Закрой уши и слушай

— Так… А это что за ходоки? — Ледяным тоном вопросил Андре. Вопрос, казалось, заморозил троих людей, нервно замерших как ледяные статуи и с изумлением и каким-то затаенным ужасом уставившихся на появившихся будто неоткуда демонов. — Я же сказал, что здесь инкогнито, — обратился он к одному из них, высокому сухощавому мужчине лет пятидесяти в светлом костюме, с узким скуластым вытянутым лицом и мышиного цвета длинными волосами. Тот сразу как-то скорчился, суетливо и подобострастно согнулся в глубоком поклоне. Пожилая пара, сидевшая на кожаном диване, тоже спохватилась. Женщина в темном платье и белой шали подскочила с места и присела в реверансе, а другой мужчина, одутловатый и какой-то красный, будто припухший, начал хватать ртом воздух, поднял руку и прижал к сердцу — то ли приветствуя Высшего, то ли пытаясь унять чуть было не случившийся инфаркт. Вия растерянно хлопала глазами, не понимая, что происходит. Мгновение назад она, аккуратно утянутая за локоть, проходила через портал, а сейчас стояла в середине просторной изящно обставленной светлой гостиной перед тремя непонятными людьми, которых, судя по всему, ее дядя абсолютно не ожидал здесь увидеть. Гор сориентировался первым. Пока Андре делал шаг вперед, к группке людей, тот уверенно толкнул Вию назад, за свою спину и выпрямился, расправляя грудь и, казалось, становясь в полтора раза выше, закрывая ее от посторонних. — Что. За. Бардак? — Андре демонстративно игнорировал пожилую пару, сфокусировав свой гнев на крысоподобном мужчине. Тот сжался еще сильнее, и, кажется, даже инстинктивно поджал руки, еще сильнее походя на грызуна. — Нижайше прошу прощения, о Высший, но обстоятельства… Поверьте, я не стал бы вас беспокоить, если бы дело было не срочным и не требовало… — Разумеется. Для вас все дела срочные. — В тоне Андреальфуса хрустел лед. — И подождать следующей встречи ковена через три недели никак не могут. Мне вот интересно. Что же могло оказаться настолько неотложным, что ты рискнул вызвать гнев своего повелителя, нарушив его покой и уединение, не просто заявившись сам, но и ПРИТАЩИВ ПОСТОРОННЕГО?! Хохолок поднялся. Андре сделал шаг вперед. Веером взлетел и распушился роскошный хвост, заполнивший все помещение и закрывающий Гора и Вию. — То есть… то есть он — настоящий? — внезапно пискнул свиноподобный мужчина, хватая ртом воздух. — Это все… это все на самом деле? — Его глаза забегали, он то пытался уставиться на Андре, то переводил взгляд на свою спутницу. Пухлая рука слепо зашарила по дивану. Женщина, явно владевшая собой куда лучше, перехватила толстые, как сосиска, пальцы и, накрыв их, прижала к дивану. — О Великий Маркиз! Прошу вас о милости! — Ее голос оказался неожиданно громким и хорошо поставленным, как у человека, привыкшего говорить перед большой аудиторией. «Словно у учительницы…» — рассеянно подумала опешившая Вия. — Он не виноват. Если вы изволите гневаться, то со смирением каюсь перед вами и принимаю всю вину на себя. Но дело действительно не требовало отлагательств. И, прошу Вас, снизойдите до нижайшей просьбы меня и моего супруга. И, умоляю вас, простите его недостойное поведение, он… — Он и вправду настоящий! — Мужчина как-то осел на диване и теперь замер, затравленно уставившись на Андреальфуса. На громадную, занимающую почти все помещение фигуру, дышащую ледяным смертельным холодом и потусторонним ужасом, уставившуюся на него тысячами разноцветных злобных глаз, обещавшими не просто смерть, но долгие, жуткие муки, которые даже представить было страшно. Если бы он не сидел, обмякнув и дрожа, то он бы бухнулся на колени, обещая все, все, что только возможно, только бы это чудовище его не тронуло. И все проблемы, которые за мгновение до этого казались такими важными, такими неотложными, вопросами жизни и смерти, сейчас казались жалкими, ничтожными и не имеющими никакого значения перед этой, теперь вполне материальной, угрозой. Угрозой не просто жизни, а чему-то куда более значимому. Его бессмертной душе, которая до этого казалось какой-то пустой условностью и полумифической байкой, над которой разумный и рациональный человек, которым он себя считал до этого мгновения, только снисходительно иронизировал. — Оскар! — резкий голос жены привел его в чувства. Он как за спасательную соломинку ухватился за этот единственный клочок рационального, привычного мира и обернулся к ней, уставившись на ее сухой птичий профиль. — Возьми себя в руки, — зашипела она. — Ты нас всех погубишь. Это все было… По-настоящему. Эта поездка через всю страну, на которую он согласился только ради того, чтобы она его не пилила. Он-то ожидал, что будет идиотский ритуал с этими ее «друзьями». Напялит какую-то дурацкую хламиду, будет распевать эти как их там… гимны, распечатку с которыми она ему подсунула, а он запихнул на самое дно чемодана, даже не удосужившись проглядеть по диагонали. Постоит битый час, вдыхая зловонные курения, полюбуется на придурков, играющих в средневековых магов, а потом, когда, ожидаемо, ничего из этого не выйдет, напьется и будет тихо пытаться смириться с неизбежным. Но никак не… никак не… Это! Гор закатал рукава. — Стой на месте, — бросил он через плечо Вие. Его тело окутала сияющая аура. Руки заблистали. Вия увидела, как в них соткались золотые клинки. Он полуприсел, заведя один клинок вбок а другой держа перед собой и напряженно замер в боевой стойке, готовый в любую секунду сорваться с места. — Великий Маркиз! — Женщина встала и выпрямилась. — Я, ваша ничтожнейшая слуга, прошу о милости и помощи. И готова принести любую жертву, чтобы утолить ваш гнев и умиротворить ваше сердце. — Ну что же мы так официально… — В голосе Андреальфуса зазвучали привычные ироничные нотки. — Бэлла, ты же одна из моих любимых последовательниц. Хвост колыхнулся. Теперь Андре игнорировал мужчин и смотрел прямо на нее. Бэлла склонилась в глубоком поклоне. А потом неожиданно встала на колени и простерлась прямо перед клубящейся фигурой. — Как я могу отказать в такой мелочи, как небольшая помощь, одной из моих самых преданных слуг… — теперь голос Андре был сладким, гулким и тягучим. — Тем более… что сейчас, если подходить с формальной точки зрения, вы — мои гости. Хоть и незваные. В последней фразе звякнула сталь. — Но, хоть это пристанище и является временным, я проявлю гостеприимство. К своим послушникам я милостив, даже к самым недостойным. Андре обернулся к Гору и Октавии. — Оборачивайтесь, — тихо обронил он через плечо. — Что? — заполошенно спросила совушка. — Обернись человечьим обликом, — пояснил Гор. Мечи из его рук уже исчезли. Он скрылся в яркой вспышке, точно так же, как и Андре. Октавия спохватилась, восстанавливая по памяти вязь заклинания и чертя заученные до инстинкта сигиллы. Вот и пригодилась муштра, которая когда-то ей казалось занудной и излишней. Через мгновение перед людьми стояли три фигуры. Чуть впереди — блондин с хищным скуластым лицом, небрежно опирающийся на трость с набалдашником в виде кристалла, неопределенного возраста, которому можно было дать и тридцать лет, и пятьдесят, молодой человек в рваных джинсах и белой облегающей футболке, подчеркивающей накаченный торс, с повязкой через левый глаз, и девочка-подросток в полосатом свитере, джинсах и надвинутой чуть ли не на глазах шапочке-бини, из-под которой во все стороны топорщились волосы с высветленными прядями. — Прошу вас, пройдемте в кабинет, — мужчина махнул тростью в сторону боковой двери. — И там обсудим наши дела. Крысоподобный человек мелко потрусил к двери первым, распахнул ее и подобострастно замер, приглашающе вытянув руку. Женщина поднялась, не глядя на своего супруга, прямая как струна, и поплыла в комнату, лишь краем глаза покосившись на молодого человека и девушку. Проходя мимо блондина с тростью, она еще раз согнулась в глубоком благодарственном реверансе. Тот снисходительно кивнул. Свиноподобный мужчина поднялся, пошатываясь, и тоже зашаркал к двери. Андре сделал к нему шаг, чуть приподняв трость. Мужчина взвизгнул и чуть не шарахнулся от него, все же в последний момент спохватясь, неуклюже поклонился и вкатился в дверной проем. Андре криво ухмыльнулся. — Осмотритесь пока. А я тут обкашлюю вопросы с моими… — Андре завел глаза, — чересчур пронырливыми людьми. Гор пожал плечами и кивнул. Андре покачал головой, еще раз завел глаза и тяжело вздохнул. — Надеюсь, это ненадолго…. Вия, пожалуйста, будь так добра, посмотри, тут есть кофе-машина? Чувствую, без чашки эспрессо тут не разрулить… Развернувшись на каблуках, Андре прошествовал в дверной проем. Дверь сама за ним захлопнулась, отсекая шум людских голосов. Вия переглянулась с Гором. Зависло неудобное молчание. — Пойду покурю. — Гор прошел мимо Вии и завозился со створками двери, выходящей на террасу. Вия, вздохнув, огляделась. Возле дивана стоял дорожный чемодан. Наверное, этого борова. Ну, разумеется, все не может быть гладко. Только не с ней и ее чертовым везением. Проходя, она мстительно пнула его ногой. И пожалела, что не могла дать такой же поджопник этому толстому кретину. =========== По священному праву всех курящих, Гор оккупировал террасу. На небольшой, но очень аккуратной кухне нашлась и кофе-машина, и пакет с зернами, и чайник с несколькими услужливо подготовленными вскрытыми упаковками чайных пакетиков. Достав белую, какую-то стерильную в своей казенной непритязательности кружку, Вия на какое-то время заняла себя изготовлением американо. Подумав, добыла еще одну кружку, и повторив весь ритуал, заполнила и ее приятно пахнущей жидкостью. Помялась какое-то время, а потом решительно пошла через гостиную на террасу, на ходу отпивая из одной кружки и держа другую в вытянутой руке. Терраса опоясывала весь дом, выходя в том числе и к кабинету. Дверь туда была приоткрыта. Гор стоял, напряженно прислушиваясь и докуривая сигарету. Вия встала рядом. Ткнула в плечо Гора горячей кружкой и мстительно ухмыльнулась, когда тот вздрогнул. Поставила ее рядом с ним на перила. — Спасибо, — поблагодарил он, беря ее за ручку. Вия пожала плечом, отворачиваясь и уставившись вниз. Дом располагался где-то в верхней части спускавшихся вниз по скале террас. И вид отсюда открывался не менее роскошный, чем с кладбища. Люди, спускавшиеся по узким улицам. Яркие зонтики кафе. Купол церкви перед галечным пляжем. И яхты, тихо, как усталые чайки, качающиеся на спокойных волнах, отражающих золотистые отблески солнца. — Подслушиваешь? — Спросила она. Гор неожиданно смутился. — Да так…. — невнятно пробормотал он, бросая взгляд в сторону приоткрытой двери кабинета. — На всякий случай. Люди они… существа непредсказуемые… Он сделал неопределенный жест рукой. — Просто не хочу, чтобы, если что… Ну, ты понимаешь… — Дядя вполне может о себе позаботиться. — Вия уставилась на одну из яхт. На ней, загорая, лежала длинноногая блондинка в полосатой длиннополой шляпе, закрывающей лицо, в небрежной и какой-то картинной позе. Будто позировала перед фотографом. — Я знаю. — И я — тоже! — с неожиданной злобой вырвалось у Вии. — Не надо было меня запихивать за себя, будто я маленькая! Вия ожесточенно отпила горячий кофе. Из приоткрытой двери доносилось блеянье этого… как там его… Оскара. Такое же занудное и натужное, как этот человечек. Испортивший весь настрой. Все теперь раздражало. И он, и Гор, казалось, специально принимавший самые выгодные позы, чтобы подчеркнуть свою накаченную фигуру, и эта длинноногая безмятежная Барби, и солнце, и шелестящее море. Она же действительно думала, что это будет как… как свидание. Пусть и не настоящее, но ведь можно же было притвориться… Хотя бы перед самой собой. Но Андре тут же вытащили, прямо у нее из-под носа очередные неотложные дела, и она опять осталась одна, непонятно для чего, пятое колесо в телеге. Телефон зазвонил. Вия вытащила его, смахнула экран. Еще один звонок от мамы. Пятый. Или шестой. Найдя, чем себя занять, она открыла диалог и скинула «Я с дядей», после чего опустила шторку и нажала на колокольчик бесшумного режима. Засунула телефон обратно в карман. — Дядя ведь поэтому взял меня с собой. Потому что тоже думает, что если меня оставить одну, то от меня будут одни неприятности! — Вия… — Гор слегка повернулся к ней. Профиль неизуродованной повязкой части лица был точеным и совершенным, как у статуи. — Андре просто беспокоится о тебе. О тебе и о том, чтобы… — Чтобы что? Чтобы я не принесла ему еще больше хлопот? А тебе? Тебе ведь тоже не нравится, что он потащил меня сюда? Не ожидал, что ваше свидание попортит чужой прицеп? Раздражение ясно зазвучало в ее голосе. Вия сглотнула и уткнулась в кружку. Не надо было соглашаться. Сидела бы дома. Заперлась бы в комнате. Засунула бы в уши капельки наушников, чтобы заглушить шум этой дурацкой вечеринки. Не обращала бы внимания на настойчивый стук в дверь. На истеричные выкрики матери, деликатный откашливающийся голос отца, так и звенящий от напряжения и неудобства за ее выходки. Всегда можно сделать музыку громче. Всегда можно… всегда можно придумать что-нибудь, чтобы не чувствовать себя такой жалкой, неудобной и никому на самом деле не нужной… Теперь из-за двери доносился голос дяди. Увещевающий и высокомерный. Она так и видела, как он сейчас сидит в кресле, поигрывая тростью. Снисходительно смотрит на этих людишек, пресмыкающихся и вымаливающих у него… что? Деньги? Власть? Подорванное их же пороками здоровье? Что еще их всех может интересовать? Упивающийся своим превосходством и властью над ними. «Когда-нибудь и у меня будет свой ковен!» — мстительно подумала она. «И тогда я все же буду кому-то нужна! И у меня тоже будет власть! Власть над… Над кем? Вот над ними? Над этими… ничтожествами? И оно того стоит? Вот ради этого — все?» Андре это явно нравилось, какие бы мины он ни корчил. А вот ее отцу? Она не помнила, чтобы хоть когда-то хоть один из их выходов прерывался из-за того, что кто-то из ковена отца так отчаянно рвался за его помощью, что приходилось откладывать дела и разбираться с чужими проблемами. Свои дела с ковеном он решал тихо и незаметно. Да и походили они скорее на отношения наставника со своими учениками. Регламентированные и отстраненные. Обязанности, которые он отправлял в строго отведенное для этого время. С другой стороны… И чтобы он пользовался услугами кого-то из ковена она не помнила. Может, это просто проходило мимо нее. Она прислушалась. Голос Андре теперь звучал мягко и успокаивающе. В его монолог ввинтилась резкая возбужденная трель женщины. Сменилась тихим шепотком, судя по всему, того, третьего, крысообразного. Снова успокаивающий голос Андре. «Он ведь и обращается с ними не так, как отец», внезапно подумалось Октавии. «Как-то более… лично.» Снова завязался диалог. Октавия забрала кружку и отошла от Гора, повернувшегося к приоткрытым дверям, села на кресло и уставилась на море, сливающееся с горизонтом. «Они для него — инструмент.» — Нахохлившись подумала она. «Всего лишь инструмент, который он использует, позволяя использовать себя взамен. Сами по себе люди ничего не значат. В отличие от…» Она осеклась. Клюв поджался, брови сдвинулись. А почему она думает, что сама значит для него что-то большее, чем эти людишки? Зачем он взял ее с собой? Чтобы позлить ее мать. Чтобы провести время в, как он сказал, «приятной компании». Чтобы ее использовать. Мысль была обжигающе холодной, как пригоршня ледяных кубиков, неожиданно заброшенных за воротник свитера. Так ведь…. Так ведь всегда и происходит между взрослыми. Они используют друг друга. Для своих нужд. Чтобы себе в первую очередь было хорошо. Это так наивно, так по-детски думать, что ты хороша просто сама по себе. Что весь мир предназначен только для того, чтобы дарить тебе подарки и ублажать тебя. А на самом деле, как только ты линяешь из детского оперенья, как только розовая пелена детского наивного взгляда спадает, ты видишь, что есть только два способа взаимодействовать с другими. Использовать. Или быть использованной. И все искусство — балансировать между своими и чужими интересами, добиваясь того, что тебе хочется, потому что само по себе больше ничего тебе в руки не идет. Все, дорогая. Ты выросла. Теперь кушай, дорогая. Кушай и не обляпайся. И нечего мучиться какой-то там совестью, если хочешь получить то, что тебе нужно. Предлагай что-то взамен и договаривайся. Хитри. Или бери силой… и только тогда с тобой начинают считаться. Погруженная в свои мысли, Октавия и не заметила, как голоса в кабинете стихли. Скрипнула дверь, ведущая на террасу. — Вы все тут? — Раздался притворно оживленный голос дяди. Он вышел на солнце и теперь стоял, опершись на балясины, сложив руки на груди и, слегка, по-птичьи склонив голову на бок, созерцал их обоих, Гора и нахохлившуюся Вию. Гор подошел к нему, слегка ткнул в плечо и протянул полупустую кружку. Андре благодарно вздохнул, принял и сделал глоток. — Спасибо, дорогой. Вия слегка встряхнулась, и, спохватившись, перехватила озабоченный взгляд дяди, делано улыбнувшись в ответ. Андре слегка нахмурился, перевел взгляд на Гора и чуть подался назад, уходя от прикосновения. — Умотали, — вздохнул он, охватывая кружку обеими руками. — Ты нашел зерна? — Это Вия, — признался Гор. Надо же, хватило честности… — Спасибо, милая. — Дядя улыбнулся и кивнул. Провел по непривычно человечьему лицу рукой. — И что там было? — Как будто ты не подслушивал? — Подмигнул ему Андре. Гор как-то сразу набычился и явно смутился. — Что? — Ничего. — Гор сложил руки на груди и отошел, повернувшись к Андре спиной. Андре поднял бровь, уставившись на спину Гора. Обошел его, сделал несколько шагов так, чтобы оказаться приблизительно на равном расстоянии между обоими, а потом оперся рукой о парапет и запрыгнул на него, усаживаясь. На секунду Вие показалось, что сейчас он растянется на нем, как на ветке дерева, но дядя только скрестил ноги и начал ими покачивать. — Этот остолоп — мэр города. Проворовался и попал под следствие. А Бэлла слишком много вложила в этот брак, чтобы так просто упускать такой лакомый кусочек из своих коготочков. Она и так мне по макушку должна за свой удачный брак. Из грязи в князи. Из замученной пожухлой школьной учителишки — в первые дамы города. Влияние, деньги, положение — и все теперь коту под хвост? Ну уж нет, не в ее характере… — Он хохотнул. — Теперь еще плюс одна душа в мои легионы. Или даже не одна… — Он подмигнул Вие. Та моргнула. — Вот так дела делаются. Даже на отдыхе никогда не упускай шанса. Если есть цель — иди к ней. Не можешь — сиди в ее сторону. Не можешь сидеть — лежи. Вот так, потихоньку, и куются твои легионы. Своих подопечных надо взращивать. Их, а не дурацкие цветочки. Эх, Бэлла-Бэлла… — с притворным сожалением вздохнул он. — А ведь я помню тебя еще такой наивной романтичной девочкой… В какую железную стерву я тебя превратил. А ведь она даже и не заметила. Думала, что это все ее выборы. Так что, милая, помни — никогда не пускай дела на самотек. Даже самый завалящийся из твоего ковена может со временем стать очень ценной шестеренкой твоих планов… Ну, что это я — все о делах и о делах… Он бодро соскочил с перил. — Налить тебе свежего кофе? Андре потянулся, собираясь потрепать ее по голове, но Октавия отдернулась. Рука Андре замерла в нескольких миллиметрах от ее растрепанных волос. — Я сама налью, — буркнула она, вставая с кресла с другой стороны, подальше от него. И, обойдя кресло сзади, вышла с террасы. — Подростки, — подал голос Гор. — Как будто сам так себя не ведешь, — фыркнул Андре, поворачиваясь к нему и копируя его позу, сложил руки на груди. — Ты-то что обиделся? Думаешь, я не видел, как ты там топтался? И зачем? Что я, с тремя людишками если что не справлюсь? — Дело не в этом. — Гор расцепил руки. — Я просто был рядом. — Для чего? — Для того! — Гор слегка повысил голос. — Да, ты бы справился. Да, ты крутой. Но. Я был рядом! — А…- Протянул Андре. Поставил кружку на столик. Подошел к Гору. Тот развернулся и оперся обеими руками на перила. — Гор? — Тихо позвал Андре. Тот молчал. — Спасибо, — тихо сказал Андре. — За что? — Окрысился Гор. Андре пожал плечом. — Что был рядом. На всякий случай. Андре слегка толкнул его плечом. Хватка рук Гора на перилах ослабла. — Пожалуйста, — пробурчал он. — Ну, мир? — Андре еще раз чуть толкнул его. — Почему тебе всегда надо быть такой упорной занозой в заднице? — Гор в ответ чуть толкнул его. — И это ты мне говоришь? — притворно удивился Андре. Гор улыбнулся. Повернулся к нему слепым глазом. — Я тебя не вижу. — А вот так? — Андре поднял руки, обхватил голову Гора и повернул к себе. Гор положил свои крупные ладони на его изящные запястья. Потянулся к нему. — Не надо, — Андре чуть отстранился. — Не смущай девочку. Улыбнулся. Гор улыбнулся в ответ, сощурил здоровый глаз. А потом делано скривился. — Ох уж эти подростки с их гиперчувствительностью. — Ну, не только подростки… — засмеялся Андре, тоже прищурился. Подмигнул. — Ты обиделся. — А вот и нет. — А вот и да… — Ну один раз… — Нет! — Андре слегка ласково боднул его лоб своим и отстранился. — Пошли на кухню пить кофе. Освежимся — и в город! ========== Гор и Октавия так и остались в своей маскировке. А вот Андре сменил костюм на светлые потертые джинсы и батистовую сорочку. Когда Октавия увидела его в новой маскировке, она так опешила, что даже рот открыла. Под полупрозрачным батистом на коже Андре расцветали яркие разноцветные татуировки в виде перьев. Ярко-голубые на шее и на груди, разноцветные усеивали плечи и руки. Шею украшал золотой кулон в виде ажурной печати, висящий на тонкой цепочке. Ткань не столько скрывала, сколько подчеркивала радужное великолепие. А когда дядя, явно красуясь перед ними, повернулся спиной, то стал виден радужный павлиний хвост, искусно вырисованный на спине и уставившийся на них бессчетными внимательными филигранными глазницами. — Вот почему ты всегда носишь только белое…. — выдохнул, сетуя, Гор. Октавия покосилась на него. В глазу Гора был какой-то очень неприятный маслянистый блеск. И Вия на секунду почувствовала, что вот сейчас она здесь точно лишняя. Они спустились по узкой лестнице и влились в дефилирующую по главной улице толпу. Узкая улица под небольшим уклоном шла вниз, к морю, одной стороной прижимаясь к бесчисленным ресторанчикам и магазинам, а другой выходя на море. Роскошное, ласковое, чудесное море. И с каждым шагом открывались такие виды, что хотелось замереть и забить всю память телефона бесчисленными фотографиями. Машины едва протискивались мимо людей, сидящих чирикающими стаями за столиками кафе, залетающих и вылетающих из лавочек, в которых торговали бесчисленными бутылочками с местным ликером — солнечным и приторным лимончелло из крупных спелых лимонов, мельтешащих по мостовой с стаканчиками кофе на вынос или рожками мороженого. Под таким натиском красоты, видов и общей безмятежности даже если специально стараешься, удержать дурное настроение не получалось. Вия сама не заметила, как чарующее очарование этого места пленило ее, ласково разгладило нахмуренное лицо, расчесало спутанные волосы, унесло горьковатый дым сигарет Гора. Она вдыхала свежий и сладкий воздух, пахнущий морем, ароматом свежей и вкусной еды, сладковатым духом вечерних цветов. Любовалась на бесчисленные яркие керамические тарелки сувенирных лавок, расписанные цветами, бесконечными лимонами и, разумеется, местными видами. Застывала возле магазинов светильников, переливающихся сотнями ярких разноцветных огоньков. Гор не удержался, поддавшись напору одного из громко распинавшихся возле своей лавки продавца, нырнул в нее и появился с небольшой пузатой бутылкой местного золотистого ликера. Свернув пробку, они оккупировали скамейку на одной из бесчисленных смотровых площадок и, передавая ее друг другу, отхлебывали горько-сладкую жидкость. Андре сначала хмурился и отказывался, и тогда Вия перехватила из рук Гора бутылку и сделала глоток. Дядя встрепенулся, и уже почти попытался выхватить у нее бутылку, но Октавия заслонилась рукой, засмеялась и сделала еще глоток. Это было ярко, остро, неожиданно освежающе и головокружительно. Она вернула бутылку Гору. Тот снова подсунул бутылку Андре. Тот на этот раз не стал отказываться, даже не забурчал что-то возмущенно под нос, а отпил несколько глотков и запрокинул голову, уставившись на цветущие бугенвилии прямо у них над головой. Вид у него был умиротворенный и мечтательный. Вия оставила Гора с дядей сидеть на скамейке, а сама встала и пошла через дорогу. Местный мастер, разложив свои замысловатые инструменты, тачал босоножки прямо перед своей лавочкой. Разноцветные, кожаные и замшевые, украшенные блестками и стразами и простые и строгие, как на античных статуях. Рядом был еще один магазин, с разноцветными пестрыми как павлиний хвост легкими сарафанами. — Хочешь? Она обернулась. Дядя стоял рядом. Махнув рукой в сторону входа, он сделал шаг внутрь и поманил ее за собой. Хрупкая барышня-хозяйка тут же громко болтая зарылась в яркий ворох, вытаскивая одно платье за другим и указывая на примерочную. Вия как зачарованная посеменила за ней. Через несколько минут она вышла, слегка раскрасневшаяся и смущенная, оглаживая новое платье. Длинное, с открытой спиной, яркое, легкое, почти невесомое. В нем она чувствовала себя… какой-то другой. Как будто со скинутой в примерочной одеждой она сбросила что-то гнетущее, тяжелое, засевшее в ней, как заноза, и теперь была обновленной. Свежей, чистой, радостной. Беззаботной. Дядя расплачивался у стойки, безбожно флиртуя с продавщицей, и та смеялась, принимая кредитку, но никакого укола ревности Октавия не чувствовала. Ей тоже захотелось встать рядом, упереть локти в стойку и присоединиться, шутить, смеяться, радоваться тому, что сегодня такой чудесный день, и ее окружают такие добрые, счастливые, беззаботные люди. Здесь, в этом месте, где, кажется, у самого входа каким-то странным волшебством отсекались все дурные мысли, все тревоги и переживания, и оставалась только легкость и предвкушение чего-то чудесного. Телефон перекочевал в маленькую белую сумочку, купленную тут же, которую она повесила на плечо. Кроссовки сменили точеные античные босоножки, которые с прибаутками подогнал ей тут же по ноге бородатый и добродушный мастер. Она махала ему рукой на прощанье, спускаясь вниз по дороге, пока магазинчик не скрылся за поворотом, сменяемый десятками других, в которых продавались яркая керамическая посуда, лимончелло, платья, платки, безделушки и бесконечные лимоны. Дорога нырнула между домами, и они оказались в настоящем зеленом туннеле, подсвеченном лампами дневного света. Будто идешь по галерее древесных эльфов. Еще один поворот, теперь направо, мимо старинной церкви, и они вышли на небольшую площадь, спускающуюся прямо на пляж, уставленный лежаками. Край пляжа оккупировали столики открытых террас, с каждой из которых доносилась сладкая музыка босса-новы. — О! Какие люди! — внезапно донеслось от одного из столиков. Октавия обернулась! — Вия! А ну-ка! Подойди сюда! — Шумная компания, занимавшая сразу несколько близко сдвинутых столов, раздвинулась, выпуская громадного черного человека во фраке и, что неожиданно, в цилиндре. — Рада приветствовать вас, Барон! — Вия оживленно замахала рукой. И тут же ее прижали к груди и завертели в воздухе. Компания приветственно загудела, поднимая бокалы. — И что здесь делает моя любимая ученица вместо того, чтобы писать курсовую? — Черный человек, наконец, поставил ее на землю. Вия оступилась, но тут же почувствовала, как ее подхватывают под руку. — Барон Самеди? — Холодно раздалось у нее над ухом. Она оглянулась. Дядя стоял рядом, подозрительно меряя взглядом высоченную фигуру в цилиндре. Тот улыбнулся, и на мгновение лицо его оскалилось ослепительно белым черепом. — Собственной персоной! — Человек будто ниоткуда достал сигару и затянулся ароматным дымом. — Маркиз Андреальфус, какая встреча! Тоже решили провести теплый вечер в очаровательной компании? Он прищурился, смерил Андре взглядом, перевел его на Октавию. Хмыкнул. — Несколько неожиданно… Но ведь кто мы такие, чтобы не поддаваться очарованию юного цветения? Тем более, когда рядом такой чудный цветок. Даже я, не будь связан узами преподавательской этики… — Самеди потянулся, игриво проводя пальцем по шее Октавии под подбородком, приподнимая ей голову. Андреальфус ударил по руке. — Она — моя племянница, — прошипел он. — И? — Самеди наклонил голову, ухмыляясь оскалом черепа. — Когда это кого-то останавливало? Из горла Андре раздался злобный клекот. Он подтолкнул Октавию в сторону, вцепился в воротник гиганта. Наверное, это смотрелось со стороны комично. Невысокая светлая фигура, схватившая за грудки темнокожего здоровяка, но шумная компания за столом сразу же напряженно замолчала. Кажется, примолкла и толпа, заполнявшая пляж. Люди, будто почувствовав что-то, начали отступать от сцепившейся пары, отворачиваясь и уходя. Над ними начала клубиться напряженная темнота. — Так, что здесь происходит? — Сгущающуюся темноту разорвала яркая золотая вспышка. Гор появился будто ниоткуда. Мгновение назад его не было, а сейчас он стоял прямо перед Самеди и Андре, схватив последнего за запястье и отталкивая рукой в грудь барона. Самеди ничего не делал. Казалось, он наслаждался зрелищем, улыбаясь во всю пасть. В глубине черепа торжествующе и глумливо теплились алые искры, пронзающе сверкавшие через разверстые глазницы. Андре, злобно скалясь, смотрел прямо в них. — Андре… — Тихо сказал Гор, чуть сильнее сжав руку. Нехотя светящиеся аквамариново синим пронзительным огнем глаза оторвались от глазниц Самеди. Андре повернул голову к Гору. — Успокойся, — продолжил Гор. Пальцы Андре медленно разжались. Самеди поднял руки и небрежным движением стряхнул руки маркиза. Поправил лацканы пиджака. — Ну что вы, птички. Какие обидчивые… — протянул он. — Такой чудесный вечер. Такие добрые люди. Неужели мы будем портить им впечатление от вечера банальной дракой? Самеди сделал шаг назад. — Пока мы живы, будем радоваться и веселиться! — провозгласил он, не глядя протягивая руку. Кто-то из его прислужников услужливой тенью скользнул, вкладывая в нее бутылку рома. Самеди запрокинул голову, вливая в себя одним глотком всю бутылку, а потом неожиданно повернулся к ним, и сквозь оскаленные зубы обрызгал всех троих. — Благословляю вас, дети мои! Примите этот дар от барона Самеди, — хохотнул он. — Да будут яркими ваши ночи, и да горит всегда огонь в ваших чреслах, пока не ступите на путь тени, ведущий в мои чертоги. Он махнул рукой. — Не беспокойтесь, это ритуальная фраза. Я помню, что вы бессмертны. Самеди ухмыльнулся. — И что она — всего лишь твоя племянница. Андре снова рванулся вперед, но Гор на этот раз удержал его. — Не стоит он этого, — тихо произнес он, обращаясь к Андре. — Эй, ты! — Да, птичка? — черный человек повернулся к Гору. — Лучше больше мне не попадайся. — В голосе Гора прозвучала явная угроза. — О… Ты. Что смотрит в оба мира. Что видит и этот мир, и тот, что за гранью. — Череп осклабился. — Как же хорошо, что не все такие прозорливые, как ты, верно? Что же будет, если тот, кто не хочет, увидит то, что не должно? Боюсь, что тогда мы увидимся куда раньше, чем ты этого хочешь… — Идем. — Гор развернулся и потянул за собой Андре, другой рукой хватая за запястье Октавию. Та, пораженно глядела на Самеди. Барон перевел на нее взгляд, развел руками, скорчил обиженную и удивленную рожу. Мол, сам не понимаю, чего это… Андре резко дернул руку, но Гор не отпустил. Продолжая идти вперед и утягивая обоих за собой. Желваки у него на скулах играли, челюсть сжалась. Андре прекратил вырываться, позволяя увлекать себя за собой. Октавия семенила, пытаясь подстроиться под размашистый шаг Гора. — Пусти, — наконец подал голос Андре. Они уже отмахали полпляжа. Гор разжал пальцы. Андре пошел рядом, потирая онемевшее запястье другой рукой. Октавия слегка дернула руку, и Гор тут же отпустил. — Ублюдок, — наконец выдавил он, останавливаясь. Андреальфус дернул плечом и ничего не сказал. — Не смог удержаться и не покормиться. — Он… — Начала Октавия. — Забудь. — Гор резко повернулся к ней. — Он умеет… поворачивать все так, чтобы потом смотреть, как ты мучаешься, а потом с этого кормиться. Получает от этого извращенное удовольствие. — Но я не поняла… — начала Вия. — НЕЧЕГО ТЕБЕ ПОНИМАТЬ! — в один голос рявкнули Андре и Гор. И оба как-то разом стушевались. Гор потер затылок и отвернулся. Андре с какой-то растерянностью уставился сначала на Гора. Затем на Октавию. Та стояла, вцепившись в ремешок своей сумки. Глядела на них. Удивленная. Потерянная. А затем отвернулась и пошла прочь. К морю. Села на лежак. Обхватила себя руками. Вия не знала, чего она ждет. Может, того, что сейчас все это кончится. Просто вот разом все возьмет и кончится. Но люди продолжали галдеть, проходя мимо нее. Из прибрежного ресторана доносилась музыка. И тянуло таким вкусным запахом, что желудок сдался и начал предательски урчать. Море шептало, набегая на камни. Кто-то смеялся. А она не знала, что ей нужно делать. И что… что все это значило. Словно ее опять забросило в какой-то мерзкий, смердящий лабиринт, из которого нужно во что бы то ни стало выбраться, а она не просто не знала, в какую сторону идти, а даже то, есть ли из этого лабиринта хоть какой-то выход. Рука потянулась к сумочке. Вытянуть телефон. Для чего? Кому она может позвонить? Кто ей поможет? — Папа… — прошептала она. — Что мне делать? А потом ей пришла в голову мысль — а ведь она не одна в этом лабиринте. Папа, мама, Андре, Гор — они ведь тоже блуждают по нему, пытаясь найти выход. Хоть какой-то. Или хотя бы найти уютный тупичок, в который можно забиться и таким образом отвлечься. Хоть ненадолго. Устроив идиотский бал, который никому не нужен. Запершись в кабинете и вытащив из шкафа припрятанный пузырь с абсентом. Сбежав в человечий мир и бродя в этом маленьком рукотворном райке для туристов, с деланой безмятежностью и тщательно отмеренными удовольствиями. Понимая, что надолго — все равно не получится. И что, как бы хорошо какое-то время ни было, все равно придется возвращаться. И искать, искать…. Что? Есть ли вообще этот дурацкий выход? В животе снова заурчало. — Малышка? — сзади раздался скрип гравия. Октавия подобралась. — Ну ты чего? Только не прикасайся ко мне. Пожалуйста. Только не прикасайся. А то я… Я… я не знаю, что сделаю! Раздался тяжелый вздох. Гор тяжело уселся рядом с ней. Прямо на гравий. — Ну будет тебе. Вия покосилась на него. Гор сидел в профиль, как всегда пытаясь скрыть левую часть лица. Ту, что без глаза. — Все же нормально. Это прозвучало все же скорее как вопрос, чем как утверждение. Вия накрутила локон волос на палец. Дернула. Какие они все же странные, эти человечьи волосы. — Да, — тихо согласилась она. — Все нормально. Да. Все было нормально. Потому что именно это сейчас и было — нормой. Той самой чертовой нормой, от которой она пыталась скрыться в своем уютном тупичке. Только пусть не лезет с этими своими дешевыми мудростями. Просто… просто пусть от нее отстанет. Пусть все от нее отстанут. Она отвернулась от Гора и уставилась на море. Надо же, как уже стемнело. Вроде только вечерело, когда они спускались вниз. Только-только начинали зажигаться огни, а уже почти ночь. Она закрыла глаза и зажала уши. Очень по-детски. Ну и пусть. Я в домике. Не трогайте меня. Я в домике. А когда она открыла глаза, прямо у нее под носом был рожок мороженого. Клубничного. С миниатюрной лопаткой, чтобы было удобно есть. И с вишенкой. — Это преступление — не попробовать местного мороженого, — сказал дядя. Он сидел перед ней на корточках. Сколько? А сколько она так просидела, с закрытыми глазами и зажатыми ушами? Достаточно, чтобы мороженое начало подтаивать. Вия улыбнулась. Потому, что дядя не воспользовался своей магией, чтобы оно не таяло. Просто сидел перед ней и терпеливо ждал. Пока она не откроет глаза. И не посмотрит на него. Вия протянула руку. Пальцы соприкоснулись. Рука Андре была теплой. Дядя не отдернул руку. Он ждал. Подушечки пальцев Вии скользнули по костяшкам. Слегка сжали ее. А потом аккуратно вытянули рожок. Не обращая внимания на лопаточку, Вия лизнула мороженое. Оно было именно такое, как она думала. Мягкое, слегка подтаявшее, и очень вкусное. И пахло клубникой. — Хочешь домой? — тихо спросил дядя. Вия подумала. Хорошо подумала. А затем покачала головой. — Я хочу есть, — едва слышно призналась она. В животе снова заурчало. Она слегка покраснела. — Хорошо. — Дядя, хрустнув суставами, выпрямился. — Здесь как раз есть один ресторан, самый старый на пристани. Если вообще не в городе. И тут делают чудесную пиццу. В форме сердечек. — Серьезно? — раздалось слева. Октавия повернула голову. Гор сидел на гальке, рядом с ней. Оказывается. Все это время. Дядя скорчил смешную рожу и кивнул. Гор изобразил на лице восхищение. Октавия вспыхнула. Ей стало вдруг мучительно неудобно за эту свою выходку. Инстинктивно она подтянула к себе ногу, прижимая колено к груди, пытаясь стянуться в маленький незаметный комок. Человеческое тело очень плохо подходило для этого. — Все нормально, — неожиданно тихо и серьезно произнес дядя. — Это нормально. Иногда чувствовать себя плохо — это нормально. Ну, что, пойдем? Октавия кивнула и поднялась с лежака. Дядя пошел чуть впереди, указывая дорогу. Остановился, достал телефон, поморщился. — Что там? — догнала его Октавия и пошла рядом. — Семнадцать пропущенных от твоей матушки. Десять — за последние три минуты. И, готов поклясться, что голосовой ящик уже переполнен. — Ох, чует моя жопа, что-то у нее опять случилось, — нагнал их Гор. — Ну что там могло случиться… Вместо черного чая подали чай с бергамотом? В конфеты вместо пралине мармелад положили? Оттенок роз для стола утреннего чаепития перепутали? Пусть своего мажордома мучает, — вздохнул Андре. — Правильно. Не дадим никому испортить нам вечер! — бодро провозгласил Гор и протянул пять. Октавия хмыкнула, а потом, неожиданно для себя, подняла ладонь и хлопнула по протянутой ладони. Гор удивленно воззрился на нее, а потом снова, уже более настойчиво, протянул руку уже явно адресуя ее Андре. Тот вздохнул, завел глаза и, запрятав телефон, стукнул по протянутой ладони. — А если у них пицца закончилась? — спросила Октавия. — Купим это заведение и заставим нам испечь новую. Теперь уже Вия завела глаза. — А потом побродим еще по пляжу? — Конечно. Ах, да… Повернись. Гор, смотри! Андре развернулся. Вия и Гор удивленно переглянулись и тоже развернулись. — И куда… Ого! — Вот она. Знаменитая пирамида Позитано, — гордо, как будто это он ее построил, провозгласил Андре. — Ну, как тебе? — Вау… — протянул Гор. Зрелище действительно было завораживающим. Отсюда, с этой точки пляжа, вся гора, усеянная виллами, подсвечивалась их огнями и действительно напоминала пирамиду. Только не мертвую усыпальницу, а изящный дворец, сплетенный из отдельных зданий, дышащий жизнью и той самой неуловимой, но такой ясно чувствуемой сейчас людской магией. Воли, превратившей мертвую скалу в это чудо. Зачарованная Октавия сделала несколько шагов вперед. А потом оглянулась. Гор и Андре стояли рядом. Гор слегка пробнимал его, а тот чуть привалился к Гору, прижавшись щекой к его плечу. И если что-то и кольнуло Октавию в сердце от этого, Вия не подала виду. Развернулась и снова начала смотреть, впитывая в себя этот вечер. Эту красоту. Эту радость. Это умиротворение. Наслаждаясь мгновением. Стараясь запечатлеть его в глубине души как на фотокарточку, которую когда-нибудь, когда будет плохо, она сможет достать, вспомнить, и хоть чуть-чуть, но пережить заново. Что-то ей подсказывало, что очень скоро это ей пригодится.