё ещё безуспешно вытирая кровь с разбитого носа и губы. Антон смотрит на него с полминуты, потом молча подходит к шкафу, достаёт аптечку, чистое полотенце для рук и возвращается к Арсению, забирая из его рук какую-то непонятную перепачканную кровью тряпку, откидывая её куда-то на другой конец дивана. Всё в той же тишине он находит в аптечке перекись и, смочив в ней вату, берёт Арсения за подбородок, заставляя слегка склонить голову набок. — Тебе сильно влетело? — морщась от боли, когда Антон прикладывает вату к ране на губе, спрашивает Арсений. — Нет. — У нас будут проблемы? — Нет. — Ты знаешь какое-то другое слово, кроме «нет»? — Арсений перехватывает его руку, не давая продолжить обрабатывать свою рану, и смотрит в глаза. — Антон, — зовёт он. — Что? — рявкает тот, вырывая руку и отходя на пару шагов. Он берёт полотенце, которое до этого достал из шкафа и, намочив его водой прямо из кулера, снова отказывается рядом с Арсением, принимаясь вытирать кровь с его лица и шеи. — Мне жаль, что так вышло, — тихо говорит Арсений без толики сожаления в голосе. Антон смиряет его строгим взглядом. — Тебе не жаль. Себе-то хоть не ври. Арсений на это улыбается криво и снова морщит нос-кнопку, тихо шипя от боли, когда рана на губе слегка растягивается и вновь начинает кровоточить. У него такое бледное лицо, что Антону не по себе становится от того, насколько оно контрастирует с алыми разводами крови, въевшимися в кожу. А глаза голубые, синие почти, смотрят так, будто могут в душу заглянуть, чтобы ответы там найти. — Мне не жаль, что я подрался с этим придурком, — наконец, говорит он, — но жаль, что подставил тебя и заставил волноваться. — Ты не… — Антон устало трёт переносицу, ловя чужой взгляд. — Арсений, я ведь уже говорил, что тебе нужно держать себя в руках. Я злюсь не потому что, ты с Сашей этим подрался, а потому что ты неуправляемый в гневе. Так нельзя, понимаешь ты это или нет? — Он сказал… — Похуй мне, что он сказал и что он имел ввиду, — перебивает Антон. — Я понимаю, что для тебя тема прошлого неприятна. И я не собираюсь снова лезть с вопросами. Но я не хочу каждый раз переживать о том, что ты сорвёшься. Мы теперь напарники, Арсений, и я должен знать, что могу на тебя рассчитывать. Разберись со своими проблемами, пожалуйста. Нам работать нужно. Паша нам две недели дал. Договорив, он собирает мусор и, выбросив его в ведро, идёт в сторону выхода, собираясь выйти на улицу и перекурить. Нужно проветрить мозги, да и Эд с Егором наверняка уже выпили свой законный утренний кофе и скоро вернутся в кабинет. Надо заканчивать с этими разговорами об одном и том же, по возможности сейчас, а по желанию — вообще. — Это была мама, — совсем тихо говорит Арсений, когда Антон уже почти выходит из кабинета. — Что «мама»? — переспрашивает он, останавливаясь и прикрывая двери. — Ты спрашивал, кто из моих родных пил… — Арсений теперь смотрит исключительно в пол, нервно заламывая пальцы на руках. — Это была моя мама. Она пила, сколько я себя помню, а папа постоянно пытался её из этого вытащить. Ей было похер на него, на меня и на всё вокруг, — он усмехается невесело. — Знаешь, самое обидное, что когда она не пила, то была лучшей мамой на свете, а потом на горизонте маячила бутылка, и она снова превращалась в… другого человека, — и поднимает взгляд на Антона. — Арсений… — У папы бизнес свой был. Сеть ресторанов в Москве и в Питере. Его многие знали… не важно, — он устало откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. — Этот урод, Саша, работает в той газете, где недавно был погром. Они часто про папу писали, ты должен был слышать, если новости читаешь… — Так Сергей Попов — твой отец? — уточняет Антон. — Угу, — мычит Арсений. — В общем, когда мама… когда её не стало, вследствие очередного запоя, папа совсем в себя ушёл. Он ведь любил её больше жизни, всё время пытался… исправить, помочь. Папы не стало через год после того, как мы маму похоронили — он себе пулю в лоб пустил из подаренного когда-то мной же пистолета, пока я в универе был. Кто же знал, что его любовь к охоте и оружию вот так обернётся. И последний наш с ним разговор был о том… что мама пила из-за меня. Что это я, блять, виноват во всех бедах семьи. — Господи, Арсений, — Антон рвано вздыхает, подходя чуть ближе. — Я… мне жаль. — Этот Саша тогда про отца снова написал, столько говна на нашу семью вылил: что мама была шлюхой дешёвой, что отец сам ей торговал, что я наркоман конченный. Я тогда всё это проглотил. Не хотел вертеться во всём этом, забыть хотел. Больше всего на свете хотел, чтобы все вокруг поскорее забыли обо мне и перестали смотреть как на убогого, — Арсений морщится, как от зубной боли, открывает глаза и вновь упирается взглядом в Антона. — Я бизнес продал, дом родительский, квартиру, даже машину — только бы отмыться от всего этого. Но Саша меня не оставил, с самого начала, как убийства начались, стал предъявлять мне херню всякую, мол у меня крышу сорвало после смерти родителей, вот и решил в убийства податься. И я, блять, снова проглотил. Чувствовал себя терпилой каким-то, но ни слова в ответ не говорил. Антон, я… терпел. Я всё терпел, клянусь тебе. Никогда себе лишнего не позволял в адрес этого урода. Он сглатывает шумно, а Антон не понимает, куда себя деть, потому и стоит буквально в шаге, нависая над ним с высоты своего роста и впитывая каждое слово, сквозящее непроходящей тоской и болью. — А сегодня… Сегодня я просто слушал его и вспоминал всю херню, что он тогда написал, понимаешь? Всё дерьмо, которое он вылил на меня и родителей покойных. Я просто… Антон, я знаю, что я психованный иногда, что сдерживать себя порой не умею, но сделать ничего не могу. Мне нравится строить из себя сильного и непробиваемого, — Арсений снова усмехается. — Но каждый, блять, раз, когда я вспоминаю своё детство, всю свою ёбанную жизнь, я думаю, быть может, это всё всё-таки сломало меня? Может, не такой уж я и сильный, каким хочу казаться? Вся моя сила в том, чтобы сарказмом дерьмо на душе прикрывать и нажираться в одиночестве в пустой квартире, чтобы никто не видел, как сильно хуёвит. А ещё отталкивать всех, кто пытается ближе стать, потому что… потому что нахуй кому-то все мои загоны нужны? Антон молчит. Он просто обдумывает чужие слова и не знает, что сказать. Не знает, как себя вести сейчас, потому что совершенно не привык к откровенным разговорам, а уж тем более к откровенным разговорам с Арсением. Да он его вообще никогда за пару лет знакомства не видел таким… подавленным? — Вот и вся история. Ты её хотел услышать? — Арсений головой встряхивает, будто воспоминания сбить пытается. — Ну как? Лучше стало? Приятно поковыряться в чужом нижнем белье, окунуться в чужое болото? Конечно, тебе такое нравится, ты же мент. — Я полицейский, — мягко поправляет Антон. Он садится рядом с Арсением, берёт его за руку и слегка тянет на себя. — Иди сюда. — Зачем? — Арсений недоверчиво сощуривает глаза. — Затем, что я хочу тебя обнять, — Антон улыбается и снова притягивает его к себе. Арсений поддаётся, утыкается носом ему в плечо и вздыхает рвано. — Ты ведь понимаешь, что не виноват в том, что с родителями случилось, и в том, в чём тебя папа обвинял? Ты же ребёнком был. — Понимаю, — кивает Арсений, — но крышу всё равно рвёт. Антон улыбается, переплетает с ним пальцы. У Арсения ладони холодные, и это так сильно контрастирует с его собственными, вечно тёплыми и влажными, что даже мурашки по коже проходят. А может эти мурашки от того, что Арсений шумно дышит ему в шею? — Спасибо, Антон, — отстранившись, говорит он. — И извини меня ещё раз за эту выходку. Я правда не хотел тебе проблемы доставлять. — Да брось, всё нормально. Никаких проблем ты не доставил, — Антон сжимает его руку чуть сильнее. — Знаешь, ты ведь мог не рассказывать всего этого, — он ловит на себе весьма удивлённый взгляд. — Я в том смысле, что мне похуй, что там говорил этот придурок. И я только с утра сегодня решил, что не буду лезть к тебе с вопросами больше, по крайней мере, пока ты сам не захочешь рассказать. Тогда, у дома Дениса, я выразился совсем не так, как хотел. То есть… Мне не важно, что у тебя было в прошлом, не потому что мне в принципе на тебя похер, а потому что мне важно то, что происходит сейчас. То, что между нами происходит. — А что между нами происходит? — Арсений улыбается по-лисьи, хитро щуря глаза. — Я не знаю, — Антон ведёт плечами, всё ещё не выпуская его руку из своей. — А ты бы хотел, чтобы что-то происходило? — Честно? — Арсений прикрывает глаза и тянет губы в еле заметной улыбке. — Знаешь, я так давно ни с кем не был и вообще, кажется, разучился доверять — всегда думал, что одному проще… — Что изменилось? — Ничего, я по-прежнему так думаю… Антон усмехается: — Чудесно. — Можешь не перебивать? — просит Арсений. — Спасибо. Так вот, я всё ещё так думаю, но ты… С тобой комфортно, понимаешь? Даже несмотря на все наши перепалки, недопонимания и прочее, мне нравится находится рядом с тобой, и я… не знаю, как описать это чувство… — Я тебя понял, не напрягайся, — Антон тянет руку, слегка взъерошивая тёмные волосы Арсения, и улыбается широко, когда тот фырчит недовольно. — Никогда не думал, что мы можем вот так вот сидеть и разговаривать. Мне казалось, что ты меня на дух не переносишь. — Возможно, так и было, — Арсений снова хитро прищуривается. — Или я просто пытался привлечь твоё внимание. Антон глаза закатывает: — Странные у тебя способы, знаешь ли. Арсений фыркает: — Извини уж, как могу, — и хихикает тихо. — Антон, — дверь распахивается так резко, что им с Арсением едва удаётся отпрянуть друг от друга, как в кабинете появляется чуть взъерошенный Эд. — Извините, если помешал, — быстро говорит он, — но у нас новый труп.***
Они приезжают на место примерно через полчаса. Территория небольшого переулка оцеплена, но вокруг, кроме полицейских и скорой, всё равно снуют зеваки, а на тротуаре стоит несколько журналистов, в одном из которых Антон узнаёт Сашу. Он отстёгивает ремень безопасности, припарковав машину недалеко от пары других полицейских, и смотрит на Арсения, который, судя по взгляду, журналистов тоже замечает. Не говоря ни слова, Антон протягивает руку, укладывая её на чужое бедро и успокаивающе поглаживая, этим пытаясь показать, что он рядом, что всё будет нормально. Арсений переводит взгляд на него, слегка вздрагивая от прикосновения, но тут же расплывается в лёгкой улыбке, от которой на щеках появляются еле заметные ямочки, а вокруг глаз — морщинки лучики. Он перехватывает руку Антона, сжимает её несильно и подносит к губам, оставляя лёгкий поцелуй, а после в глаза смотрит, и улыбка становится чуть ярче. Так они и общаются в этот момент — касаниями и взглядами, но слова им и не нужны. Слова сейчас даже лишними кажутся. — Уверен, что хочешь идти туда? — спрашивает Антон, когда они выбираются из машины. — Поз написал, что там зрелище не для слабонервных. Может, лучше тут подождёшь? Я быстро всё осмотрю и поедем в участок. — Мне же не пять лет, Антон, — Арсений закатывает глаза, подходит чуть ближе и, взяв его за плечо, слегка подталкивает к оцеплению. — Не переживай. Я уже видел трупы, и они меня не пугают. Антон на это не отвечает. Он и не думает, что Арсений боится трупов, просто иногда такие картины бывают, что его самого выворачивает наизнанку. Помнится, первые полгода работы в полиции, он блевал всякий раз, когда они работали с очередным трупом, а потом ещё долго не спал ночами, потому что из раза в раз видел лица покойных. С годами это, конечно, прошло, но неприятный осадок до сих пор остался. — Здравия желаю, капитан Шастун, — один из сотрудников отдаёт ему честь, пропуская под ленту оцепления, но тут же преграждает дорогу Арсению. — Это место преступления, тебе тут вынюхивать нечего. — Эй, оставь его, Дорохов, — вмешивается Антон. — Он со мной. Всё хорошо. Денис осматривает Арсения с ног до головы с таким видом, точно он какой-то оборванец, подошедший к нему на улице, чтобы просить милостыню. Вот только из них двоих как неотесанный оборванец выглядит именно Денис: низкорослый, стрижка — не стрижка вовсе, а чёрте что, глаза узкие, маленькие, губа заячья и нос кривой, ещё и мешки под глазами такие, что Антону даже завидно становится — вот кто тут, кажется, действительно не спит ночами. Арсений же, на фоне этой мрачности, смотрится как герой нуарного фильма, в своей этой белой выглаженной рубашке с пятнами крови и чёрных брюках в обтяжку. — Еб твою… — Антон не договаривает, потому что слова где-то в горле застревают, вместе с подступившим комом. Он замирает на месте, так и не подойдя ещё ближе к жертве, вокруг которой ходит Дима с ещё парой сотрудников лаборатории. Чуть в стороне от них стоят Эд и Егор, приехавшие минут на десять раньше, точно в таком же немом шоке пялясь на всю эту картину. А посмотреть действительно есть на что: на стене старого кирпичного здания, с привязанными к металлической лестнице руками, висит молодая девушка с изуродованным телом. Антон даже представлять не пытается, сколько всего на ней ран, но из одной, самой крупной, которая проходит поперёк живота, свисают органы. Глаза открыты как и рот, будто в последнем предсмертном крике. А на стене справа от неё пестрит кровавая надпись «Фантом». На улице светло, и это позволяет разглядеть картину во всех, мать её, красках. — Она ещё жива была, когда он её выпотрошил, — слышится голос Димы, обращённый к прибывшим, и Антон подходит к нему, стараясь не пялиться снова на жертву, но взгляд всё равно возвращается. — Надпись написали её же кровью, пробы взял, поэтому точнее скажу в лаборатории. — Арсений, надо поговорить с… — Извини, я… — тот не даёт ему закончить, качает головой и, заметно побледнев, стремительно уходит в сторону, куда-то за оцепление. — Есть, что мне рассказать? — спрашивает Антон, провожая Арсения взглядом и тяжело вздыхая. Ну просил ведь его остаться и не идти сюда. Почему этот бестолковый никогда не слушается? — Улик как всегда нет, но сейчас сложно сказать, — Дима разводит руками. — Возможно, я смогу найти что-то во время вскрытия. Но личность мы уже знаем, — он кивает на Эда. — Ребята при ней документы нашли на имя некой Родины Марины Витальевны. — Угадаешь с трёх раз, на кого она работала? — спрашивает Эд, подходя к ним вместе со своим напарником. — На нашу любимую газетёнку, — он указывает рукой за оцепление, — вон, уже её коллега ненаглядный подоспел. — Почему Фантом вдруг изменил тактику? — задумчиво уточняет Дима. — С чего бы вдруг ему менять свои привычки? Раньше он убивал только студенток, при чём без кровопролития, а тут взрослая женщина… И столько жестокости. — Не знаю, — Антон подходит на пару шагов ближе, поднимает голову и осматривает жертву ещё раз. — Может, потому что это не наш Фантом сделал? — Думаешь, подражатель или поклонник появился? — кривится Егор. — Вряд ли, подражатели обычно помешаны на объекте своего подражания, убийства чаще всего идентичны, а тут… — Антон взмахивает рукой, чуть было не выбив из рук Эда пакет с уликами, в котором сложены найденные у жертвы документы. — Странно это всё. Будто у Фантома конкурент появился или… не знаю, — он достаёт из кармана сигареты, после чего смотрит на других сотрудников. — Блять, да снимите вы уже её, чего застыли то? — и снова переводит взгляд на Эда. — Сначала офис Белого, потом его сотрудница… Нужно вызвать этого придурка на разговор. — Попробуй, конечно, — хмыкает Егор, морщась, когда тело девушки начинают спускать на землю, — только вряд ли получится в ближайшее время. Антон вскидывает брови, наконец, решая прикурить: — В смысле? — чуть шепеляво спрашивает он, пытаясь удержать сигарету губами, пока руками прикрывает огонёк зажигалки от ветра. Чиркает несколько раз, трясёт рукой и предпринимает ещё одну попытку. — А Руслана в городе нет. Он в Питер свалил, в командировку, — поясняет Егор, глядя на его тщетные попытки, а по итогу достаёт из кармана свою зажигалку, подносит к сигарете Антона и поджигает её. — Спасибо, — кивает тот, затягиваясь. — Откуда ты знаешь про Белого? — Потому что я звонил к нему в офис буквально только что, — от показывает свой телефон. — Дежурный, который сегодня за ночной печатью следит, сказал, что шефа нет. — Блять, — Антон выпускает дым через приоткрытые губы. — Узнал, когда он вернётся? — Должен завтра с утра быть на работе, — Егор ведёт плечами. — Но этот… не помню имя сотрудника с которым разговаривал… — он чешет в затылке. — Похер, короче. Он сказал, что командировка может задержаться. — Ладно, я сам заеду к нему в офис утром, перед работой, — вздыхает Антон. — Давайте, парни, заканчивайте тут и поехали в участок. Я пойду найду своего напарника, кажется, он у нас совсем к такому дерьму не привык, — не дожидаясь ответа, он делает ещё пару затяжек, тушит сигарету прямо о стену и уходит в сторону выхода с оцепления. Арсений сидит чуть в стороне, на деревянной лавочке, пялясь куда-то перед собой. Он выглядит ещё бледнее чем обычно, и это слегка пугает. Антон подходит ближе, кладёт руку ему на плечо и слегка сжимает, чтобы привлечь внимание. — Как ты? — Прости, — тихо говорит Арсений, переводя взгляд на него и прикрывая глаза. — За что? — не понимает Антон. — Я… раньше никогда такого не видел… — его голос звучит крайне растерянно и будто… виновато? Серьёзно? Он прощения простит за то, что просто не смог смотреть на изуродованный труп? Господи, какой же удивительный человек. — Мне жаль, я не хотел позорить тебя перед коллегами. Это было… — Так, — Антон не даёт ему договорить, сжимает руку на плече сильнее и склоняется, чтобы в глаза заглянуть. — Забей, Арсений, всё хорошо. Ты никого не позорил. Всем насрать. Арсений усмехается невесело: — Ты ужасный лжец. — Ладно, быть может, не всем, — Антон улыбается уголками губ. — Эй, посмотри на меня, — и берёт его за подбородок, возвращая взгляд к себе. — В этом нет ничего постыдного. Все мы когда-то точно так же реагировали. Перестань загоняться. Поехали, я тут, вроде, закончил. Нужно умыть тебя нормально и переодеть, а то ты сам выглядишь как труп. — Меня сейчас снова стошнит, — Арсений забавно морщит нос. — Завязывай быть таким милым. — Это называется забота. — Знаю. Отвратительная и неблагодарная вещь. — Поехали уже, — Антон закатывает глаза и выпрямляется, убирая руку с его плеча. Они идут к машине молча и так же молча забираются по своим местам. Пока Антон заводит двигатель, Арсений бесцеремонно роется по его бардачку, пока не выискивает там жвачку. Победно улыбнувшись, он закидывает одну пластинку в рот. И лучше ему, пожалуй, не знать, сколько эта гадость там пролежала, потому что по сроку годности она наверняка может посоревноваться с ним самим. — Я слышал от журналистов, что эта девушка работала на Руслана, — усаживаясь поудобнее и пристёгивая ремень, говорит Арсений. — Всё верно. — Нужно поговорить с ним. — Да, нужно, — Антон кидает на него короткий взгляд, выезжая на дорогу. — Но завтра. — А почему не сегодня? Антон улыбается — Арсений иногда задаёт вопросов больше, чем маленький ребёнок. — Потому что Егор сказал, что Белый свалил в Питер и вернётся завтра. — Понятно, — кивает тот. — В участок или поедем что-нибудь перекусить? — Антон смотрит на часы, расположенные на приборной панели, примерно прикидывая, сколько им ехать. — Егор и Эд свяжутся с родственниками погибшей, так что у нас есть немного времени. Надеюсь, что они в городе, и нам не придётся ждать, чтобы вскрытие провести… — На свидание меня приглашаешь? — хитро прищурившись, спрашивает Арсений. — Нет, к сожалению, просто перекусить, — Антон улыбается. — Не тот настрой для свидания, знаешь ли. — Согласен, но есть мне после такого зрелища как-то не очень хочется. — И то верно, тогда заедем за кофе, а потом в участок. Антон тянется к магнитоле, включая негромкую музыку, а Арсений устраивается поудобнее и переводит взгляд на вид за окном. — Угу, — мычит он, прикрывая глаза.