***
Утром следующей недели, когда обещанные бабьим летом теплые дни начали потихоньку отступать, Маша, спасаясь от ночной прохлады, закрыла окно и подошла к календарю. С него на нее смотрела неизвестная картина с подписью «Собор на городской площади в летнее время. Корнелис Спрингер». Глаза сверлили взглядом цифру «15», обведенную от руки в неровный кружочек. До Машиного совершеннолетия оставалось всего два дня, и какое-то непонятное глубокое чувство внутри нее волнами давало о себе знать – смесь эйфории и тревоги, искреннего детского восторга и пустоты. У подъезда подругу ждала Оля в черном шерстяном пальто, облокотившаяся на кованую ограду. - Ты на северный полюс собралась? – спросила Маша, вышедшая только в пиджаке поверх тонкой белой водолазки. - Это ты куда собралась…замерзнешь… - Не замерзну, можно было и в шортах выходить. По дороге в школу обсуждаемые темы прошли долгий и тернистый путь от атоллов до празднования Машиного дня рождения. - Ух, что я тебе подарить купила, - мечтательно протянула Оля, - жаль, что поделиться нельзя прямо сейчас. - Тяжело, - прокряхтела Маша, стоя вниз головой и завязывая шнурки на кроссовках, - такова наша горькая доля. - Как отмечать будешь? - Не знаю, - разгибаясь, ответила подруга, - Соню и Риту пригласила, а куда – еще не знаю… - А Рита откуда? Она же не вернулась еще. - Сегодня приехала как раз, я с ней утром списывалась. Под ногами шуршали редкие сухие листья, и солнце светило, но уже не так ласково, как пару дней назад. По шее бегали мурашки, напоминая о приближающихся холодах, вперед виднелась школа в объятьях густых елей, и жизнь казалась такой, какой и должна быть. И день складывался хорошо – Маша и Оля встретили в холле Риту, только вернувшуюся из поездки в Германию с мамой, рассмотрели почтовые открытки и выбрали себе по одной. Маше приглянулась Дрезденская галерея в ночное время суток – тяжелое, нагруженное деталями здание в стиле барокко таинственное выступало из ночной тени, подсвеченное десятками прожекторов. Оля вертела в руках открытку с замком Хоэншвангау, стоящим отшельником в тонне разноцветной осенней листвы. История Риты про загадочного незнакомца, встреченного ею в мюнхенском метро, прервалась звонком, и пришлось разойтись по кабинетам. Рита отправилась на литературу, а Маша с Олей, слава Богу, всего лишь на обществознание. На большой перемене, во время обеда, к компании присоединилась Соня, которая проспала два первых урока. С загадочным видом она засунула руку в сумку и попросила Машу закрыть глаза. Пришлось закрыть и сидеть так аж полминуты, пока Соня возилась с «сюрпризом». - Открыва-ай! – радостно протянула подруга. На столе появилась небольшая картонная коробочка с набором аппетитных капкейков с белыми кремовыми шапочками и свежими дольками ягод. В одном из них, том, что был ближе к Маше, между кусочками клубники была воткнута витиеватая свечка. - С днем рождения!! Загадывай желание! - Соня…спасибо, они просто прелесть, - Маша широко улыбнулась, по привычке прикрыв рот ладонью, - но день рождения же пятнадцатого… - Я знаю, но в пятницу я не приду, поэтому решила устроить праздник сегодня! - Спасибо еще раз, - Маша с сияющими глазами потянулась через весь стол к Соне, чтобы крепко обнять подругу, - девочки, угощайтесь тоже. В ответ на предложение ничего не сказала только Рита, которая смотрела куда-то за спину Соне. Заметив это, Маша и Оля как по команде уставились туда же, и даже бедной Соне, не понимающей, в чем дело, пришлось обернуться. А дело было в том, что в столовую зашел молодой мужчина, в котором без труда угадывался недавний новый знакомый Александр Игоревич. - Это что за такой криминальный элемент? – усмехнулась Рита, провожая учителя взглядом. - Он выглядит как… - оторопело начала Соня. - …как сутенер, - в один голос закончили предложение Маша и Оля. И, действительно, внешний вид Александра Игоревича был, мягко говоря, странный. Если в обе прошлые встречи с Машей он появлялся в классическом костюме и белой рубашке с галстуком, то сегодня внимание к себе приковала его черная рубашка, заправленная в черные классические брюки. - Хорошо, что хотя бы рубашка не атласная, - протянула Маша, предварительно прочистив горло. - Ладно, мог бы и в красной прийти – тогда был бы полный джингл бэлс, - махнула рукой Оля, переключая все свое внимание на еще не тронутый капкейк. - Девочки… - Соня прикрыла лот ладонью, - а что если у него кто-то умер? - Когда кто-то умер, не принято одеваться как влажная фантазия восьмиклассницы, - резонно заметила Рита, возвращаясь в беседу, - так кто это? Пришлось рассказать всю ту небольшую историю знакомства с Александром Игоревичем, которую имела в своем багаже Маша. Оля не забыла добавить теорию про то, что это любовник Варвары Николаевны, устроенный ею в школу по блату. На конструктивное замечание о том, что у обычной учительницы по литературе не может быть таких полномочий, Оля лишь пожала плечами, мол, «мое дело предупредить». Завершающая часть учебного дня 11 «А» достигла своего апогея в классе литературы, где на фоне развешанных на классной доске памяток по подготовке к сочинению, Варвара Николаевна разбирала тематические блоки. Маша и Оля, одинаково подперев кулаками подбородки, считали количество белых горошинок на голубой блузке учительницы, маячившей у них перед глазами. - Если мы рассматриваем блок «Гордость и смирение», то мы можем развести разные понятия – гордость и гордыня, где гордость – нравственное качество, выраженное в самоуважении и высокой оценке своих возможностей. Если мы говорим о гордыни, то здесь мы не побоимся использовать громкое слово – грех! Гордыня – это эгоизм и индивидуализм, когда самолюбие превращается в себялюбие, - излагала Варвара Николаевна, расхаживая по классу и привычно шаркая ногами. - Разве самолюбие и себялюбие – не одно и то же? – шепнула Оля на ухо Маше. - Видимо, нет, - прошептала в ответ Маша, параллельно записывая в разные колонки тетради характеристики гордости и гордыни. - Давайте подумаем, - тем временем продолжала учительница литературы, остановившись в центре класса, - какие герои обладали такой чертой как гордость? Да, Карина? - Мне кажется, что подойдет Катерина Ивановна из романа «Преступление и наказание», потому что она очень гордилась тем, что была образованная «почти полковничья дочь» и в конце сошла с ума от горя, от того, что не могла жить так, как положено при ее статусе. - Отличный пример, но последнее высказывание не так однозначно, как может показаться на первый взгляд, так как… Внимание Маши, метавшееся между телеграмом и уроком, вновь переключилось и обнаружилось в общем чате, где девочки обсуждали локацию, в которой проведут предстоящий Машин день рождения. М: Давайте вы просто скажете, что хотели бы поесть, и от этого мы будем отталкиваться. О: Я хочу роллы сто три вида. С: Мне без разницы куда, лишь бы попозже, а не сразу после уроков, а то я до четырех занята. Р: Погоди... Р: А что тебе дарить? М: Твое присутствие – это уже подарок, крошка. Р: Хорошо, тогда я оденусь получше. - Маша, уделите и нашему занятию минутку, - строгий голос Варвары Николаевны вырвал девушку из объятий соцсети и с грохотом усадил обратно на стул в школьном кабинете литературы. - Приведите, пожалуйста, нам пример смирения, - размеренно продолжила учительница, поглядывая на Машу из-за очков-половинок. Мысли, которые застали врасплох, предприняли попытку спешно разбираться по углам сознания, но Маша усилием воли собрала их во что-то более менее приличное и, помедлив, ответила: - Гм…смирение – это христианская добродетель, и…в пример героя, обладающего этой чертой, я бы привела…Сонечку Мармеладову. Она жертвовала собой ради семьи, смирилась с отцовским недугом и еще…смирение – это то, что давало ей силы держаться. Варвара Николаевна удовлетворительно кивнула, и Маша вздохнула с облегчением. Хотя вопрос и не вызвал у нее трудностей, ответить сходу после того, как Маша на пятнадцать минут выпала с урока, было трудновато. Теперь со спокойной совестью можно было вернуться к теме дня рождения. Вечер среды прошел в муках выбора того, что надеть на день рождения. Вместе с Олей Маша перебрала весь свой шкаф, разбросав разноцветные вещи по полу. Периодически спотыкаясь об кофту или скомканные штаны, она неслась бегом к зеркалу с новой идеей, чтобы спустя десяток секунд выкинуть вещи обратно в кучу у кровати. - У тебя вещи скоро кончатся, - прокомментировала Оля, развалившись на Машиной кровати и раскинув руки, скрытые рукавами черной водолазки. - Тебе легко, ты уже решила, в чем пойдешь. - Хочешь, я тебе свое отдам? В ответ на Олино предложение из-за дверцы шкафа послышался разочарованный вздох. - Все-таки кончились вещи? - Да не-е-ет, беседу проверь…за что… В беседе Инна Алексеевна предупреждала ребят, прорываясь через спам из огорченных сообщений и смайликов, о том, что первые два урока обществознания завтра состоятся. - Ну как можно блять сначала отменить, а потом снова поставить? – всплеснула руками Маша, - разве не должно быть наоборот?! Да пошло оно все нахуй! В порыве чувств хозяйка комната с силой отшвырнула полосатый свитер, который подвернулся под ноги на пути к рабочему столу. Тряся тетрадью, Маша недовольно добавила: - Тут пять тонн домашки! - Да ладно, сделаем поди, - вздохнула Оля, на секунду приподнявшись на локтях на кровати и тут же свалившись обратно, - сейчас я вот только встану…сейчас…да… Домашнее задание девочки в итоге сделали, сидя на кухне у Маши в скоплении тетрадей и сборников по обществознанию. По краям от этого нагромождения выстроился ряд использованных кружек, в которых какое-то время назад присутствовали то чай, то кофе. Оля, выпившая две кружки крепкого кофе друг за другом, пообещала, что глаз ночью сомкнуть не сможет и лучше просто посмотрит «Тачки», а отоспится завтра на уроке. Маша такой же бодростью и силой духа похвастаться не могла, поэтому сразу после Олиного ухода, обреченно переставила будильник, почистила зубы и вернулась в комнату. При виде множества островков из скомканных вещей на полу, комоде и кровати, Маша издала разочарованный вздох. Отшвырнув все ненужное с покрывала, она скинула и его небрежным движением на пол, к другому барахлу. Стоило только устроиться в кровати, как веки налились свинцовой тяжестью и теперь под страхом смерти отказывались открыться хотя бы на миллиметр. В итоге Маша поддалась и уснула, упустив мысль о том, что завтра утром придется сломя голову носиться по комнате и в панике искать все то, что она сегодня завалила одеждой.***
Заходя в класс по истории в четверг, Оля и Маша ожидали увидеть за учительским столом Марию Михайловну, привычно листающую последние страницы косметического каталога перед предстоящим уроком. Но вместо нее в учительском кресле сидел Александр Игоревич, сосредоточенно заполняющий журнал и не обращающий никакого внимания на стоящий в кабинете гул. Гомон стоял порядочный – одноклассница Тоня рассказывала Наташе какую-то историю, из-за чего та постоянно громко хихикала, Троянов по какой-то необъяснимой причине сидел за первой партой и рубился в какие-то гонки. Вокруг его телефона облаком повисла какофония из звуков визжащих шин, работающего двигателя и металлического голоса, произносящего единственную фразу «Вперед, гонщики!». Рядом с одноклассником сидела Карина, периодически пихая брата локтем и повторяя: - Даня, выключи звук! Даня, выключи этот дурацкий звук, орет на весь класс! Оля и Маша остановились между дверью в класс и доской, скосившись на фигуру, сидящую за столом. - Слава Богу, что сегодня без черной рубашки, - шепнула Маша Оле, а вслух добавила, - здравствуйте, Александр Игоревич! - Здравствуйте, здравствуйте, - не отрываясь от журнала, откликнулся учитель. Костюм сутенера, в котором девочки вчера видели молодого мужчину, сегодня и правда остался дома. Его место заняла классическая белая рубашка с закатанными рукавами, обнажившими часть татуировки на левой руке. На спинку стула был накинут пиджак, с молчаливой обидой дожидающийся своей минуты славы. Когда Маша повернулась к зеркалу, немного забрызганному и с большой царапиной сверху, чтобы поправить волосы, в нее полетел комок бумаги, неприятно резанувший шею. - Ой, прости, спутал тебя с мусорным ведром, - с ухмылкой поднял руки Феоктистов, свесив ноги с первой парты и покачивая ими в разные стороны. Маша молча подняла скомканный лист и запустила в Вову, метко попав ему ровно в лоб. Парень в ответ даже не дернулся, и нахальная улыбка не слезла с его лица, а только расползлась пошире. - Да ничего страшного, - с елейной улыбкой ответила Маша, - я не обижаюсь. - А чего тебе обижаться, - встрял в разговор Троянов, продолжая играть в телефон, - день рождения-то у тебя только завтра. - У кого день рождения? – отрешенно отозвался Александр Игоревич, поглаживая правую щеку с темно-рыжей щетиной и все еще заполняя журнал. - У Арсеньевой, - ответил Троянов, - да блин, из-за вас проиграл! - А кто у нас Арсеньева? - Я, - Маша раздраженно подняла руку и помахала ею. - Понятно-о, - протянул Александр Игоревич, - с наступающим. - Угу, спасибо, - хмуро ответила Маша, проходя за свою парту, - одни задроты – тот в журнале, этот в телефоне, - добавила она себе под нос, доставая из сумки толстую тетрадь по истории на кольцах. Со звонком Александр Игоревич встрепенулся и поднялся, сверив время на настенных часах с тем, что показывал ему телефон. - Добрый день, 11 «А». С большей частью из вас мы уже заочно, так скажем, знакомы, благодаря Марии Михайловне. На всякий случай представлюсь еще раз. Александр Игоревич Кедров, ваш покорный слуга на ближайшее время, буду заменять Марию Михайловну на уроках истории, - он улыбнулся, - есть ко мне какие-то вопросы? Руку подняла Наташа и тут же разрешила сама себе ответить: - А сколько вам лет? - Если знать мой возраст, его можно использовать как неприятный аргумент против меня. Среди моих врагов было много тех, кто знал мой возраст, - парировал учитель, подходя немного ближе и опираясь кончиками пальцев на пустующую первую парту третьего ряда. Машино внимание снова привлек неясный контур татуировки, едва выглядывающий из-под рукава рубашки. Непроизвольным движением она вытянула шею и немного наклонила голову. Понятнее не стало. Доступные для изучения линии были хаотичными и никак не складывались в картинку. Маша вертела головой и так и этак, но какого-либо значимого успеха так и не добилась и прекратила свои попытки после того, как татуировка скрылась за плотной тканью черного пиджака. Следующие тридцать минут Маша откровенно скучала, иногда поглядывая на доску, на которой небольшими округлыми буквами была выписана тема «Первая русская революция. 1905-1907 гг.», а рядом значились ее основные события вместе с ключевыми датами. Так вышло, что Маша совсем недавно проходила спецкурс от онлайн-школы, посвященный всем восстаниям в России, поэтому не видела смысла записывать одну и ту же информацию на второй раз. - В Санкт-Петербурге, - мягко диктовал Александр Игоревич, присев на краешек учительского стола, - власти даже осенью не потеряли надежду силой подавить революцию, но военных не хватало. Подкрепления ждать было неоткуда: поезда не ходили. С. Ю. Витте предложил Николаю II пойти на уступки, чтобы спасти монархию: ввести избирательное право, созвать Думу, передать часть земель крестьянам, улучшить положение рабочих. Император колебался больше недели в надежде найти альтернативу. В итоге он сдался: 17 октября 1905 г. был опубликован Высочайший Манифест о даровании свобод и учреждении Государственной думы, - отмеченная дата и событие появились на маркерной доске. - Есть вопросы? – обратился учитель к классу. Все молчали. - Я-ясно-о, - протянул Александр Игоревич, потирая шею, - тогда немного переключим ваше внимание. Кто знает, где пульт от проектора? Спустя несколько минут на экране весело запрыгали красные буквы и сложились в «Первую русскую революцию», а потом с той же радостью скрылись с глаз, разогнанные С. Ю. Витте, выезжающем на танке. - А почему это он на танке? – наклонилась к Маше Оля. - Понятия не имею, но не уверена, что он действительно передвигался на танке… Когда после звонка большая часть одноклассников покинула кабинет, нескладно попрощавшись с Александром Игоревичем, Маша осталась собирать оборванные кусочки тетрадного листа, которые образовались у нее на парте к концу урока. Оля, махнув рукой, попросила подождать ее у крыльца и убежала к Инне Алексеевне по какому-то вопросу. - Гражданка Арсеньева, задержитесь, пожалуйста! – услышала Маша за спиной, когда уже взялась за ручку двери. Удивленно развернувшись, она уставилась на учителя, который цепким насмешливым взглядом смотрел на Машу, подперев кулаком подбородок. - Меня все мучает вопрос – за какие такие заслуги, Мария, вы окрестили меня инспектором в первую нашу встречу? Маша, не сумевшая сдержать улыбку, уставилась на носки своих туфель. - Да так…получилось. «Вот и как ему все объяснишь… чего докопался, упырь молодой». - А мне все-таки интересно, так по какой причине? - К сожалению, - уверенно понесла Маша, подняв глаза, - я не могу сейчас удовлетворить ваше любопытство, поскольку не имею достаточно весомых аргументов…э…для защиты своей позиции. Прошу провести допрос в другой раз. - Добро, в другой раз, так в другой раз. - Разрешите откланяться, - сболтнула Маша, развеселившись. - Разрешаю, - хмыкнул Александр Игоревич. - Честь имею, - добавила Маша и поспешила покинуть аудиторию, то ли скрываясь от смущения, то ли стараясь сдержать рвущийся наружу смех. Ее быстро удаляющуюся спину проводил взглядом Александр Игоревич, по привычке почесывая правую щеку и улыбаясь краешком губ.