Песня ветра

      Антон ставит на журнальный столик в гостиной две кружки с кофе, улыбается Арсению, уютному такому, всё ещё в его одежде сидящему на диване и папку с делом Фантома листающему. И спокойно так на душе от этого затишья, хоть и понятно, что спокойствие это временное, что скоро они обязательно найдут очередной труп, что скоро этого хрупкого «тепло» между ними может не быть.       Но Антон очень старается об этом не думать, потому что здесь и сейчас слишком хорошо, в их этом хрупком мирке, только-только свои первые кирпичики обретающем. И он бы, пожалуй, многое отдал, чтобы всё именно так и оставалось, чтобы не возвращаться в крайне дерьмовую реальность, в которой он следователь-неудачник, целый год неспособный поймать убийцу.       — Что думаешь? Есть какие-то идеи? — Антон усаживается рядом с Арсением, укладывая его стройные ноги себе на бёдра и поглаживая тонкие лодыжки массирующими движениями.       До работы есть ещё пара часов, а всё потому что Арсений — чёртов жаворонок, который просыпается раньше будильника, часа эдак на три. И Антона постепенно бесить начинает, что последнее время его постоянно кто-то будит, не давая понежиться в постели — даже если этот кто-то тот самый Арсений, на которого он слюни пускает Бог знает сколько времени.       — Ноль, — вздох вымученный. Как же Арсений всё-таки не любит признаваться в собственном бессилии, и так приятно, что он только вчера откровенно об этом рассказал. Вообще, начиная со вчерашнего ливня, все дальнейшие события будто затяжная галлюцинация. Всё также от недосыпа. — Жертвы совершенно ничем не связаны… Разве что женщины. Но толку от этого мало.       — Не расстраивайся, — Антон ноги его поглаживать продолжает, задумываясь на пару секунд, забирает из его рук папку с делом и листает её быстро, будто и так не знает всё наизусть. — Мы выясним, кто это делает. Нам бы хоть одну зацепку, хоть одного подозреваемого. Надо подумать, — виски устало трёт, дело откладывая и руки возвращая на лодыжки Арсения, косточки выпирающие пальцами очерчивая.       У Арсения кожа под штанами так трогательно мурашится от нежности, достаточно немного задрать штанину, и, помимо невероятно тонких, помещающихся в соединённый большим и указательным пальцем круг, лодыжек, перед глазами предстают и голени. Хочется эти ноги не отпускать веками.       — Весь город на ушах стоит, сколько ещё нам отведено времени до начала протестов и жалоб… — Арсений затылком на подлокотник дивана откидывается. Открытый такой, под растянутым воротником футболки виднеется покраснение на ключице — наглядное подтверждение того, что «здесь был Антон». И уходить не собирается. — Ещё статьи эти в «НовСити»…       — Полиция в состоянии сдержать протесты в городе, — Антон вздыхает, руку протягивая, чтобы коснуться полоски живота Арсения, открывшейся под задранной вверх футболкой. Проводит по ней пальцами, невесомо так, щекотно и возвращает ткань обратно. — Да и на жалобы насрать, если честно.       Арсений фыркает смешливо и тихо:       — Как у тебя всё просто.       — Не просто, — Антон улыбается, рукой по внутренней стороне его бедра проводя, слегка вздрогнуть заставляя. — Я всего лишь пытаюсь не терять надежду. Если постоянно думать о том, чего может и не случиться, можно крышей поехать.       — А ты философ.       — Я вообще очень многогранная личность, — тихая усмешка сама с губ срывается, вместе с лёгким щипком, оставленным на стройном бедре. Арсений от этого действия пинается и бубнит себе под нос что-то вроде: «Я тебе задницу откушу, Шастун». — Извини.       — Я серьёзно ведь говорю, — Арсений глаза прикрывает, глядя из-под подрагивающих ресниц. — Люди недовольны ситуацией.       — Они всегда недовольны, — Антон руками разводит, после снова их на лодыжки Арсения возвращая, массируя незамысловатыми движениями. — Властью, органами, экономикой, ценами и политической ситуацией в стране. Это нормально. И это не первый серийный маньяк в истории.       — Ты прав, но… — Арсений задумывается на пару секунд. — Антон, у меня та девушка, сотрудница Руслана, из головы не идёт. Почему Фантом вдруг решил так жестоко с ней расправиться? Прежде ведь в его убийствах всё было почти стерильно: ни крови, ни выпотрошенных внутренностей, а тут…       — Может, сам Руслан всё это и устроил, а? — неожиданно, даже для себя, выдаёт Антон. — И разгром офиса и убийство сотрудницы? Может, хочет больше внимания к своей вшивой газете привлечь? Может, он и есть Фантом?       Он глаза слегка щурит, наблюдая за реакцией Арсения, на лице которого после этих слов ни один мускул не дрогнул. Вчерашние откровения, конечно, притупили чувство ревности, но вот чувство ненависти к этому ублюдку, Руслану, Антон деть никуда не может.       Не может даже тогда, когда его теплую руку обжигает прохлада тонких и деликатных пальцев Арсения. Тот вынужденно голову свою приподнимает, чтобы зрительный контакт с Антоном поймать, тыльную сторону ладони оглаживает без напора, но всё равно слишком ощутимо — Антон словно оголённый нерв рядом с ним, а не человек.       — Почему Руслан, Антон? — в мимике своей не меняется расслабленной, но руку сжимает сильнее. — Готов подозревать человека из-за банальной ревности? Его издательство ведь и так пользуется популярностью среди гражданских.       Антон фыркает тихо, перехватывая его ладонь и переплетая пальцы.       — Ревность тут не при чём, Арсений, — говорит тихо, сам себе не веря. — Просто Белый твой пиздец какой мутный.       — Во-первых, — он усмехается беззлобно, руку Антона ближе к лицу своему притягивая и целуя вскользь в костяшки, — он уже давно не мой, слава Богу. А во-вторых, Антон… — на потолок взгляд переводя с лёгкой заминкой, чтобы после вновь зрительный контакт вернуть со всей серьёзностью. — Я больше, чем уверен, что он тут не причём. У него алиби имеется на момент всех совершенных убийств, помнишь? И оно действительно подтверждено.       Антон с Арсением согласен отчасти, но и признавать этого не хочет, потому что проще ведь обвинить кого-то, чем согласиться с тем, что ты просто ревнивая сволочь, которая не может выполнять свою работу. Потому он головой протестно качает, руку свою из чужой выпутывает и разводит обе в стороны, обречённо так, будто дитя, которому конфет не додали.       — Зато на момент проникновения в офис — нет, и когда сотрудницу убили — тоже, — бубнит обиженно, по-детски совершенно. — Точнее он сказал, что есть, но это ещё проверить нужно.       Молчание Арсения затягивается на несколько щедрых секунд. Для Антона это минуты, часы — да там и до столетия недалеко. Вообще складывается ощущение, что эта небольшая пауза в диалоге напряжная только для Антона. Арсений слишком расслаблен и мягок, и вместо того, чтобы наслаждаться этим, это отчего-то бесит. Бесит, когда твоё нервное состояние не понимают и не поддерживают.       А может и наоборот бесить не должно?       Антон запутался.       Антону снова пять, и он забыл, как правильно вставлять в машинку батарейки.       — Ничего проверять не надо, у него действительно есть алиби и на новое убийство. Да и, в конце концов, если во всех ста случаях человек оказывается невиновен, какова вероятность того, что вот на сто первый это точно он? Нам бы не зацикливаться на Руслане по-хорошему, у меня неприятное чувство складывается, что мы много важного упускаем, идя по ложному следу.       — Я не зациклился, — возражает Антон упрямо, — просто он — единственная моя зацепка. Других у нас нет. Я хочу его проверить. Тем более он сказал, что был в гостинице в ночь убийства его сотрудницы. Нужно позвонить туда, а лучше съездить. Я уверен, что он наврал: нет у него никакого алиби на тот день, и подтвердить его никто не сможет.       — Есть у него алиби на тот день, говорю же, — Арсений даже приподнимается на диване, переставая разморенно лежать.       Антон понимает. Он бы тоже на его месте так поступил, а лучше бы вообще отошёл к противоположной части гостиной. Потому что ответ Арсения заставляет медленно накаляться уже, а ведь он ещё не разобрался в этом вопросе и на половину. Чужая уверенность какая-то чересчур явная.       Это злит.       — Откуда ты знаешь?       — Он был со мной в предполагаемое судмедэкспертизой время убийства.       У Антона аж брови вверх взлетают, норовя спрятаться под отросшей кудрявой чёлкой, спадающей на лоб.       — И чем же вы занимались? — спрашивает он желчно.       И то, как Арсений в миг сосредотачивается и так свою идеальную осанку выпрямляет, садится на диване полноценно и ноги вниз свешивает — добавляет только больше дров в топку разгорающегося внутри чувства. Если драконы опускались до разрушения городов и сёл именно из-за подобных, клокочущих в груди эмоций, по отношению к их тронутому золоту…       Антон ой как их понимает.       — Антон, что я сейчас слышу? Твою ревность? — и глазами своими будто заморозить непреклонно пытается.       — Нет, я уже говорил, что ревность тут не при чём, — Антон с дивана встаёт, к окну отходя и на город глядя, занять себя пытаясь, только бы немного нервы успокоить. — Я просто пытаюсь понять тебя. То ты говоришь мне, что вы разбежались, и ты этому очень рад, то видишься с ним по делу. А теперь выясняется, что он с тобой в гостинице… — он не договаривает, морщась неприязненно. — Вот мне и интересно, чем же вы, бывшие любовники, таким занимались.       — Я уже рассказал тебе всё, что посчитал нужным, Антон. Даже больше — открыл душу. Если для тебя этого недостаточно, ты уж прости, — диван коротко пружинит, Антону даже оборачиваться не надо, чтобы понять — Арсений поднялся. — Но остальное, что осталось не озвученным, тебя не касается. Учись доверять мне без объяснительных, я не на допросе.       — Не касается, — вторит Антон, всё же оборачиваясь к нему, силясь разочарование явное в своём голосе скрыть. — Вот значит как. Потрясающе, — возвращается к журнальному столику, чтобы телефон свой с него забрать. — Поехали на работу.       — Опять ты этот детский сад ни с того, ни с сего устраиваешь, — Арсений руку Антона перехватывает грубо, задержаться заставляя вот так, в полусогнутом положении, в глаза смотря так пристально, что те колоть начинают, будто все разом ресницы в них попадали. — Я уже сказал тебе, что между нами с Белым ничего нет. Что тебе ещё от меня надо, Антон? Ты ведёшь себя как ребёнок.       — Хорошо, что ты себя ведёшь как взрослый, — Антон руку свою из его хвата вырывает, прячет телефон в карман и идёт к выходу из гостиной, прихватывая с собой кружки с так и нетронутым кофе, чтобы на кухонном столе у раковины их оставить. — Мне от тебя ничего не надо, — добавляет себе под нос, хотя уверен, что Арсений его прекрасно слышит, потому что тот следом шагает.       — Антон, прекрати это, — толика раздражения в чужом хриплом тоне — последствия недавнего счастья, которое слишком уж быстротечным оказалось, будь оно неладно — выводит из себя только сильнее.       Арсений тут ещё раздражаться смеет? Будто это Антон от него морозится со своими вечными тайнами. Он вздыхает тяжело, кружки с глухим стуком опуская, разворачивается на пятках и взгляд Арсения ловит.       — Зачем ты встречался с Русланом? — спрашивает снова, руки на груди складывая. — Это не ревность, Арсений, а просто интерес. Ты ведь сам говорил, что мы напарники. А значит, должны доверять друг другу, не так ли?       — Именно так, Антон. Поэтому просто поверь мне, что это неважно. Я же сказал тебе уже, — огрызается совершенно замучено. Бедный и несчастный. — Главное то, что у Руслана действительно есть алиби…       — Которое ему обеспечил ты, — перебивает Антон. — Как удобно, не правда ли? Что ж, надеюсь ваша ночь прошла отлично!       — Пре-кра-ти, — Арсений шипит буквально по слогам, повторяя недавнюю просьбу. — Слышишь меня? Прекрати, Антон. Ты вообще понимаешь, что говоришь? Я по-твоему кто? Шлюха? За кого ты меня принимаешь? Сколько раз мне ещё нужно сказать тебе, что у меня ничего с ним нет? Мы просто разговаривали! Ты будешь подозревать меня в связи со всеми, с кем я общаюсь? — он в волосы свои с насмешкой неверия зарывается, но от его эмоции ни холодно, ни жарко. — Думаешь, между нами бы вообще было хоть что-то, если бы я всё ещё не закончил историю со своим бывшим? Серьёзно? Трахаться с Белым и одновременно крутить шуры-муры с тобой? Так ты меня видишь?       Арсений напряжён, как струна скрипки: натянутый до предела, вот-вот лопнуть норовящий от неосторожного касания. Тонкий и созданный для аккуратный игры — не для того, что между ними сейчас происходит.       Только вот для того, чтобы остановиться, нет уже никаких сил и тормозов. Потому Антон ближе подходит, напирая буквально, смотрит пристально, точно впервые трезво Арсения и ситуацию между ними оценить может. Столько всего сказать хочется, но с языка срывается только неосторожное:       — Не знаю, вам ведь нужно прикрытие. Почему бы не лечь под полицейского, занимающегося расследованием… — он запинается, понимая, наконец, что вообще говорит и в чём конкретно сейчас обвиняет его. — Арсений, извини, я не это хотел сказать…       Взмах бледной ладони — как финальное движение смычка в симфонии. Антон замолкает ещё до того, как Арсений подаёт голос. Просто повинуется этому надтреснутому движению — наговорить больше страшно.       — Да нет, чего ты? Именно это ты и хотел сказать. Не утруждай себя объяснениями, — нарочито спокойный голос Арсения хуже всяких визгливых криков и истерических фальцетов. Нарочито спокойный тон убивает своим безразличием. — На работу я, пожалуй, сам доеду, не хочу тебя утруждать своей компанией. Спасибо за всё, вечер был отличным. Жаль, — колючая смешинка лишь пародия на настоящий смех, — что утро не задалось.       — Арсений, — Антон с места срывается вслед за ним, до коридора, пока Арсений прямо в его одежде домашней ноги в обувь запихивает, — пожалуйста, давай поговорим.       — Антон, — он оборачивается без тени улыбки, языки кроссовок поправляя с неприкрытой небрежностью. Всё равно ему будто, удобно наделись или нет, главное уйти от Антона побыстрее, как можно дальше. — При всём к тебе уважении… пошёл ты, ладно? Далеко и надолго, — щеколда на двери клацает оглушительно громко, Арсений открывает её с ощутимой недосказанностью. А затем и бросает через плечо короткое: — Вещи отдам в химчистку и верну. Счастливо.

***

      Антон подъезжает к участку на два часа позже обычного, потому что потратил их на то, что просто стоял под душем, пялясь в кафельную стену как полный придурок, пытаясь смыть с себя произошедшее утром. Стыдно ему за своё поведение и свои слова — до одури стыдно. Хочется сквозь землю провалиться, только бы с Арсением не пересекаться больше в ближайшее никогда.       В участке тихо, даже Катя не налетает на него с порога с вопросами о том, как прошёл вечер, и Павел Алексеевич, к удивлению, не требует срочного присутствия у себя на ковре. Антон этому рад искренне, потому что разговаривать с кем-то совсем желания нет. Он только оглядывается вокруг, видя скрывающуюся за дверью кафетерия спину Эда, и топает следом. Если и выслушать от кого-то нотации о том, какой он конченный, то только от лучшего друга, пожалуй.       Кроме Эда, стоящего у кофейного аппарата, в помещении нет никого, и Антон вздыхает, подходя к нему и протягивая руку для приветствия.       — Утро, — улыбается невесело совсем, наблюдая за тем, как Эд неосторожно кофе по столу разливает, пытаясь его с подставки забрать, — а ты чего один? Где Егор?       — Он сейчас в лучшем мире, — зевок Эда способен соперничать с чёрными дырами космоса — всасывает весь доступный кислород помещения только так. — Поехал за шаурмой к Аслану. Жрать охота пиздец, а мы не срамши. Вот и совместим. А ты чё радостный такой? Трусами яйца прищемило? Переходи уже на семейники, Шаст, харе молодиться.       Антон глаза закатывает. Он в последнее время, за всеми этими выяснениями отношений с Арсением, отвык от общения с лучшим другом и от него, такого простого и оттого ещё более родного, в целом. Даже как-то легче становится, после всех утренних Американских горок на эмоциях.       — Зато ты постоянно на позитиве, — Антон стакан пустой в кофемашину ставит, выбирает капучино и ждёт завершения приготовления с таким умным видом, будто сам эту шайтан машину изобрёл только что. — Не выспался просто, — врёт нагло, надеясь, что разговор о случившимся не состоится, потому что Эд, несмотря на свою простоту, всегда его как книгу открытую читал.       Тот и читает. И не оближи он ту ладонь, которой только что влез в пролитый кофе, позабыв о его существовании, это было бы очень даже угрожающе. Но эффект допроса теряется, а вместе с ним и настрой Эда вытряхивать из него душу.       Аллилуйя.       — Арс сегодня тоже пришибленный какой-то. На Катюху наорал ни с хуя. Ему б прививку от бешенства, но Егор предложил и выжил только из-за проходящего мимо Пашки. В общем кабзда, чувак, береги свои причиндалы, вдруг твой напарник и ими питается в довесок к крови девственниц.       — М-м? Арсений? — Антон очень старательно пытается сойти за дурочка, забирая свой кофе и опираясь бёдрами о тумбу. — Не знаю даже, что с ним, — плечами пожимает, глоток делая, и говорит тихо, в стакан, надеясь, что Эд этого не услышит: — Мы с ним переспали вчера.       — Ему чё настолько не понравилось? Бля, Шаст, да он дохуя хочет, отвечаю… а вообще, блять, стоп. Я нихуя не понял, — моргает с частотой поимки сигнала, как сбоящая радиовышка. — Ты серьёзно щас? Чувак, чё в итоге стряслось-то?       — Да ничего не стряслось, — ещё один глоток кофе сопровождается громким сёрпаньем пенкой. Антон на выход из помещения кивает. — Я просто случайно назвал его шлюхой под прикрытием.       — Шаст, тут такое дело, братан, я случайно вчера не сел ни за один отчёт. Ничё страшного? — и в улыбке этой ноль осуждения или нотаций, но подкола, явного и дружеского, присутствует с лихвой. А ещё, Эд, жучара, наверняка специально момент подгадывал удачный для этого признания. — А чё ты его вообще так назвал внезапно? Неудачная ролевая игра?       — Какая уж там игра, — Антон усмехается тихо. — Мы просто не сошлись во взглядах на отношения с бывшими.       Они доходят до кабинета, и Антон просит Эда закрыть тему, потому что обсуждать это дальше нет никакого желания — да и сил тоже. Он облажался, по-крупному так. Умудрился разрушить всё то хрупкое, что между ними с Арсением только начало появляться, и всё это из-за собственной тупой ревности и неспособности доверять.       Вместе с ними у кабинета появляется и Егор, который тащит в руках пакет с шаурмой. Они все втроём заходят, и Антон улыбается невольно, видя сидящего на диване Арсения, но тот даже глаз на них всех не поднимает, продолжая что-то выискивать в телефоне.       А Антону от всей этой ситуации хочется сквозь землю провалиться, только бы случайно не встретиться с холодным взглядом голубых глаз. Он Арсения тайком разглядывает. Тот сегодня снова в обтягивающих чёрных джинсах с огромными дырами на коленях и в тонкой чёрной рубашке, расстёгнутой на несколько пуговиц сверху и оголяющей полоску светлой груди, усыпанной родинками. Если приглядеться, можно даже след от зубов на острой ключице увидеть. И мурашит от этого невольно — от воспоминаний о вчерашнем прекрасном вечере.       Правда, долго украдкой любоваться на теперь уж точно недоступное произведение искусства в лице одного человека не получается — Арсений ловит его с поличным, усмехается коротко чему-то своему и спокойно пружинит на мягкой обивке. И Антону так волнительно предполагать, зачем он стремительно на ноги свои поднимается стройные и идёт прямо к нему…       С одной стороны, узнать побыстрее хочется, — ещё теплится внутри надежда, что как вчера будет: поговорят обо всём, примут со спокойной душой, что Антон иногда дурак и всё опять наладится, — детское желание, но все мы лишь притворяется взрослыми в любом возрасте так-то! А с другой — никакого желания упоминать утреннее нет даже вскользь. Ещё свежи уколы ревности и хаотичные мысли. Антон не уверен, что сдержится и снова не скажет что-то колкое и обидное.       Но, как известно, закон банальной подлости сопровождает людей везде и при любых обстоятельствах. Рассуждения Антона и его страхи — насмешка судьбы. Арсений даже не собирался обсуждать с ним случившееся. Просто проходит мимо и прицельно швыряет документ на рабочий стол с табличкой «Шастун А.А.», мол, извольте изучить, капитан.       — Это что? — Антон спрашивает ещё до того, как Попов успевает гордо покинуть кабинет. Он смотрит на бумагу и снова на Арсения. — Объяснишь?       — Зацепка, — к этому тону ещё бы закатившиеся глаза, и слово «идиот» в конце предложения можно было бы ощутить давлением на плечах. А может Антон просто себя накручивает. — Ознакомьтесь. В досье парень, который так или иначе знал каждую из жертв.       Антон снова взгляд в документы опускает, читая имя в нём, глаза щурит и головой недоверчиво качает: если быть честным, выглядит, как подстава после утренней ссоры. И, да, он стал слишком уж подозрительным — так и до паранойи не далеко.       — Как ты узнал? — спрашивает он, взгляд на Эда с Егором кидая по очереди. Но те не то, чтобы особо заинтересованы разворачивающимся диалогом — шуршания пакетами с шаурмой для них в сто крат предпочтительнее.       — Умею пользоваться интернетом, в отличие от вас, капитан, — это всё больше походит на пустой разговор в целях подействовать друг другу на нервы. Арсений ведь мог ответить чётко и прямо, сразу же выложив всю информацию, а не тратить их время на эту бесполезную перебранку.       Антона это злит. И он готов уже было просто заняться распечатанным, забив на все эти недомолвки и желание Арсения уличить его в невнимательности и слепоте. Но вмешивается Эд, с набитым ртом и блестящими от майонеза губами:       — Ну не тяни ты, Арс. За такие сказки — хуй те в глазки, блять! — и плюётся ещё так живописно, заставляя Арсения сморщиться и отойти на шаг назад, чтобы жирных пятен на одежде не появилось.       — Фу, — в выдохе Арсения всё осуждение этого мира. Но тем ни менее, лёд тронулся: — Я нашёл соцсети жертв и перерыл все их подписки, подписчиков и общие, так сказать, метчи, — выдыхает, как само собой разумеющееся. — Этот парень следил за каждой из погибших. Твиттер, инстаграм, фейсбук — у кого-то за чем-то одним, а у некоторых за всем существующим, — телефон, разблокированный заведомо, небрежно демонстрируется всем собравшимся. — Всё элементарно, если просто приложить усилия и внимательно поискать.       — Них… а ты молодец, — Егор даже шаурму свою недоеденную — благо он намного чистоплотнее и аккуратнее Эда — откладывает. — А чё мы сами не догадались проверить, напомните?       Антон его вопрос игнорирует, как и игнорирует то, что Арсений действительно молодец. Он только бумагу в руках крутит, с адресом сверяясь, и снова смотрит недоверчиво абсолютно — сам бы себе за такой взгляд прописал, честное слово.       — Может, это просто совпадение, не думал? — скепсиса в его вопросе — хоть отбавляй.       — Ну так вперёд, капитан, съездите и проверьте, — Арсений смотрит на него так, будто на подобный манёвр требуется крайне много усилий, будто смотреть на Антона — для него теперь величайшее испытание. И это только сильнее накаляет их положение. — Только захватите с собой Эда или Егора, а то мало ли. Вдруг я приготовил для вас хитросплетенную ловушку? Будьте осторожны.       — Арсений, — Антон оглядывает собравшихся с тяжелым вздохом и переносицу трёт, — прекрати, пожалуйста.       — А я разве начинал? Просто предупреждаю, капитан! А то мало ли какими ещё вещами я могу промышлять в перерывах между сексом с Белым! Вдруг втяну вас в наркокартель? Или сделаю соучастником крупной кражи? Держите ухо востро!       Воздух в кабинете ощутимо электризуется. Арсений смотрит так, будто мечтает испепелить Антона взглядом. Поджарить, как одиноко стоящее в поле дерево ударом молнии. Обрушить свою злость и возмущение в полной, несдержанной мере.       Антон себя впервые под его давлением маленьким чувствует, потому что Арсений нависает над ним, сидящим за столом, с высоты своего роста, и от этого так некомфортно, что хочется встать и выйти из кабинета на свежий воздух. Но вместо этого он смотрит на невольных слушателей их перепалки и кивает им в сторону двери:       — Парни, сходите на перекур.       Те переглядываются синхронно, кивают и встают со своих мест, только Эд по пути ворчит что-то недовольное, с набитым остатками еды ртом. А когда дверь за ними закрывается, Антон снова смотрит на Арсения:       — Арсений… — он встаёт с места и обходит свой стол, вставая прямо перед собеседником. — Извини меня. Я ведь совсем не то хотел утром сказать. То есть… — запинается, глаза прикрывая. — Я не хотел тебя обидеть. Мне жаль. Просто…       — Сложно, капитан, — Арсений огрызается без толики понимания, и то, как он не выдерживает и делает шаг назад, — осиновый кол в сердце. — Вы сказали то, что думаете. Не за чем за это извиняться.       — Нет! — Антон невольно голос повышает, пытаясь достучаться, хотя и осознаёт, насколько всё это бесполезно. — Нет, я не думаю, что ты шлюха или что-то подобное — никогда не думал. Блять, да как тебе вообще такое в голову пришло? Я просто ерунду сказал, потому что… — очередная запинка сопровождается тихим хмыком. — Потому что, да, я заревновал тебя. Знаю, что права на это не имею, и мне действительно жаль.       — Антон, — прозвучавшее имя из тонких, упёрто поджатых губ, уже заставляет хоть немного расслабиться. Этап с «капитаном» преодолён в этой ссоре? — Ты серьёзно спрашиваешь, как мне могло прийти это в голову? А как тебе? Как тебе в голову могло прийти, что я работаю на два фронта? Из-за ревности? Ну извини, Антон, — руками всплескивает от накала эмоций, — что я не понимаю твою ревнивую душу! Но что будет в следующий раз? Что ты мне ещё скажешь в порыве своей ревности? Из-за чего ты меня вообще ревнуешь, если мы с тобой обговариваем буквально всё?       — Потому что у тебя вечно какие-то секреты, — парирует Антон. — Да ты самый скрытный человек из всех, кого я знаю. Из тебя же всё клешнями приходится доставать. Я понятия не имею, было ли хоть слово правды за всё это время.       — Глупости, — Арсений не просто с мысли сбивает своим холодным ответом, отрезает так, будто вместо слов хлестнул пощёчиной. — У меня нет от тебя никаких секретов. Ты буквально знаешь обо мне больше, чем кто-либо ещё! Уж извини, что у тебя впервые в окружении появился человек с личными границами, Антон!       — Дело не в личных границах, а в том, с кем ты встречался, — Антону хочется исчезнуть, только бы прекратить всё это. Стыдно ему за себя ужасно, но поделать с характером идиотским ничего не может, потому и стоит на своём упёрто: — Нет секретов, говоришь? Забавно, потому что ты и есть один большой секрет. Загадка, на которую у меня просто мозгов не хватает. Что странного в том, что я хочу знать, зачем ты встречался с Русланом?       — Руслан то, Руслан сё! Да какая вообще разница? Какое это имеет значение?       — Большое, Арсений. Для меня, большое. Я хочу тебе доверять, но эти тайны твои…       Арсений вперёд шаг делает с таким выражением лица, будто в пропасть вот-вот сорвётся. И Антон прерывается на вздох от такого зрелища, в ту же секунду перебиваемый напором:       — Ты не хочешь мне доверять. Ты даже не пытаешься, Антон! Какие тайны? Ну какие, ты мне скажи? Я не скрываю от тебя ничего! Говорю всё, как есть! Просто конкретно об этом говорить не хочу. Не хочу, понимаешь? — и столько отчаяния в этих сбивчивых вопросах, что сердце в груди движения свои замедляет. — Не потому, что там какая-то величайшая тайна человечества! А просто из-за личных проблем. Я сам их решу. Зачем тебе это, а? Ну вот зачем? Скажи мне.       — Арсений…       — Господи, да я уже почти тридцать лет Арсений! — он пальцами своими ледяными щеки касается так, будто высмотреть что-то на лице Антона пытается, что-то, благодаря чему последние кирпичики их несостоявшихся отношений уцелеют. — Антон, пожалуйста, посмотри на меня. Смотришь? Антон… — выдыхает рвано. — Я ведь уже сказал тебе. Неоднократно. У меня ничего с Русланом нет и быть не может. Это ведь главное? То, что ты должен знать. Но если ты не можешь поверить мне на слово… Какой смысл вообще продолжать все эти разговоры?       А действительно, может ли поверить на слово?       Антон зависает. Откровенно так зависает, обдумывая его слова. И эта заминка не остаётся незамеченной, Арсений снова в лице меняется, и глаза у него будто в миг темнее становятся.       — Ясно, Антон. Можешь не отвечать, — ладонь с щеки исчезает, остаётся только фантомный след. И от него невероятно горько из-за осознания утраты.       — Арсений… — Антону до обидного сказать нечего в своё оправдание, потому он просто замолкает, взгляд виноватый в пол отпуская.       — Поехали, капитан.       Арсений в его сторону больше и не смотрит, берёт документы со стола, пролистывает их педантично в поиске адреса и, нарыв искомое, просто идёт к выходу, даже не дожидаясь ответа. Всё верно, куда Антон денется вообще с этой подводной лодки? И сил остаётся только на очередной тяжёлый вздох и путь до двери, чтобы после в машину забраться, сопровождаемые всё той же тишиной и напряжением.

***

      Утром Антону казалось, что хуже быть уже не может. Как оказалось, вполне себе может, особенно когда взгляд безразличных абсолютно голубых глаз на себе ловишь каждые десять минут дороги. И напряжение в машине такое осязаемое, точно руку протяни — и потрогать его сможешь, физически ощутить исходящий холод.       Антон окно со своей стороны пошире открывает, тянется к сигаретам, но передумывает тут же, вспоминая, что не один едет — а забыть легко, учитывая, что Арсений признаков жизни почти не подаёт. Сидит как вкопанный, спину ровно держит и улицу за окном разглядывает, будто впервые по городу катается. Красивый такой, до невозможного, точно статуя античного искусства. Антон бы на него вечность смотрел, но старается от дороги не отвлекаться.       Навигатор сообщает, что они приехали по нужному адресу, и Антон паркует машину недалеко от студенческого общежития — самого обычного, каких много по всей Москве. Он и сам когда-то в таком жил, во времена учёбы в академии.       — Арсений, — он в кресле разворачивается, глуша мотор, и смотрит щенком побитым, надеясь хоть на какой-то отклик.       — М-м? — обладатель красивого имени и по совместительству причина вины Антона как раз невозмутимо листает что-то в телефоне, как надеется Антон — проверяет нюансы дела. Ревность никуда не делась, только вынужденно затаилась в чертогах души.       — Давай поговорим, как взрослые люди, пожалуйста, — Антон сам тихой усмешки сдержать не может, потому что из них двоих именно он себя как ребёнок вёл сегодня весь день. Мало того, что обвинил Арсения во всех смертных грехах, так ещё и на вопрос о доверии ответить внятно не смог. — Я тебе верю, слышишь? Прости меня за то, что я утром наговорил и… после тоже. Я идиот.       — Рад, что до вас дошло, капитан. Вперёд? — изящная рука опускается на ручку двери, но Антон машину ещё не разблокировал. Накладка. Того взгляда, которым Арсений ошпаривает его с ног до головы, и врагу не пожелаешь. — Ну? Выйти дадите?       — Арсений, ну что мне сделать, чтобы ты не злился на меня? — Антон смотрит пристально, но машину всё же открывает — не держать же его здесь силой, верно? — Я знаю, что всё испортил, но я не хочу…       — Я тоже не хочу… обсуждать всё это. Мы уже достаточно поговорили, Шастун, отцепись от меня. Время заняться работой.       Секунда — Арсения на переднем сидении и след простыл. Антону действительно иногда кажется, что он не обычный человек — призрак. Немного меньше бдительности, побольше неаккуратных слов и потеряешь вовек.       Антон машину следом покидает, ставя её на сигнализацию и еле поспевая нагнать Арсения, который уже ко входу в общежитие подходит. Желание заговорить снова приходится засунуть куда подальше, потому что по одному виду понятно — это плохая идея, лучше просто помалкивать и делать свою работу.       — Добрый день, — Антон подходит к столу, за которым сидит комендант — взрослый мужчина лет сорока с хвостиком, с лысой головой и непозволительно густыми — для такой причёски — бровями. Тот отрывается от разгадывания сканворда, поднимая на них с Арсением взгляд. — Следственный отдел, я капитан Шастун, — рукой на спутника своего указывает, — а это детектив Попов.       — Здравствуйте, — мужчина с места поднимается, протягивая руку для приветствия, но тут же убирает её в неуверенности, — чем могу?..       — Для начала представьтесь, — Антон вокруг оглядывается, заостряя взгляд на расписании общежития: «После десяти часов вечера все посещения запрещены. Студенты не могут покидать комнату после наступление комендантского часа» — как в тюрьме, ей Богу.       — Шеминов Станислав Владимирович, — он говорит чётко, будто каждый день на подобные вопросы отвечает. — Комендант сего заведения. Так что привело к нам представителей органов?       — Мы ищем одного парня, который, судя по информации, проживает у вас, — Антон на Арсения смотрит, улыбаясь краешком губ: — Арсений Сергеевич, будьте добры, напомните, как зовут студента.       Арсений спокойно выуживает лист бумаги из общего досье — анкету подозреваемого — молчаливо и сосредоточенно, искомое протягивая коменданту. Там как раз фотография парня и его полное ФИО, чтобы не терять время в ожидании, когда Станислав соизволит вспомнить одного из кучи других студентов.       — Артём Дзюба, студент четвёртого курса факультета естествознания, здесь проживает, правильно?       Станислав с полминуты разглядывает досье и фотографию, а после смотрит на Антона и кивает коротко:       — Да. Сто восьмая, в правом крыле. А что натворил, если не секрет?       — Не секрет — тайна следствия, — Антон забирает из его рук бумажку, возвращая её Арсению. — Проводите нас?       — Да, конечно, — Станислав снова кивает, как китайский болванчик, указывая рукой нужное направление: — Пройдёмте. Ох уж эти студенты. Одни проблемы от них, — причитает всю дорогу к нужному крылу. — То пьяные приходят, то девушек в комнаты таскают, то вон… полиция.       — Тяжела доля коменданта, — Арсений явно хитрит. Антон это видит по его фирменной улыбочке. Лисьей такой, слишком милой для обладателя такого сучьего характера. Но, тем не менее, что-то в ней есть. Цепляет людей на расследованиях. — А что вы можете сказать о самом Артёме? Много мороки?       — Да что я о нём сказать могу? — Станислав руками разводит. — Раздолбай, как и все остальные! Управы на них нет. Будь моя воля, я бы их…       — Хорошо, что не ваша воля, — перебивает Антон, усмехаясь тихо. — Мы сами комнату найдём, спасибо. Вы очень помогли.       — Да не за что, — Станислав хмыкает, явно возмущённый такой грубостью и наглостью. — Обращайтесь, есть что, — и уходит в обратном направлении.       — Какой неприятный тип, — Антон морщится, кидая взгляд на Арсения. — Сто восьмая, вроде, там, — указывает вдаль по коридору.       Арсений кивает задумчиво, на удивление идёт на контакт. Но Антон по этому поводу не обманывается — Арсений профессионал и умеет разграничивать личное и работу.       — Если бы с Артёмом действительно всё было бы настолько плохо… думаете, комендант обошёлся бы настолько скупым обобщением? — Арсений старается говорить едва слышно, занося кулак над нужной дверью. Но замирает, делясь своими сомнениями.       — Арсений, во-первых, прекрати мне «выкать», это бесит, — Антон глаза закатывает, оглядываясь вокруг. — А во-вторых, стучи уже. Сам ведь хотел сюда приехать.       Подчёркнуто замолчавший Арсений — знак не то чтобы добрый. Но на переосмысление сказанного времени нет, Арсений всё же стучит, вежливо и негромко. Правда никакого, даже короткого «да» они не удостаиваются ни через пять секунд, ни через пятнадцать.       Антон стучит сам на этот раз, но ответа снова нет. Тогда он двигает Арсения в сторону, дергает за ручку двери и головой качает — заперто. Как раз в этот момент в комнате слышится какой-то негромкий шорох, будто на пол что-то уронили или окно открыли.       Арсений вздыхает — Антон видит эту борьбу на его беспристрастном лице — и выдыхает смиренно, шля в тартарары всю их рабочую этику:       — Ладно. Выбивайте.       Антон и не ждал его одобрения, потому что уже приготовился, делая пару шагов назад, чтобы через секунду ногой по двери ударить с такой силой, что замок и ручка разлетаются в разные стороны. Тихий «ах!» Арсения — услада для ушей. Но, к сожалению, сейчас точно не до этого.       Они залетают в комнату единым механизмом, не сговариваясь, не мешая друг другу в схеме захвата. Да вот только захватывать то в принципе некого — подозреваемый уже на подоконнике. Матерится удивлённо, кидает что-то едва различимое, как: «Блять, я этот замок сам ставил», и оступается, поскальзываясь и спотыкаясь об оконную раму.       Арсений глаза пораженно распахивает, дёргается в сторону неудавшегося суицидника, и Антон понимает его всеми фибрами своей души. У самого сердце куда-то в пятки уходит, сам норовит поймать идиота неуклюжего.       Но они просто не успевают.       Не успевают, в последний момент замечая сероватую намотку из одеял и простыней. А затем и в окно выглядывают, с облегчённым «Боже мой» Арсения находя Артёма взглядом: тот в кустах лежит, но не бездыханно. Шевелится мелко, раздуплится среди веток и листьев этих пытается, а ещё на ноги подняться, падло.       Упустят, если он сейчас с собой совладает.       Нужно бы поторопиться.       — Давай, бегом, — Антон Арсения за руку хватает, утягивая к выходу из комнаты, а после с места ещё быстрее срывается, на улице оказываясь через полминуты. А Артём всё ещё пытается из кустов выбраться, сопровождая свои старания отборным Русским. — Не двигайся, придурок, не дай Бог сломано что-то, — головой качая и двигаясь ближе, чтобы помочь, а потом уже и люлей отвесить придурку малолетнему. — Болит что-то?       — Жопа-а-а, — и не ясно ни Антону, ни до сих пор бледному от испуга за этого студента Арсению, болит ли у него эта часть тела, или это очередной уличный фольклор для обозначения ситуации.       — Антон, придержи его пожалуйста, вот так, — Арсений ближе подходит, осматривает так, будто у него не взгляд голубых глаз, а портативный рентген. — Стоять сам можешь? Всё нормально?       — Да что нормально? Я, блять, со второго этажа пизданулся! Вы умнее что-то спросить можете? У меня жопа болит! Я сломал жопу!       Арсений аж глаза прикрывает от рухнувшей с плеч тяжести, уж на кого-кого, а на сломавшего жопу Артём не похож. Антону тоже дышаться как-то легче становится от понимания, что камикадзе в норме. Мало ли что и как узнается в дальнейшем, но чужой инвалидности, да ещё и приобретённой при их исполнении, никто бы не обрадовался точно. Они в том числе.       — Ты повозмущайся мне тут ещё! — Антон на шаг ближе подходит, отцовского такого леща этому недомерку отвешивая. — Идиота кусок. Это же надо было додуматься, — он наручники достаёт, руки его за спиной скручивая. — И ты задержан, если ещё не понял. Шагай давай.       Они доходят до машины под возмущённые причитания Артёма о том, что: «Вы не имеете права, я требую адвоката, вы мне дверь сломали, у меня ноут спиздят», но Антон это игнорирует старательно, усаживая его на заднее сидение. А после на Арсения смотрит:       — Ты как?       — Курить хочу, — кидает неоднозначно, впервые за день улыбнувшись.       Антон кивает понятливо, бёдрами на дверь машины облокачиваясь и пачку сигарет из кармана доставая. Одну Арсению протягивает, а вторую в рот вставляет, прикуривая сначала свою, потом и чужую — удивляясь устало от того, как Арсений к огоньку самостоятельно льнёт, щёки втягивая. Он глаза прикрывает, затягиваясь и улыбается тоже невольно.       — Какой пиздец…       — Согласен…       В тишине обеденного времени перекликаются между собой птицы, стрекочут сверчки, и Артём продолжает орать в машине про суд и не закрытое окно.       Мать его идиллия.       Антон ещё пару затяжек делает, выкидывает окурок, притаптывая его мысом ботинка, и Арсения по плечу хлопает:       — Поехали в участок, — зовёт перед тем, как в машину сесть.