Желтая осень, зеленая тоска

Бельфегор устало падает на кровать и тяжело выдыхает в подушку. Этот день дался ему непросто, и сейчас хотелось только спокойствия и отдыха. Тихого вечера, без лишних волнений и недовольств. И спать при этом не хотелось абсолютно, хотя сил не было никаких. Он с трудом переворачивается на спину и смотрит вверх, на сужающийся купол балдахина. Темно-красный цвет ткани давит, и Бельфегор прикрывает уставшие глаза, в голове лениво перемешиваются мысли, сливаясь в один бессмысленный поток. И из него выбивается только одна единственная идея, которую понять и усвоить нужно было давным-давно. Тренировки со Скуало — это отдельный круг ада. Серьезно, это настоящее издевательство, так нельзя обращаться с людьми, если не хочешь их смерти. Бельфегор мечтает не чувствовать свое тело, усталое и ноющее, из которого выжали все соки. Но больше эта ситуация его не утомляет, а уязвляет. Он так-то считает, что находится в достаточно хорошей физической форме, но Скуало каждый раз разбивает эти представления, давая нечеловеческие нагрузки и валяя его по полу во время спаррингов. Как человек без руки может быть настолько хорош в ближнем бою и превосходить в силе? Хотя все было не так катастрофично: несколько раз удалось и капитана опрокинуть на лопатки. Так-то Бельфегор не жалуется на свою подготовку, он знает, что хорош в ближнем бою, несмотря на предпочтение среднего, и держать удар он может в отличии от тех же иллюзионистов. Но капитан действительно мастер своего дела и звание Императора оправдывает полностью, и даже гениальность Бельфегора мало что может противопоставить его умениям. Что обидно. Но к черту сегодняшнее поражение. Обдумать сегодняшнюю тренировку стоит на свежую голову, когда она перестанет гудеть от усталости и встречи со стеной. Бельфегор накрывает ладонью глаза поверх челки и тяжело выдыхает, не в силах отвлечься от навязчивых мыслей. Тишина давит, концентрирует все недовольство и усталость и тянет на дно. Нет уж, так не пойдет. Бельфегор встает с кровати, игнорируя истощенное тело, и подходит к полкам. Пусть ничем активным он сейчас заняться не может, но вот заполнить тишину — вполне. Он роется в завалах бардака, быстро находит нужное и достает проигрыватель и коробку с пластинками. Когда-то у него был настоящий граммофон с трубой, но в один из приступов он понес несовместимые с работой повреждения и теперь служил вешалкой для одежды. А Бельфегору пришлось приобрести обычный скучный проигрыватель. Он ставит добытое на стол и ищет нужную пластинку, кладет ее, ставит иглу и жмет на кнопку. Музыка разливается приятной мелодией, и Бельфегор улыбается. Шопен всегда действовал на него умиротворяюще, под него так и хотелось просто лежать и предаваться приятной ностальгии, думать о несбыточном или предвкушать скорое будущее, обязательно хорошее. Под старинную мелодию Бельфегор снова заваливается на кровать, раскинув в сторону руки, и закрывает глаза, вслушиваясь в переливы фортепиано. Музыка напоминает о далеком-далеком детстве, когда все еще казалось хорошим и счастливым, когда игры с братом воспринимались как игры, а не борьба за жизнь, когда матушка со смехом смотрела на них и участвовала в их выдумках, а не отводила взгляд, когда все было невинным и беззаботным. Сонаты сменяются одна за другой, пока Бельфегор парит в полудреме и приятных воспоминаниях. В такие моменты он с удивлением понимает, что в его детстве все-таки было что-то хорошее, и он не с самого рождения был Принцем-Потрошителем. От этого почему-то теплеет на душе. — Что за старье вы слушаете? — разрывает стройную мелодию нудный голос Франа и вырывает из полусна. А грустная реальность возвращает все болезненные ощущения от измученного тела. — Это классика, — раздраженно отзывается Бельфегор и в который раз жалеет, что дал Жабе ключ. Хотя стоп, ничего он не давал, мелкий гаденыш сам его себе сделал, возможно даже, что с помощью материальной иллюзии. Бельфегор с подозрением смотрит на Франа, но тот не обращает внимание на его недовольство и подходит к проигрывателю. Вообще он выглядит до неприличия бодрым, когда рассматривает конверты от пластинок и перебирает их. — Эта музыка старше вас, — замечает Фран, откладывая конверт от Шопена на стол, и идет к кровати. — В этом и смысл классики, — устало отвечает Бельфегор, предпочтя игнорировать намек про возраст. Иногда и ему хочется тихих вечеров без споров и ругани. Но Жабеныш как чувствует такие моменты и становится невыносим, что его хочется прибить с особой жестокостью. — Странные у вас смыслы, семпай. Фран присаживается на кровать в ногах, и смотреть за ним, не поворачивая головы, становится сложнее. Мелкий вредитель, специально же так сел. Но к счастью, больше он ничего не делает, и они вместе слушают шедевр музыкального искусства. Такой момент должен длиться вечность и никогда не кончаться, но поганый рот Лягушки все портит: — Это что, похоронный марш? — в голосе слышится сомнение, что сулит еще кучу вопросов и непрошенных мнений, и это невыносимо бесит. — Да заткнешься ты уже или нет? — зло выдыхает Бельфегор и пытается пихнуть Франа ногой. Тот, не обращая внимания, продолжает делиться своими переживаниями: — Ваши вкусы весьма специфичны. Нет, серьезно, это странно. Кто в здравом уме будет слушать похоронный марш на ночь? — Единственное, что странно, — это твое нахождение здесь, — цедит Бельфегор сквозь зубы. Как же его все достало. Этот день просто не может стать хуже. — Вы меня выгоняете, что ли? — не понимает Фран или делает вид. — Да, выметайся отсюда, раз молчать не можешь. Вставать и выгонять его самому не хочется, сил и так нет, чтобы тратить их на такую глупость. Но и вера, что к его словам прислушаются, весьма слабая. Фран смотрит на него, и по его лицу не понять, что он чувствует: расстроен он, доволен, позабавлен или на самом деле ему все равно. И это тоже бесит. А вечер ведь так хорошо начинался. Почему Лягушатнику так нравится везде совать свой нос и все портить? — Не хочу, — резко отвечает Фран и ложится рядом на кровать. Бельфегор измученно стонет и отворачивается, продолжать перепалку нет никакого желания. — Что-то вы не веселый, семпай. — Отстань. — От Скуало сегодня досталось? Бедненький, — издевательски тянет Фран и гладит по голове. Придурок. Но скидывать его руку не хочется. — Не твое дело, — огрызается Бельфегор, но зарывшееся в волосы пальцы смягчают его настрой. Хоть что-то приятное. — Он вас сильно потрепал. Больно было? — Фран внезапно нависает сверху, и зеленые пряди спадают вниз. Красиво. Но привлекает внимание другое. Фран, видимо, тоже был в спортзале и все видел. Что он там только забыл? Обычно все иллюзионисты избегают спорта как ведьмы — инквизиции. — Если знаешь, то зачем спрашиваешь? — Почему бы и нет? — легкомысленно говорит Фран и гладит по щеке. Своевольная Лягушка. Холодные пальцы ласково касаются лица, якобы ненавязчиво, и осторожно сдвигают челку вбок. Что за наглость! Бельфегор злится, рывком подается вперед, переворачивает их одним движением и заламывает Франу руку, утыкая его лицом в покрывало. Безоговорочная победа, но вкус у нее затхлый. Много умений, чтобы так завалить Франа, не нужно, тот даже не сопротивляется нормально. И словно бы не удивлен подобным поворотом. Черт, возможно, Жабеныш именно этого и добивался. — У меня никогда не было секса под классику, — подливает масла в огонь Фран и подается бедрами к Бельфегору. — И не будет, и-ши-ши, — смеется он, толкая Франа в спину и заставляя его растянуться на кровати, а затем просто ложится на него сверху, придавливая всем телом. — Вы меня так раздавите, — сдавленно говорит Фран, пытаясь устроиться поудобнее. Ну, или выбраться. — Ах, если бы, — Бельфегор со смехом смотрит на эти трепыхания и сильнее стискивает Франа в объятиях. Как бы его так действительно не задушить, но это бы точно сделало вечер хуже, поэтому он ослабляет хватку. — Я серьезно, вы тяжелый. Отодвиньтесь, — Фран пыхтит недовольно и все еще пытается выбраться. В другой раз Бельфегор бы растянул эту игру, помучил бы его подольше, но сейчас он слишком устал для таких активностей. — Так уж и быть, сжалюсь над тобой, Квакушка, — Бельфегор ложится на бок, тут же притягивая Франа к себе. — Только не ной. Фран послушно затихает, уткнувшись ему в грудь, а через мгновение Бельфегор чувствует ответные объятия, робкие и мягкие. И становится просто до неприличия хорошо. Старинная мелодия заполняет тишину, и разговоры и перепалки кажутся лишними. И можно просто насладиться моментом до странного близким и спокойным.