Кто я есть

Когда Стайлз проснулся, что-то плотное окутывало его, закрывало глаза, стягивало по рукам и ногам — это снова случилось, кто-то снова воспользовался его уязвимостью во сне. Почему все должно было повторяться опять и опять? Он вяло попытался пошевелиться, кажется, раздумывая, а стоило ли бороться — и с кем вообще он боролся? Он вдруг понял, что эти странные путы, кажется, вовсе не были живыми. Это были просто тряпки… бинты, это были бинты! Они опутывали его, как мумию, склизкие, пахнувшие затхлым, и он продирался сквозь них, ломая ногти, наружу, к свету из этого кокона… а потом тот очень быстро распался, и сон кончился. Перед ним застыло лицо отца: напряженное, с явным отпечатком недавних дней. Кошмары Стайлза, очевидно, до сих пор сильно нервировали его, напоминая о недавней угрозе. Уж лучше бы у него была… Нет. Конечно, нет. Ничего не могло быть хуже деменции. Правда, тогда Скотт наверняка попытался бы его обратить. Раньше Стайлзу казалось, что он согласился бы стать оборотнем только под страхом мучительной смерти; что это было не его — не то, кем он был. А сейчас? Кем он был сейчас? Для такого, как он, даже не было красивого слова вроде оборотень, или банши, или друид, или кто угодно другой… Просто побочный продукт Ногицунэ, как тут еще назвать. И никто никогда узнает, насколько он отличается от себя прежнего. Можно ли вообще считать, что он — это все еще он, если каждая клеточка его тела стала другой? — Пап, почему ты уверен, что это точно я? — вырвалось у него словно в полусне; наяву он ни за что бы не спросил такое, но было уже поздно. Лоб шерифа пронзила такая широкая морщина, что, казалось, она разделила его лицо пополам. — Что это значит? — спросил он. — Что за вопрос? — Просто я… — Стайлз уже жалел о том, что не удержал язык за зубами. — Дитон сказал вчера… Я не могу перестать об этом думать. — Зато я не думал об этом ни одной лишней секунды, — отрезал Ноа. — Не о чем тут думать. Я точно знаю, кто мой сын, а кто самозванец. Никто не может знать этого лучше меня. Стайлз не мог не почувствовать прикосновение тепла к груди. — Технически я все же должен знать лучше, — заспорил он просто из вредности, а еще — чтобы получить очередное, столь приятное подтверждение, и он его получил, потому что Ноа повторил еще строже: — Никто, кроме меня, — и всем своим видом показал, что больше не намерен был продолжать этот разговор. Это было очень трогательно, но к большому сожалению Стайлз не чувствовал, что готов был навсегда оставить эту тему. Как вообще можно было перестать об этом думать? До вчерашнего дня он мало задумывался о том, как Ногицунэ оставил его в покое, одновременно сделавшись его двойником, но теперь… даже случайная мысль об этом выворачивала его наизнанку. При любой попытке поесть его мутило по-прежнему, и он честно старался положить себе в рот хоть что-то и проглотить прежде, чем получится распробовать, особенно когда за процессом пристально наблюдал его отец. И все же он чувствовал, как его запястья становились тоньше, и если бы сейчас он вышел на тренировку по лакроссу, первое же столкновение не оставило бы, кажется, у него ни одной целой кости. Другое дело, что эти кости, наверное, сразу бы срослись обратно. Почему это вообще вызывало у него такое отвращение? Прежний Стайлз, наверное, был бы в восторге от такого неожиданного дара. Разве могла быть плохой неожиданная неуязвимость? Она, может быть, хоть немного уравняла бы их. Потому что в глубине души он все равно знал, что они не равны. Особенно с Дереком, потому что Скотт, несмотря ни на что, оставался для него все тем же другом детства, но Дерек… всегда давал понять глубину различий между ними. И если с другими оборотнями, пусть даже молокососами, он еще мог иметь дело, то молокосос-человек мог только раздражать его тем, что вечно путался под ногами. Новые способности могли бы небывалым образом поднять его авторитет, но вот только ему почему-то было не до них. Ведь у него был шанс стать оборотнем, и не один. Он мог бы позволить Питеру укусить себя. Он мог бы попросить Скотта сделать это, но даже угроза мучительной смерти от ранней деменции едва ли делала это предложение заманчивым. Дерек наверняка сказал бы, что он просто боялся неожиданных сил и того, что они влекли. Может, он был бы прав, потому что до сих пор у Стайлза оставалась дорога назад. Так или иначе, он всегда считал, что это не его путь. Но ведь и у Скотта путь тоже мог быть совсем иным. Скотт… Стайлз с горечью вынужден был констатировать, что тот снова куда-то исчез, а ведь еще совсем недавно ему вновь показалось, что все могло быть как прежде. «Я пытался. Ничего не вышло», сказал он тогда. Я пытался. Ничего не вышло. Только сейчас стало ясно, насколько это всеобъемлющие слова. Я пытался… Я… Но он сам ведь совсем не пытался, так? Он не пытался сделать все прежним, не пытался даже пойти в школу, пока отец не настаивал, он словно застрял во времени и пространстве, как тогда застрял в собственной голове. Стайлз сел на постели, потом волевым усилием добрел до ванной и умылся холодной водой. Из глубин зеркала на него смотрел какой-то странный высохший парень с мешками под глазами, и он отвернулся, почти уверенный, что краем глаза заметит, как парень в отражении подмигнет ему и коварно улыбнется. Внизу на кухонном столе его ждала записка от отца. Тот уехал на работу таким ранним утром, что его можно было посчитать за ночь. Значит, тот не преувеличивал, говоря о целой куче работы. Стоило наконец посодействовать ему хотя бы просто вернувшись к обычной жизни. Скотт действительно пригнал джип к их дому. И даже не зашел после этого, мрачно отметил Стайлз. Удивится ли он, увидев его за соседней партой? Но раньше всех удивился тренер Финсток: — Стилински! — взревел он, едва заметив его в коридоре. — Ты хоть знаешь, сколько пропустил тренировок? — Стайлз обернулся, и тот мгновенно умолк, как-то неловко поводя руками, все еще грозившими разнообразными карами за отлынивание. Вот черт, он, должно быть, и правда ужасно выглядел. Тренер буквально таращился на него, кажется, не в силах выдавить ни слова. — Я думаю, тебе не помешает пропустить… еще несколько, — наконец пробормотал он и немедленно исчез за поворотом. Отличное начало дня. Стайлз дотащил себя до первого класса, и ему тут же стало не по себе. Что, если он отключится прямо посреди урока? Это будет чертовски неловко, а главное, привлечет к нему целую кучу ненужного сейчас внимания. Но ретироваться было поздно. Стайлз занял свое место, с трудом понимая, на какой урок пришел. Зашедшая в кабинет Лидия словно наткнулась на невидимую стену, но не успела ничего сказать за трелью раздавшегося звонка. Скотт и вовсе опоздал на урок, а все оставшееся время до перемены буравил ему затылок. Когда она началась, Стайлз попытался было спешно слиться с выбегающей из класса толпой, но у него не было ни единого шанса скрыться от Скотта. Тот настиг его в один быстрый прыжок и, кажется, жестом попросил Лидию оставить их одних. В ответ ему донеслось недовольное шипение, но все же до поры до времени та отстала. — Ты уверен, что тебе пора быть здесь? — Я же не могу вечно сидеть дома, — вообще-то, именно в эту минуту Стайлз был уверен, что очень даже мог. Более того, он начинал жалеть, что именно этим и не занимался сейчас, но было поздно. — Мне уже лучше, — Скотт и в обычное-то время неплохо чувствовал его ложь, но прямо сейчас у него было и прямое доказательство. Для этого было достаточно всего лишь одного прикосновения. Стайлз с легким удивлением обнаружил, что боль понемногу успела уйти на второй план; она больше не настигала его неожиданными вспышками, а стала постоянной, тягучей, как недолеченная рана. Интересно, можно ли было считать это своего рода прогрессом, или острая фаза просто навсегда перешла в хроническую, и он был обречен терпеть это до конца своих дней? Если так, то никакие лавры неуязвимого супергероя не привлекали его, да и какой супергерой мог бы выйти из него теперь, вечно унылого и терзаемого чувством вины? Тем не менее, он повторил: — Все будет в порядке. Мне не станет легче оттого, что я запрусь в четырех стенах, — будет здорово, если он и сам однажды в это поверит. Скотт вглядывался в его лицо с таким явным сомнением, что Стайлз почувствовал некоторую злость, заставившую его пойти дальше: — Я встретил тренера сегодня. Может быть, загляну на тренировку после уроков, — лицо Скотта отразило такое явное недоверие, что Стайлз понял: пойти непременно придется. В который раз собственными словами он вырыл себе могилу. Оставалось надеяться, не в самом буквальном смысле. Тренер Финсток вытаращился на него, явно не ожидавший столь неожиданного возвращения. — На тебе не твоя форма, Стилински, — брякнул он; форма действительно казалась совершенно не по размеру, но только извлечена она была из его личного шкафчика, и это определенно была его форма, но теперь она болталась на его плечах, словно одолженная у бойфренда в два раза крупнее. Например, у такого, как Дерек. Странно, но Стайлз очень легко мог представить, как одалживает у Дерека какую-нибудь рубашку… ну ладно, едва ли бы тот позволил ему одолжить что-либо; скорее, он тихонько утащил бы ее из шкафа ранним утром, и… Наверное, он повредился мозгом после всех этих событий, потому что такие фантазии точно не могли быть хорошим признаком. Нужно было отвлечься как можно быстрее, и безумные скачки лакросса казались для этого самым подходящим вариантом. Но только совсем неподходящим для его нового тела, такого угрожающе неуязвимого — но одновременно очень хрупкого, потому что первое же столкновение оставило его на корточках со звенящей головой. Кто-то налетел на него сзади и был немедленно отброшен в сторону подбежавшим Скоттом, за которым уже мчался Финсток. — Стилински, ты сошел с ума? — опасения в его голосе было больше, чем гнева. — Пошел отсюда! Я не давал тебе команды выходить на поле!.. — строго говоря, так оно и было, хоть запретить этого он тоже не успел. Кто-то рядом громко сказал: — Я слышал, как у него треснула кость, — вот черт. Стайлз отчаянно замотал головой. Конечно, кость и правда треснула — даже, кажется, не одна, но уже сейчас они наверняка были совершенно целыми. — Тебе послышалось, — выдавил он. — Я в порядке. — Черта с два, Стилински, — проворчал тренер, уже наверняка пожалевший, что этим утром встретил его в коридоре. — Кто-нибудь, отведите его в медицинский кабинет. Конечно же, немедленно вызвался Скотт — и, конечно же, ни в какой медицинский кабинет они не пошли. Вместо этого он затащил его в каморку со швабрами, где Стайлз наконец-то с облегчением привалился к стене и медленно сполз на пол, потом задрал подол форменной футболки и промокнул взмокшее лицо. — Правда, все нормально, — сказал он. — Все уже срослось, — в качестве доказательства он вытянул ушибленную руку и демонстративно покрутил ею, но Скотт отмахнулся. Этим его было не удивить. Стремительная регенерация оборотня работала очень похоже, и не раз он и сам вынужден был отмахиваться от чужой помощи, чтобы не выдать себя. — Я знаю, — сказал он. — Я… о другом. — Ну… — рука Стайлза бессильно упала обратно и повисла вдоль тела. — Как там сказал Дитон? Я должен просто смириться и принять себя, и все снова станет отлично, так? — Он не совсем так сказал, — не мог не отметить Скотт. — Но, в общем и целом… — они оба помолчали, не зная, что сказать. — Я хотел бы тебе помочь. Правда. Просто я не знаю, как. — Может, я хотел бы отвлечься, — неожиданно вырвалось у Стайлза. — Может, я поэтому и пошел на эту тренировку. Мне все осточертело. — Это же не навсегда, — брякнул в ответ Скотт. — Только пока… — Только пока что? — Стайлз повысил голос, уже плохо осознавая себя. — Пока мне не станет лучше? А если никогда не станет? Думаешь, мне легко сидеть дома совсем одному? — кажется, только что он проговорился. Наплевать — так было даже лучше. По крайней мере, он наконец-то понял, что все это время был обижен за то, что так надолго вынужден был остаться наедине с собой. Конечно, с ним долго был рядом отец, но это не то же самое. Он повторял себе, что после смерти Эллисон, может быть, вообще не имел права искать дружбы заново, но одновременно что-то внутри него противилось этой мысли и искало пути назад. Но Скотт моргал в ответ так непонимающе, что, наверное, пора было признать: не было никаких путей, ни назад, ни уж тем более вперед. — Прости, — Скотт жевал нижнюю губу с отчаянием волка, который набросился на кусок мяса. — Мы просто… думали, что тебе нужно… отдохнуть от всего. Вернее, даже не так. Мы были уверены, что ты в самое ближайшее время не захочешь иметь ничего общего с тем, что у нас тут… происходит время от времени. Что с тебя хватит. Еще недавно Стайлз действительно так и думал — что с него хватит, — но ему показалось, что Скотт так откровенно выделил слова «у нас», что у него вырвалось: — У вас — это у кого? У тебя, у Лидии, у Айзека?.. — Да, хотя… пожалуй, у нас с Дереком главным образом, — довольно неохотно ответил Скотт. Стайлз насупился. — У вас с Дереком, — мрачно повторил он. — Понятно. — Ты уверен? — В чем? — Что тебе точно понятно? — Стайлз непонимающе уставился на него. — Стайлз, что у тебя за проблемы с Дереком? Мне казалось, вы начали ладить. — Тебе показалось, — вырвалось у него, но тут же Стайлз изо всех сил постарался сбавить обороты. Это было несправедливо — он просто-напросто нападал на Скотта, который из жалости ничего не мог ответить. Просто ему все еще было больно, и он устал… до головокружения и слипающихся глаз, так что ему ужасно хотелось растянуться прямо здесь в кладовке, положить голову на какой-нибудь мусорный мешок и уснуть, если получится. Только мысль о том, чтобы не заставлять отца беспокоиться и забирать его из школы под конвоем, не дала ему поступить именно так. Ну и, пожалуй, присутствие Скотта, который выглядел так, будто не знал, как к нему прикоснуться. Возможно, он действительно не знал, особенно учитывая, что каждое прикосновение напоминало ему о бесплодных попытках помочь. Черные вены вскакивали на его руке каждый раз, но для Стайлза это было не лучше, чем капля воды для умирающего от жажды в пустыне. — Скотт… — он все же смягчился, заметив, что черные вены и сейчас проступали на его руках. — Тебе не обязательно… каждый раз… я знаю, что ты хочешь помочь. — Оно само, — тот облизал губы и смахнул каплю пота с виска. — Каждый раз, когда я дотрагиваюсь, я не могу контролировать… так что я знаю, как все обстоит на самом деле, Стайлз. И поэтому я не хочу, чтобы ты… — он прервался. — Чтобы я что?.. Приходил к тебе? Встречался с кем-то из вас? — это не могло быть так. Это не могло быть заботой, потому что… неужели Скотт не знал, что так ему гораздо хуже? Дело наверняка было в чем-то совсем другом. — Я привык, что Дерек смотрит на меня так, будто я только и делаю, что мешаю всем вокруг, но ты… по крайней мере, давал мне чувствовать себя полезным, — выпалил он; мысли опережали друг друга и рвались наружу, злые и колючие. Скотт долго смотрел на него в ответ, а потом спросил совсем не то, что Стайлз мог ожидать после такой тирады: — Что все-таки происходит у тебя с Дереком? — о, нет, нет, в эти дебри Стайлз не собирался залезать. Нужно было немедленно свернуть куда-нибудь в сторону. — Он в последнее время тоже… какой-то странный. — Неужели? — некоторое время Стайлз боролся с искушением узнать, что же все-таки странного было в Дереке в последнее время. В смысле, более странного, чем прежде. Но разве они все сейчас не были более странными, чем прежде, включая, в первую очередь, его самого? Такие перемены не проходят бесследно. — Я не удивлен, что он не горит желанием снова меня видеть. Но ты… от тебя я такого не ожидал. — От меня? — Скотт, кажется, совершенно опешил. — Стайлз, я хочу тебя видеть. Я не хочу только, чтобы ты… — Мешал вашим делам? — Нет! — Потому что это обычно плохо заканчивается? — Стайлз!.. — Скотт уже состроил лицо оскорбленного в лучших чувствах, но Стайлз не собирался поддаваться. Он не мог не быть прав хотя бы отчасти. Просто потому что такова человеческая природа, а они все, в первую очередь, все же оставались людьми. И люди не забывают некоторые вещи так просто. — Тогда расскажи мне, что там у вас происходит. — Скотт тяжело вздохнул и наконец сказал: — Ничего такого особенного, — тут Стайлз с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза, потому что — серьезно? Ничего такого особенного — и такая упорная скрытность? — Просто объявился очередной блудный омега. Очень ловкий и очень кровожадный. Мы с Дереком думаем над тем, как… — Ладно, можешь не продолжать, — Стайлз оборвал его, не желая больше слушать. После всего, что они пережили, неужели какой-то очередной отбившийся от своей стаи омега казался им такой уж трудной задачкой? Понятно дело, они не успели заготовить для него какую-нибудь более правдоподобную ложь, но все же… — Я все понял. Правда. — Сомневаюсь, — протянул в ответ Скотт и помог ему подняться — выбора у него все равно не было: Стайлз так спешно торопился уйти, что готов был бы ползти на четвереньках, если понадобится. У него кружилась голова, и во рту стоял металлический привкус: кажется, он просто постоянно грыз изнутри щеки, которые немедленно заживали. В конце концов это начинало сильно раздражать. Может быть, он этого вовсе не хотел! На кой черт ему сдалась эта проклятая неуязвимость! Если бы только все могло стать как раньше. А лучше — совсем как раньше. Когда еще не было ни оборотней. Ни других существ. Ни Дерека поблизости. Ни японских злых духов, которые забирают себе чужие тела и убивают его друзей. Дома никого не было, свет не горел, и отец явно не появлялся с самого утра. В холодильнике было пусто — нужно было подготовить хоть что-нибудь, чтобы отец не остался голодным после нескольких смен подряд, которые он был вынужден брать… из-за него, конечно же, кто еще продержал его в доме столько дней? Натыкаясь на углы, Стайлз рассеянно смахнул со стола крошки бог знает какой давности, а потом рухнул за этот самый стол, уронил голову и самым жалким образом завыл, трясясь и раскачиваясь. Слезы почему-то не приходили, но полутемная кухня все равно виднелась ему в какой-то странной полупрозрачной дымке. Он вспомнил, как легко всадил нож в собственную руку в приемной Дитона и сделал то же самое быстрее, чем успел бы себя остановить, с обычным кухонным ножом. Эта боль была другой, знакомой и… пока не привычный, но, если он продолжит в том же духе, она быстро станет такой, и терпеть ее было гораздо легче. Нужно будет только убрать следы, подумал он и следом: черт, их очень много. Придется перемывать всю кухню. И почему только он решил сделать это прямо здесь?.. И была еще одна, затухающая мысль, прежде чем он повторил: а может ли он умереть от потери крови, или она восстановится в нем так же быстро, как мышцы, кожа и кости? Может быть, у него получится скоро это проверить.