Кто я есть

В конце концов, он убрал все, кроме крохотного пятна в самом углу. Конечно, ему обязательно было проколоться на такой мелочи, но под конец стирания улик у него уже не просто двоилось, а, кажется, четвертилось в глазах. Шериф оставался шерифом даже дома и, разумеется, сразу отметил это пятно, а еще он прекрасно знал, как выглядит кровь, и не спутал бы ее с лужей кетчупа — Стайлз не стал даже и пытаться. И, разумеется, он также знал, как хаотично преступники пытаются смыть улики, а Стайлз чувствовал себя именно так — как преступник, а его кровь была уликой и ничем иным. И почему только он должен был так проколоться? Ведь у него не осталось бы других доказательств. — Ты ведь понимаешь, что я хочу поговорить? — отец выглядел совсем не угрожающим в этот миг, только очень печальным, и так было еще хуже. — Сегодня в больницу придут результаты. Может быть… — Ты знаешь, что ничего не будет, — огрызнулся Стайлз. И очень жаль, тут же подумал он. Кто знает, вдруг на нем сработает какое-нибудь обычное человеческое лекарство? Что-нибудь мощное… что там назначают при хронических болях? Но только он никогда в жизни не получит рецепт. Если только Скотт как-нибудь не поможет ему… нет ли часом в их ветклинике какого-нибудь сильнодействующего средства? — Мы оба пока этого не знаем, — Стайлз вдруг почувствовал, что отец только пытался звучать терпеливо, в то время как от его терпения уже мало осталось. Отлично, он успел довести последнего человека, который его готов был его терпеть. Ему показалось, что от одной только мысли об этом у него засвербило в руках, но он больше не мог, тем более… — Пап, я обещаю, ты можешь идти на работу, — сказал он. — Я больше не сделаю ничего такого, — Ноа молчал, явно не особенно доверяя этим словам, и Стайлз даже не был обижен такому недоверию. — Если хочешь, можешь взять меня с собой и посадить в комнату для допросов. Я буду сидеть за прозрачным стеклом и очень хорошо себя вести, — ему показалось, что некоторое время отец вполне серьезно раздумывал над таким предложением, но все-таки устало отмахнулся. — Слушай, что там… — Стайлз вдруг понял, что до сих пор так и не спросил: — Что там такое у тебя стряслось? — Просто накопилось много бумажной работы. — Стайлз подозрительно прищурился, и Ноа нехотя продолжил: — И целая серия убийств, — кажется, он едва не добавил что-то вроде «ты что, не читал новости?», но вовремя себя остановил. — Особо жестоких, и все стоят на ушах. — Убийств… случайно не в лесу? — отец качнул головой: — Так было раньше. Но теперь и в черте города тоже. — Ты поэтому не хотел меня отпускать? — Отчасти. Хотя я надеялся, что твои друзья тебя защитят. Или хотя бы смогут как-то помочь в расследовании, но похоже, что они тоже бессильны. Мысль о том, что еще и отец общался с его друзьями — друзьями ли еще? — за его спиной о каком-то деле — да и не просто о каком-то, но о настолько кровавом и страшном, настолько близко случившимся, и он совсем ничего об этом не знал, вдруг неприятно поразила его. Но он не стал его спрашивать — отец ответит то же, что и все остальные; что он просто хотел его защитить. Все вокруг, кажется, только и думали о том, как бы его защитить, но только не знали, от чего именно защищать. Уж точно не от какого-то взбесившегося оборотня, не после всего, что они пережили — он сталкивался с вещами и похуже. Уж лучше бы они защитили его от настойчивого желания повторить то, с чего начался их с отцом скомканный диалог. Но если бы они все только знали… — Пап, — он все-таки нашел в себе силы собраться с мыслями и сказать: — Все будет хорошо, правда. Я вообще не буду один. Скотт… вчера помог мне, а я так его и не поблагодарил… скорее уж наоборот. Хочу встретиться с ним еще раз. Только не в школе, — быстро добавил он. После недавнего его с новой силой воротило от школы, и возвращаться туда не хотелось еще, по крайней мере, лет пять. — Еще немного, и школу вообще придется временно закрыть, как и многое другое, — мрачно сказал Ноа. — До тех пор, пока не отыщут этого маньяка. Вернее, того, кого все пока что официально принимают за маньяка, хотя после… череды некоторых событий… люди, даже самые далекие от всякой мистики, — он, кажется, едва не добавил «люди вроде меня», — начинают что-то подозревать. Участок буквально кипит. Значит, у того действительно была весьма веская причина дневать и ночевать на работе сейчас. И почему только у них не было ни капли отдыха в последнее время? Понятное дело, что полноценное расследование он вести не мог, прекрасно понимая, что это было не человеческих рук дело, но наверняка лавирование между истиной и видимостью только прибавляло ему усталости. Да, Ноа тоже наверняка бы предпочел вернуться в недавнее прошлое, в котором не было всей этой чертовщины. Но только, в отличие от Стайлза, он никогда не питал к ней слабости. Пожалуй, все-таки не зря. — Я не буду больше мешать, — почти жалостливо протянул Стайлз, имея в виду простое и незамысловатое, но одновременно чувствуя, как нехорошо тянуло от этих слов чем-то угрюмым и холодным, как смерть. — Я буду со Скоттом. Он вдруг окончательно понял, что Скотт, кажется, говорил ему правду. Пусть не всю, но правду в общих чертах, а он снова оттолкнул его от себя. Если бы они могли снова остаться наедине… но теперь у них наверняка будут свидетели. Например, Дерек. При одной мысли о Дереке, кажется, что-то чесалось внутри; он чувствовал это едва ли не с самой первой их встречи, но со временем ощущение становилось только более отчетливым. Но что поделать — ведь он не мог избегать Дерека вечно. Придется закусить удила и просто не обращать внимания на его слова. Впрочем, Дерек и так обычно был очень немногословен. Однако же он прекрасно демонстрировал все и без слов. Нужно было смириться, просто смириться с этим и сделать вид, будто все в порядке. Будто он просто пришел заново наводить мосты. Там, где они, во всяком случае, когда-то были. И, черт возьми, ему пришлось пойти в дом к Дереку снова после того, как Мелисса дала понять, что Скотт был сейчас там. Она тоже очень странно смотрела на Стайлза, все вокруг очень странно смотрели на него в последнее время. Кажется, Мелисса даже спросила, все ли в порядке, и он ничего не ответил. Но что было еще хуже, первым, кого он встретил в доме Хейлов, оказался, как ни странно, сам Дерек — худший вариант из возможных. Одним незаметным шагом он перегородил ему путь, и Стайлз решил было, что тот не намерен был его впускать, что все кончено. Но Дерек, едва заметно принюхавшись, спросил только: — Что это с тобой? — Что? — Стайлз не собирался повторять как попугай специально, просто опешив от такого неожиданного участия. Просто оттого, что наконец услышал голос Дерека, обращенный лично к нему. Но того это неожиданно разозлило: — От тебя несет кровью за километр. Что случилось? — Что случилось? — честное слово, это вышло само собой — он просто не мог поверить своим ушам. Дерека это ожидаемо разозлило: он даже обнажил клыки, как если бы хотел его припугнуть. — Ты что, идиот? Я спрашиваю, что с тобой происходит? — будь Стайлзу хоть самую малость менее паршиво, он непременно оценил бы эту... неуклюжую заботу? Что бы это ни было. Даже больше, он наверняка едва не подпрыгнул бы от радости за то, что Дереку настолько не все равно, что он тратил свое драгоценное время на эти неумелые расспросы. Но сейчас он смог процедить только ответное: — Отстань, — и попытаться протиснуться мимо. Кажется, он даже неплохо задел Дерека плечом — невиданная наглость, которая немедленно вывела того из себя: — Ты, кажется, и правда теперь неуязвимый, — или это все же была толика уважения в его голосе, за которым Стайлз так отчаянно гонялся? — Да, это так, — заявил он, и теперь, когда эти слова были сказаны вслух, они словно наконец-то стали реальными и обрели настоящий смысл. Он был неуязвимым. Пусть одновременно ему казалось, что все его тело разваливается на части, пусть его одолевала жуткая тоска по недавнему прошлому, как будто он состарился раньше времени… И все-таки, черт возьми, у всего этого был хотя бы один плюс. — Так что дай-ка пройти. Дерек хмыкнул и посторонился. Это было что-то новенькое. Это был шаг в сторону, пока неизведанную Стайлзом, и она должна была ему нравиться. Но одновременно что-то в его голове говорило ему, что он не такой. Это не тот, кто он есть. Голос раздражал тем, что только лишь отрицал, не поясняя при этом, кем же он все-таки был. Ему не помешало бы немного определенности сейчас. — Стайлз!.. — казалось, только Кира была искренне рада его видеть. Лидия подняла на него такой тревожный взгляд, будто вот-вот готовилась истошно закричать, предвещая его скорую кончину. Скотт неловко замер в некотором отдалении — кажется, он был удивлен тем, что Дерек посторонился так легко. — Я могу уйти, — наконец проронил Стайлз, не найдясь ни с чем поумнее. Слова казались вязкими в его рту. Если бы Скотт — или кто угодно другой — хотя бы одним жестом выразил согласие, он наверняка потерял бы своим действиям всякий отчет. Но, к счастью, Скотт спохватился и затряс головой. — Отец… вообще-то кое-что мне уже рассказал. Так что… мне жаль, что тогда я не поверил. Просто… бродячий омега?.. После всего это звучит слишком просто. — Не все… так уж просто, — Скотт, кажется, запоздало оправился от удивления. — Мы всеми своими силами уже который день не можем его засечь. А это уже странно, он словно… задерживается всего на мгновение. Мы даже и не видели его толком. И просто называем его омегой. Просто потому что он одиночка и, вероятно, оборотень, но на самом деле мы понятия не имеем точно. — То есть… это может быть какая угодно новая тварь? — только не снова, только не опять какое-нибудь страшное существо из ниоткуда, которое попытается разрушить их жизни. Уже разрушило жизни многих невинных людей. Скотт неуверенно пожал плечами. — Наверное. Но только все следы, как от оборотня. Зубы, и клыки, и все прочее. — Я поймаю его, — сухо вмешался Дерек. — Мне просто нужно еще немного подготовки. Нужно понять, на кого он нападет следующим. — Я не вижу никакой системы, — это была Лидия. У каждого из них оставалась своя роль, только не у него. Хотя раньше и у него тоже была… какая? — Впрочем, обычно это подростки, или пожилые, или… в общем, те, кто едва ли может оказать сопротивление. Ему важно быть быстрым и немедленно сбежать. — Кто вообще мог бы оказать ему сопротивление, — пробормотал Дерек. — Судя по всему, эта тварь отлично владеет своим арсеналом. Стайлз, все еще стоявший посередине комнаты, вдруг почувствовал легкую тоску. Он вломился сюда непрошенным гостем… даже удостоился некоторых объяснений, но их было недостаточно; он все еще словно бы плавал в темноте, и никто не горел особенным желанием вытащить его из этой темноты на свет. Но что тут, собственно говоря, было обсуждать? Нужно было разделаться с ним как можно скорее. Разве это не была их обычная жизнь… теперь? Разделаться ради тех, кто еще мог стать его жертвой. Ради простых людей вроде него самого, которые слишком слабы и слишком невовремя оказываются в неподходящем месте. Ради отца, который прямо сейчас всеми силами пытался навести порядок в участке, заведомо понимая свою беспомощность — и наверняка не переставая беспокоиться о нем, и даже не представляя, что беспокоиться, возможно, стоило еще сильнее… — Я мог бы… — Стайлз прочистил горло, тщетно пытаясь привлечь к себе внимание. Ему казалось, что ни один человек не повернул головы на его голос. Даже воздух казался тяжелым, когда он все-таки решился продолжить: — Как-то помочь. То есть… — идея пролетела в его голове быстрее, чем он успел бы ее хоть как-то осмыслить: — Может быть, я смог бы оказать сопротивление, — произнося это, он до рези в глазах вглядывался в лицо Дерека, словно бы плавающее перед ним в полумраке. Он искал в нем хотя бы один знак — ухмылку, едва заметное фырканье, презрительно сморщенный нос. Ему показалось, что не было ни первого, ни второго, ни третьего, и это было странно, но позволило ему закончить, переведя дыхание: — В каком-то смысле. Пусть я не смогу по-настоящему с ним сражаться, но зато и он не сможет быстро меня одолеть. — Ерунда, — Дерек все-таки не заставил долго себя ждать со своей весьма емкой оценкой. Вот черт. Значит, Стайлзу все-таки показалось, что тот был почти благосклонен к его порыву. — Ничего не выйдет. — Еще бы ты сказал иначе, — немедленно ляпнул он в ответ. Кажется, новые способности все же влияли на него. Или это было отчаяние. Или странная ненависть ко всему вокруг, включая себя. В первую очередь себя. — Только я не собираюсь с ним драться. Я имел в виду, что у него не выйдет расправиться со мной быстро, и это даст нам всем фору. — Дерек прав, — тут же вмешался Скотт. — Это очень плохая идея. Стайлз вдруг почувствовал, как слезы подступили к его глазам; и даже не просто подступили, мгновение — и они оказались бы снаружи, если бы он вовремя не отвернулся и не попытался смахнуть их рукой. Кто-то наверняка заметил. Например, Дерек. Но какая уже разница? Что еще можно было ожидать от такого бесполезного существа, кроме непрошеных слез? И не просто бесполезного — даже наоборот — вредителя, который готов позволить любому проходимцу завладеть своим телом и натворить дел, а затем хвастаться побочными эффектами случившейся катастрофы. — Я просто хочу помочь, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. Или хотя бы дрожал не слишком сильно. Почему никто не желал его понять? И почему бы не позволить ему хотя бы попробовать сделать что-то полезное, раз уж никто не придумал ничего лучше? Даже если он облажается, кому от этого будет хуже? Кроме него самого, разумеется, но он это переживет. Пережил бы, если бы все сложилось так, как он предложил. — Мы знаем, — кажется, Скотт все-таки что-то заметил, потому что теперь упорно пытался заглянуть ему в лицо, а Стайлз упорно отворачивался, а слезы все никак не желали просохнуть, предательским образом пытаясь прорваться наружу. На какое-то мгновение, так отчаянно стараясь увернуться от Скотта, Стайлз посмотрел на Дерека прямо сквозь их пелену. Хотя какое это уже имело значение? Ответный взгляд Дерека показался ему особенно тяжелым и сумрачным. — Я… — и зачем только он продолжал? — Я не понимаю. Ведь хуже все равно не будет, — впрочем, не стоило так говорить. Всегда могло быть хуже. Не следовало гневить судьбу. — Даже если ничего не выйдет, то просто ничего не изменится, разве не так? — Не так, — неожиданно вступила Лидия. Сидевшая чуть позади нее Кира озабоченно накручивала на палец темный локон. — Есть одна маленькая деталь. Совсем незначительная. Стайлз только молча посмотрел в ответ. — Что будет с тобой? — мрачно спросила Лидия. — Ничего, — непонимающе отозвался он. Ах да, ведь ее не было во время довольно впечатляющей демонстрации. Он вдруг ощутил непреодолимое желание сделать что-то подобное снова. Это был плохой знак. Но если только ради того, чтобы показать ей, что он теперь может?.. Он даже поискал глазами какой-нибудь острый предмет, который можно в себя воткнуть, но Лидия, очевидно, все поняв, предусмотрительно прервала его: — Я знаю, что ты, возможно, в конечном итоге останешься невредим, — кажется, она специально подчеркнула слово возможно. — Это ведь не значит, что тебе не будет больно? — Что? — в очередной раз переспросил Стайлз. Скотт нахмурился. — Ты ведь чувствуешь боль, если ранишься, — сказал он. — От нас не получится скрыть. — Это ненадолго, — быстро отозвался он. — Потом все проходит. Буквально за минуты. Судя по взгляду Дерека, тот очень хотел не согласиться. И, наверное, очень хотел напомнить ему о другой боли, но зачем? Чтобы сделать его еще слабее в глазах остальных? Ведь он ничего не мог поделать — и не только он. Даже наоборот… он почти готов был проговориться, что боль от простых физических увечий была хотя бы понятна ему и потому отвлекала, но в этот раз он все же вовремя удержался от опасных откровений. — Мне все равно это не нравится, — сказал Скотт. Стайлз закатил глаза. Как назло, те все еще пытались слезоточить, и даже такие раздраженные упражнения никак не могли этому помешать. — Если что-то пойдет не так... — Нечего тут обсуждать, — снова вмешался Дерек, и его глаза ненадолго полыхнули желтым опасным огнем. Разговор, очевидно, был закрыт, и Стайлз повернулся, чтобы уйти. На что вообще он рассчитывал? Никто не приглашал его сюда, разве одно это не было для него достаточным знаком? Кто знает, что вообще они обсуждали за его спиной? Ему вдруг показалось, что он чувствовал взгляды всех в этой комнате; они следили за каждым его шагом, ждали, пока он уйдет. Ничего другого ему не оставалось. Наивный, он надеялся, что сможет им пригодиться. Даже теперь, со своими новыми способностями, он не был полезен. Он никогда не был, но почему-то время от времени воображал обратное. — Ладно, — сказал он, тщетно пытаясь придумать, как выпутаться из всего этого, окончательно не потеряв лица, но это казалось невозможным. Не потеряв лица? Да он потерял целое тело; кто знает, может, и душу тоже; может быть, они все видели разницу, видели, как он изменился и перестал быть собой, просто не знали, как ему об этом сказать? Может быть, ему просто казалось, что все изменилось не так уж сильно, хотя на самом деле — очень сильно, даже непоправимо, и только поэтому он чувствовал, будто сходил с ума? И, кроме того, так ли уж важно, изменился ли он или нет? Или куда важнее то, что уже случилось? Смерть Эллисон? Многих других? И он просто пытался укрыться от этих смертей, спрятаться под нелепой гипотезой о том, что в отчуждении между ними замешано нечто большее. Он повернулся спиной. — Эй, — сказал вдруг Дерек. Почему он обязательно должен был сказать это его спине? Хотя еще совсем недавно Стайлз не мог смотреть ему в глаза, сейчас он предпочел бы их видеть — даже злые и угрожающе желтые, хотя… его голос был почти мягким сейчас. Как если бы впервые за долгое время тот хотел сказать… что-то не совсем неприятное. Но этого не суждено было узнать, потому что Дерек быстро передумал: — Ничего. Неважно. — Угу, — и Стайлз все-таки заставил себя уйти снова, переставить сначала одну ногу, потом другую, и так несколько раз, пока за ним не закрылась дверь. Он терпеливо ждал, пока не закроется еще одна дверь — его собственного дома, и только потом позволил себе сорваться. Отца все еще не было, и он, очевидно, даже не заходил с прошлого дня. И не звонил, и Стайлз попытался приказать себе не сокрушаться еще и об этом — отец сидел с ним достаточно, чтобы теперь, когда кризис миновал, позволить себе с головой погрузиться в упущенную работу. Проблема была только в том, что кризис не миновал. Напротив, Стайлзу казалось, что сейчас он чувствовал себя еще хуже, чем после заключительной битвы с Ногицунэ — тогда его, совсем ослабленного, потерявшего голову, буквально притащили домой на руках, тогда он страдал, совсем не думая о том, как выглядел в чужих глазах; но сейчас это отчего-то стало ему очень важно, как будто с него сорвали какой-то нежный слой, до сих пор закрывавший от чужого осуждения. Теперь ему казалось, что вокруг не осталось вообще ничего, кроме осуждения. Ничего. Неважно. Он мог бы обернуть все в свою пользу, изящно обыграть свой новый дар и принести всем столько пользы, попытаться вернуть своих друзей обратно, став полезным, таким чертовски полезным, что у них не осталось бы выбора, кроме как принять… Он мог бы даже завоевать Дерека, ведь разве он не умел выжимать лимонад из лимона жизни? Но пока у него осталось только огромное проклятое ничего. Ничего. Неважно. И как тут, мать его, он мог принять себя?! Надо же было Дитону придумать такое. Впрочем, один несомненный плюс от его способности все же был. Главное — стереть случайные брызги крови изо всех уголков до того, как отец все-таки вернется домой.