Этот опыт со мной навсегда...

Микки лежал в своей кровати и старался не думать ни о чём, получалось не очень. Проебался, Бог с ним закончил, у него больше нет планов на Микки. Лёгкий огонёк надежды потух так же быстро, как и разгорелся. Он думал, что может всё же достоин, может он заслужил что-то, что-то хорошее для себя. Но Йен так смотрел на него, будто ничего не было между ними, ничего такого, что переворачивало весь мир Микки с ног на голову, будто Микки — ничто. И, нужно признать, он не ошибался. Было понятно, что рыжий рано или поздно всё поймет, что Микки конченный человек, пользованный, но можно ж было и попозже, хотя бы на денёк. В слегка хмельном мозгу брюнета поплыли воспоминания, как этот солнечный парень обнимал его, прижимал к себе. Его футболка пахла дешёвым стиральным порошком и немного потом. И, блядь, разве мог кто-то пахнуть так хорошо? И он такой красивый, такой солнечный. На что ты надеялся, Милкович? Ему оставалось только лелеять это единственное воспоминание о чём-то хорошем в своей жизни и ждать её конца. Он не будет плакать. Нет, не сегодня. Хватит уже жалеть себя. Это всё было вполне ожидаемо и чудо, что это вообще было. Тепло, безопасность, заботливые руки вокруг его тела, глубокий вдох у макушки. Будто Боженька подразнил Микки чем-то хорошем, а потом отшвырнул, чтоб знал своё место. И место это было сейчас хорошо видно с его пустой и холодной кровати, где Микки жалко пускает слёзы в последние пять лет. Мэнди пришла, ужраться что ль? Нужно отключить себя, нужно забыть, нужно укрепиться на своём дне. Да, пусть ещё тащит. — МИККИ! Ебать, фляжка давно моросила, теперь потекла. Микки попытался развернуться от стены к лицу собеседника, да только блядское одеяло окутало его ноги и руки, не вывернуться. Повернуть получилось только голову и там был... Йен? Это и был Божий план на него? Свести с ума? Что ж, хороший план, Микки по этой дорожке уже шестой год топаёт, видимо, это финиш. — Микки, прошу, извини меня. Пожалуйста, извини. Микки, пожалуйста... Он, видимо, выпил больше, чем ему казалось. Видение... Солнечный мальчик здесь, в его комнате, извиняется... Перед кем? Перед Микки? Ахах, ну, здравствуй, белочка, сука ты пушистая. Брюнет стягивал себя одеяло дёргая ногами, как в припадке, и наконец ему удалось развернуться. Йен положил голову на его матрас и заглядывал снизу вверх в глаза Микки, а он, лёжа головой на подушке, поднял руку и положил ладонь на щеку рыжего. Тëплая, мягкая, немного колючая, а потому кажется настоящей. Настоящей? Микки вдруг резко подорвался и сел на кровати, округляя свои глаза настолько, что они вот-вот из орбит вылетят. Йен скользнул взглядом по его торсу и вот тут Микки понял, что одеяло так и путалось в его ногах, а сам он был обнажён и открыт чужому взгляду до самых боксеров. Он потянулся одной рукой за одеялом, а второй пытался прикрыть свой живот. Йен положил свою руку на его, ту, которая покоилась на животе. Руки у него холодные, немного влажные. Видно, он ещё не согрелся после улицы и немного нервничает. Но взгляд добрый, открытый, сожалеющий и просящий. И Микки не страшно, вот совсем не страшно. В первый раз в жизни, наверное, он не чувствует даже отголосков инстинктов, предупреждающих, что рядом есть угроза. Он чувствует покой. — Микки, пожалуйста, — сказал Йен и чуть сильнее сжал руку брюнета. — Пожалуйста, ты такой красивый. И если я вижу тебя в последний раз, дай мне ещё немного посмотреть на тебя, пожалуйста. Милкович выпустил воздух из лёгких, это был тяжелый, громкий выдох. Что, блядь, происходит? Он понимал, конечно, что видеть Йена в своих снах он будет ещё не один десяток лет или сколько там ждать осталось, но... Он? Красивый? Блядь, Солнечный здесь или нет? Это невозможно для правды и слишком хорошо для сна. — Это ты? Ты здесь? — Микки, это я. Я здесь и я не хочу больше... от тебя... Карл сказал мне, что я мужчина и что я должен научиться принимать решения, а не ждать команды. И я... Я хочу быть здесь, я хочу быть рядом с тобой, в любом качестве, даже если ты захочешь быть просто другом, если ты захочешь быть моим другом. Но, пожалуйста, дай мне ещё немного посмотреть на тебя. — Кто, блядь, такой Карл? — Мой брат, младший. Он меня привёз. Сидит сейчас с Мэнди на кухне. Скажи, Микки, чего ты хочешь? Я сделаю всё, только не прогоняй меня, не сейчас, дай мне немного побыть с тобой, если это в последний раз, если ты не желаешь меня видеть больше. И, блядь, ещё раз: что нахуй здесь происходит? Ни в этой, ни в какой другой вселенной, где Микки не проебался бы так окончательно и бесповоротно, такие парни, как Йен, не будут сидеть у кровати Микки и просить о чём-то, хотеть от него чего-то, извиняться. Ну, и раз это всё таки сон, давайте возьмём от этого всё. — Обними меня, — сказал Микки и сдвинулся на кровати к стене. Йен не накинулся на него с радостью шального щенка, как ожидалось, он будто осторожничал, будто боялся спугнуть свою удачу и Микки заодно. Он медленно поднялся на ноги, расправил одеяло у ног брюнета и осторожно опустился на матрас, вот прям в чём был. Микки провёл рукой по его груди, один раз, вверх и вниз. — Сними её. Йен сел на кровати и стянул с себя в футболку. Расправив её на своих согнутых коленях, он сложил её аккуратным квадратиком (как Нэд учил), и вернулся к Микки. Между ними оставалось сантиметров 30 и Йен не делал никаких попыток придвинуться. Он просто посмотрел Микки в глаза, сглотнул и приподнял одну руку. — Иди ко мне, — его шёпот был настолько тихим, что будь Микки хоть немного дальше, он бы пропустил это. Но он услышал. Услышал и кинулся к Йену на грудь. Он уткнулся носом в ключицу рыжего и глубоко вдохнул. Он дома, он там, где его место. Немного пота, немного Old Spice и все мечты Микки — всё в этом запахе. И тепло тела Солнечного так мягко обволакивает, что он чувствует себя в безопасности, чувствует, что парит. Его живот с каждым вдохом упирается в твёрдый пресс Йена и это было бы очень смущающе, если б всё это было по-настоящему, но такого не могло быть, не с Микки. Он ещё крепче сжал Солнечного в своих объятиях и услышал глубокий вдох у своей макушки. — Блядь, Микки, я думал, что потерял тебя, — сказал этот парень и голос его дрожал, будто он еле сдерживает подступающие слёзы. — Эй, граф, ты сказал слово «блядь», — сказал Микки и расплакался сам. Это должно быть правдой. Пожалуйста, Господи, пожалуйста...