***
Тарталья от скуки настрачивал длиннющие сообщения Люмин, оперевшись плечом о стену возле подоконника. Из-за таблеток, которыми его пичкали, у него появилась бессонница, из-за чего парень частенько прогуливался по коридорам больницы, иногда беря с собой телефон, а иногда просто слушая различные звуки, доносившиеся из других палат. В большинстве случаев он слышал только крики из-за ночных кошмаров, но иногда мог подслушать и ночные разговоры больных на голову людей, которые не замечая никого вокруг общались со стеной. Тарталью беспокоил тот факт, что Люмин стала реже звонить ему, ограничиваясь лишь несколькими сообщениями о том, как прошёл её день и вопросами о самочувствии парня. Нет, приезжала она к нему всё также часто, но у Чайльда была склонность контролировать всё вокруг, поэтому он не мог оставить это просто так. Он даже дал Скарамучче ключи от их квартиры, чтобы, вдруг что, парень смог следить за тем, что делает Люмин и не сбежала ли она ещё. Они частенько списывались с синеволосым, который отчитывался о каждом шаге и также не забывал спрашивать о состоянии Чайльда, на что он отмахивался и грозился оторвать ему башку, если тот ещё раз спросит об этом. Сейчас была глубокая ночь, поэтому, очевидно, что и Скарамучча, и Люмин блаженно спали в своих кроватях, не волнуясь о том, как же поживает здесь их бедняжка Тарталья. Иногда рыжему казалось, что его просто-напросто бросили, заперев в больнице, откуда он не мог ступить и шага, оставив на произвол судьбы. Он старался гнать тёмные мысли подальше от себя, понимая, что если он и дальше будет загонять себя в пропасть, то никакое лечение ему не поможет. Из размышлений его выдернул глухой звук удара и последующие тихие ругательства. Обернувшись, Тарталья заметил сконфуженного Сяо и, закатив глаза, подошёл к нему. Чёрт, и почему каждый раз он трётся рядом с ним? — Прежде чем ты наедешь на меня, скажу, что заметил тебя и решил подойти, — сходу начал оправдываться паренёк, поднимая руки в знак капитуляции. — И с чего ты взял, что я захочу с тобой разговаривать? — рыжий морщит нос, когда замечает, с каким интересом пялится на него темноволосый. — Так и знал, что ты не помнишь, — с наигранной жалостью выдаёт Сяо, скрещивая руки на груди. — Не помню чего? — озадаченно спрашивает Чайльд, совсем не осознавая о чём идёт речь. — Как мы поклялись на мизинчиках, — рыжеволосый давится со смеху, замечая возмущенное лицо парня напротив и хлопает того по плечу. — Приходи, когда перестанешь нести чушь, — он машет ему рукой на прощание и, развернувшись, уходит в сторону своей палаты, желая уснуть мёртвым сном и не просыпаться. В ту ночь Чайльду впервые за долгое время снится кошмар. Просыпаясь в холодному поту, он не понимает, почему в этом сне присутствовал Сяо и каким образом он вообще с ним связан, поэтому Тарталья ставит себе цель — разобраться с этим как можно скорее.***
Когда Скарамучча наконец проснулся, Люмин уже приготовила дымящийся кофе и заботливо выложила на тарелку печенюшки, которые привезли доставкой ещё пару часов назад. За это время девушка успела накрутить себя несколько тысяч раз, в голове придумывая оправдания и каждое было хуже предыдущего. Светловолосая подумывала сбежать к подруге, оставив Скара одного в квартире, но после долгих размышлений поняла, что выглядеть это будет крайне эгоистично, ведь Скарамучча наверняка переживал также, как и она. Когда он показался на кухне — весь такой сонный и растрёпанный, со следом от подушки на щеке, у Люмин чуть не задёргался глаз. Как он может быть так спокоен? Люмин тут места себе не находит, пока Скарамучча вальяжно развалившись на стуле, с важным видом попивает кофе, будто и не было вчера того поцелуя. — Я вижу, как в твоей голове крутятся шестерёнки, — с набитым ртом произносит синеволосый, даже не взглянув на девушку, продолжая уминать печенье за обе щеки. Люмин игнорирует его, наливая себе чашку зелёного чая и обхватывает её руками, чтобы, не дай бог, не врезать Скарамучче по его смазливому личику. Скар закатывает глаза, подрывается с места и зажимает Люмин в углу, забирая у неё чашку чая и отставляя её в сторону. — Вчера ты была посмелее, — давит лыбу парень, руками скользя по волосам девушки, массируя кожу голову. Люмин в его руках медленно расслабляется, понимая, что ничего плохого Скарамучча делать не собирается. Она всё также молчит, когда синеволосый снова целует её, но уже более настойчиво, нежели вчера и, вздохнув, отвечает на поцелуй, зная, что потом пожалеет об этом. Скар усаживает девушку на кухонную тумбу, чуть не свернув ей шею и светловолосая, тихонько пискнув, вцепляется ему в волосы. Парень лнёт к ней всем телом, отстраняется, когда заканчивается воздух и целует девушку в шею, обнимая. Они оба несколько минут восстанавливают дыхание и Люмин, уткнувшись парню куда-то в грудь, что-то тихо бубнит. — Вчера... Ты сказал, что мы поговорим, — несмело припоминает девушка, легонько пробегаясь пальчиками по лицу синеволосого. — Если ты не против, — по-доброму усмехается тот, хватая Люми за руку и таща на диван в гостиной, откуда всё и началось. Люмин присаживается на краешек дивана, подгибая под себя ноги, в то время как Скарамучча будто и не чувствует той неловкости, витающей возле них. Несмотря на то, что девушка пол ночи размышляла, глядя в потолок, сейчас она совсем не знала, что сказать. Как вообще начать разговор? О чём думает Скар? Все эти вопросы заставляли сердце Люмин сжиматься. — Ты мне нравишься, — выдаёт Скара, вырывая девушку из раздумий. Он ведёт плечом, пытаясь сбросить с себя вопросительный взгляд светловолосой. — И я знаю, что ты не любишь Чайльда. — Что... Откуда? — резко спрашивает Люмин у Скары, неловко ёрзая на диване. — Ты об этом говорил вчера? — Да, — соглашается синеволосый. — На вашу пару без слёз не взглянешь. То, как ты отводишь взгляд каждый раз, когда Чайльд задаёт тебе вопрос; то, как ты вздрагиваешь, когда он прикасается к тебе; то... — Я поняла, не продолжай, — перебивает парня Люмин, опуская глаза в пол. — А что насчёт твой девушки? — Лайлы? Мы уже не вместе. Она слишком прилипчивая, да и никогда мне не нравилась, — спокойно отвечает Скарамучча, пожимая плечами. Люми сводит брови в недоумении. — И что ты предлагаешь? Начать встречаться? — гневно изрекает светловолосая, сжирая парня взглядом. Люмин раздражается из-за его спокойствия. — У тебя уже такие мысли начали пробегать, красотка? — улыбается Скарамучча, но заметив убийственный взгляд девушки, тут же поднимает руки в знак капитуляции. — Давай я съезжу к Чайльду, а ты побудешь дома, обдумаешь всё хорошенько, а вечером мы снова поговорим, а? Люмин лишь кивает в знак согласия, не в силах сейчас спорить и провожает повеселевшего Скарамуччу до двери. Он улыбается ей той самой лучезарной улыбкой, которая была направлена только на неё и Люмин готова расплакаться от того, какая же неприятная ситуация выходит. Скарамучча не заслуживает такой девушки, как она. Он заслуживает целого мира. — Будь осторожен, — шепчет девушка на прощание, заглядывая тому в глаза и захлопывает дверь, съезжая по ней на пол. Она закрывает глаза ладошками, чувствуя, как по щекам текут слёзы и не может вспомнить, когда в последний раз плакала из-за кого-то, помимо Чайльда. Она чувствует себя одиноко, когда понимает, что высказаться ей буквально некому. Все, кто у неё есть — это её агрессивный парень, которого она не любит и Скарамучча, с которым она не может быть вместе. Внезапно ей хочется набрать маму, чтобы услышать её теплый и такой до боли родной голос, чтобы поделиться всеми своими переживаниями и попросить совета. Люмин обещает себе съездить к ней, пока Чайльд в больнице, иначе она не знает, как скоро ещё выпадет такой шанс.***
— Ты как? — вздыхает Скарамучча, исследуя глазами стоявшего неподалёку Чайльда. Тот выглядит немного хуже с последней их встречи, но всё ещё держится бодрячком, хмуро поглядывая на зажатую в пальцах синеволосого сигарету. Недалеко от них стоит медсестра, следящая за тем, чтобы никто не нарушал порядок. Чайльд преувеличенно закатывает глаза, понимая, что покурить не получится. — Я в норме, — кисло отвечает Тарталья, прислоняясь спиной к стене и прикрывая глаза. — Бессонница мучает, да паренёк один пристаёт. — Какой ещё паренёк? — удивлённо выдаёт Скара, приподнимая бровь. — Да весь такой важный, строит из себя не пойми что, — насмехается Чайльд, скрещивая руки на груди. Он осматривается в поисках Сяо, обнаруживая того в беседке в нескольких метрах от места, где расположились они со Скарамуччей. Сяо, не обращая на них совершенно никакого внимания, насвистывает что-то себе под нос, прикрыв глаза рукой. Чайльд морщится, будто ему в нос попала мошка. Скарамучча, заметив взгляд рыжего, несколько секунд пристально всматривается в темноволосого, а после сводит брови в недоумении. — Разве это не тот мальчишка из твоего детства? — спрашивает он. — Ты просил отыскать его пару лет назад, но так ничего и не вышло, он будто сквозь землю провалился. — Чёрт, — стискивает зубы Тарталья, когда в голове начинают всплывать картинки. Он наконец вспомнил, почему лицо Сяо казалось ему таким знакомым. Вспомнил, откуда слышал это имя и понял, почему ему снился тот сон. — Вот же блять! Почему я сразу не догадался! — Давай сильнее! — кричит маленький темноволосый мальчик, сжимая ладошками железные прутья качели. Он заливисто смеётся, когда его рыжеволосый друг старается сильнее раскачать качели и начинает размахивать руками в воздухе, имитируя полёт птицы. — Аккуратнее! Я не буду снова лечить твои разбитые коленки и локти! — раздражённо кричит рыжеволосый, наигранно закатывая глаза. Этот мелкий чертёнок уже потрепал ему все нервы! Они познакомились совершенно случайно: Чайльд тогда сбежал из дома, чтобы не слышать очередную ругань родителей, забрёл в какую-то рощу, усеянную деревьями и улёгся прямо на траву, разглядывая ночные звёзды. В голове было необычайно пусто, не было никаких переживаний и сомнений, Чайльд просто хотел спокойствия. Так его и застал маленький Сяо. Они сдружились — удивительно, ведь у Тартальи совсем не получалось общаться с людьми, да и друзей у него не было. Поначалу он просто молчал, пока Сяо бесконечно тараторил, рассказывая, как прошёл его день и о прочей чепухе, но, как только почувствовал себя более, чем комфортно, начал по-тихоньку отвечать на вопросы, задаваемые темноволосым. Сяо, тем временем, слез с качели, подходя к Чайльду. Его прилично отросшие волосы блестели в свете луны, чёлка спадала на глаза и он каждую секунду пытался убрать её, запутывая ещё сильнее. Тарталья, глядя на это, лишь посмеивался, не в силах отвести взгляд. — Давай поклянёмся на мизинчиках, что всегда будем помнить друг о друге, — со всей серьёзностью, присущей ребенку, выдаёт Сяо, протягивая Чайльду мизинец. Тарталья на мгновение застывает в оцепенении, пытаясь найти подходящие слова, но потом сдаётся, молча протягивая мизинец в ответ. Сяо радостно верещит и кидается обнимать рыжеволосого, пусть и знает, что тот этого не любит. — Я рад, что мы друзья, — шепчет Тарталья куда-то в район макушки Сяо, обнимая его в ответ. — Вспомнил, наконец? — раздаётся сбоку, пока Чайльд приходит в себя от нахлынувших воспоминаний. — Надо отдать должное твоему другу. Тарталья переводит шокированный взгляд на уходящего Сяо, понимая, насколько сильно тот изменился. Да никто бы в здравом уме не узнал человека спустя одиннадцать лет! Рыжий пытается остановить темноволосого, крича что-то вслед, но тот даже не оборачивается, скрываясь в здании. На все вопросы Скарамуччи Чайльд лишь отмахивается, обещая, что расскажет всё позже и наскоро попрощавшись с ним под предлогом усталости, заваливается в свою палату в надежде поспать. Руки буквально дрожат от нелепости ситуации: это тот самый Сяо, который так вовремя появился в жизни Тартальи, спасая его от одиночества, хоть и ненадолго. Рыжий знал, что темноволосый сбегал по вечерам из детского дома ещё задолго до того, как они встретились, но, к сожалению, в один из вечеров Сяо просто не пришёл, а Тарталья перестал надеяться увидеть его вновь. Уже в более осознанном возрасте он искал его на протяжении полугода, даже привлёк к этому Скарамуччу, но снова потерял надежду, когда ничего не вышло. Он стал постепенно забывать о мальчишке с янтарными глазами и доброй улыбкой, когда на смену ему пришли Люмин и Скарамучча и сейчас жалел об этом как никогда.***
Тарталья проснулся от резкого грохота и последующего шума и криков. Разлепив глаза, он не сразу понял, что проспал более восьми часов, что в последнее время было для него сроду чуда. Рыжий чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, его мрачное настроение постепенно улетучивалось и он решил, что если дело и дальше так пойдёт, то его выпишут уже довольно скоро. Не сумев побороть любопытство, он решил глянуть, из-за чего все так переполошились. Натянув на пижаму халат, Тарталья вышел в коридор, где его тут же чуть не сбила медсестра. Ну что за наглость. — Что тут случилось? — недовольно пробубнил Чайльд, хватая бедную женщину за локоть. Она покачала головой и выдернула руку из его крепкой хватки. — Самоубийство в палате дальше по коридору, — женщина кивнула куда-то в сторону и обвела руками пространство вокруг, намекая, что она сейчас, вообще-то, немного занята. — Если это всё, молодой человек, вернитесь в свою палату, не мешайте! Она побежала дальше по коридору, что-то выкрикивая и Чайльд, недолго думая, двинулся в противоположную сторону, стараясь не попадаться никому на глаза. Хотя, в таком переполохе вряд ли бы кто-то обратил на него внимание. В самом конце коридора столпилась кучка врачей, снующих из стороны в сторону и о чём-то негромко перешёптываясь. Чайльд аккуратно протиснулся в толпу, опустив голову вниз и заглянул в настежь открытую палату. Первое, что заметил Тарталья, так это то, что палата была одиночная. Одиночная! Он взял на заметку поговорить об этом с лечащим врачом, чтобы и он мог быть предоставлен самому себе, не зря же такие деньги платит. Переведя взгляд на человека, конечности которого свисали с кровати, Чайльд замер. Светлые простыни были насквозь пропитаны ещё свежей кровью и, если принюхаться, можно было почувствовать металлический запах, от которого накатывала тошнота. На полу, недалеко от кровати, валялся столовый нож, кровь на котором уже подсохла, покрывшись корочкой, а на самой койке лежал бледный Сяо с открытыми глазами и растрёпанными волосами. Тарталья, не думая, рванул вперёд, расталкивая всех на своём пути и, не обращая внимание на возмущённые крики врачей, приземлился на полу, проехавшись по нему коленями. Глаза темноволосого были направлены прямо на Чайльда и он на мгновение испугался от того, какими же неживыми они выглядели. Лицо Сяо не выражало буквально ничего, но лоб покрывали морщинки, будто он хмурился, а губы были растянуты в блаженную улыбку, от которой у рыжего свело челюсть. Он прикрыл глаза на несколько секунд, переводя дыхание и снова уставился на парнишку, не в силах поверить, что он так поступил. Его руки, свисающие с кровати, были покрыты полузасохшей кровью и если присмотреться, можно было увидеть глубокие раны вдоль запястий. Тарталью повело от открывшейся картины и, почувствовав хватку на своём плече, он дёрнулся, испугавшись. Позади него стояла та самая женщина, что была на групповой терапии и сочувственно ему улыбалась, будто Сяо был его близким другом. Тарталья покачал головой и поднялся, навправляясь к себе в палату. Там он на протяжении нескольких минут с особой тщательностью вымывал руки, на которые попала чужая кровь и безуспешно пытался совладать с тошнотой, внезапно накатившей на него. Через пару часов бездумных размышлений к нему заглянула медсестра, передавая таблетку снотворного, чему Чайльд был безумно рад. Ему не хотелось просыпаться от кошмаров, в которых безжизненные глаза Сяо безмолвно умоляли его о помощи. Он укрылся одеялом с головой, погружаясь в тревожный сон спустя несколько минут.***
— О чём ты хотел поговорить? — спросила Люмин, скрещивая руки на груди. Это была её защитная поза, — заметил Скарамучча, время от времени поглядывая на девушку сквозь ресницы. Она выглядела одновременно растерянно и неуверенно, что совсем не вселяло надежды. Они снова расположились на диване, ведь, по мнению Люмин, гостиная была самой комфортной из всех мест в квартире. Девушка приготовила какао, аккуратно поставив чашки на журнальный столик перед телевизором и притащила свежие пирожные с ягодной помадкой, зная, что Скарамучча точно не откажется от сладостей. Время по-тихоньку близилось к полуночи и Люмин была слишком вымотана переживаниями за день, что сейчас ей хотелось лишь одного, — поспать. Она предполагала, что Скар был настроен также из-за долгой поездки к Чайльду и была рада, когда синеволосый с порога заверил её, что с Тартальей всё хорошо и она может не переживать хотя бы за его здоровье. — Возможно, ты переживаешь из-за того, что Тарталья узнает, но я болтать не собираюсь, — спокойно ответил Скара, пожимая плечами. — Я планирую вести себя также, как и до этого, когда его выпишут. — Хорошо, — согласилась девушка, мысленно зачёркивая пункт в длинном списке волнующих её вещей. — Но что, если я расскажу тебе кое-что, что, возможно, поменяет твоё отношение к Чайльду? — Вряд ли ты сможешь впечатлить меня настолько, чтобы я поменял своё отношение к нему, — со смешком ответил Скарамучча, складывая руки в замок, не зная, чем их занять. Прямо сейчас ему хотелось отложить этот удручающий разговор в дальний ящик, забыв о нём на время, прижать Люмин к себе и отдохнуть. Ему казалось, что время рядом с ней летит со скоростью света, — оглянуться не успеешь, как приедет Тарталья и всё вернётся на круги своя. Он снова будет просиживать штаны в затхлом дорогущем офисе, помогая Чайльду с бумагами, раз в пару недель проводить конференции, а по выходным отрываться в каком-нибудь элитном клубе, в надежде найти себе ту, которая сможет занять все его мысли вместо Люмин. Скар всё же заинтересованно склоняет голову к Люми, придвигаясь ближе и с готовностью во взгляде кивает ей, как бы намекая, что она может рассказывать. — В общем, — хихикает светловолосая, начиная паниковать. — Даже не знаю, как начать. Ты помнишь, когда мы с Чайльдом познакомились? Скарамучча снова кивает, выгибая бровь и не понимает, к чему клонит девушка. — Мы начали встречаться довольно скоро из-за того, что переспали с ним на той вечеринке, — разъясняет Люмин, стыдливо опуская голову вниз. — На самом деле, тогда я была очень рада, что встретила человека, который смог принять меня, и даже не задумывалась о том, какие чувства к нему я испытываю, — пояснила светловолосая, когда краем глаза заметила, как Скара хочет задать вопрос. — Безусловно, Чайльд мне нравился, но, наверное, вначале это было поверхностно. По мере того, как мы всё больше узнавали друг о друге, я начала влюбляться. Скарамучча сидел, внимательно слушая девушку, боясь пропустить детали и потерять мысль, которую она хотела до него донести. На его памяти, это был первый раз, когда девушка заговорила о своих чувствах и открылась ему. — Это было самое лучшее время в моей жизни, — продолжила светловолосая, не замечая, как скривился парень. — Чайльд ухаживал за мной, не давил и оберегал и мне, как девушке, всегда этого хотелось. За это время я успела привязаться к нему и построить планы на будущее. Люмин вздохнула, переводя дыхание и подняла голову, глядя Скарамучче в глаза. По мере того, насколько продвигался её рассказ, она становилась всё тише и делала больше пауз между предложениями. Скарамучча предположил, что девушка волнуется, поэтому ободряюще улыбнулся ей, не решаясь брать за руку. Он не знал, нужен ли девушке физический контакт, чтобы успокоиться. — В какой-то момент наши отношения начали ухудшаться. Чайльд реже ночевал дома и чаще срывался на мне, будучи пьяным. Я узнала, что он принимает наркотики и легче от этого мне не стало, — признаётся она. — Мне было его жаль. Мне и сейчас его жаль, он не виноват, что вырос таким. Я всегда хотела помочь Чайльду; сделать так, чтобы он почувствовал любовь, которой ему не хватало в детстве. Знаешь, я не очень хорошо знаю, какие отношения у него были с родителями, но глядя на него, можно было понять, что он недолюбленный. Люмин замолкает, прикрывая глаза. Они сидят в тишине некоторое время, пока девушка вновь не продолжает свой рассказ. — Ты знал, какой на самом деле Чайльд жестокий? Что вся его ревность и забота на людях просто напускная? Он ломал мне кости два раза, кидался в меня тарелками и стульями, выламывал двери, чтобы потом избить, а на следующий день забыть это, как страшный сон, — с трудом произносит девушка, пока грустная, сдержанная улыбка окрашивает её губы. — Я терпела такое отношение к себе на протяжении долгого времени, но я устала. Я люблю Чайльда, возможно, не так, как любят девушки своих парней, но всё же. И я хочу ему помочь, поэтому уговорила его пройти курс у психиатра. Во мне не было уверенности, что он согласится, но, оглядываясь назад, рискнуть — было лучшим моим решением. Когда Люмин замолкает, они снова погружаются в тишину, на этот раз не такую комфортную, как до этого. Девушка не может заставить себя поднять голову, чтобы взглянуть на Скарамуччу и не задаёт вопросов. Она боится того, что он рассмеётся ей в лицо, говоря, что она врунишка и его лучший друг не мог поступить так с девушкой. — Почему я? — произносит Скарамучча спокойным, ровным голосом спустя несколько минут. Люмин поднимает голову и парень видит, как несколько слезинок катятся по её щекам. Она всматривается в его лицо, пытаясь найти хоть какие-то намёки на эмоции, но парень спокоен и собран, поэтому Люмин бросает эту затею. — Я доверяю тебе, — просто отвечает она, натянуто улыбнувшись. Скарамучча кивает, притягивая светловолосую в объятия и она, удобно устроившись на его плече, прикрывает глаза. Синеволосый включает телевизор — просто для того, чтобы тишина не давила на него, и убавляет звук сразу же, чтобы не разбудить Люмин. Она засыпает тут же, измотанная тяжёлым днём и переживаниями, пока парень бережно укрывает её пледом и поудобнее устраивает на своём теле. Скарамучча просыпается ранним утром от телефонного звонка. Он пытается пошевелиться и чувствует, как затекла рука от того, что Люмин целую ночь пролежала на нём. Удивительно, но, разлепив глаза, парень видит перед собой спящую девушку, которая умудряется выглядеть мило даже во сне. Улыбнувшись ей слабой улыбкой, Скар аккуратно вылазит из её объятий, укладывая светловолосую на подушку, подхватывает свою пустую чашку и тащится на кухню, чтобы заварить себе крепкий кофе. Телефон снова начинает звонить, когда синеволосый включает чайник и он, закатив глаза, уходит в самую дальнюю комнату, чтобы своим разговором не разбудить девушку. — Да? — поднимает трубку Скарамучча с третьего раза и устало потирает глаза, даже не посмотрев на того, кто звонит ему в такую рань. — Привези мне дозы, — сходу выплёвывает Тарталья, не здороваясь. — Чайльд? — удивлённо спрашивает синеволосый, а после мысленно даёт себе затрещину. Конечно, это Чайльд. Кто ещё будет названивать ему так рано? — Ты спятил? — Слушай, тут кое-что произошло и мне очень херово, — через силу признаётся Тарталья. — Врачи особо ничем не помогают, поэтому, прошу, привези мне дозы. Скарамучча устало выдыхает, бросает быстрое «ладно, скоро буду» и отключается сразу же, чтобы не выслушивать причитания рыжего. Он готовит завтрак для себя и для Люмин, справедливо заметив, что, если не поест, то не выдержит долгой поездки. Когда девушка появляется на кухне, на столе уже стоит тарелка для неё и свежесваренный чай, который так любит Люмин. Скарамучча целует её в лоб и выдавливает улыбку, только для того, чтобы девушка почувствовала себя получше. — Я съезжу к Чайльду и сразу же вернусь, хорошо? — неожиданно произносит синеволосый и Люмин, услышав это, хватает его за руку. — Не надо, — умоляет она, глядя на Скара со слезами на глазах. Она волнуется не из-за того, что Скарамучча расскажет всё Чайльду, а из-за того, что Скарамучча поступит опрометчиво и разозлит рыжего, который способен на многое. — Ну ты чего, — слегка усмехается синеволосый и берёт её руки в свои. Они стоят так на протяжении нескольких минут и Скарамучча видит, как Люмин постепенно расслабляется. Он отпускает их руки и целует её в лоб, также, как и она некоторое время назад. — Я буду вести себя хорошо, не волнуйся. Парень уходит, пока Люмин смотрит ему вслед и думает, было ли хорошей идеей рассказать ему всё это.***
— И ты ради этого разбудил меня ни свет ни заря? — ворчит Скарамучча, цепляя на лицо свою уже привычную маску. После рассказа Люмин он всё думал над тем, как будет вести себя рядом с Тартальей и пришёл к выводу, что лучшим выбором будет не подавать виду, что он что-то знает. Как оказалось, сделать это было не просто. Заметив Тарталью издали ещё до того, как подойти к нему, на Скарамуччу внезапно накатила злость, тисками сдавливающая лёгкие. Он удивился, — ведь последний раз, когда он так яростно злился на кого-то был несколько лет назад, да и Скар уже и не помнит всех деталей. — Какой смысл твоего нахождения в больнице, если ты даже не способствуешь своему лечению? — Я же объяснил тебе всё, чего ты ещё от меня хочешь? — закатывает глаза Чайльд, явно раздражённый тем, что Скар пропустил мимо ушей всю его яростную тираду. — Я хочу, чтобы ты взял себя в руки и перестал вести себя, как придурок, — отвечает синеволосый, гневно сведя брови. Он отворачивается от рыжего, рассматривая бетонную стену рядом. Они находятся в том же месте, где и в прошлый раз, когда Скарамучча приезжал проведать Чайльда, только сейчас по всему периметру снуют туда-сюда по крайней мере около пяти женщин-медсестёр, следящих за безопасностью. Попасть сюда сегодня было ужасно непросто, — сначала пройти проверку на входе, потом ещё одну проверку, чтобы встретиться с больным, сдать все вещи и надеть халат. Всё это выбило Скарамуччу из равновесия и он выглядел ещё недовольнее, чем обычно. — Люмин волнуется за тебя. — Она волнуется, но ни разу за последнее время не приехала ко мне, — смеётся Тарталья, выгибая бровь. Он вздыхает, устало опираясь о стену и позволяя рукам безвольно опуститься вдоль тела. Парень выглядит ужасно, — синюшные круги под глазами говорят о том, что он почти не спал за последнее время, помятая больничная рубашка и нелепый вид только придают этому уверенности. Чайльд покачивается из стороны в сторону и еле держится на ногах, хватаясь за руку Скарамуччи. — Я не буду упрашивать тебя прекратить самобичевание, если ты сам этого не хочешь, — серьёзно говорит синеволосый, заглядывая Тарталье в глаза. — Но и не поведусь больше на твои мольбы. Постарайся исправиться ради Люмин, она ночами не спит, думая о том, как там её Чайльд, а ты кладёшь огромный болт на её переживания. Они расходятся также быстро, не говоря друг другу ни слова. Чайльд выглядит задумчивым и Скарамучча полагает, что, возможно, достучаться до него будет легче, чем он думал. К вечеру он возвращается в квартиру к Люмин, которая, на удивление, выглядит свежей и отдохнувшей, и улыбка окрашивает его губы, когда он видит её такой счастливой.***
— Блядское окно, — еле ворочает языком Чайльд, пытаясь открыть окно. Прямо сейчас, в его состоянии, парня совсем не колышет тот факт, что окно без ручки не открыть, а ручки находятся только у главного врача и выдаются строго по расписанию для того, чтобы проветрить палату. Он ковыряется в оконной раме на протяжении получаса, но особого эффекта это не приносит, — руки Чайльда трясутся так, будто он эпилептик, а зрение время от времени затуманивается, не давая возможности чётко разглядеть то, что находится перед глазами. Он принял четыре таблетки через несколько часов после ухода Скара, всё это время размышляя над его словами. Безусловно, он хотел вылечиться. Он хотел радовать Люмин каждый божий день, принося ей своими действиями только улыбки. Но что тут поделать, если лечение для него было только в тягость? Совсем не успокаивал тот факт, что смерть Сяо принесла Чайльду намного больше переживаний, чем ожидалось. Они не виделись около десяти лет, у каждого была своя жизнь, свои проблемы и переживания, так почему Тарталья ощущал себя так, будто ему оторвали кусок сердца в виде его единственного друга детства? Рыжий хотел поговорить с Сяо, разузнать о его жизни больше, спросить, почему он тогда пропал, оставив Тарталью одного, но буквально тем же вечером Сяо покончил с собой, отбирая у Чайльда возможность задать ему вопросы. Он не понимал, что чувствовал. Была ли это злость или горечь утраты? Было ли ему всё равно на Сяо или он хотел бы впустить его в свою жизнь, как много лет назад? Только одно Чайльд знал наверняка, — ему бы хотелось навсегда стереть из памяти картинку с мертвецко-бледным парнем на кушетке, заглядывающим прямо в душу. Он держался почти сутки, прежде чем позвонить Скарамучче с просьбой достать ему наркотики. Чайльд был уверен, что у синеволосого ничего не получится, — они усилили охрану и проверяли каждого, кто приезжал проведать больных, но каким-то образом, ему это удалось. Тарталья даже мысленно похвалил Скара. Сейчас же, он явно жалел об этой просьбе. Возможно, попросить у медсестры снотворного было бы намного лучше, чем мучиться от отходняков, чувствуя огромную вину перед темноволосым мальчиком из детства. Его лицо стояло перед глазами каждый раз, когда рыжий закрывал их в попытке поспать, а огромные рваные раны на руках преследовали его в кошмарах, где Сяо судорожно кричал Чайльду о том, что он не смог его спасти, обрекая на смерть. Чайльд мечтал о спокойствии с раннего детства, даже тогда, когда умерла его мать. Он мечтал о спокойствии, когда на его глазах умирал отец, с которым, в глубине души, Чайльд хотел бы иметь нормальные отношения. Он мечтал о спокойствии в моменты, когда доставлял Люмин огромную боль своими действиями. Он мечтал о спокойствии, когда осознавал то, что он сделал и ненавидел себя пуще прежнего. Он мечтал о спокойствии, когда умер Сяо и он не смог помешать ему. Чайльд мечтал о спокойствии всю свою жизнь, понимая, что, возможно, он навсегда останется травмированным одиноким ребёнком без любви. Тарталья безудержно плакал, когда выбивал кулаком оконное стекло, не в силах открыть его тихим способом. На задворках сознания он понимал, что перебудит шумом весь персонал больницы, но его это мало волновало. Он хотел домой — к Люмин и Скарамучче — единственным близким людям, оставшимся в его жизни. Он хотел заснуть и проснуться на следующее утро, счастливым и спокойным, с искренней улыбкой на лице. Хотел обнимать свою Люми до потери сознания, хотел видеть её радость от того, что он вылечился и теперь всё будет не так, как прежде. Он думал об этом, когда прыгал с окна второго этажа, приземляясь на бетон и стирая локти и колени в мясо. Он думал об этом, когда на покачивающихся ногах двигался в сторону выхода из территории больницы. Он также думал об этом, когда его руки заламывали за спиной и тащили его назад в палату, вливая в горло снотворное. Он думал об этом даже во сне, и тогда, когда просыпался, чтобы потом снова уснуть и на следующий день, когда увидел себя запертым в одиночной палате.***
Через два дня к нему приехал Скарамучча, ворчливый и недовольный из-за того, что на входе его обшманали несколько раз, заставив вывернуть карманы и чуть ли не раздевая, только для того, чтобы потом отвести в комнату с двумя стульями и столом, по углам которой располагались камеры, а через окошко в двери за ними наблюдала медсестра, вслушиваясь в каждое слово, которое срывалось с губ Скара. Конечно, они его подозревали, это было очевидно, ведь кроме него к Чайльду никто не приезжал. Скарамучче следовало подумать несколько раз, прежде чем привозить Тарталье наркотики, из-за которых он чуть не сбежал, сломав палец на руке. — Ты просто конченный, — кричал Скар на рыжеволосого, не забывая при этом активно жестикулировать. Чайльд не выглядел впечатлённым. Ему промыли мозги еще вчера, рассказывая о том, что он подверг риску не только себя, но и остальных людей, находящихся в больнице. Тарталья стоически выдержал эту пытку, переодически кивая и показывая, насколько сильно он раскаивается, хотя, в глубине души, ему было плевать. Он хотел поскорее выписаться из этого злополучного места и отправиться домой, но из-за произошедшего два дня назад, он сомневался, что выйдет на свободу не раньше, чем через ещё один блядский месяц, поэтому пообещал себе, что сделает всё, что в его силах, чтобы побыстрее оказаться рядом с Люмин. — Как тебе только в голову пришло сбежать отсюда, — на выдохе произнёс синеволосый, устав кричать на парня, который не обращал совершенно никакого внимания на его слова. — Я хотел к Люмин, — признался Чайльд. — Как она? — Очень хорошо, что ты решил узнать о её состоянии, потому что она просто в ярости, — снова завёлся Скара, гневно поглядывая на рыжего сквозь ресницы. — Ты бы знал, в какую истерику она впала после звонка твоего лечащего врача. Она разнесла весь дом, крича о том, что ты идиот, потом прорыдала всю ночь, а с утра не произнесла ни слова, когда я спросил, хочет ли она поехать к тебе. Ты облажался по полной. — Передай ей, чтобы она не волновалась, — тихо произносит Чайльд, складывая руки в замок. Ему не стыдно за свои действия, но он уже несколько раз успел пожалеть о том, что натворил. — Ладно, — отмахивается синеволосый, хмуря брови. — Теперь я могу приезжать к тебе раз в неделю, заметь, из-за тебя, поэтому, думаю, мы увидимся только на следующих выходных. Я постараюсь взять с собой Люмин, но она сказала, что хочет съездить домой к семье. Тарталья кивает, не поднимая головы и думает, что, возможно, это не такая плохая идея, — разрешить Люмин увидеться со своей семьёй. Он понимает, что будет ужасно волноваться, чтобы девушка не сболтнула ничего лишнего, но то, что он не против — уже говорит о том, что Чайльд начинает меняться.***
— Люмин, — громко зовёт девушку Скарамучча, заглядывая поочерёдно сначала в гостиную, на кухню, а после проверяя и другие комнаты. Как назло, светловолосой ни где не видно и Скар начинает волноваться, не натворила ли она дел. Он вернулся от Чайльда буквально десять минут назад, громко хлопнул дверью, чтобы дать девушке понять, что он в квартире и уселся на диван ждать. Обычно, Люмин выходила к нему сразу же, за исключением тех моментов, когда была раздражена или волновалась. Но сейчас, просидев на диване около получаса, Скарамучча не выдержал и кинулся на её поиски, заметив, что вещи девушки оставались в квартире всё это время. Она не могла уйти, будучи незамеченной. Он обошёл все комнаты, кроме спальни Люмин, не зная, можно ли ему туда входить. Простояв так по меньшей мере несколько минут, парень уже хотел было возвращаться в гостиную, наплевав на всё, но услышал громкий звук битого стекла. Ворвавшись в комнату, первое, что он заметил — была приоткрытая дверь в ванную комнату, а на полу виднелись осколки стекла. Недолго думая, синеволосый заглянул в дверной проем, заметив девушку, сидящую на полу в самом дальнем углу. Он медленно подошёл к ней, стараясь не наступать на остатки того, что когда-то было зеркалом и опустился перед Люмин на колени. — Люми, — позвал он её, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринуждённо. Светловолосая не ответила и не подняла головы, продолжая бездумно сидеть, скрестив руки на коленях. Тогда он снова позвал её, рукой приподнимая подбородок. — Что случилось? Люмин выглядела разбито и даже не пыталась стереть слёзы с лица. Её глаза опухли, нос раскраснелся, будто от мороза, а тело сотрясала крупная дрожь, которую парень сумел пропустить. Скарамучча вздохнул, подхватывая светловолосую на руки и аккуратно перенёс на кровать, подкладывая под голову подушку. Девушка кивнула ему в знак благодарности и они снова погрузились в тишину. Спустя несколько минут она сама протянула к нему руки, требуя, чтобы он заключил её в объятия и Скара, поразмыслив, так и сделал, прижимая хрупкое тельце к себе. Люмин по-тихоньку успокаивалась и только переодическое хлюпанье носом выдавало её состояние. — Я испугалась за тебя, — призналась она некоторое время спустя, когда полностью успокоилась. — Также, как и за Чайльда два дня назад. Прости. — Я же предлагал тебе поехать со мной, — слабо усмехнулся он, поглаживая девушку по волосам. — Не хочу его сейчас видеть, — хмуро ответила Люми, отталкивая парня и укладываясь на подушку лицом к стене. — Полежи со мной. Скарамучча кивнул, забыв о том, что светловолосая его не видит, пробубунил что-то вроде «конечно», выключил свет и улёгся рядом с девушкой, стараясь не залезать на её половину кровати. Он слушал её размеренное дыхание, перебирая в голове причины, из-за чего конкретно она испугалась, но так ничего и не придумал. Парень заснул спустя час, даже не замечая, как по инерции обхватил Люмин рукой, прижимая к себе.