***
Новый день обещает быть пасмурным, но утро позволяет себя яркое солнце. Чимин просыпается под его лучами и там же улыбается. Кругом красивая комната, прохладный воздух наполнен свежестью, из шума только ветер. Чимин идёт на завтрак, а после снова выходит гулять. Набирает тренеру и сообщает, что синхронное плавание он покидает. На душе становится ещё легче. Внезапное хобби свою задачу полностью выполнило и теперь может остаться в прошлом. На следующей неделе соревнования по прыжкам в воду. Чимин успевает подумать, что действительно скучает. На контрасте удаётся понять, что спорт ему действительно интересен — и это приятно. Он едва ли не впервые фотографирует пейзаж и отправляет его частичку маме и Хосоку. Внутри так и переполняет, часы летят незаметно. Чимин случайным образом забредает в небольшой салон, а выходит оттуда через пару часов уже с обновками. На улице успевает стать холодно и пасмурно, но парень в отражении витрин всё равно выглядит счастливым. Коричневый цвет на розовом проявляется красивым коньячным оттенком. Приближает к родному цвету, но и отсылает к накопившимся изменениям, а ещё перекликается с цветом глаз. Чимин ловит своё отражение и тихо радуется, что то больше не рябит. За поздним обедом он пишет сообщение Юнги, обещает прийти в скором времени. Шагает как назло пешком. Неторопливо ровно настолько, чтобы позволить Юнги одуматься или окончательно преисполниться решимостью. Он выбирает второе. Блокирует телефон, на который отвлёкся от очередной перепалки с папой. Он завозит сына домой после совместной поездки за документами. Этот факт уже Юнги морально раздавливает, но папа умудряется сделать ещё хуже. В последние дни он всё время на нервах, но Юнги не жаль его и некогда думать о том, что он переживает тоже. Сокджина нет рядом, чтобы хоть как-то защитить. Он с папой на одной волне, но брата частенько выгораживает. Теперь же уходит в тень и старается избегать встреч. Только сегодня приглашает папу к себе на ужин, а Юнги просит остаться дома. Младший и так знает, о чём пойдёт разговор. Продажа такого дома оказывается непростой задачей, а содержать отца Сокджин больше не в состоянии. Юнги прекрасно понимает, что он в подобном разговоре абсолютно лишний. Слишком бесполезный, чтобы учавствовать в решении проблем. Папа же при этом думает, что ему расскажут о помолвке или беременности, а Юнги просит начать собирать вещи. — Ты издеваешься, — с нарастающей паникой констатирует Юнги, так и мечтая выкрикнуть отцу в лицо, что дом либо не продастся вовсе в ближайшее время, либо уйдёт за копейки. Собирать вещи ещё слишком рано, так что эту просьбу можно перевести как «займись делом». — А для чего ты приехал? — вспыхивает отец, блокируя дверь и не давая сыну выйти из машины. — Какую-то помощь от тебя можно получить? Юнги бестолково дёргает ручку и задыхается от замкнутости всей этой ситуации. Он ведёт себя откровенно неправильно, но так уж устроена их семья. Она держится на слабостях. Все беды и происшествия вокруг неё закручиваются. Да и получится ли быть сильным с такими примерами перед глазами? Имей Юнги более типичные проблемы, у них бы с отцом никаких разногласий не было. А пока приходится удивляться, как этот человек вообще мог любить свою жену. Не осуждал её, как осуждает теперь младшего сына? Или это всё пришло потом. — Открой дверь, — требует Юнги. — Опоздаешь ещё на свою важную встречу. — Юнги, — вздыхает отец. — Тебя ждёт твой идеальный сын, — огрызается Юнги, — открой дверь. Он делает. Не видит смысла опровергать неприятные слова. Сейчас это всё равно останется неуслышанным. Только смотрит, как Юнги быстро уходит и с ужасом вспоминает, как уходила она. Если бы её ноги были здоровы, точно шла бы такой же походкой. Юнги сейчас в точности такой, какой она была в его возрасте. Колючая, израненная, сложная. Оттого с сыном общаться всё сложнее и сложнее. Он вобрал в себя всю её. Она ушла бы и без очевидной причины. Осталась бы возможность ходить — всё равно бы придумала, как покинуть этот мир. Бывают люди, которым в привычной для многих жизни просто тесно. Они бьются некоторое время, сопротивляются притяжению, но всё равно сдаются — уходят в себя или исчезают более радикально. Мужчина заводит двигатель и уезжает с тяжёлым сердцем. Переживаний за Юнги в нём тем больше, чем сильнее сын закрывается. Тяжёлый, с самого начала потерянный ребёнок. На встрече нужно пригласить Сокджина приехать домой на ночь. Может быть, получится уговорить Юнги на совместную прогулку или хоть какой-то разговор. Вещи они соберут вместе, ведь это их общее бремя. А пока всем нужно остыть. Он уезжает в лучших надеждах, а Юнги теперь чувствует себя отчаянно как никогда. Безжалостно хлопает дверью и сам же перед домом извиняется за этот жест. Взлетает по лестнице и беспорядочно, в порыве жгучих чувств начинает собирать вещи. Сваливает всё в уже приготовленные коробки. Срывает бельё с постели, сметает вещи с полок вместе с пылью, находит на чердаке старый чемодан. Будь у него достаточно времени, весь дом бы вылизал по просьбе папы, но до его приезда остаётся немного, так что хватает только на собственную комнату. Юнги перед ней чувствует особый долг, ревностно бережёт всё её содержимое и вместе с тем не хочет, чтобы папе или Сокджину было так же больно. И пусть они вовсе не ощущают действительность так же широко, как ощущает её он. Сейчас это разгоняется до таких масштабов, что походит на разрушительнрый ураган.Phantogram — Black Out Days
Что на лице в этот момент? Сил нет смотреть на собственное отражение. Наверно, оно даже улыбается. Как часто Юнги мог улыбаться с неконтролируемым смерчем на душе. Кажется, он бесчувственный? Как бы не так. Пропускает всё через себя с улыбкой или безразличием, пока внутри полыхает на невообразимых частотах. Кажется, всем вокруг претят его слабости? Он и сам от них мучительно задыхается. Невыполненные обещания, горящие мечты. Юнги заново осознает, что значит рвать на себе волосы. Такое отчаяние он мог бы испытать в далёком детстве. Повезло тогда быть совсем юным и ничего не смыслящим. Только теперь этот фокус не срабатывает. Стоит странно переменившемуся Чимину явиться в проклятый дом и пообещать вернуться, все иллюзии разбиваются окончательно. Точно это видавшее многое окно. Юнги снова смотрит на него отчаянно. Вот от кого у него это нежелание бороться? Если никто больше не хочет, то может и Юнги не стоит? Зачем терпеть разрушение последнего? Юнги не замечает, как дыхание меняется всхлипами. Отец и Сокджин обсуждают их общие невзгоды, пока он, прижатый к раненому окну, думает об очень страшных вещах. Насколько оно родное для него, со всеми этими шрамами, царапинами на старой раме. Забрать бы хотя бы его, вырвать с корнем и нести в руках по жизни. Только бы не отпускать остатки оборванной жизни. Юнги срывается с места, с огромной болью оставляя холодное стекло позади. Запоминая его прикосновение в коже. Вдох-выдох. У мамы были такие же холодные руки. Ноги сами собой перебирают ступени, Юнги не видит ничего — глаза перекрыты слезами. Волосы мешают, руки почему-то цепляются за перила, и мысли путаются. Ему так страшно. — Слабак, — шепчет Чимин сквозь такие же слёзы ненависти, но Юнги отмахивается от него, в отчаянии вырываясь на улицу. Он каждым шагом подтверждает чужие слова. Каждый грозный звук, пропитанный таким призрением, с которым живому Юнги ни за что не справиться. Мёртвый же, он несётся по ветру прямиком к обрыву. Сквозь собственный крик вспоминает ночной кошмар, которым начался этот год. Тогда уходил Чимин, и это было страшно. Юнги даже так не пытается избавить его от собственной участи. Чимин тогда обратился сущим чудом, выжил в какой-то удивительной перерождённрй форме, но Юнги даже в своём беге, в своём состоянии не строит пустых иллюзий. Его не станет, и всё тут. Картинка кругом трясётся, пейзаж, который показывала ему мама, полностью размывается. Юнги не оборачивается на их дом и ни на секунду не замедляется. Только безумно улыбается, когда ноги в последний раз отрываются от земли. Не изгнал её раненую душу, так уйдёт подобно ей. В детстве верил, что эвтаназия осуществляется утоплением. Так в чём же разница? Он снова по-детски верит в сказки, летит в своей фантазии и ощущает смерть. Чужую, свою — да какая же разница? Глаза закрыты, когда тело смешивается с беспокойным пространством. Твёрдым, ломающим кости. Юнги в последний момент кричит от боли, но бездушный океан проламывает и это. Заглушает последний истошный вопль. Кричат лишь слабые. Глубины перехватывают его личный позор. Последнее падение и апогей одолевающих чувств. Проглатывают сломленного, проглотившего чужую беспомощность, человека.