***
Я проговорил всё, как скороговорку. На одном дыхании, без запинок. Аж в глазах потемнело. Я просто встал из-за стола и отправиться в свою комнату, дабы переварить всю это дерьмо, что сейчас произошло. Но нет. Кажется, всё, что я сказал — было очень зря. Не успел я сделать и пары шагов, как за мои превосходно-длинные волосы схватили и резко потянули назад. Челюсть сжалась от боли, а всё тело вздрогнуло, когда возле уха послышался грубый голос. Не ласковый, не родной. Это был не голос отца. А зверя. Чужого, страшного. Незнакомого зверя. –Как ты, блять, со мной разговариваешь, мелкая тварь?! Пидор, так еще и врун! Меня толкнули вперёд, также грубо и резко, а после последовал довольно сильный подзатыльник крупной мужской руки, прям по больному месту, где только что дергали волосы. В глазах секундно потемнело, равновесие потерялось. Я бессильно упал на пол, разодрал колени в кровь об деревянный пол. Кажется, там остались занозы. Я пытался сфокусировать поплывший взгляд хоть на каком-то объекте. Безуспешно. По дыхалке ударили, видимо, ногой, перекрывая доступ к кислороду. Я не мог дышать. Мне страшно. Снова схватили за растрепанные волосы и заставили посмотреть прямо в чёрные от злости глаза. Это самое страшное. –Позор семьи. Позорище! –Па…ап… Б-больно… Я не говорил, а хрипел и скулил. Всё никак не мог набрать кислород и смелости хоть что-то высказать, всё сковал страх. На меня глядели, как на жертву, а меня вот-вот сейчас убьют и распотрошат в клочья. Отец стиснул зубы, шипя сквозь них. –Заткнись! –Пап! Мой голос повысился, потом раздался кашель. Потом удар по моей щеке и снова грозный голос. –Дамиано, закрой свой грязный и вонючий рот! –Ка… Какая разница, какая у меня… Ориентация? Напуганный я то и дело жмурился, ведь взгляд всё время расплывался, а чувство тревоги только усилялось с каждым глотком кислорода. Меня резко дернули, я снова почувствовал ужасную боль в ноге, от чего я вскрикнул. –Прошу, не н… Мне хорошенько зарядили кулаком по щеке, от чего удар прошелся и по носу. Красная капля упала на пол, мгновенно впитываясь в дерево. Место удара стало болеть. Я и поверить не мог, что родной отец может бить своего ребëнка. Меня. По щекам пробежали обжигающие слëзы. Я чётко слышал, как папа срывает с себя ремень, что заставило меня повернуться. Я подумал, что меня сейчас попросту изнасилуют… Но нет. Меня опять покрыли матом. –Таких, как ты, расстреливать нужно, геюги хреновы! Я взвыл, сам себя не узнавая. И папу я тоже не узнавал, абсолютно. Кожанный ремень силой прошёлся по моей белоснежной спине, оставляя первый розовый след. Он невероятно сильно стал печь, а голова закружилась. Я понятие не имел, что мне делать. –Мне мало было Якопо выгнать, тварь! Мало было! Следующий удар прошёлся мне по руке, точно так же обжигая её. Было невероятно больно, я даже не успевал реагировать и кричать. Хрипел, пытаясь попросить остановиться, только вот слова вообще не давались. –Хочешь, выбью из тебя эту дурь, а? Хочешь. Мне нужен, сука…! Опять удар, опять по спине, и, кажется, по точно такому же месту, куда меня и ударил он в первый раз. –…Нормальный сын! –Я нормальный! Я крикнул, как смог, но и то этого было недостаточно. Отец уже казался каким-то психом, а не адекватным человеком. Он засмеялся, пугая меня. Я только попытался отползти, но отец схватил меня, тряхнул, со всей силы ударяя по спине. После по животу ударил. Это было очень больно, я свернулся на полу калачиком, захлебываясь в собственных слезах и давясь всхлипами. –Ты — ненормальный! Ты ненормальный, ублюдок! –Пр-рошу, хватит! Хватит! Меня били то ногами, то металлической бляхой ремня, то и дело оставляя красные полосы на спине, а ещё на рёбрах. Это было самое больное место, куда он меня бил. Папа присел на корточки возле меня, поднимая меня и хватая за горло, крепко сжимая его. –Пожалуйста… –У меня самые ужасные сыновья, самые ужасные, блять, слышишь?! Ничтожество, жалкий ублюдок! До меня дошло. Я — не жалкий. Я — не ничтожество. Я сильный и отважный, умею за себя постоять и никому, никому не позволю так с собой обращаться, даже собственному отцу. Меня никто и пальцем трогать не должен. Так что я сделал глубокий, хоть и рваный вдох, собрал всё силы в кулак, что заранее сжал, сильно замахнулся и врезал папе по виску. У него закатились глаза, закрылись. Он упал, и, надеюсь, что просто упал без сознания… Я даже вещи практически не взял и не надел. Стащил сумку, в которой у меня лежало всё самое необходимое: паспорт, ключи от квартиры, телефон, кошелёк, маска… И так, по мелочи. С трудом надел кросовки. Куртку я просто взял в попыхах, выбегая из квартиры так быстро, как только можно, не замечая того, что задыхаюсь. До меня так и не дошло, как я дошёл до нужной мне квартиры, но это было просто самое ужасное испытание. Я не шёл, а еле плëлся, пытаясь найти в темноте нужный подъезд. Ужасных холод на улице, час ночи. Что ещё может быть лучшее?! Через пару минут я все же нашёл нужный для меня подъезд, зашёл. Ужасно медленно дошёл до нужного этажа и облокотился на стену, пытаясь отдышаться. Я только сейчас заметил, что давно плачу. Просто медленно сполз по стене, садясь на пол с ужасающей болью. Меня ломало. Сил хватало только безумно тихо стучать кулаком по двери, держась из-за всех сил, чтоб не упасть в обморок, а ещё надеятся, что мне помогут. Надежда меня не подвела. Я услышал, как замок в двери проворачивается, а после заметил очень тусклую полоску света, ведь дверь открыли. Уже от меня собирались уйти, ведь сонный человек просто не заметил меня, как я жалобно всхлипнул, привлекая на себя внимание. –О, Мадонна, Дами! Мистер Торкио ужаснулся, увидев меня в таком состоянии. Побитого, плачущего, замерзшего. Он пытался поднять меня на ноги, но я просто не мог пошевелиться, так что ему пришлось брать меня на руки, заносить в квартиру и осторожно усаживать на диван в гостинной. Мне наконец-то тепло. –Чёрт, что с тобой? Кто тебя так, Дами, мальчик… –П… Папа… Мой голос хрипел, я даже говорить спокойно не мог. Заикался, говорил тихо, начиная плакать только сильнее, от чего голова болела ещё сильнее. Мне больно. Везде, повсюду. Сердце разрывалось на части, и, кажется, не только у меня. Учитель смотрел на меня таким ошеломляющим взглядом… Потом он просто промолчал, снял с меня ботинки и помог снять куртку, бережно вешая всё на вешалку. Вернулся, на удивление, просто максимально быстро, с аптечкой. Я разбитым взглядом только и делал, что наблюдал за тем, как с половины моего лица стирают засохшую кровь, вытерают салфетками грязные и такие же кровавые руки, на которых уже желтели синяки. Учитель их тоже стал мазать какой-то мазью от синяков, так бережно и осторожно, будто боялся сделать мне очень больно. А мне уже больно, от всего. Щеку, куда меня кулаком ударили, тоже намазали. –Где ещё? Молча сняв футболку, я зажмурился и зашипел от боли. Даже ткань, что прошлась по спине, делала жутко больно. На моей гладкой и светлой спине были то красные широкие полосы, то уже посиневшие. Были и царапины из-за металла, что кровоточили, давно пачкая одежду. Двигаться было также неприятно. Пахучий антисептик холодом прошёлся по позвоночнику, газы стали щипать, а я лишь сильнее зажмурился и сжался, пытаясь не завизжать. Терпеть было просто невыносимо, особенно когда мягкой ваткой физик стал протирать ушибы. Я знал, что ему сейчас тоже неудобно, даже почувствовать можно было, что он боиться просто тронуть меня. Я открыл глаза, когда боль в разы утихла. Через пару минут спину перестали трогать. Передо мной присели на карточки, заглядывая с таким испугом в глазах. Широкие руки упали на мои колени, от чего я непроизвольно выругался и вздрогнул, опять зажмуриваясь. –Сука! –Дами…? –Колени ещё, Мистер Торкио… Услышав тяжёлый вздох, я поджал губы. Почему именно я приношу столько проблем? –Чёрт… Есть шорты под джинсами? –Есть. –Снимай тогда. Я поднялся с дивана, конечно, без помощи не обошлось. Попытался снять одежду так, чтоб не задеть раны, но, как на зло, грубая ткань штанов прошлась прямо ко коленкам. Я снова сел на диван, устало протирая лицо руками. Чёрт, я второй раз в жизни почувствовал себя таким разбитым. Торкио маленьким пинцетом вытащил тройку заноз из-под кожи Дамиано, прошёлся антисептиком, где-то наклеил ему пластыри, а где-то помазал мазью от синяков, начиная неспеша складывать медицинские пренодлежности обратно в контейнер. –Всё… Умница, Дамиано. Торкио присел рядом, а Давид, как ребёнок, пододвинулся к нему ближе, прильнул в объятия, начиная просто сидеть и плакать. Больше ничего не оставалось делать. –Дамиано, ну… Всё хорошо, тише. Я рядом, слышишь? –Я — ничтожество. Жалкое. –Посмотри на меня. Юноша замер, обдумывая что-то, но всё же выпрямился, не передставая пускать слезы. Итан осторожно сел поудобнее, полностью поворачиваясь на парня, положил свои массивные руки на плечи, аккуратно. Заглянул в глаза. Даже не в глаза, а в самую душу, плавно двигая руками. –Ты — не ничтожество, понял? Ты хороший малый, сильный и с отличным умом. Сейчас немножко успокойся и расскажи мне, что случилось. Ладно? — Получив кивок, физик вытер слезы с лица ученика, замечая, как тот прикрывает глаза и успокаивается. — Вот так. Дыши, всё хорошо, Дами… Тебя никто и пальцем тут не тронет, ты в безопасности. –Я рассказал секрет своему отцу, долго скрывал, ведь боялся, что он узнаёт правду. А он человек буйный, не понял меня, взбесился и избил меня. Я сам не понял, но я разозлился, собрался и хорошенько вмазал ему, по голове. А он упал… Испугался, еле собрал вещи и просто сбежал. Мне идти некуда, у меня никого нет, пришлось идти к Вам. Простите, что так вышло, среди ночи ещё… –Значит, завтра нужно заехать к тебе и собрать твои вещи, позже разберемся во всём. А сейчас пойдем спать, договорились? Тебе помочь? –Неплохо было бы… Дамиано даже среагировать не успел, как его подхватили на руки, каким-то непонятным образом касаясь тела там, где ушибов вовсе и нет. Крепко прижали к себе и молча отнесли в спальню, бережно укладывая на кровать. –Спасибо. Итан ушёл назад, выключая свет в коридоре и закрывая входную дверь на ключ. Вернулся обратно, хлопнул за собой дверь, неспеша пошёл к кровати, совсем не замечая того, что его откровенно рассматривают. Школьник только сейчас заметил, что Торкио всё это время находился в одних только домашних шортах, показывая своё рельефное тело. Он, конечно, представлял, какое тело без обтягивающих водолазок, но чтоб увидеть своими глазами было уже открытые. Щёки нездорово запылали, заставляя закрыть глаза и постараться уснуть, только вот картинки перед глазами совсем плыли. Не к добру всё это.***
Вик сидит на диване, уставившись в одну точку и слушая рассказы, ведь снова видит Луну, которая злиться на неё из-за пустяков. Из-за каких-то пустяков; Опять выслушивать то, что она должна придерживаться плана, какая она плохая и вообще всё идет не так, как Луне хотелось. Это очень обижало. — Лун, ну не могу я! Ну… Жалко его. И снова вспыхнула ссора… Снова громкая ругань, смешанные крики, громкий хлопок двери из квартиры. Пассос опять закатила истерику и ушла. Это уже происходит каждый день на протяжении недели, а ничего не налаживается, не меняется. И всё это из-за того, что Виктории кажется неправильным то, что они сейчас делают. Де Анджелис теперь вообще не уверенна в том плане, что они с Луной задумали, а сейчас исполняют. Всë это как-то… Подло по отношению к Томасу. Он хороший ведь, но… Но при этом другого выхода нет. Виктория забирается на кровать, перед этим она, естественно, набрала еды, чтобы с комфортом пострадать на постели в одиночку. Закутывается в одеяло, жмуря глаза от приятной ткани, включает на ноутбуке какой-то фильм и старается перестать думать обо всём, что сейчас произошло и происходит. Просто расслабиться. Но это не получается, всё равно со всех сторон давят куча мыслей. Какая к черту гитара у Томаса?! Чёрная! Почему он думает, что это она подарила ему эту гитару? Откуда она у него вообще? Кто… Нет. Слишком много вопросов. Слишком. Но Вик знает одно проверенное средство, которое ей помогает на все случаи жизни. Девушка легла поудобнее, прикрыла и глаза, и, потеряв сюжетную линию очередного сопливого сериала, медленно провалилась в сон, сразу оказываясь в кошмаре. Всё идёт не по плану, хотя он — был…