Закрой уши и слушай

— Давай я тебя подброшу до дома? — Милли прихлебнула свой бабл-ти, выставив локоть в окно и одной рукой управляя рулем. Совушка, свернувшись на переднем сидении в пушистый комок, тянула через соломинку жутко-сладкую бурду из кофе с молоком, сверху посыпанную ядовито-розовыми сладкими шариками. «Лучший способ снять стресс — что-нибудь адски сладенькое». Не самый плохой совет. По крайней мере, хоть что-то, чтобы отвлечься от переживаний этого безумного дня. — Нет, не надо. — Вздохнула Октавия, машинально прижав руку к вспухшей скуле. — Почему? Родители небось уже с ума сходят, — озабоченно потянула Милли. Октавия махнула рукой. — Маме плевать. У нее есть куда более важные дела, чем я. А папа… Папа подумает, что это она сделала. Как всегда, начнет разбираться, ничего толком не выслушав. И начнется еще один скандал. «Да и как я ему расскажу, что произошло», — про себя добавила она. — Мама… что? — удивленно протянула Милли, косясь на нее. Октавия пожала плечом, невидяще уставившись на дорогу в лобовое стекло. — У нас дома… не все хорошо, — нехотя признала она. — Ну и дела… — Растерянно протянула Милли. — Я не думала, что у Гоэтия… — Бывает такое? — Криво ухмыльнувшись, подхватила Октавия. — Думаешь, мы только и делаем, что дефилируем на публике и блюем радугой? — Ну, если судить по грехограмму, то да. С утра скупаете пол молла, а вечером — тусите на своих суперэлитных вечеринках. — Всегда держи марку. Как говорит мой дядя, главное — создавать правильное впечатление, а остальное никому не важно. А то, что за закрытыми дверями — так и остается за закрытыми дверями. Мама и папа последнее время все время ссорятся. Точнее… Точнее мама бесится. А папа… Папа просто ходит как в воду опущенный. Пропадает то на работе, то в своей оранжерее, или сидит ночами перед телевизором, смотрит дурацкие мыльные оперы. Я его почти и не вижу последнее время. Только спрашивает, как там у меня с занятиями, потрепет по голове, и снова исчезает. — Тогда к дедушке? Как его, Паймон, да? — спросила Молли. — Не хочу, — скуксилась Октавия. — Да и… — А… не хочешь объясняться со своими подружками? — Бабушками, — поправила Октавия. — Видеть их больше не хочу. Вот увидишь, они повернут все так, что это я была виновата. «Потому что они — банда», — злобно выпалила она. Помолчав, отхлебнула еще приторно-сладкого напитка. — Да и, если честно, это ведь и вправду я была виновата. Мне не надо было… — Эй! Мы уже об этом говорили! — Молли потянулась и потрепала Октавию по предплечью. Та отдернулась. — Я не об этом. Мне не надо было срываться и убегать. Я все время убегаю, понимаешь? Убегаю и прячусь. От своих проблем. А в результате… все только приводит к тому, что получается только хуже. Я поссорилась с мамой. И рванула к дедушке. А если бы я… Если бы я высказала ей то, что думаю, то… — То сейчас этот синяк у тебя был бы от нее. — Философски добавила Милли. — Но я по крайней мере не была бы такой безвольной тварью. — Слушай, детка… — Милли вздохнула. — У меня большая семья. И я тебе честно скажу — конфликты возникают все время. Даже с самыми близкими. А ты еще… Еще не научилась давать сдачи и отстаивать то, что для тебя важно. Это нормально. С родителями… с ними всегда трудно. Думаешь, мои одобряют, что я рванула с фермы в город? Они до сих пор надо мной смеются. «Еще не надоело работать забесплатно?» — Милли скорчила гримасску. — Если бы дать им волю, они бы меня пристегнули к ферме, выдали за соседа и считали, что моя жизнь отлично устроена. Но иногда надо просто определиться, что важно для тебя. Именно для тебя. Вне зависимости, что об этом думают другие. И придерживаться этого. И смириться с тем, что для них ты станешь занозой в заднице, — рассмеялась она. — Не бойся. Поворчат, но привыкнут. Особенно если увидят, что ты и сама отлично справляешься. — Так в том-то и дело, что я не справляюсь! — рявкнула Октавия, и сразу же съежилась. — Прости, пожалуйста. Просто все, что я сама пытаюсь сделать, это как-то так… по-детски. Я толком ничего не могу сделать. Все идет не так, как я задумываю. — Это нормально. — Милли вырулила к обочине и припарковала машину. Повернулась к Октавии. — Слушай. Ни у кого ничего не получается с первого раза. Всегда сначала огребаешь все шишки, и лишь потом что-то начинает потихоньку получаться. Думаешь, я свою долю мудаков не собрала, пока не встретила Мокси? Сама не думала, что зря все затеяла? Ой, а сколько раз собирала сумку, думая, что надо поджать хвост и ехать обратно к родителям? Но я упорная! И видишь, все у меня получилось. Есть муж, который меня любит, и которого я люблю. Есть работа. Пусть и хреновая, но Босс сейчас как ошпаренный вертится со своей идеей ребрендинга бизнеса. Хочет найти способ добираться в человечий мир и закрывать гельштат грешников, позволяя отомстить врагам, оставшимся в живых. По-моему — клевая идея, хотя и совсем безумная. Но он верит в себя, и, думаю, с его изворотливостью что-то да придумает. Так что, милая, главное — верить в себя. Даже если никто другой в тебя не верит. И все у тебя получится. — Думаешь? — Слегка воспрянув, совушка спустила ногу, колено которой обхватывала, на пол и повернулась к Милли. Та, оскалившись во все зубы, улыбалась. — Конечно! Ну так как? Везу тебя домой? Октавия помолчала, глядя на Милли. Эта бесовка, маленькая, но такая полная энергии, заряжала одним видом, своей непробиваемой харизмой и уверенностью. И вправду на душе у Вии немного потеплело и тягостная мрачность чуть развеялась. — Нет, не надо. Отвези меня к дяде. — Она отхлебнула последний глоток, открыла окно и выкинула на обочину пустой пластиковый стакан. — Я справлюсь. И не буду больше убегать. — Вот умница! — Милли поставила стакан в отверстие на подлокотнике и снова оживила двигатель. — Ну, давай, говори, куда ехать. ==== Октавия стояла возле парадного входа, обхватив себя руками, и смотрела на ручку двери. Рука потянулась к карману, нащупала картонный квадратик визитки, на которой Милли нацарапала ручкой свой мобильный телефон. «Если что — звони, без вопросов. Даже если тебе просто хреново — звони.» Ну, да. Девочки должны держаться вместе. Как странно. Милли же бесовка. Октавия никогда даже не задумывалась о том, чтобы дружить с кем-то из бесов. Да, она слышала, что в детстве у отца был друг-бес, но это было очень давно, и с тех пор они, вроде как, вообще не общались. Бесы — они же… ну, вроде как не нашего круга… обслуга. Ты же не станешь дружить со швейцаром. Или курьером. Или продавщицей в магазине. Они — как фон, появляются, чтобы выполнить свои обязанности, и тут же незаметно исчезают. Существуют в своей параллельной вселенной. Куда незначительнее, чем даже грешники. Слишком незначительные, чтобы обращать на них внимание. Пушечное мясо для легионов. Впрочем, до того, как она познакомилась с Ральфом, для нее и адские гончие были только охранниками да водителями. А сейчас она не могла сказать, конечно, что Ральф стал для нее другом, но все же был куда ближе, чем большинство знакомых демонов. С ним, по крайней мере, можно было действительно поговорить по душам, и он всегда выслушает, иногда даже подкинув пару дельных советов. Конечно, Ральф — альфа, он не простой гончий, но все же… Мама бы однозначно не одобрила этого. Ни Ральфа, ни Милли. Для нее существовала строгая иерархия, в которой демонам следовало общаться с демонами, максимум — с высокопоставленными грешниками, да и то, не забывая ставить их на свое место. Якшаться с бесами — это дурной тон. Но Милли… она знала ее от силы часа два, но ей Октавии действительно захотелось доверять. Она была такая открытая, такая непосредственная и искренняя. И ей не верилось, что у Милли был камень за пазухой или какой-то тайный мотив, когда она ей помогала. Просто так, просто потому, что увидела, что кто-то попал в беду, а она, Милли, может ей помочь. Эта непосредственная простота беса подкупала. — Ладно, разберусь с этим позже… — пробормотала Октавия себе под нос. И сжала пальцами картонку визитки. Почему-то она придавала ей уверенности. Нет, входить через парадный вход ей не хотелось. Подниматься по лестнице, проходить через гостиную, где наверняка все еще сидела мать, если не умотала куда-то по своим бесконечным делам. Хотелось проскользнуть в свою комнату тихо, как мышка. Вздохнув, она повернулась и спустилась по ступенькам. Обогнув дом, подошла к черному ходу и толкнула дверь. Лучше как бес, подняться по изолированной от парадной части дома лестнице и тихонько прошмыгнуть по коридору. ==== В доме было темно. Только тускло синим цветом горело вечернее освещение в коридоре. Октавия шла, шаркая по стерильным паласам, мимо бесконечных портретов, ваз и бюстов, мимо комнат для гостей и гостиных. Одна дверь, другая, третья. Еще одна. Хозяйская спальная. Покои Маркиза Андреальфуса. Октавия нерешительно остановилась. Дверь была закрыта, но сквозь щель пробивался тусклый свет. Раздавался звук музыки, какой-то монотонный речетатив. Она нерешительно подняла руку, собираясь постучать. «И что? Что ты скажешь?» — снова зазвучал в голове издевательский голос матери. — «Ты же видишь, что он занят. Занят своими делами. И ему сейчас точно нет дела до доставучей девчонки, которая лезет к нему со своими проблемами». Все так. Не надо его беспокоить. Костяшки дотронулись до деревянной рамы двери, но, так и не издав ни звука, Октавия уронила руку и, сгорбившись, пошла дальше по коридору к себе в комнату. Раскрыла дверь. Подошла к кровати. Села на нее. Включила ночник. Потолок украсился россыпью созвездий. Откинувшись на кровать, она легла, уставившись на них. Созвездия мерно кружились, убаюкивая, рассказывая о сотнях миров, в которые можно было улететь на ракете к приключениям. В каждом из которых была своя жизнь, совсем другая, чем та, которой она вынуждена была жить здесь. В животе заурчало. Октавия села, потерев живот. Она же с утра ничего не ела. Несколько конфет и пригоршня попкорна не в счет. А, да, и еще сладкий кофе, который только ненадолго сбил аппетит. Надо спуститься вниз, на кухню. Сообразить что-нибудь на скорую руку. И спать. Утро вечера мудренее. Может, за ночь что-то и придет в голову. Пока она просто чувствовала себя слишком вымотанной, чтобы думать хоть о чем-то. Поднявшись, она скинула кроссовки, засунула ноги в тапочки и пошаркала на кухню. ====== Дверь на кухню была слегка приоткрыта. Совиное зрение уловило слегка заметное мерцание живого огня. Октавия нахмурилась и замедлила шаги. Кто-то там был. Она уже совсем собралась повернуться и уйти обратно, как в животе снова предательски заурчало. Нет. Нет… Воображение тут же нарисовало мать, прикуривающую от зажигалки очередную сигарету. Сидящую на кухне и дымящую в открытое окно. Внутри все сжалось. «И что? Опять убежишь?» — На этот раз в голове зазвучал голос Милли. Маленькой храброй бесовки Милли. Которая точно не стала бы убегать от проблем. От очередного скандала. Которая точно высказала бы все, и не побоялась бы ироничного прищура и злобных выпадов. «К черту!» Октавия выпрямилась, сжала руки в кулаки, и, сделав пару шагов, распахнула дверь, твердо заходя на кухню. «Я тоже имею право здесь быть. И ты меня не запугаешь! Больше никогда ты меня не запугаешь!» ====== За столом, укутавшись в плед, сидел дядя. Перед ним стоял полупустой чайничек с подставкой с чайной свечкой и прозрачный бокал для чая. Сложив руки перед собой и опустив на них подбородок он сидел, сгорбившись, о чем-то думая. Услышав, как открывается дверь, он вскинулся, резко выпрямившись, так, что плед соскользнул с плеч, упав на пол. Он был одет в бесформенную светло-бежевую толстовку, капюшон которой надвинул на голову, и такие же мешковатые штаны явно не по размеру. Совсем непривычный для него наряд. По крайней мере таким Октавия его точно не видела. Кровь моментально прилила к щекам. Будто молнией промелькнуло … теплота и податливость тела под шелковистым прикосновением перьев… И тут же отступило, загнанное куда-то на задворки сознания. Октавия тихо ухнула от неожиданности. — Тави? — Как-то заположенно хрипло спросил дядя. — Это ты? — Прости, я… Я не думала, просто… Я думала, что ты в своей комнате… — Октавия почувствовала, что начала суетиться, пытаясь заглушить смущение. И от этого покраснела еще сильнее. — Я сейчас… — Нет, что ты, заходи. Проголодалась? Кушать хочешь? — Голос дяди окреп, теперь он был совсем привычный. Только чуть хрипловатый и с какими-то смущенными нотками. Он отвел глаза на долю секунды, откашлялся. — А почему… — Гор меня выгнал из комнаты. — Дядя пожал плечами. — Сказал, что у меня в спальне дурные вибрации. И ему надо почистить помещение. Вот… — Он повернулся к Вии, показывая свой костюм. — Еще перерыл весь мой гардероб, наругался, что у меня ничего удобного нет, заставил открыть к себе портал и притащил свой. Октавия поежилась. Почему-то это было неприятно. Видеть дядю в одежде Гора. — Вот, сижу, чаи гоняю. Посмотри в холодильнике, там должно было что-то остаться от обеда. — Я сделаю сэндвич. Тебе тоже? — Октавия нажала на клавишу, зажигая верхний свет. — Не надо. Погаси, пожалуйста. — Попросил тот, резко отвернувшись. Октавия послушно нажала на выключатель, но успела заметить на скуле дяди уже сходящий синяк. — Ты же не против? — Нет, мне достаточно света. — Она подошла к холодильнику, достала тарелку, положила на него пару сэндвичей. — Можно? Она кивнула в сторону стола. Дядя встал, обогнул стол и достал со стула напротив большую белую упаковочную коробку. Положил ее на стол. — Это тебе. Только сейчас доставили. Думал тебе завтра с утра подарить. Он уселся на место, налил себе еще чаю. Вздохнул. — Прости, пожалуйста. — За что? — Октавия уселась напротив, взяла сэндвич и откусила кусок. — Я не должен был… так разговаривать с тобой. Я же понимаю, что ты хотела как лучше. — Он замялся, прихлебнул чая, поставил бокал. — Просто я был немного не в себе. Посмотри. Тебе нравится? Октавия отложила еду, сняла крышку с коробки. Развернула бумагу. Достала небольшой мягкий кожаный рюкзак. Черный, со светлыми ассимитричными пятнами. — Ого… Человеческая кожа… — Протянула она, — да еще и с витилиго… Крафтовая вещь! — Они все уникальные. Лимитированная серия. — Гордо отметил Андреальфус. — Видишь здесь номер? — Да… — Октавия зачарованно повертела его в руках, потянула за молнию, засунула внутрь клюв и втянула воздух. — Как пахнет! — Тебе нравится? — Как-то тревожно спросил дядя. — Слушай. — Она положила рюкзак в коробку, закрыла крышкой, поставила ее на пол. — Не надо этого. — Что? — с удивлением переспросил Андреальфус. — Не надо меня подкупать. — Тихо произнесла Октавия, положив ладони на стол и глядя на дядю. Тот как-то разом сник. — Тебе не понравилось? Вроде, ты хотела такой… — Не в том дело. — С нажимом сказала Вия. — Просто если ты хотел извиниться, достаточно этого просто сказать. А не дарить мне что-то. Как будто я… Как будто мне от тебя только и надо, что какая-то очередная безделушка. Это… это неправильно. Что, неужели ты действительно мне настолько не доверяешь? Октавия ждала чего угодно. Привычной ухмылки. Отповеди. Но не того, что дядя внезапно поник, снова сгорбившись. — Я совсем запутался, Вия. — Сказал он, уставившись на мерцающий огонек свечи. А потом поднял на нее взгляд. — Просто я хотел сделать для тебя что-то приятное после того, как… Я такой эгоист. Он замолчал. Вия потянулась к чайнику, затем, вспомнив, встала, взяла бокал для себя, налила чай и, обойдя стол, подлила чаю в бокал дяди. И внезапно почувствовала, как он обхватывает ее рукой за талию, притягивая к себе. Она замерла. Щека уткнулась ей в живот, клюв прижался почти больно. Она замерла, удерживая на весу чайник. Руки прижимали ее к себе крепко-крепко. А дядя бормотал: — Я ведь совсем не думал о твоей маме. О Горе. О тебе, мой маленький пушистый комок перьев. Только о себе. Я ведь не хотел тебя этим обидеть. Только показать, что ты мне важна. Что ты мне дорога. Я действительно умею только подкупать. Прости меня, пожалуйста. Я не должен был пытаться тебя оставить. Вас оставить. Просто я… Я совсем… — Он всхлипнул. Октавия аккуратно поставила чайник, обхватила руками дядю и сама прижала его к себе. Это было странно. Видеть его таким слабым. Таким… Таким… Таким нежным. Уязвимым. … Только ты меня не отпускай, хорошо? Ты же меня не отпустишь?.. … Не отпущу… — Все нормально, Андре… — прошептала она. — Я тебя не отпущу. Так тихо, что сама не знала, услышал ли это он. Но сейчас ей казалось, что у нее за спиной распускаются крылья. Громадные черные крылья, которыми она укутывает их обоих. И пока они их укрывают, все хорошо. У них обоих. Она так и стояла, замерев, чувствуя его дыхание. Чувствуя его тепло. Его тело, прижимающееся к ней. И ощущала себя важной. Важной частью этого мира, нужной, способной что-то изменить, что-то сделать. Что-то важное. Что-то хорошее. По-настоящему хорошее. Просто потому, что она существует. Наконец, она почувствовала, как хватка на ее пояснице ослабла и дядя начал потихоньку отстраняться. Уловив, она тоже ослабила объятья и чуть подалась назад. — Я просто… — прошептал дядя. — Все хорошо. — она сделала шаг назад. Повернулась, чувствуя, что момент ушел, и что теперь нужно не смущать. — Я заварю нам чай, хорошо? Какой хочешь? — с деланым оживлением спросила она. Дядя, закрыв лицо одной рукой, другой махнул в сторону шкафчика. Октавия подошла, открыла дверцы и, пробежав глазами по полкам, вытащила коробку с эрл-греем. Вытащила колбу для заварки, опорожнила ее в мусорку, промыла, засыпала новую порцию и залила кипятком. Обойдя стол, поставила на подставку и, тихонько усевшись на место, прикусила сэндвич. — Я совсем расклеился, — хрипло признался дядя. Октавия делано пожала плечами. — Просто у нас всех вчера был плохой день. — Самый плохой в этом году. — Это верно. — подхватила Октавия. — Откуда это у тебя? — Она жестом показала на его скулу. — А, это? От твоей мамы. Вия завела глаза. — Ну, я заслужил, — признался Андре. И куда бодрее спросил: — А это у тебя? — и повторил ее жест. Октавия машинально прижала руку к своей скуле. — Я подралась, — призналась она. — Серьезно? — Хихикнул Андреальфус. — Надеюсь, ты вышла победительницей? Вия серьезно кивнула. — Ну, я и не сомневался. Не расскажешь поподробнее? Вия скривилась. — Не сейчас. Тот кивнул, допивая чай и наливая себе свежезаваренного. — Отличный чай, дорогая. Ты настоящий мастер чайной церемонии. Вия облегченно заулыбалась. — Знаешь, это ведь твой папа меня на чаи подсадил, — Андре откинулся на спинку стула, подняв прозрачный бокал и дегустируя напиток. — Он все сначала пытался мне всякие свои травки заваривать, но после того, как я однажды словил дичайшую аллергию от его снадобий, мы сошлись на чае. И тут его натура душнилы раскрылась в полную мощь. И передо мной открылся целый новый мир. — Да, папа это умеет… — Хихикнула Вия. — Он на одной разновидности не успокаивается, ему вечно надо экспериментировать. — Точно. Экспериментировать он любит, это у него не отнять, — хмыкнул Андреальфус. Вия подтолкнула к дяде тарелку с оставшимся бутербродом. — Поешь, пожалуйста, — настойчиво попросила она. Андре задумчиво кивнул, взял сэндвич и откусил кусочек. — Точно не хочешь рассказать, что там у тебя случилось? — спросил он, прожевав. Вия завела глаза. — Ладно-ладно! — Андре махнул рукой. — Но, знаешь, если нужна помощь… — Я сама справлюсь, — нахохлилась Вия. — Правильно, — внезапно серьезно ответил дядя. — Только учти, спуску точно давать не нужно. Чтобы во второй раз даже мысли к тебе прикоснуться не возникло. Давай. Подойди сюда, подлечу, чтобы твоя мать ор выше гор не подняла, когда тебя увидит. Вия встала, обошла стол и присела возле него на корточки. Андре быстро начертил в воздухе сигиллу, засветившуюся бледно голубым цветом, забрал ее в ладонь и прикоснулся ей к скуле Вии. Сквозь перья прошел легкий холодок и легкое пощипывание. Онемение растеклось по левой стороне лица. Затем ту же ладонь Андре прижал к своей щеке. — Вот и все дела. Снова красавица. — Удовлетворенно прокурлыкал он, слегка дотронувшись пальцем до подбородка и приподняв ее голову, инспектируя свою работу. Вия замерла, глядя в его аквамариновые глаза. Его клюв был так близко. Она даже ощущала его дыхание. Легкий мороз с оттенком ментола и бергамота. — Ну, все готово! — раздалось от двери. Щелкнул выключатель, заливая светом кухню. Вия отдернулась назад, и, не удержавшись, шлепнулась на задницу с легким взвизгом, закрывая глаза рукой. — Что, птички, ночной дожор? — радостно поинтересовался Гор, стоящий в проеме дверей. — Я тоже не откажусь! Андре, ну, я скажу, у тебя в комнате вибрации были… просто мрак. Пришлось потрудиться. А для меня что-то найдется? А пиво есть? — брызжущий энергией Гор в клетчатой рубашке и свободных джинсах уже копошился в холодильнике, вытаскивая упаковку на кухонный столик и доставая банку. — Ты будешь? — Спросил он Андре. Тот покачал головой. — Вия, тебе не предлагаю. Но там должна быть газировка, достать? — Нет, я… — Вия, поднявшись с пола, отряхивала джинсы, замявшись. — Я уже поела. Пойду спать. — Кстати, Ви, у тебя все нормально? — Гор озабоченно повернулся к ней, подбоченясь и отхлебывая пиво прямо из банки. — Вы что с утра, с матерью сцепились? Может, мне с ней поговорить? — Я сама разберусь, — нахохлилась Вия, забирая тарелку со стола и ставя ее в раковину. — Без посторонней помощи. — Подростки… — пожал плечами Гор. — У меня третий младший такая же бестия. Смотри, — снова обратился он к Вии, — я хороший переговорщик. Так что смело можешь меня использовать. — Я лучше пойду. Приятного аппетита. — В последние слова Вия ухитрилась вложить столько яда, что перья на хохолке Гора встопорщились, но он, ничего не сказав в ответ, только махнул рукой. — Потуши свет, когда будешь уходить, — попросил Андре. Вия кивнула и, шлепнув ладонью по клавише, вышла. Демонстративно топая, пошла по коридору. А затем, развернувшись, тихо вернулась к приоткрытой двери. Андре стоял у раковины, споласкивая тарелку и бокалы. Гор поставил недопитую банку на стол, подошел к нему, приобнял сзади. — Детка. Ты меня напугал, — услышала Вия. — Что, распереживался, что твой ноут тебе не вернут? — Раздался язвительный голос дяди. — Прекрати ершиться. Вия сделала шаг чуть вбок, чтобы улучшить обзор. Гор склонился, пристроив голову на плече Андре, слегка покачивая его. — Если случилось что-то плохое, ты можешь со мной поделиться. Я, знаешь ли, не только для постели гожусь. — Но и чтобы тебе в жилетку плакаться? Андре отдернул голову. Гор прихватил его клювом за шею, за что получил слабый тычок влажной рукой в лоб. — Ты мне совсем не доверяешь, — тихо пожаловался Гор. — А должен? — Андре… нет, не должен. Но близкие люди для того и нужны, чтобы помогать. Нельзя все вывозить на себе. Это-то ты точно не должен. — Гор. Это — мои проблемы. И, честно, тебе абсолютно ведь не хочется влезать еще и в чужие заморочки. — Хочется, если это твои заморочки. Андре резко развернулся. Гор отпустил его талию, но руки поставил на края раковины с двух сторон от него, окружив и не выпуская. — Это, конечно, мило, — ядовито продолжил Андре, — но тебе вовсе не обязательно делать вид, будто тебе не безразлично то, что со мной происходит. Твоя вежливость иногда раздражает, как изжога. — Но мне ты действительно не безразличен. — Руки Гора опустились на талию Андре, он мягко, но настойчиво подхватил и, пронеся несколько шагов, усадил на стол. Пара пропала с поля зрения Вии. Она помялась, но потом тихо сделала еще пару шагов к двери, так, чтобы видеть, что происходит. Теперь их головы были почти вровень друг с другом. Андре сидел на краю стола, слегка откинувшись назад и глядя в глаз Гору, который встал у него между ног, почти прижавшись. — И мне не все равно, что с тобой происходит. — Тихим и ровным голосом продолжил Гор. — Если ты мне скажешь уходить — я уйду. Но я хочу остаться с тобой. И я хочу разделить с тобой то, что тебя тревожит. И помочь тебе, если тебе нужна помощь. В чем бы она ни была нужна. Я понимаю, что ты мне не доверяешь. — Милый, я никому не доверяю, так что дело тут не в тебе, а во мне. — Скривился Андре. Гор потянулся и коснулся его клюва. Вия ожидала, что тот отдернется. Но дядя позволил к себе прикоснуться и заставить себя замолчать. — Я знаю. Но я хочу заслужить твое доверие. А ты все время меня отталкиваешь. Держишь на расстоянии вытянутой руки. Андре. Я — не игрушка. Я — живой человек. И ты — живой человек. Тебе не обязательно всегда быть таким холодным ледяным красавцем. Я же чувствую, что ты внутри не такой. Но если ты будешь всегда сдерживать в себе свои чувства и переживания, они рано или поздно тебя разорвут. — Знаешь, Гор. Ты, конечно, хороший. Но. Я уже это проходил. Раз, другой. И каждый раз это очень плохо кончалось. — Но почему ты думаешь, что сейчас будет так же? — Потому что по-другому со мной не бывает! — чуть ли не выкрикнул Андре. И, подняв руку, пихнул Гора в грудь. Тот качнулся, но упорно подался назад. — Андре. Ты же сам говорил, что тебе нужен человек, которому можно доверять. Я понимаю, что тогда ты имел в виду не то доверие. В деловом плане. На которого можно положиться. Который был бы тебе предан. Исполнял бы все твои указания, не спрашивая. И я готов к этому. Но я способен и на куда большее. На помощь и поддержку. Которую я хочу тебе давать. Но которую я не могу положить в сжатую руку. Он поднял руку и сжал ладонь, все еще упирающуюся в его грудь. Поднес к клюву. Поцеловал. — Мой ледяной король. Рука безвольно выскользнула и упала на колени. — Дай мне шанс. Это прозвучало так тихо, что Октавия смогла услышать это только благодаря своему совиному слуху. Андре смотрел на него. Молча. — Ну, как? Мне уйти? Или остаться? Руки дергано, будто нехотя поднялись и оплели Гора за шею, привлекли к себе. Клюв прильнул к клюву. Но перед этим тихо прошептал: — Оставайся. ===== Октавия попятилась. Перед глазами, как выжженные, стояли два силуэта, сплетающиеся друг с другом. Тело было как ватное. Она совсем его не чувствовала. Она хотела не чувствовать ничего, жаждала это, но вместо этого ощущала тянущую боль в груди. Как будто Гор, этот мерзкий демон-сокол только что торжествующе выдрал у нее из груди сердце, и она только и могла теперь смотреть, как оно трепещет у него в когтях, истекая кровью, пока он торжествует. Нет, даже не торжествует. Просто нехотя, мимоходом отбрасывает липкий комок плоти. Даже не брезгливо. Не замечая. Утаскивая себе то, что было ЕЁ! По праву! Ее собственностью! Растаптывая, даже не обращая на это внимание! Тень в тени. Призрак в темноте. Вот кто она. Для Андре. А ведь на какой-то момент… Она ведь чувствовала это! Она ведь знала, всем телом, всем нутром ощущала, что сейчас он, наконец, признал ее. Увидел. Понял. Почувствовал ее. Их связь, их общность, то, как она важна для него. Как она готова на все, чтобы он… А Гор все это украл. Перетянул на себя. Походя отодвинул ее, даже не заметив. Снова сдвинул куда-то на периферию. Ненавижу… В висках стучало. Онемение сменилось жжением. Дрожью. Вибрацией, пробирающей ее от кончиков перья до костного мозга. Если бы… Если бы мысли могли убивать… Никогда, никогда в свою короткую жизнь Вия никого так не хотела убить, как Гора.