Этот опыт со мной навсегда...

Йен спал крепким сном всю ночь. Он уснул сразу же, как только обвил руками тёплое тело Микки и глубоко вдохнул запах его волос. Йену ничего не снилось этой ночью, его мозгу нужен был отдых. Но вот сердце, стуча под коркой льда последние 5 лет, наконец согрелось. Йен чувствовал, как в его животе нарастает шар тепла, поднявшийся к лëгким, затем к горлу и наконец вышел с выдохом, шевеля своим потоком волосы на макушке Микки. Тот поёрзал и сильнее вжался в объятия большой ложки. "Как с ума не сойти?" — спросит вас парень с психическим расстройством. Утро Йен встретил в привычной уже позе: Микки лежал на его груди, уткнувшись носом в ключицу, а его рука лежала на груди, покрытой рыжими волосками, ровно над сердцем. Йен открыл заспанные глаза и не посмел шевелиться. "Мик-ки, Мик-ки, Мик-ки... " — его сердце ускоряло бег. Такой красивый, такой заботливый, мягкий и осторожный. Белоснежная кожа брюнета была тёплой и нежной под руками Йена. Он наклонился, чтоб вдохнуть запах волос Микки и дать раскрыться своим лёгким, будто без этого они не хотят работать, иначе почему Йену сейчас не хватает воздуха для вдоха, когда он смотрит на спокойное лицо Милковича? Такой красивый... И вот Йен опускает нос к линии роста волос Микки, над самым его лбом, и чувствует это... Поцелуй бабочки. Просыпаясь, Микки начал сонно моргать и каждый взмах его ресниц ласкал кожу Йена, словно осторожное касание крыльев бабочки. Йен трахался с Нэдом последние пять лет, именно трахался, потому что без чувств, не получая даже физического удовольствия. До этого год они занимались сексом, любви уже не было, но рыжий мог хотя бы насладиться разрядкой, удовлетворением физических потребностей. И это мы сейчас опустим ту маленькую подробность, что когда у Йена в депрессивной фазе не стоял, то супруг утыкал его носом в подушку и трахал сам, без смазки, без подготовки. И вот лет 6-7 назад он в последний раз занимался любовью, всё с тем же Нэдом. Йен рано вышел замуж, он не был в отношениях с ровесниками, с кем-то равным, с кем-то таким же неопытным. Он будто не выбирал Нэда, тот давил и давил, и добивался своего, ломая юношу. Он никогда не оставлял Йену выбора, просто ворвался в его жизнь, словно торнадо, снося всё на своём пути — семью Йена, его планы, его мечты. Он разрушил всё, оставляя в городе его надежд только голую почву, ландшафт которой лепил под себя, под свой собственный ёбнутый вкус. Никогда Йен не чувствовал себя так, как с Микки. Всё с ним было целомудренно, а потому так трепетно, так сладко, так хрупко. Микки открыл свои небесно-голубые глаза и посмотрел прямо в изумрудные. И Йен уже не мог себя остановить, он наклонился к губам брюнета и оставил на них лёгкий поцелуй, невесомый, такой же, как поцелуй бабочки. Йен не вкладывал в это желание или похоть, он хотел показать Микки, что он ему доверяет, что он хочет быть с ним, что он хочет его любить, возможно, уже любит. Вот только Микки упёрся обоими руками ему в груди и отпрянул так далеко, что упал с края кровати и отполз к стене. Он выглядел напуганным. В его глазах был страх и ничего больше. Нет той осторожной нежности, той привязанности, которые Йен видел там ещё прошлым вечером. Микки поднялся на ноги и, прошептав что-то похожее на "ты должен был спросить, ты должен был", тут же вылетел за дверь. Следом послышался звук захлопнувшейся двери в ванную и плач проснувшегося от шума ребёнка. ***** ***** ***** ***** Микки прислонился к двери ванной и съехал вниз. Всё его тело горело огнём, а дрожь в руках не хотела униматься даже после нескольких глубоких вдохов. Он грязный, он пользованный, он проебался на всю жизнь. Его трахала какая-то русская шлюха, трахала не спрашивая, трахала против воли, насиловала. Это всё Терри виноват, но, блять, грязным в этой истории остался только Микки. Никто его не спрашивал, хочет он или не хочет. В этом же и суть насилия. У него отняли право выбора, отняли право дать несогласие. Никто не спрашивал, его просто использовали. И вот Йен же никогда сам не... Он раскидывал руки и ждал пока Микки сам его обнимет. И Микки это нравилось. У него было право выбора и он выбирал Йена, каждый раз, только Йена, только Солнечного. А Йен пригласил Микки на первое свидание и подарил ему первый поцелуй. Ебать... У Микки был первый поцелуй. Ничего грязного, ничего слюнявого или противного. И нос им не мешал, о чём брюнет иногда задумывался, когда позволял себе под алкогольной дымкой представлять свой первый поцелуй. Он оказался таким осторожным, таким...любящим(?) этот поцелуй. Милкович встал и подошёл к раковине, он умылся холодной водой, чтоб унять жар лица и дважды почистил зубы. Он не знал, что делать дальше. В спальне Йен и Микки не знает, он не знает, ясно? Не знает, что делать дальше. Он хочет быть смелым, хочет поцеловать Йена в ответ, хочет обнять его и быть в безопасности тепла его рук. Он просто испугался, ясно? Но сейчас он перевёл дух и готов быть смелым, он готов и он хочет... Йен же сам его выбрал, без пистолета Терри у виска, сам выбрал. А Микки всегда будет выбирать Йена. Микки вышел из ванной, кивнул сидящей на кухне Мэнди и открыл дверь в спальню. Пусто. — Йен ушёл, — сказала сестра. — Куда ушёл? — спросил Микки. — В душе не гребу. Сразу после тебя вышел, обулся и ушёл. ***** ***** ***** ***** Галлагер шагал по улице в сторону своего дома интуитивно, он не поднимал глаз, следя только за тем, как один носок его кроссовка сменяет другой. Правый, левый, правый, левый. Он проебался, снова. Микки его не хочет, не хочет ни в каком качестве, не хочет его присутствия рядом. Это стало очевидно, когда Микки его оттолкнул утром и если бы тот не упёрся тогда спиной в стену, то покинул бы вовсе штат, быть бы только подальше от него, рыжего долбоёба. И что ж тут удивительного, если Йен пустышка? Он — ничто. Смазливая мордашка и рабочий член. Правый кроссовок, левый, правый, левый. Где-то на задворках сознания он услышал голос Микки. "Йен, Йен, Йен". Либо таблетки вышли из строя, либо... Галлагер обернулся назад и увидел бегущего Микки. Тот был в пижамных штанах и в майке, а ещё он был босой. И возможно, что Йен вот-вот потеряет сознание, потому что он смотрит на Микки и забывает делать вдохи. Лёгкие горят, а сердце замерло. Микки останавливается в шаге от него и рыжий видит, что небесно-голубые глаза леденит слезами. Микки плачет и что ещё оставалось делать Йену? Он даже не подумал, даже не задумался, что здесь можно сделать. Как-то машинально, словно рефлекс сработал, словно инстинкт, он немного раскинул руки и Микки сделал этот последний шаг. Брюнет его обнял с такой силой, так сильно сдавил его рёбра, что Йену пришлось сделать глубокий вдох и наконец его легкие заработали, запуская и сердце, которые будто отказывалось биться, когда Микки не рядом. Мик-ки, Мик-ки, Мик-ки... — Микки... — сказал он, обнимая брюнета одной рукой за талию, а вторую запуская тому в волосы. Микки оторвал глаза от его груди и посмотрел вверх, прям в изумруд глаз рыжего. — Не отказывайся от меня. — Никогда. — Поцелуешь меня? Я должен знать, я должен знать, что ты выбираешь меня, что я тебе такой нужен. Потому что я тебя уже выбрал. Пожалуйста, поцелуй, пожа... Йен наклонился к его лицу и обхватил нижнюю губу Микки своими. Он не кусал, не посасывал, не пытался втянуть её в свой рот. Только лёгкое касание, которое должно было подарить Микки покой, который Йен только что обрёл сам. Им обоим и не мечталось быть счастливыми, быть любимыми. О чём тосковало сердце — это покой. Покой, когда сердце не душат мысли, что ты проебался, что с тобой покончено. Покой, потому что ты чувствуешь, что ты в безопасности. Чувствуешь чью-то заботу, чью-то привязанность, чью-то нежность в поцелуе бабочки. Тебя выбрали, ты выбрал.