***
После ужина, оставив родителей обсуждать взлетевшие цены и курс доллара, Маша и Оля спустились на улицу и уже в течение пятнадцати минут бездумно петляли по двору. - Давай встретимся на новогодних каникулах, порешаем что-нибудь, русский или историю, общагу можно… - А каков шанс, что мы действительно будем сидеть и в тишине решить варианты три с половиной часа и не начнем случайно смотреть «Один дома»? – Машин голос с трудом пробивался через плотный слой намотанного на несколько оборотов шарфа. - Девяносто девять и девять десятых, что у нас не получится, но надо все равно попробовать. - Ладно, давай…как-нибудь. А когда подарки друг другу будем дарить? - Да хоть з-завтра, - ответила Оля, начиная медленно постукивать зубами от холода, который протянул свои цепкие руки под куртку, нащупал и начал нещадно морозить голую шею и запястья. - А у меня не упаковано еще, давай в четверг? - Ты хочешь в самый тяжелый день тащиться в школу с огромными пакетами? – Оля скорчила кислую гримасу. - Тогда в среду, - согласилась Маша и не смогла сдержать блаженной улыбки от одной только мысли, что больше не надо в этот день посещать дополнительные занятия по написанию итогового сочинения. Результаты 11 «А» узнал несколько дней назад, но никто даже не трясся от переживаний, потому что Инна Алексеевна зашла в класс, и на лице ее цвела нежным бутоном счастливая улыбка. - Вы – мои молодцы, можете, когда хотите, - она похвалила всех сидящих и вдруг достала из ящика учительского стола коробку, показательно погремела ею на виду у всех. – Тут для вас маленькие сладости, Тоня, раздай всем, пожалуйста. На парту каждому опустилась маленькая киндер-шоколадка, которую Феоктистов тут же попытался задвинуть Карине как плату за домашнее задание по алгебре. - Вовасик, я если бы знала, как ты относишься к моим подаркам, специально для тебя приготовила бы навозный шар, - с притворной злобой сказала Инна Алексеевна. – Так, ладно, все на урок давайте, учиться пора, котятки. Обертка от шоколадки зашуршала у Маши в кармане куртки, напоминая о том чудесном дне, когда с плеч ее и ее одноклассников была снята каменная глыба с неутешительным названием «итоговое сочинение». - Хоть сейчас от счастья умереть, что дополнительные у Варвары закончились, - улыбнулась Маша, победно раскидывая руки в стороны. - Да-а, - Оля растянула губы в улыбке, и холод, казалось, отступил. Одна из ключевых точек выпускного класса была пройдена с завидным успехом. Двор задумчиво молчал, где-то скрипел снег – кто-то возвращался с работы домой. В темных, подобно зияющим змеям, окнах вдруг зажигался тусклый свет, на кухне ставили чайник, включали газовые конфорки, варили кофе. Несмотря на эту рутину, тяжело было упустить тот сладкий запах, что витал в воздухе и пропитывал все вокруг – запах Нового Года, терпкий аромат только что очищенных мандаринов, благоухание специй, вдобавок привкус корицы на самом кончике языка. Девочки сами не заметили, как покинули двор и побрели вдоль череды маленьких магазинов, находящихся с другой стороны Машиного дома. Впереди десятками желтых огоньков на голом дереве перемигивались гирлянды, напоминая о наступающем празднике. С той стороны блестящий витрины, отражающей уличные блики, на подруг смотрел двухэтажный игрушечный домик, вокруг которого выстроилась череда малюсеньких машинок. На импровизированной дороге клубочками свернулась белая мишура, умело притворяясь сугробами. - Все бы отдала за этот дом, - Оля тоскливо посмотрела на витрину. - А я все за то, чтобы стать тем микрозайцем и жить внутри этого дома, - согласилась Маша, всматриваясь в семейство игрушечных зайчиков и ежей, которые наряжали небольшую елочку в просторной гостиной на первом этаже. - Помечтали, и хватит, - подруга потянула Машу за руку, вынуждая двигаться дальше. Девочки собирались уже возвращаться домой к чаю с тортом, но Маша вдруг притормозила у одной из витрин и задумчиво уставилась вглубь магазина. - Что такое? – спросила Оля, которой пришлось вернуться за отставшей подругой. - Смотри, какой шарф красивый… На витрине небольшого магазина со знакомым названием, которое Маша так и не удосужилась запомнить за десять лет проживания в доме, стояли две неровных пластиковых головы манекенов. Вокруг них все было заботливо украшено размашистыми еловыми ветвями и небольшими желтыми колокольчиками. На женском манекене была надета забавная вязаная шапка набекрень и снуд, кажется, той же вязки. Но Машино внимание привлек соседний манекен, составляющий полную противоположность – вокруг пластиковой шеи был повязан шотландский шарф в благородных цветах – черном и бордовом. Короткий перезвон колокольчика над входной дверью разбудил дремавшую работницу магазина. Немолодая женщина, которой можно было дать лет пятьдесят пять, бодро поднялась на ноги и пригладила короткие каштановые волосы. - Добрый вечер, девочки, чем могу помочь? Присматриваете что-то особенное? – с улыбкой спросила она, немного растерянно поправив очки, сползшие на кончик носа. - Здравствуйте, а не могли бы вы показать нам вот тот шарф с витрины? - Конечно, конечно, - работница засуетилась, поспешила к манекену, зацепилась кончиком шали за настольную вешалку с перчатками и уронила ее на пол. Пока Маша легонько покусывала нижнюю губу в ожидании, когда женщина вернется с интересующей ее покупкой, Оля успела вернуть все перчатки и саму вешалку на место. Со второго раза работница все-таки сняла шарф, небрежным жестом отбросив в сторону помятую голову манекена. В противовес с этим, шарф она держала очень бережно, как самое ценное сокровище. - Знаете, просто прелестная вещица, стопроцентная шерсть мериноса, и знаете, что еще? Прямиком из Англии, вчера пришла поставка. Он, конечно, совсем не из дешевых, но однозначно стоит внимания. Теплый шарф…он ведь душу греет! На ощупь шарф был благородный, немного колючий, как и полагается. Что это было – минутный порыв или судьба – девочки так и не решили. Оля добавила немного денег и Маша, почти без сожаления, отдала все, что было в кошельке. Домой они возвращались с чувством выполненного долга, в особенности это ощущение мурашками бегало по спине у Маши. На губах играла легкая улыбка, и Оля, видя счастливое выражение лица подруги, сама не могла не улыбаться. - Это ведь для него? – шепнула Оля на ухо Маше, наклоняясь так близко, чтобы никто за столом больше не услышал. - Да. Маша помолчала, сделала глоток горячего чая, после чего добавила: - У меня его шарф, который он никак не хочет забрать…Да я его и сама уже не отдам, он – лучшее из всего, что у меня было…ну, шарф в смысле. - Так-так, кто-то отчаянно влюбился. - Я просто возвращаю долг, - Маша улыбнулась краешком губ, обдумывая, как бы сообщить Саше, что она приготовила ему подарок на Новый Год.***
- Okay, Danya, imagine that you and your friend are doing a school project "Ways of fishing". You have found some illustrations and want to share the news. Please explain the choice of the illustrations for the project (Окей, Даня, представь, что ты и твой друг делаете школьный проект «Способы рыбалки», ты нашел несколько иллюстраций и хочешь поделиться новостями. Пожалуйста, объясни свой выбор иллюстраций для проекта). Маша поковыряла ногтем картинку, случайно повредив слой краски и лишив рыбака, стоящего на берегу какого-то озера, шляпы. Бросила короткий взгляд на свой рюкзак, чтобы проверить наличие в нем небольшой подарочной коробки. Коробка была на месте, ленточка, которой она была перевязана, тоже. Рядом за партой откровенно скучала Карина, переписывая с одной страницы на другую «Письмо другу», разрисованное красной ручкой вдоль и поперек – Валерия Львовна постаралась и пометила каждую, даже самую незначительную помарку. Даня, чье имя прозвучало только что, оторвал голову от телефона и воззрился на Валерию Львовну. В его взгляде читалось глубокое непонимание, которое тут же поспешил устранить Феоктистов, толкнув товарища и показав пальцем на картинку. - А, так, значит…рыбаки, фишермэнс. These illustrations are relevant to our project because in both pictures there are people going fishing. In the first photo there is a boat with two fishermen in it. There is a still water surface, perhaps it is a big lake…or a sea very early in the morning. The second picture shows Karina. She has just caught a fish and is trying not to lose it (Эти иллюстрации имеют отношение к нашему проекту, потому что на обеих картинках изображены люди, отправляющиеся на рыбалку. На первой фотографии изображена лодка с двумя рыбаками в ней. Там спокойная водная гладь, возможно, это большое озеро... или море очень ранним утром. На втором снимке изображена Карина. Она только что поймала рыбу и старается ее не потерять). Оля тихонько хрюкнула от смеха, сверившись с картинкой, на ней все еще был изображен рыбак с редкой темной бородой в рыбацкой шапке и жилетке. На Карину он был мало похож. Валерия Львовна, учительница по английскому, кажется, тоже это отметила и покосилась недовольно на Троянова: - Danya, let's be serious. This is a man. Do it again (Даня, давай будем посерьезнее, это – мужчина. Давай еще раз). - Yes, I'm sorry, my bad. The second picture shows my sister Karina before the operation (Да, простите, моя вина. На второй картинке изображена моя сестра Карина до операции). Тут уже откровенно заржали все в классе, проснулся даже прикорнувший на парте Марков, а Каринино лицо пошло красными пятнами от злости. Учительница раздраженно откинула волосы тыльной стороной ладони и с укором посмотрела на Даню. - Нет, я же попросила. Are you going to say that in the exam too? (Ты на экзамене тоже будешь так говорить?). Даня только успел открыть рот, чтобы, очевидно, ответить что-то особенно остроумное, но его самым бесцеремонным образом прервали. Дверь кабинета английского открылась нараспашку и туда влетела Элла Леонидовна, метая взглядом молнии. - Hello, Ella Leonidovna, - хором поздоровался с завучем 11 «А». - Никакого хеллоу, Валерия Львовна, можно вас? Ответить на эту просьбу что-то кроме «да, конечно» приравнивалось к «умереть на месте» - лицо Эллы Леонидовны все говорило за нее саму. - Да, конечно, - пробормотала учительница по английскому, выходя в коридор. Дверь за собой она не закрыла, поэтому претензии Эллы Леонидовны были отчетливо слышны всем сидящим – завуч отчитала Валерию Львовну за то, что та не отнесла в столовую список класса с пометками о питании, теперь «тетя Валя каждый раз выносит мне мозг, стоит мне только сделать шаг в направлении столовой». После слов «разберитесь сейчас же» в коридоре послышался привычный перестук каблуков Эллы Леонидовны, которая спешным шагом покидала четвертый этаж. Валерия Львовна вернулась в класс немного растерянная, немного смущенная, она бросила на ребят короткий взгляд и остановилась на Маше. - Маша, будь добра, пожалуйста, go down to the teacher's room, there's a list in a yellow folder on the table to the right. You'll see it right away (Спустись в учительскую, там на столе справа лежит список в желтой папке. Ты его сразу увидишь). - А, хорошо. Спустилась Маша бегом (о чем сразу пожалела, ведь можно было потянуть время урока), немного запыхалась, оправила волосы и негромко постучала. За дверью, в просторном кабинете, выкрашенном в бежевый, обнаружила три свободных и один занятый стол, за которым сидел Саша. Когда он поднял глаза и встретился с ее взглядом, губы его тронула мягкая улыбка. - Привет, - Маша поздоровалась, не заметив сразу кивок учителя куда-то вправо. Повернув голову, Маша отметила, что обычно дверцы шкафов не открываются просто так и не остаются открытыми, если ими никто не пользуется. И верно, дверца с глухим стуком захлопнулась, и из-за нее показалось нахмуренное лицо Варвары Николаевны. Не придумав ничего лучше, Маша добавила к тому, что уже сказала: - …ствую. Из левого угла комнаты послышался смешок, который Саша не смог сдержать (разумеется, пытался он изо всех сил). - Гм, приветствую, Маша. Что вам нужно? - А меня Валерия Львовна попросила забрать список класса с ее стола в желтой папке, - девушка вытянула шею в попытке заглянуть за плечо Варвары Николаевны и увидеть искомый стол. - Не трудитесь, я принесу, - сухо ответила учительница по литературе, уходя вглубь кабинета и поворачиваясь к входу в учительскую спиной, обтянутой бордовой шалью. Маша, воспользовавшись случаем, гневно сверкнула глазами в ту сторону, где сидел Саша, но он в ответ только развел руками, по-прежнему не в силах сдержать ухмылку. Бросив взгляд на причитающую Варвары Николаевну, которая все еще копалась в бардаке на столе Валерии Львовны, Саша настойчиво дважды покивал, указывая на свой телефон. Маша нахмурилась и изобразила на лице немой вопрос, его брови разочарованно сошлись на переносице. Оглянувшись еще раз на учительницу, он повернулся к Маше и произнес что-то одними губами, натолкнувшись на непонимание, уже шепотом повторил: - Пос-мот-ри те-ле-фон. В этот момент Варвара Николаевна победно взмахнула желтой папкой, вернулась к Маше и протянула ее ей со словами: - Скажите своей Валерии Львовне, что найти в этом бедламе невозможно ни-че-го. - А, эм…хорошо, спасибо! До свидания! Отойдя на достаточное расстояние от учительской, Маша достала из кармана брюк телефон и прочитала Сашины сообщения: С: Ты не спешишь после уроков, можем пересечься? Надо с тобой кое-что обсудить. М: А почему тут нельзя обсудить? С: Прослушка. М: Хорошо, давай после уроков на парковке. С: Я без машины сегодня, давай в фойе. М: Договор. … С: Я вспомнил, что ты сказала «приветствую» и чуть не умер. М: 😡 После уроков они, как и договаривались, пересеклись в фойе. Так вышло, что Маша задержалась – сначала заходила к Инне Алексеевне, чтобы отнести ей отказы и согласия на прививку, потом прощалась сто лет с Олей в раздевалке, забежала в столовую попить – в итоге получила от Саши: - Спасибо, я уже думал, что останусь здесь навечно и приклеюсь к стене. - Сам виноват, что точное время не назвал. - Ладно уж, пошли на улицу, я тебя провожу немного и поговорим. - Да емае! Ты сразу не мог сказать, чтобы я оделась? - Сюрприз, - сухо ответил Саша, натягивая на себя пальто, которое заблаговременно взял с собой. Маша, бурча себе под нос что-то про хреновых зачинщиков, спустилась в раздевалку, где нашла Зинаиду Степановну, гардеробщицу, которая закрывала дверь на ключ. Пришлось умолять ее (разве, что не на коленях), чтобы она не уходила на обед сию минуту, а вернулась и открыла раздевалку. Теперь ворчали обе – и Маша, и Зинаида Степановна, возвращаясь недовольно туда, откуда только что пришли. За то время, пока Маша одевалась, наматывала Сашин шарф, который теперь носила чаще своего, натягивала шапку, она успела проклясть все на свете, потому что Зинаида Степановна все это время простояла в нескольких шагах от Маши, постукивая ногой. Саша ждал на улице, переминаясь с ноги на ногу и выдыхая редкие облачка пара. - Ты не передумал пешком идти? – Маша посмотрела на его вновь коротко стриженные волосы, которые уже успело припорошить снегом. - Нет, а почему? - Мне кажется, тебе холодно. - Мне – отлично! – бодро заявил он и, противореча самому себя, быстрым движением спрятал замерзшие руки в карманы пальто. – Идем? И они пошли, не быстро, чтобы не выбиваться из режима «прогулка», но и не брели, потому что голову Саши с каждой минутой все труднее было разглядеть из-за скопившейся на ней тонны снега. Но, когда они прошли около половины пути, снегопад вдруг прекратился, и Саша, наконец, смог отряхнуть голову, показывая миру мокрые темно-каштановые волосы. - Ты снова подстригся? - Да, я же говорил, что с другой длиной выгляжу сильно моложе. - А почему шапку не носишь? - С детства не перевариваю это ощущение, когда ткань лоб натирает и кожу головы колет, особенно, если она шерстяная. Маша поневоле ощутила, что теперь и ее голова стала чесаться, и постаралась поскорее перевести тему в менее травмирующее русло: - Итак, о чем ты хотел поговорить? Он помолчал, хотя вопрос явно услышал – это было видно по тому, как он слегка нахмурил брови. Тонкая полоска шрама естественным движением изогнулась. - Знаешь, - наконец, начал он, - я не имею ни малейшего понятия, как завязывается дружба, и я рад, что с тобой все случилось довольно просто, не возникло проблемы с нашим статусом. Но прилагающиеся вопросы…обстоятельства все еще остаются в подвешенном состоянии. Вслушиваясь в Сашины слова, Маша сама не заметила, как сбавила шаг, а он машинально подстроился. Их прогулка все-таки утратила динамичный темп, превратившись в медленное скольжение по утоптанному снежному массиву. - Я не знал, спрашивать или нет, и, собственно, решил действовать наобум, так скажем, и купил тебе новогодний подарок, но это тебя ни к чему не обязывает… Маша, которая успела уже напридумывать невесть чего, вплоть до каких-то нелепых и одновременно ужасающих причин, по которым им нужно было как можно скорее прекратить общение, облегченно вздохнула. - Господи, я думала, что собираешься сказать что-то кошмарное, - Маша мягко улыбнулась, поражаясь его неловкости в некоторых вопросах. – Я считаю, что не должно быть какого-то срока для общения, чтобы можно было дарить подарки…К тому же, я тебе его тоже купила. С этими словами Маша вытащила из рюкзака подарочную коробку, перевязанную ленточкой. - С наступающим! Его губы сложились в полуулыбке, когда он принял коробку в руки, затем открыто и неловко одновременно улыбнулся одними губами. Достал бордовый шарф, потрогал кончиками пальцев материал и без слов наскоро (и довольно криво) намотал на шею. - Спасибо, ты знаешь мои слабые места, - с этими словами Саша как-то скованно полуобнял Машу, от чего ей стало жутко неловко. Не ожидая оказаться в таком положении, она нервно вдохнула носом, от чего ворс его пальто неприятно защекотал ноздри. Чих удалось с трудом сдержать. Но от былой неловкости не осталось и следа, когда Маша часом позже прильнула к Саше в немом восторге от полученного подарка. Голую кожу лица обожгло прикосновение медной щетины, царапнувшей висок. В ее глазах плескалась благодарность, неподдельное счастье, а в ладонях под ярким светом лампы искрилась, светясь бликами, небольшая подвеска в виде сердца с фианитом, оплетенным тонкими серебряными линиями. Машины щеки пылали не то от смущения, не то от сумасшедшего восторга. Она одинаково переживала за то, что Саша ничего не подарит на новый год, и вместе с тем, что подарит что-то. Подарит что-то такое, из-за чего придется играть на публику, а потом рассматривать дома с кислым видом, но подвеска на почти невидимой серебряной цепочке всецело захватила внимание, и не пришлось даже ничего говорить. Удовольствие было доминирующей эмоцией на Машином лице в этот вечер. - Какой чай будешь? – спросил Саша, открывая один из верхних ящиков на кухне. - Не знаю, а какой есть…? - С чабрецом, с…э…ни черта не понятно, ладно, - после этих слов голос его окончательно пропал, спрятавшись в глубине шкафа. – Есть с лимоном! - Тогда с лимоном, - обрадовалась Маша. - Может, тебе нормальный лимон положить вместо химического привкуса? – Саша недоверчиво покосился на упаковку. - А у тебя есть? - Нет. - Ну вот, а я пью без лимона, - со смехом ответила она, протягивая руки к Капитану, который пытался примоститься на полу возле ног гостьи. Пес, обрадованный проявленным вниманием, заскочил на темно-зеленый диван и устроился так, чтобы уложить мохнатую голову с торчащей в разные стороны шерстью на Машины колени. - Это кто такой хороший мальчик? Где твой новогодний костюм? Капитан был рад всякой ласке, ему нравилось, когда Маша чесала его за ушами, когда осторожным движением касалась мокрого носа, заглядывала в глаза, трепала шерсть по бокам. - А ну-ка, пусти! – Саша вернулся с двумя кружками и согнал пса с дивана. - Эй! – возмутилась Маша, машинально отодвигаясь немного влево. – Это нечестно, он первым занял это место. - Ничего, я ему возместил все миской корма, Капитан, иди поешь. Пес послушно скрылся за углом и через мгновение шумно захрустел сухарями. - Видишь, он родную мать за еду продаст. - Я люблю твоего пса и верю в него больше, чем ты, - парировала Маша, делая затем осторожный глоток. - Ты его знаешь хуже, чем я. В ответ Маша только сощурилась, отстранившись от кружки, в которой, как ей показалось, был налит голимый кипяток. - Не пьешь горячий? – спросил Саша, когда Машина кружка была отставлена на журнальный столик. - Угу, еще язык обожгла. - А что сразу не сказала тебе разбавить? - Хотела проверить твою интуицию. По привычке прикусив губу, Маша, наконец, тщательно осмотрелась вокруг, чего не сделала сразу по приходе. На вид это была обычная квартира, не сильно большая, светлая, явно угловая, о чем говорили два окна на смежных стенах. Одна или, кажется, бывшие две комнаты, которые превратили в студию. Кухня за стенкой-перегородкой, из которой все еще доносилось чавканье Капитана. В маленькой зоне прихожей висела знакомая картина в розово-фиолетовой гамме, в которой Маша с удовольствием узнала Рериха. Вставая с дивана и подходя поближе к картине в узкой рамке из светлого дерева, она вынудила Сашу двинуться за ней и встать сзади. Он прислонился спиной к соседней стене, цепким взглядом всматриваясь в картину из-за Машиной макушки. - Это «Гималаи»? - Одна из. Не оригинал, конечно, - хохотнул Саша, ощущая, как его губы растянулись в непроизвольной улыбке. – Любишь Рериха? - Очень сильно, любишь – слабое слово для этого, я бы сказала, что очарована. Глаз оторвать невозможно, - в подтверждение своим словам Маша, и правда, даже не обернулась, все внимательно вглядываясь в туманные белые горы, окруженные розово-сиреневой дымкой. - Купил репродукцию в музее Рериха, - поделился Саша, делая затем короткий глоток чая, - выбирал между этой и «Утренней молитвой», но вторая показалась мне слишком мрачной и холодной. Рома купил «Карельские сосны» – из него ничем не вышибить биологию. - Вы ездили вместе с Романом Алексеевичем? – удивилась Маша. – Когда это было? - Два или три года назад. - Получается, вы были знакомы до работы в нашей школе? - Да, вообще это он меня сюда позвал, разрекламировал, так сказать. Маша улыбнулась, поворачиваясь к Саше и сталкиваясь с ним взглядом: - И как, ожидания оправданы? - Более чем, - ответил он, и в глазах его мелькнула какая-то непонятная искорка, которая заставила Машино сердце пропустить удар. Вместо этого пропущенного удара, громыхнуло на улице, и Маша дернулась, чуть не расплескав еще не остывший чай, взятый с собой со стола. - А я так уже неделю живу, - посетовал Саша, кивая головой в сторону окна, - соседи-богачи спустили все состояние на фейерверки и лупят во все стороны, сразу как становится чуть темнее, чем в полдень. Бахнуло еще раз, и Маша поспешила к окну. Снопы искр – зеленые, красные, даже фиолетовые – взлетали откуда-то из глубины парка, который находился через дорогу от Сашиного дома (тут Маша поняла, что за глухие удары она слышит уже которые сутки по вечерам). Несмотря на все прилагающиеся неприятности в виде оглушающих хлопков, фейерверк был такой, что не оторвать глаз. И все никак не утихал – неугомонные нарушители спокойствия все продолжали поджигать новые. В какой-то момент Маше показалось, что кончики пальцев левой руки, свободной от кружки, гудят от напряжения, как жжет лицо, перегретое на солнце. Она не опускала головы вниз, не отрывала взгляда от окна, но показалось, что почувствовала, что Сашина рука тянется к ней. И именно в этом была причина горячих кончиков пальцев. Она нервно сглотнула, ощущая на контрасте, как внутри зарождается теплое, едва знакомое чувство. Сосредоточившись на этом целиком, обратившись внутрь себя, Маша так и не поняла, коснулась ли его рука ее или ей лишь почудилось. Но когда в дверь внезапно позвонили, и звонок залился пронзительной трелью, Саша быстрее, чем следовало бы при обычных обстоятельствах, отпрянул от Маши и резко обернулся.