Этот опыт со мной навсегда...

На следующее собрание группы Йен еле поспевал за своими ногами. А дело всё в том, что сегодня утром, собирая по всему дому вещи Галлагеров для стирки, он обнаружил в кармане одних из своих брюк ту самую записку, которую когда-то достал из банки Марты. Тогда он был не в состоянии ни прочесть, ни уже тем более осознать. А сегодня утром... «Есть два пути избавить вас от страданий: быстрая смерть и продолжительная любовь» Фридрих Ницше. И если о первом варианте он ни раз задумывался на протяжении ну, лет так четырёх последних, то второй... Второй пах как Микки. Микки, Микки, Микки... Такой мягкий, такой тёплый, он пах как все мечты рыжего Галлагера, как сладкая вата, как солнечный день. Хотя, если не вдаваться в романтику, он пах как кофе, сигареты и дешёвое «Жидкое мыло». Это те самые запахи, по которым Йен скучал шесть лет, находясь в золотой клетке Нэда. Микки пах как дом, как Южная сторона, как всё, о чем Йен так давно мечтал. Волосы у брюнета были жестковатыми, видимо, от того самого мыла, но и это нравилось Йену. Шелковистая шевелюра Нэда с проседью отдавала чем-то искусственным, всеми этими сыворотками и маслами от выпадения волос. А Микки такой настоящий. Он дрожал и льнул всем телом к Йену и разве могло быть что-то лучше этого чувства? Не думаю. Эти осторожные шаги брюнета навстречу, он боролся ведь со всеми своими защитными механизмами, и что оставалось Йену, кроме как обернуть его всем своим телом, укрыть своей широкой грудью и защитить от всего, пообещать безопасность, пообещать тепло и может быть... может быть даже любовь. Не сейчас, но очень скоро. А знаете, что самое, знаете? «Солнечный...» Йен в последние несколько лет жил ебанутым рыжим и именно это его определяло, выделяло из толпы. Не его характер, мировоззрение или добродушная улыбка. Он был рыжим. Для всех и сразу, для любого встречного и незнакомого. Первое, что можно было сказать о Йене, каждая характеристика, любое воспоминание о нём, это всегда рыжий. А тут... Солнечный. И это так... так... знаете, это невинно, а поэтому и заставляет сердце биться чаще. Это не похоть, не кинк на волосы, это что-то такое доброе и светлое, что-то настолько чистое, что Йену хотелось плакать, когда он вспоминал шепот Микки на своей груди и как его выдохи гнали табун мурашек по коже. Йен добежал до клиники и пошёл в кабинет терапевта. Нора ещё не могла записать его к себе на приём, пока не оформила свою квалификацию после возвращения с конференции. Его терапия проходила у дежурного терапевта клиники и сейчас его приём сместили в расписании, теперь приём будет проходить до собрания группы, значит, у него есть время обсудить всё это с терапевтом до того, как он увидит Микки и либо задушит его в объятиях, либо растечëтся слезливой лужей у ног брюнета. Сам терапевт Йену был не очень по душе. Пол, так его звали. В возрасте, но молодящийся, как-то холёный и взгляд въедливый — всё это как-то жутко напоминало Нэда. Но это был первый терапевт в жизни Йена. Так что, кто знает какими они должны быть? Рассказав всю историю о Микки, Йен никак он не ожидал услышать то, что врач сказал ему на самом деле. — Йен, дорогой, тебе не кажется, что ты слишком рано нашёл объект своей симпатии? Ты пережил довольно трудные, абьюзивные, подавляющие и угнетающие отношения. В твоём положении естественно искать новые привязанности, ведь ты привык принадлежать кому-то, быть в чей-то власти. Я думаю, тебе было бы полезно побыть какое-то время одному, осознать себя как единицу, совершенную и самостоятельную, не быть больше приложением к кому-то другому. К тому же, твоё воодушевление заставляет меня усомниться в твоих препаратах, всё это немного походит на эпизод. Ты чувствуешь гиперактивность, подъём? Что ты чувствуешь, Йен? — Но разве любовь не ощущается как эпизод? Как подъем? — Йен смотрел на него и не хотел ни слушать, ни верить. Пол не понимает. То, что у них с Микки... блядь, у них ничего нет. Но они ведь движутся. Да же? Это ведь не эпизод? — Любовь? Хах! Йен, если тебе кажется, что ты влюблён — это замечательно. Но я прошу тебя, сделай шаг в сторону и посмотри на всё это со стороны. На себя, на Микки, на ваше взаимодействие. Ты так долго искал свободы, так что сейчас просто... эм... не спеши. Уходил от него Йен глубоко подавленным. Он это всё себе придумал? Он просто искал за кого зацепиться? Это эпизод? Он снова проебался с таблетками и будет терроризировать Галлагеров? Блядь, Йен, семью, не Галлагеров! С такими тяжкими мыслями он дошёл до общественного центра и увидел у самого входа Микки, который докуривал сигарету и всматривался в горизонт прилегающих улиц. Увидев рыжего, он выбросил окурок, вытер ладошки о джинсы и сделал пару шагов на встречу, но остановился, как вкопанный, завидев выражение лица Йена. Я его придумал? Придумал его хорошее отношение ко мне? Я же проёбанный, не может такого парня, как Микки, тянуть ко мне. Он будет таким же, как Нэд. Тот тоже сладко тянул в свои сети, а потом завернул в кокон и воздуха вдохнуть не давал, пока сам не разрешит. Но, блядь, какой же Микки красивый... — Ты в порядке, чувак? — Да, Микки, спасибо. Не мог бы ты пропустить меня ко входу? Терапевт говорит, что группа поддержки — важная часть моего лечения и я не хочу опаздывать, — голос Йена был холодным и отстранённым, Пол сказал Йену сделать шаг в сторону и посмотреть. И, что ж... Микки выглядел так, будто ему пощёчину влепили. Выражение лица брюнета было не совсем понятно, но он испытывал боль, это точно. Не понятно только от чего... — Да, проходи, как угодно, что угодно... Я думал, блядь... Скажи, чтоб меня не ждали, я сегодня пропущу. Я, наверное, больше не буду ходить. Документы твои верну с курьером. Бывай, рыжий, — он развернулся на пятках и очень быстро пошёл прочь от центра. От Йена. Ну, что ж, Йен сделал всё так, как велел ему врач, так почему же кажется, что он снова всё проебал?