это не ранит меня. ты хочешь почувствовать, каково это? ты хочешь знать, что это не ранит меня? ты хочешь услышать о сделке, которую я заключаю? ты, (если бы я только мог, я бы взбежал на этот холм) ты и я. (если бы я только мог, я бы взбежал на этот холм) и если бы я только мог заключить сделку с богом и поменяться с ним местами, взбежать по этой дороге, взбежать на этот холм, подняться в это здание, если бы я только мог. ты не хочешь причинить мне боль, но посмотри, как глубоко лежит пуля, я не сознаю, что разрываю тебя на части, и в наших сердцах гремит гром, детка. так много ненависти для тех, кого мы любим? скажи мне, мы имеем значение друг для друга, не так ли? ты и я. мы не будем несчастными.
***
«Дорогой дневник, я давно хотел признаться тебе. Я купил тебя два года назад в одном из магазинчиков где-то на улицах Москвы. В общем — ты дешёвый.»
Антон сидел в своей когда-то комнате и не мог отделаться от мысли, что было бы хорошо возвратиться в этот дом. Они жили здесь когда-то очень давно. Несколько веков назад. И за домом присматривали определённые люди. Всё это время. Но возвращаться сюда сейчас — ошибка. В этих краях есть те, кто вампиров не жалует. Да и у студентов Академии будут вопросы. Пока он живёт в общаге в одиночной комнате, которую ему любовно отдали из-за обаяния, он в безопасности. Даже если звучит это комично, учитывая, кто он такой. Насчёт комнаты — никакого внушения. Просто ебейшая красота. Ничего личного. Но тянуло в дом. Родной дом. Сегодня был суматошный день. К нему прилипла какая-то девчонка, затем ещё одна и ещё несколько, а потом он встретил Арсения, который почему-то пригласил его на костёр. Когда они столкнулись на кладбище, Антон был в ахуе, но напугать очень уж хотелось. Арсений просто фырчит, как еж. И это забавно. За столько лет Антон успел отвыкнуть от излишних эмоций. Его сложно зацепить. Легко бывает только тогда, когда он сам этого захочет. Антон выкуривает сигарету, зачем-то смакуя, хоть и смаковать нечего. Их дом совсем недалеко от этой чёртовой академии. Шастун согласился здесь учится чисто по приколу, потому что ему стало немного скучно в этой бестолковой вечности. Он устал. Устал скитаться и вернулся домой. В Петербург. Когда-то он уехал отсюда, потому что стало сложно скрывать свой возраст. Точнее — его харя теперь является застывшей версией его же в 25 лет, только в году так… в 1800. Антон помнит, что родился в 1775 году в этом доме в апреле. Брат родился раньше. И да, Антон — вампир. Самый настоящий. С клыками. Кстати, о брате. Антон вздыхает и поворачивается к окну. У него весь день было ощущение, что за ним следят. И нет, это был не Арсений. Точнее — не только он. Тихон ярко улыбается, будто очень рад его видеть, потому что в последний раз они виделись около 20-ти лет назад где-то в Нью-Йорке. Не сказать, что Антон скучал, но знал, что Тихон вернётся сюда вместе с ним. И нет, это не воссоединение семьи, это просто так совпало, что когда-то Антон проебался и проиграл спор, в ходе которого выяснилось, что если Шастун задумается о самовыпиле, то должен вернутся сюда, но тогда Тихон тоже должен быть здесь. И они должны быть настоящими братьями, потому что когда-то один могущественный древний сказал: семья — превыше всего. Они не всегда с братом были в хороших отношениях. И часто просто не общались десятилетиями. Но договор скрепляли кровью. Благо, не ритуалом. — Хеллоу бразер! Тихон накидывается с объятиями за секунду, стискивая так сильно, что хрустят кости. Сигарета чуть ли не падает изо рта на пол, но Антон вовремя успевает подхватить её пальцами. — Тиша, блять, сигарета чуть ли не пизданулась, ну. Осторожнее. — Тебе сигарета дороже брата? Тихон отстраняется, но садится напротив в такое же кресло и тянется рукой к бурбону, отпивая прямо из горла. — Антося, как жизнь? Антон кривится, пока прошлое захлёстывает по секундам. Тихон всегда был таким. Всегда был взбалмошным, ярким и весёлым, являясь полной противоположностью Антона, который сейчас не упустит возможности назвать его полным именем, ведь Тихон ненавидит его точно также, как Шастун ненавидит вот это вот омерзительно-сладкое «антося». Нет, Антон тоже весёлый. Просто в нём больше этой самой ебанцы, чем в Тихоне. Они похожи только в том, что вампиры. Во всём остальном — разница разительна. — Заебись у меня всё. А твоя жизнь как, Тихон? Тихон цокает, но улыбаться не перестаёт. — У меня всё в порядке, Тох. — Антон медленно наливает себе пойла, пока брат сверлит его вопросительным взглядом. Изогнутая бровь и выдержка риторической паузы. — И чего? Жить надоело? — Нет, просто скучно. — Одно и тоже, если честно. Антон кидает на Тишу пристально-уебанский взгляд и нечаянно проливает на себя вискарь. — Блять. Ржач со стороны брата всё такой же. Это уже даже не бесит. Антон снимает футболку к чертям и кидает её куда-то, но это уже неважно. Тихон присвистывает, но Антон и так знает, что в хорошей физической форме. Убедить руководство Академии в том, что ему 18 не составило труда. Какая разница, 25 или 18, когда в этом возрасте некоторые вообще выглядят на весь тридцатник? — Я слышал, ты пошёл в академию? — Да. Там повеселее. — Уже кого-нибудь подцепил? — Ага. Какого-то мальца со звучным именем, который врезался в меня, выходя из туалета. Он пялился на меня весь урок, так что я съебался с обеда. И какую-то девицу. — Что за девица? — У нас с ней совпадают некоторые уроки. Она такая навязчивая, пиздец, лучше с ней не связываться, но один плюс всё же есть — она легко поддаётся контролю. Абсолютно бесхребетная личность. — Мне больше интересно про паренька. — Я подслушал их разговор с другом. Но лучше бы этого не делал. — Почему? — Потому что этот малыш явно пересмотрел сериалов про вампиров. Тихон посмеивается, продолжая выпивать прямо из горла, но Антону совершенно не смешно. Ему удаётся хорошо скрываться, но тягу к человеческой крови скрывать сложнее. Он жил в больших городах. И в Петербурге не было проблем с питанием, но переехав за пределы города в Академию — стало немного сложнее. — Шаст, только не говори мне, что ты не собираешься здесь повеселиться. Ты же не скажешь? Антон цокает, закуривая новую из пачки, и качает головой. — Только не говори мне, что ты собираешься это делать. Тихон разводит руками и смотрит так, будто Антон сморозил самую настоящую глупость. Но он лишь не хочет быть раскрытым. Слишком много внимания ему не нужно. Больше, чем есть сейчас, учитывая знакомство с Арсением, который в затылок готов ему дышать. И чего ему только нужно? — Шаст, брось. Мы должны устроить вечеринку. Братья вернулись домой. Это же повод, разве нет? — Делай, что хочешь, брат. Я просто пытаюсь обезопасить себя. — Пытайся дальше. Я буду брать от жизни всё. Как ты говорил того паренька зовут? Антон хмурится. — И зачем он тебе? — Познакомиться хочу. Ты запомнил его имя, брат, это уже интересно. В нашей вечности ты никогда не запоминал имён тех, кто тебе неинтересен. Антон отмахивается, падая в кровать. Ему хочется сейчас лишь одного. Покоя. Но Тихон начинает ходить по комнате и мешать. Есть у него такая черта. Мешать. Особенно — алкоголь. И речь не только об этом. — Тох, а ты не хочешь перебраться обратно сюда? — Собираюсь. — Тогда я остаюсь здесь. — Я и не запрещал. Просто не мешай мне спокойно жить. Как ты всегда это делаешь. — Ладно. На том и расходятся. Это вам не человеческие взаимоотношения. У вампиров всё немного иначе. Здесь не будет посиделок и семейного ужина в честь того, что кто-то там вернулся домой. Тихон просто устроит вечеринку, а Антон будет следить за тем, чтобы тот не натворил делов. Сейчас — Антону хочется просто полежать немного в тишине и унять растущий голод, который стал лишь сильнее, стоило ему побыть в кругу студентов. Но Антон приехал сюда не для того, чтобы упиваться кровью. Тёплой и манящей. Приходится выпить ещё немного вискаря. Теперь можно жить дальше.***
— Арсений, Ваньку помнишь? Арсений внимательно смотрит в конспект, но даже не отвлекается от него, не очень сильно вникая в суть вопроса. — И? — Он возвращается обратно. Через несколько дней будет уже здесь. Переводится к нам. А вот теперь Арсений отвлекается, потому что они с Ваней не виделись с самого детства. И никто не знает, как он успел измениться за всё это время. Ваня всегда был отстранённым, но Дима с Арсением и Иркой приняли его в свою компанию очень легко. Тогда Арсений не понимал, почему Ваня такой тихий и пугливый. Сейчас — всё может поменяться. — Арс, ты завис. — Я знаю. Не каждый день узнаёшь о том, что твой друг детства возвращается. — И что думаешь? Арсений не думает. — Он всегда был странным. И я не говорю, что это плохо. Нет. Просто интересно. Дима глаза от осознания закатывает и выдвигает свои предположения. Верные. Как и всегда. — Не смей доёбываться до него с тем, что он какой-нибудь там вампир или маг. И если честно, сейчас ты более странный, чем он. — Мы с ним ещё не общались. Ты не можешь знать, какой он сейчас. — Вот и узнаем через несколько дней. Но не доёбывайся до него, я тебя умоляю, даже если знаю, что тебя не остановить. Арсений гаденько улыбается и возвращается к конспектам, в которых теперь нет вообще никакого смысла. Потому что все мысли о Ване. А вдруг он… вампир? Стал им. Или он маг? Или кто-то там ещё? С этими мыслями конспект забывается уже через секунд тридцать мысленных скитаний о том, что Ваня возвращается не просто так. И Дима уходит по делам, вздыхая весьма красноречиво, но это не так уж и важно, когда впереди целая история, которая будет длиться вечно. Весь вечер Арсений находится в состоянии лёгкой эйфории, когда просматривает инсту Антона. Да, он нашёл его социальные сети. Арсений увидел смеющегося Антона, Антона в маске на карнавал, Антона с животными, но ни одной фотографии с друзьями или родителями. Самое интересное он увидел тогда, когда пролистал до самого конца. Потёртая, старая, пожелтевшая фотография Антона в детстве. Глаза загорелись азартом, ведь Арсений стал уверенным в том, что эта фотография не могла быть сделана в новом веке. Это совершенно точно, судя по одежде, было запечатлено более двух веков назад. Или около того. Хотелось поделиться этой находкой с Димой, но взгляд Арсения зацепился за фразу, которая заставила застыть на месте. Сердце в груди забилось сильно и быстро. «Если я позволю себе быть неравнодушным, то все, что я почувствую — это боль»