Кто я есть

Защищать голову. Это то немногое, что он помнил о сражении с тем, кто заведомо сильнее тебя. Даже если ты каким-то чудесным образом можешь исцеляться, не стоит проверять это на своей голове. Интересно, если ему выгрызут глаз или откусят половину лица, он сможет регенерировать? Проверять ужасно не хотелось, и его руки, прикрывавшие лицо, кажется, превратились уже в кровавое месиво, бурлившее содранной тканью и немедленно нараставшей сверху новой плотью. Если бы он знал, что умрет, то, наверное, уже давно бы сдался, но продолжать жизнь не просто в новом теле, а в новом безвозвратно изуродованном теле, кое-как собравшимся обратно из кусков… ничего не могло быть хуже. Хвост странного существа ударил его в живот и выбил дух, а еще он был полон шипов; он быстро извивался и стегал его, как живой хлыст. Стайлз попытался схватиться за этот хвост, чтобы еще немного замедлить противника, и каким-то чудом его истерзанные руки послушались и вцепились в него мертвой хваткой. Кажется, от этого неожиданного сопротивления противник немного опешил. Или же оттого, что его странная жертва все никак не желала умирать. А ведь он и правда ужасно не хотел этого. Несмотря ни на что, он уж точно не хотел встретить столь скорую гибель. Кто-то мог бы подумать обратное, наткнувшись в его доме на свежие подтеки крови, но все это было о другом, уж точно не о смерти. Он очень хотел бы подозвать Дерека или Скотта — лучше обоих — если мог бы выдавить хоть слово. Но у него перехватывало дыхание, нужно было сосредоточиться на нем, чтобы не сдаться, пока клеточки его тела бешено обновлялись; ему казалось, что он чувствовал каждую из них одновременно. Он должен был остаться любой ценой. Ради того, чтобы отец не столкнулся еще с одной потерей. Ради того, чтобы все-таки сказать Дереку… Казалось, теперь ему уже было ничто не страшно. Стоило загнать себя в такую ловушку, чтобы наконец-то прозреть. Существо отступило на несколько шагов, оставив его скрючившимся на земле. Кажется, оно было обескуражено таким неожиданным сопротивлением. Почему бы просто не оставить его в покое? Но оно предпочло остаться и тем самым решило свою судьбу. Как только Стайлз снова почувствовал клыки, впившиеся ему в плечо, кто-то наконец вмешался, и острые зубы соскользнули с его руки. Краем глаза Стайлз заметил, как Дерек с горящим синим глазами вцепился в существо сзади и попытался оттащить его прочь — это было не так-то просто; оно вертелось на месте и цеплялось когтями — тогда в дело вступил еще и Скотт. Вдвоем они отбросили противника куда-то в сторону, кажется, отчаянно борясь с желанием порвать его на куски. Стайлз был бы не против, оставь они это занятие не потом. Он был бы не против, чтобы сейчас они внимание обратили главным образом на него, потому что… Потому что, кажется, что-то пошло не так. Потому что он надеялся, что за несколько прошедших мгновений снова восстановится, соберется воедино из частей, на которые его только что едва не разорвали. Но этого не происходило. Почему этого не происходило?! — Скотт! — попытался выкрикнуть он, но имени не получилось. Однако тот каким-то чудом понял, что его звали, обернулся и уставился на него; и одновременно его глаза казались устрашающе красными и по-человечески растерянными. — Что случилось?.. — воистину, нельзя было спросить ничего глупее, и в любое другое время Стайлз наверняка поддразнил бы его за такой нелепый вопрос — как будто только что тот не видел все собственными глазами. — Я… — металлический привкус во рту только усиливался. Стайлз попытался сплюнуть кровь, и, смешанная со слюной, она тут же залила ему весь подбородок. Он зажмурился, словно сосредоточение могло бы помочь ему ускорить регенерацию; обычно он почти буквально чувствовал, как делились его клетки и вставали на место утраченных, и сейчас ему казалось, будто это происходило все медленнее. Это было чертовски невовремя, и неожиданно страх вообще вдруг стал страхом вполне конкретным — страхом умереть здесь и сейчас, после того как он уверил всех и уверился сам, что с ним ровным счетом ничего не может случиться. Но живительные поползновения в его новом, таком непривычном еще, но неожиданно уже таком родном теле становились все тише и слабее, слабее, пока не окончились совсем. Он потерял чертову способность к чертовой регенерации именно тогда, когда это было нужнее всего. Прямо в самой середине чертового процесса — и спасибо хотя бы на том, что это была середина, а не начало, иначе его давно бы уже вырвало собственными кишками. Впрочем, не исключено, что это еще могло произойти. По крайней мере, чувствовал он себя очень похоже. Еще он чувствовал, что, кажется, у него оторвало обе руки — или что те висели буквально на волоске. Этому он бы тоже совсем не удивился. По крайней мере, голова все еще была у него на месте. Большой вопрос, поможет ли это ему хотя бы немного. В глазах у него потемнело, и он подумал, что теряет сознание, пока не понял, что это взъерошенная голова Дерека — уже с человеческим лицом — заслонила остатки сумеречного света. — Кажется… что-то… пошло… не так, — наверное, ему только казалось, что он произносил слова; на самом деле это был просто набор звуков. Но все и так было ясно. Он только тратил силы, пытаясь объяснить очевидное. Вот только он боялся, что, если перестанет говорить, то в самом деле уйдет навсегда; ему не раз говорили, что он будет болтать вплоть до самой смерти. Не исключено, что сейчас именно так и будет. Он уже был на волосок от смерти, даже не раз и не два; и даже обзавелся в процессе новым телом, которое так и не сумел оценить и которое бездарно бросил в нелепую мясорубку. Дитон предупреждал, что чудесная регенерация могла закончиться в любой момент. Нужно было лучше слушать вместо того, чтобы злиться. И все-таки почему это должно было случиться именно сейчас?! Дерек что-то говорил ему. Нужно было прислушаться как следует — кто знает, может быть, это были последние его слова, обращенные к нему. Последние слова — но одновременно не исключено, что первые приятные слова, которые он мог бы услышать от него. Мог бы услышать, если бы все звуки окружающего мира не перебивал шум крови в ушах. Что-то обожгло его в районе груди. Это Скотт приложил к одной из его ран ладонь. Зачем он это сделал? Так было гораздо хуже. Стайлз задергался, пытаясь вырваться, и так стало еще. Намного. Хуже. Кажется, Скотт даже что-то закричал, но вместо него Стайлз попытался покоситься на Дерека — что делал тот? Уж точно он не стал бы рвать глотку, убиваясь по нему. Стоило ли попытаться сказать ему? Какая разница, ведь он уже, наверное, ничего не терял? Почему именно сейчас, когда он почти решился, судьба сыграла с ним такую злую шутку? Или он просто перепутал причину и следствие? Что, если именно поэтому он потерял свою способность так же неожиданно, как приобрел? Просто потому что он хотя бы на мгновение примирился с собой? С тем, что чувствовал на самом деле? Это была не просто злая ирония, а какой-то злой рок. — Стайлз, — голос Скотта все-таки пробился к нему. — Я сделаю это. Я сделаю это прямо сейчас, — кажется, он даже успел обнажить клыки, и Стайлз снова дернулся, словно мог спрятаться от них. Он должен был согласиться. Другого выбора не было — если, конечно, современная медицина не успела шагнуть вперед за последние несколько минут. Зубы Скотта вдруг оказались уже совсем близко от его шеи — кажется, он даже успел почувствовать прикосновение — и все-таки нашел силы отодвинуться. — Нет, — пробормотал он. — Не надо, — в пелене его взгляда промелькнули изумленные глаза Скотта, все еще сверкавшие красным — глаза альфы, наделенного силой превратить человека в оборотня, способного спастись почти от любых ран. Отказываться от этого было нелепо, потому что, даже если он выживет буквально чудом… остаться живым куском мяса все еще оставалось сомнительной перспективой. Наверное, следовало смириться, замереть на месте, позволить себе… стать тем, кем он не должен был стать. Кем он не был. Просто — не был. Не потому, что по совершенной случайности Питер тогда укусил не его. Просто Стайлз никогда не был неуязвимым, и то, что ненадолго случилось с его телом, было какой-то вселенской неправильностью; и вот… эта неправильность так быстро исчезла. — Дерек, скажи ему, — услышал он голос Скотта. — Скажи ему, что он должен согласиться. Скотт делегировал Дереку такую ответственную роль — заставить его любой ценой остаться в живых? Впрочем, Дереку наверняка угодно будет видеть его живым — и к тому же, одним из них. Может быть, тогда они наконец-то станут чуть более равны — раз уж у него не получилось проявить себя здесь и сейчас так, как он рассчитывал. Хотя… ведь они поймали то странное чудище. Стайлз смутно видел, как, поверженное, оно слабо копошилось поблизости. Должно быть, оно было при смерти, раз его так беспечно оставили без внимания. Впрочем, он, наверное, тоже был. Вот почему Дерек должен был сказать ему… что он должен был ему сказать? Стайлз уже успел забыть; впрочем, Дерек, кажется, не собирался говорить то, что так упорно требовал от него Скотт. Дерек вообще не был любителем поговорить. Стайлзу пришлось ответить за него: — Это не то… кто я есть, — выдавил он; голова у него плыла, и он сам не понимал толком, что именно произносил. Не то, кто он есть? И кто же он был? Просто глупый подросток, случайно влезший в дела, которые не должны были его касаться? Неудачно влюблявший в тех, кто не собирался ответить ему взаимностью? Случайно ставший причиной многих бед? А заодно еще, кажется, и без пяти минут труп. Ему показалось, что он услышал странный звук — он приближался и, похоже, не был предсмертной галлюцинацией. Это был ужасно знакомый звук — сирены полицейского крузера; и он знал, кто был за его рулем. Хорошо, что он успеет увидеться с отцом перед тем, как умереть, смутно подумал он — и тут же додумал следом: нет, едва ли это хорошо, скорее, это просто ужасно. Отец вынужден будет видеть его таким — в луже крови и, наверное, едва узнаваемым. А ведь он пообещал ему, что не совершит никаких больше глупостей. Но это была огромная глупость. — Разойдитесь!.. — и этот голос… был почти неузнаваем, и Стайлз был в этом виноват, он сделал это, он нарушил свое обещание. Он попытался повернуть голову на этот голос, чтобы показать, что еще жив. Но, кажется, стало только хуже, потому что так отец смог рассмотреть его лицо. Должно быть, оно выглядело ужасно. И, получается, Дерек тоже видел его таким. Пора уже было перестать думать об этом. Скоро все это станет неважно. Уж если на то пошло, это никогда не было важным. — Стайлз, нет… — лицо шерифа тоже выглядело ужасно, почти до неузнаваемости искаженное, как иногда бывают искажены знакомые лица в кошмарном сне. Сон скоро должен был закончиться, и вдруг — словно для того, чтобы убедить его в реальности, наконец-то в полной мере на него обрушилась боль; оказывается, он почти не чувствовал ее до этой минуты. Ему очень хотелось бы не кричать, чтобы не пугать всех еще сильнее. Чтобы не испытывать вину еще и за это. Чувство вины уже привело его туда, где он был сейчас. Ему показалось, что кто-то пытался разворошить его внутренности раскаленным голыми руками. Кажется, это отец пытался как-то перевязать его рану, и это было невыносимо. Лучше бы он просто оставил его в покое. Вернее, просто позволил бы ему спокойно проститься. Нужно было попытаться сказать что-то… например, извиниться — за обман и за то, что он уйдет так внезапно и оставит его совсем одного. И вот — он так старательно избегал чувства вины, чтобы оно снова настигло его. Ничего сказать не вышло, и крови во рту стало еще больше, а хватка шерифа — отчаянней; Стайлзу казалось, что эта хватка — последнее, что, кажется, скрепляло его с этим миром, потому что картинка перед глазами медленно расплылась и исчезла. Или это он закрыл глаза? Он попытался сконцентрироваться на прикосновении, а потом что-то изменилось. Прикосновение стало другим. Незнакомым. Это не было прикосновение Скотта, тогда кого?.. Он разлепил глаза. Это был Дерек. Конечно, больше некому. Но почему его прикосновение показалось таким странным? Ах да, ведь он же никогда не касался его. Почти никогда, если не считать, например, злополучного бассейна, но там у них не было выбора... и все, что произошло тогда, осталось там же, под водой, растворилось в ней и, кажется, совсем исчезло. Можно было попробовать вернуть это нечто. Хотя бы на мгновение. Какая разница? Дерек мог думать о нем что угодно, Стайлз все равно никогда об этом не узнает. — Дерек, — он все-таки собрался с силами и произнес. Вернее, почти произнес. На самом деле, получилось что-то невнятное, смутное сборище согласных. Дальше имени и вовсе не удалось продвинуться — наверное, к лучшему; что вообще он мог сказать? Признаться в том, что давным-давно испытывал — но зачем? Неужели так он надеялся оставить после себя хоть какой-то след? Ему показалось, что Дерек вцепился в его ладонь чуть крепче, словно хотел силой выдавить из него признание. Должно быть, глупо, что его последние слова могли быть обращены именно к нему. Это было нечестно по отношению к отцу. К тому же, тот ничего не знал... Очевидно, пришла запоздалая пора. Во всем этом был крошечный, но все же плюс. По крайней мере, если отец будет сердиться, он не успеет испытать на себе его гнев. Дерек вдруг потеснился — и да, отец определенно хотел что-то еще сказать ему, но он почему-то совсем не выглядел злым, хотя Стайлз выбрал обратить свои последние слова не к нему. Теперь он запоздало терзался виной еще и за это. Честно говоря, это чувство понемногу начинало ему надоедать. — Все будет хорошо, — эти слова неожиданно прорвали окружавшую его пелену, и он услышал их очень отчетливо. Улыбка шерифа была кривой, он явно старался удерживать ее из последних сил. Она и на улыбку-то не была похожа. — Помощь скоро подоспеет. Помощь? Но ведь помощь уже подоспела, разве нет? Дерек и Скотт были рядом, и они сделали все быстро. Стайлз был уверен, что они были настолько быстры, насколько это было возможно; в глубине души он знал даже, что на самом деле его неравная драка была гораздо короче, чем ему могло показаться, что на самом деле прошла от силы минута, если не меньше. Это было, в конце концов, обидно. Он так много и методично пытался покалечить самого себя, и каждый раз уже через секунду на его теле оставалось ни следа, а когда неожиданная способность по-настоящему понадобилась ему… Кто знает, может быть, он сам истратил свой потенциал, занимаясь бессмысленными увечьями. Что, если все дело было в этом? В том, что он растерял свои возможности на какую-то ерунду? Ведь даже Дитон не смог предсказать, когда именно он сможет стать — если сможет — снова обычным человеком. Так или иначе, хотя бы ненадолго он успел… если, конечно, его можно было считать таковым. Но это все уже не имело особенного значения. Дерек снова вытеснил Ноа из поля его зрения — и как только тот ему позволил?.. — Некогда ждать!.. — прорычал он. Стайлз знал, что все это тоже происходило очень быстро, просто мысли в его голове, казалось, ворочались так неторопливо, что замедляли само время. — Соглашайся, идиот! Я бы давно все сделал сам, если бы мог! Неужели? Он бы все сделал сам? Против его воли? И зачем только ему так напрягаться? Неожиданное возмущение, кажется, придало ему последнюю каплю сил, чтобы он мог потратить ее на пустое возмущение: — Вот еще!.. Не трогай меня!.. — он смутно слышал голос отца, но уже не мог разобрать, что именно тот говорил. Скорее всего, пытался понять, что же происходило и что именно Скотт предлагал сделать. Как, интересно, он отреагирует, когда поймет? Будет ли упрекать его за то, что он никак не желал согласиться? И почему он все-таки не соглашался? Кровь во рту словно становилась гуще, будто уже сворачивалась, будто он в самом деле умирал… Он наконец-то это понял. Он умирал. Прямо сейчас. Навсегда. И не было никакой сверхъестественной силы, которая чудом могла бы это остановить. Это тоже — не тот, кто он есть, подумал он. Он не из тех, кто сдавался так легко. И не из тех, кто хотел бы добровольно уйти из жизни. Просто что-то вдруг изменилось. Может быть, у его нового тела и правда был новый разум. А может, любой на его месте пришел бы в эту самую точку. — Хорошо. Я не буду, — услышал он. Снова Дерек. Но почему-то он так и не отпустил его. — Не буду пытаться обратить тебя и Скотту не позволю, — тут где-то вне пределов поля его зрения гневно зарычал Скотт, но Дерек и ухом не повел. — Если ты действительно этого так не хочешь. Стайлз уже и сам не знал, чего именно хотел. Кажется, у него больше не было сил чего-то хотеть или не хотеть. И все-таки кое-что было очевидно. Уходить именно сейчас, когда Дерек по собственной воле впервые в жизни взял его за руку, когда — и вновь, кажется, впервые в жизни — он был на его стороне, было чертовски обидно. И даже одним глазком не посмотреть, как все это может обернуться. Скорее всего, никак, но все же… Он моргнул раз, затем другой. Странно, но он все еще был жив. Что-то ворочалось внутри него, медленно, очень медленно шевелилась плоть, слепляясь своими разрозненными частями. Может быть, у него все еще оставался туз в рукаве. Последняя капля странной силы, которая совсем немного запоздала. Стайлз изо всех сил попытался сосредоточиться на ней, словно это могло хоть немного усилить ее. Дерек, кажется, уставился на него еще пристальнее. Теперь его глаза горели ярко-синим. Это было странно, неужели он все-таки собирался?.. Ведь он обещал!.. И потом, кто знает, может быть, у него получится удержаться, оставшись при этом человеком. Пусть больше не неуязвимым. Не оборотнем. Не кем-то еще другим. Просто самым обычным смертным. Смертным, но не обязательно сегодня. Ему показалось, что дышать стало чуть свободнее. Стайлз повернул голову, ища глазами отца. — Пап, — он даже смог заговорить. — Я… — Ну, ну, — тот быстро положил ладонь поверх его рта. Что-то звучало вдалеке — еще одна сирена. Глаза Дерека больше не светились, и глаза Скотта — тоже. «Я в порядке», — попытался сказать им Стайлз, смутно удивляясь — неужели это правда; но, конечно же, это было не так, и вкус крови все никак не проходил, и пошевелить руками и ногами никак не удавалось. Жаль, а ведь он только понадеялся на чудесное избавление. Видимо, это было бы слишком щедрое везение для него. Если хоть что-то из его жизни можно назвать везением. — Все будет хорошо, — снова шепнул ему шериф и, кажется, даже погладил по голове. Все его волосы были в крови, и ладонь его отца быстро окрасилась в нее тоже. Стайлз успел подумать, что вид и запах крови, должно быть, всем им давно уже осточертел.