Этот опыт со мной навсегда...

Йен прошёл в актовый зал. Стулья были на сцене и все присутствующие уже что-то живо обсуждали. — Простите, я опоздал, меня задержали на терапии, — сказал Йен и в тоне его не было ни грусти, ни сожаления. Он же всё сделал правильно, так ведь? Он отошёл и посмотрел со стороны на себя и на Микки. Так почему же такое чувство, что он проебал что-то важное, что-то значимое… что-то, что должно было вылечить. А теперь он разъёбан ещё больше, прямо в клочья. Все его частицы и атомы тянулись к тому стулу, который сейчас пустовал. И Микки сказал, что больше не вернётся. А на что Йен надеялся? Бог не отмерял счастья рыжим долбоëбам, им только землю топтать да другим служить. И он был бы согласен, согласен служить Микки, да только поздно уже, проебал. Сейчас, оглядываясь назад, Йен понимает, сколько шагов на встречу сделал брюнет. Первое сообщение на телефон, первое прикосновение, первые объятия, комплимент на счёт джинс… и, о, блядь, он надел рубашку на прошлое собрание. А что сделал сам Йен? Ни-ху-я. Он играл в жертву обстоятельств и поломанного мальчика. Нет, стойте, он жертва и он сломлен, это действительно так. Но это не отменяет того факта, насколько Микки был смел с ним. И казалось бы, разве может смелость граничить с нежностью? С трепетным касанием его руки, маленькими вздохами у самого сердца, «Солнечный…». Сегодня была очередь Дианы рассказывать свою историю и Йен погрузился с головой в чужое горе, чтоб спрятаться от своего. — Эй, привет, я Диана. И я жертва насилия, — сказала девушка, на вид ей чуть за тридцать, у неё милое лицо, в кайме прелестных кудряшек. Она полновата и очень этого стесняется, видно по тому, как она все время одергивает свою блузку. Но она чертовски милая в своей полноте и понятно почему с таким очарованием смотрит на неё Роб. — Меня изнасиловали, когда мне было 22. Я пошла с подругами в бар отмечать окончание курса. Я не помню как осталась одна, воспоминания вспышками возвращаются, но полной картины я так и не вижу. Я помню, что меня подкосило от первого бокала, всё как-то поплыло, зрение, слух — всё меня подводило. Потом грубые руки на моей талии. Меня ведут… нет, скорее тащат на парковку. Бросили на заднее сидение какого-то пикапа. Я помню руку на своём горле и как он сдирал с меня бельё. Скользким холодным языком он облизывал моё ухо, а потом яро дышал в лицо. Помню запах перегара, это какое-то дешёвое пиво и крепкие сигареты. А потом… потом… спасибо, Роб (Роб дал ей стакан воды). Я очнулась утром на парковке, за мусорными баками. Я так и не смогла вспомнить его лицо. Сейчас я работаю в кофейне и иногда думаю, может я обслуживаю сейчас именно ЕГО, может ОН даже постоянный клиент, а я не помню… Ничего не помню и улыбаюсь, как идиотка, и желаю хорошего дня… — она начала всхлипывать и, оттянув край рукава блузки, вытерла размазанную под глазами тушь. — Я не ходила в полицию. Зачем? Я уже грязная, уже пользованная, зачем разносить свою славу по полицейскому участку. Я думала, никто ж не умер, зачем отнимать время у полиции? Вот только я умерла в тот день. Ну, я так думала. Больше двух лет я провела дома. Не могла выйти, боялась. А вдруг он там, а я не узнаю, а он опять… — всхлип. — Я тогда сильно набирать начала, жутко поправилась, нет, разжирела. Потом мне объяснили, что многие жертвы насилия набирают вес, чтобы вроде как, психологически защититься от насилия, не быть привлекательными для насильника, — она отпила из стакана воду, выровняла осанку и расправила плечи. — Да, я жертва насилия, но я могу жить с этим. Мне очень помогает группа, мне помогает Роб. Я нашла в себе силы тогда выйти из дома и найти вас. В свою первую встречу здесь я вытянула бумажку из банки, там было: «Нельзя выиграть, если ты только защищаешься. Чтобы выиграть, нужно идти в атаку». И я пошла. Чёрт, я настолько осмелела, что теперь работаю с людьми. Разве я не супер-женщина? — он улыбнулась сквозь не высохшие слёзы и Роб сжал в своей руке её ладошку.   Йен вышел на улицу и не заметил там Липа, зато у самого входа стояла патрульная машина Карла. Йен поплёся к ней и плюхнулся на переднее сиденье. — Все соки выжали, да, братишка? — сказал Карл и положил фуражку на приборную панель. — Я потерял кое-что важное, некого тут винить, — сказал Йен и лёгкий холодный ветер в приоткрытое окно погнал волну дрожи по телу рыжего. А может не ветер это был. Небесно-голубые глаза, взгляд снизу вверх, теплые, чуть влажные пальцы, запах «Жидкого мыла». Всё проебал. — Мне ещё полчаса патрулировать район и это будет до опиздения скучно, я поведу, а ты рассказывай. И Йен рассказал. Всё-всё рассказал. Ещё честнее, чем терапевту. Кстати, терапевт… — Пол? Твой терапевт Пол Лорак? — переспросил Карл. — Да, вроде да, я фамилию не очень помню. — Блядь, Йен, этого мудака со дня на день лицензии лишат. Это он в обход терапии Нэду таблетки на тебя выписывал. Вот ублюдок, я напрошусь, сука, присутствовать при аресте и ёбну его башкой об машину. — Ты думаешь, он неправильно меня лечил? Его слова… что? Обман? — Нет, Йен, конечно, что-то в этом правда. Тебе действительно нужно понять себя, принять себя, не ждать команды, действовать самому. Но отойти в сторону от Микки… Ебать, Йен, если б мне повезло что-то такое почувствовать к кому-то… Я б пристегнул себя наручниками к её ногам. Если тебе легче рядом с ним, если тебя лечит даже его присутствие, Йен... — Когда ты успел стать таким взрослым, Карл? — Выбора не было. Лип пил, ты, ну, недоступен был. За старшую была Фиона, но, знаешь... Пришлось взрослеть, быть мужчиной, дать пример Лиаму. Липа тоже нужно было вытягивать и я как-то... Даже выбор не стоял. — Карл? — М? — Я ж тоже мужчина, — сказал Йен, но как-то уж совсем не утвердительно, будто сомневался в этом. — Ага, кто ж тут сомневается, — ответил ему Карл, отстреливая улыбкой. — Я готов принять решение. Сам. Но мне нужна твоя помощь. — Что угодно, братишка. — Карл, отвези меня к Микки. *****   *****  *****   ***** Поднялись в квартиру они оба, Карл сказал, что ему нужно размяться, а то задница деревянная после смены. Йен не знал, что ждёт его за дверью. Простит ли его Микки, даст ли ему шанс. Они откатятся в начало или же он навсегда потерял брюнета с небесно-голубыми глазами… Дверь открыла Мэнди. — Ебать, ну что ни день, то праздник. То один, секс-модель, то сразу со стриптизёром. — Милая, мои услуги тебе дорого обойдутся. Где-то в две чашки крепкого кофе. Ты вари, а Йен пока с Микки попиздит, — Карл своевольно отодвинул открывшую рот Мэнди от входа и толкнул рыжего вперёд. — Йен, он не очень сейчас, думаю, тебе лучше завтра зайти, — сказала она, все ещё глядя на Карла. — Зайка, завтра будет поздно, эти два оболтуса до луны себя докрутят, почему кофе ещё не на столе? Братишка, не ссысь, двигай. Мэнди выгнула одну бровь, но пропустила обоих парней внутрь. Ей плевать, что сейчас будет, но Микки нужно спасать. Он тонет, он возвращается на своё дно и если рыжий может помочь, то пусть идёт. Если нет, то хоть всколыхнет брата-идиота, а то он снова в себя ушёл, а там темно, там страшно, там одиноко, она по себе знает. Но терять его она никак не намерена. Больше нет. А полицай, кстати, ничего так, хоть и молоденький… Йен приоткрыл дверь в единственную спальню в квартире. Возле кровати горел ночник и слабым светом окутывал комнату. Этого хватило, чтоб разглядеть, что Микки отвернулся лицом к стене и укутался, словно в кокон, в одеяло в чёрном пододеяльнике. Йен подошёл к кровати, опустился на колени перед ней и опустил голову на мягкий матрас. Его взгляд был обращён на чуть приподнимающуюся от вдохов брюнета кучку из постельного белья. — Микки… — позвал он тихим и нерешительным шёпотом. Но его смелости хватило только на это. Мысленно он смирился, что проебал все шансы с Микки, но он не хотел бы слышать проклятья от испуга голосом, который совсем недавно назвал его «солнечным». — Мэнди, либо тащи ещё водку, либо отъебись, — тут до рыжего дошло, что Микки не просто спал, он был пьян. Но, очевидно, ещё в сознании, раз отвечал. — Микки, это я, Йен… — Чё ты там бормочешь? Мэнди, сходи за бутылкой, сам не пойду… Я проебал его, проебал солнечного мальчика. Он всё понял про меня, унюхал, наверное. И правильно, нехер ему такому светлому руки об меня пачкать. Мэнди, ты ж его видела, а я кто? — МИККИ! Брюнет было развернулся на 180, да только в одеяле запутался. — Какого хрена?