Однако ты не одинок: ведь если ты любил её радостно и без трагедий, она будет любить тебя всегда — с кем бы ни была, куда бы ни уехала, тебя она будет любить больше всех. Так что, если ты любил в своей жизни женщину или страну, ты счастливый человек, и умирать тебе не страшно. Эрнест Хемингуэй — «Зеленые холмы Африки»
— Почему параллельные вселенные? — вдруг задумывается Тэхён, лежа на широком, обитом тканью подоконнике в самых приятным на свете объятиях. Уже стемнело, скоро родители заберут, но оторваться так сложно. Тэхён уложил голову на его колени с огромным волнением и точно знает, Чонгук обнимает его ровно с тем же трепетом. Вместе они смотрят на звёздное небо. Многие люди находят в нём своё успокение, ангел Тэхёна тоже мерцает где-то там, но почему же другие миры? Хочется изучить эту теорию до тонкостей, как Тэхён уже целый год изучает Чонгука. Им обоим сейчас семнадцать, и этот мягкий романтичный возраст создаёт такие небывалые чувства, что хочется застрять в нём навсегда, затеряться. — Узнал однажды и не смог забыть, — зачарованно шепчет Чонгук. Он ровно в том же чувствительном состоянии, когда весь мир вокруг кажется искрящимся, живым и невообразимо тонким. Протянешь руку и коснёшься собственной копии. Живой картинки из чужого мира, где что-то отличается. Глаза мистически горят, и тело совсем не то, что здесь, но одно неизменно — они с Тэхёном держатся за руки. Чонгук в это верит. — Это так необычно. Чонгук молчит. Немного ёрзает под приятной тяжестью и долго не может продолжить мысль. — Ты чего? — чутко ловит его вибрации Тэхён. Садится, заглядывает в самую суть через расширенные зрачки, волнуется так неподдельно за любую неровность. Чонгук вообще не заслуживает ни единой печали. — Это может показаться глупым, — хмуро выдаёт он, опуская взгляд. Сейчас заплачет, ну точно. От встречи с Тэхёном так на душе переменилось что-то, так всё пошатнулось и постепенно пришло в новый ритм. Чонгук учится не стесняться своих чувств. Глотать их — то ещё занятие. Теперь есть человек, который всегда поддержит. — Если тебе это важно, это не может быть глупым. Тэхён серьёзен. Как бы приторно их разговоры не звучали, они навсегда закрепятся ценными и искренними. Прекрасными до бесконечности, необходимыми. Чонгук под ними размягчается, топится, точно масло, а Тэхён обретает завидную глубину. Не дети уже, но всё ещё учатся, под руками друг друга формируются, растут и расцветают. — Я верю, что наши копии бесконечны. Сердце замирает. Избитое дело, но так и происходят всякий раз. От всякой фразы, от всякого прикосновения. Как сейчас, когда его руки робко цепляются за талию. Они так редко видятся вживую, что близость — всегда жутое смущение. Сладкое и невыносимо желанное смущение. — Ты дрожишь, — шепчет Тэхён, удерживая свои глаза на нём. Любит смотреть в глаза, но Чонгуку — в особенности. Те бегают, мечутся, но так много в себе таят. Тэхён тянет руки к его лицу и приподнимает. — Ты тоже, — замечает Чонгук, тихо сглатывая всё то безоразие, что шуршит внутри. — Я верю, что мы обязательно есть в каждой вселенной. Однажды одна единственная расщепилась и дальше ветвиться не перестала. И во всех мирах мы появились, понимаешь? — И во всех мы вместе, — улыбается Тэхён. — Может и нет, но точно тянемся друг к другу. Глаза щиплет, голос срывается. Тэхён боится, но невыносимо медленно тянет Чонгука к себе. Расстояние между ними перестаёт существовать и один из первых поцелуев случается. Внутри звучит оглушительная вспышка. Чонгук верит в свою личную науку и временами воображает, какими они с Тэхёном могли бы быть. Вот они такие же, но живут в одном городе. Часто видятся и гораздо быстрее сменяют этапы отношений. Счастливые идут по жизни дальше. Вот они становятся выдающимися пловцами, как и мечтали оба, а потом обединённые общими стремлениями летят на олимпийские игры и точно в сказке берут первые места. Кругом журналисты, вспышки камер, а они целуются под визги толпы во вселенной, где не существует осуждения. Вот они сбегают от таких же огней и человеческого любопытства, скрывающиеся от собственной популярности звёзды. Запираются в номере отеля после очередного выступления в туре и уединённо любят друг друга не смотря ни на что. Вот Чонгук познаёт тонкости времени и путешествует сквозь эту материю точно в фантастической книге, чтобы обрести своего единственного. Вот он танцует в балетной группе и всем своим существом очаровывает молодого художника. Вот он… сидит в своей комнате на излюбленном подоконнике и целует приехавшего на выходные Тэхёна. В прикосновении губ вдруг смешиваются слёзы и из груди безудержно рвётся. — Ты чего? — такими же глазами спрашивает у него Тэхён и нежно-нежно поглаживает щёки. — Я тебя… я люблю тебя, — вырывается так трудно, когда за пределами переписки. Поцелуй на губах горит, как ничто и никогда. Ни единое прикосновение в жизни никогда не значило так много. Это ощущают все люди? Тэхён склонен верить, что это — нечто непревзойдённое. Нечто только для них двоих. Может быть, подаренное ангелом? Чонгук тихо скулит от переполняющий эмоций, стискивает Тэхёна в руках и валит на подушки. Обнимает, жмётся как можно ближе и куда-то в ткань его свитера шепчет: — И я тебя. Сердце окончательно сходит с ума, чувства словно от прыжка с парашютом. Разве могут столько стоить обыкновенные слова? Они оба молоды, но разве способно подобное чувство быть не единственным? Разве может оно кончаться? Чонгук верит — оно закольцовывается. Улыбается, даже когда Тэхён уходит. Сразу же пишет ему сообщения и безудержно улыбается от такого же быстрого ответа. Папа просит оторваться от телефона хоть на минуту, мама спрашивает, как посидели, а у него в голове один только Тэхён. Самый живописный на свете образ. Его искрящаяся волнительная любовь.***
Оказывается, можно касаться его кожи и не испытывать при этом перегрузок. Чонгук находит себя в баре, глаза по-прежнему устремлены на него. Как же чертовски изменился, но всё ещё тот же. Чонгук вспоминает, как ненавидел его когда-то. Со временем, когда горечь расставания улеглась, эмоции стали ещё более сложными. Ненавидеть тогда было проще. Ненавидеть всегда проще, чем любить. Обижаться на то, чего он не делал. Выдумывать себе мысли, которых он не имел. Каверкать его образ настолько, чтобы невозможно было узнать. Это было решением. Временным и в обязательном порядке провальным спасением. Очень быстро оно дало сбой. — Почему ты решил подойти в тот вечер? — жутко ровным голосом спрашивает он. Тэхён всегда справлялся с эмоциями лучше. Легче было думать, что он бесчувственный. В ссорах равнодушный, во многом холодный, порой до безобразия скупой. Обвинять его в этом было несложно, пропускать опровержения мимо ушей — ещё легче. Чонгуку легко давалось ощущение брошенности, но проблема, конечно, не только в нём. «Я не знаю» — звучит не солидно. Нечестно по отношению к нему, глупо. В семнадцать Чонгук ответил бы искренне, но теперь всё стало таким сложным. Наверно, это взросление и это абсолютно нормально. Наверно, так естественно. Так и должно быть. Слишком много новых мыслей, новых красок и опыта. Куда без всего этого? Всё меняется, и они — не исключение. Очарованные несчастные влюблённые. Без тяжести собственных жизней и не жизнь это вовсе. Столкновения были неизбежны. — Захотел, — просто выдаёт Чонгук, вкладывая в это слово все свои «я грезил тобой», «я не могу без тебя» и «а нельзя было?». Тэхён мелко кивает. — А эта игра? Почему сделал вид, что не знаешь меня? — А почему ты подхватил? Тэхён жутко раздавленно смеётся и впервые поднимает взгляд. Всё тот же мальчишка, надо же. Просто очень устал. И слов здесь не нужно, но разве могут они молчать после всего, что было? — Показалось, что это может вернуть те чувства. Азарт похожий, точно в первый раз, — признаётся Тэхён, делая больно каждым новым словом. Все они — острые пики. Не знаешь, что будет дальше, какой ударит больнее. — А меня ругаешь за то, что не отпускаю прошлое? — усмехается Чонгук. Тэхён страшно бледнеет. Кажется, ещё немного и упадёт. Они так давно не забирались друг другу в самую суть, что разобраться теперь сложно. Чонгуку тревожно, но он больше не знает, насколько больно Тэхёну даются собственные провалы. А это он самый. Злиться на Чонгука, требовать обновления, корить прошлое — всё это только к себе. К тому Тэхёну, что точно знает — в прошлом было так хорошо, что именно поэтому его необходимо отпустить. Тэхён рациональный, и это ему порой очень мешает. На «прости» их обоих уже не хватает. — Давай просто побудем вместе, — просит Чонгук, и время разгоняется. Текут часы, бар наполняется людьми и превращается в ночной клуб. Они не разговаривают. Только тонут в чём-то своём, больше не имеющем ничего общего. Тэхён оставляет всю свою уверенность в первых минутах встречи. Хотел попрощаться достойно, скинуть маску и расстаться с Чонгуком добро, без боли и обид. Как будто это возможно. Как будто Тэхён всё ещё не уповает на мизерную возможность их общего счастья. Чонгук тервожно посматривает в его сторону, тонет в том же самом. Разве могут люди, так сильно очарованные друг другом, так плохо друг друга любить? Любить человека — целое искусство, им с Тэхёном словно вовсе не подвластное. Ушла былая нежность и остались одни только крупицы. И это не ностальгия по прошлому, это жуткая невозможность развидеть свой идеал. Это расширившееся до невообразимых пределов чувство, которое ничем не перекрыть. Тэхён зачем-то вспоминает, как они обоюдно расстались. Не выдержали тяжести друг друга и разошлись. Вот только тяжесть никуда не ушла, давление только усилилось. Кто вообще решил, что так всем станет легче? Какие-то глупые чужие закономерности. Тэхён вспоминает, что чувствовал, когда они встретились заново и очень быстро стали ссориться снова. Так мало прошло, а они снова делают это. Как будто иначе они просто не могу. Тэхён вспоминает признание в измене и сейчас до конца осознаёт, что укрыться в других отношениях у Чонгука не получилось тоже. Тэхён незаметно растирает зудящее запястье. То место, за которое часто держал Чонгук, когда обнимал. В тот вечер на подоконнике, он касался той же чувствительной кожи, а над головами расцветали цвёзды. Тэхён ощущал поцелуи на запястьях и чувствовал, что сильнее этого не будет больше ни с кем и никогда. — Напоминает первые встерчи, да? — шепчет сквозь гром музыки Чонгук. — Чем? — так же невесомо спрашивает Тэхён, когда чужие пальцы снова пробираются к запястьям. Чонгук и не знает, эти места отражают особенный свет. — Тогда тоже было страшно. — Почему страшно сейчас? — Тэхён и у себя спрашиваете, но ответа не находит. — Боюсь поступить неправильно. — И что же для тебя неправильно? — Я уже не знаю, что правильно, а что нет, — совсем беззвучно признаётся Чонгук, без понимания разглаживает белые звёзды под кожей. Те появились, когда уже остыло. Тэхён так думал и воодушевлённо делал, а потом плакал ночи напролёт, потому что не остывает такое. Никогда и ни за что. — Это было сложно, — тихо продолжает Чонгук. — Смотреть на тебя и делать вид, что мы незнакомы. Иногда я в это даже верил, — печально улыбается он. — Просыпаешься рядом с тобой — ты всё такой же. Пока не соберёшься с мыслями, кажется, всё вернулось. Но потом ты отворачиваешься и становится больно от того, что это происходит снова. Не больнее чем думать что ты смог пойти дальше. А ты мечтал утонуть вместе? Чонгук закрывает глаза, а там поцелуи. Бесконечная плёнка, на которой не картинки даже — ощущения. Смотришь в глаза напротив. Стены узкие, пульсируют, стягивается, но давит что-то другое. В ушах стучат откровения. Над головой словно бьётся что-то, показывает себя. Видишь искрящуюся пыль и лучи света, они отражаются в глазах до секунды, когда всё меркнет. Губы смыкаются, и пространство вокруг переворачивается. Тела падают на стену, словно это горизонтальная плоскость, всё давит под действием силы тяжести. Руки на стене позади, потом на талии, выше — на щеках. Они целуются так, словно человек напротив единственный, увидевший самую суть. В животе трепещет, сознание плывёт, первая и единственная, такая неизгладимая любовь ни за что не померкнет, но её вытесняет нечто широкое, колоссальное. Они разрываются на секунду, Чонгук видит в глазах напротив ту самую вселенную и тонет снова. — Ты специально вёл себя… так? — уточняет Чонгук. — Как? — снова это выражение. — Высокомерно. Улыбается. Оба помнят, как раньше он мог делать что-то просто из вредности, сопротивляться ради забавы, а потом обнажать настоящие причины. Такие обычно вызывают слёзы, им лучше прятаться за улыбкой. Хоть слёз они раньше вовсе не боялись. — Идём танцевать, — просит Чонгук, когда ритм зажигает окончательно. — Чонгук, я… Уеду на днях. Снова буду очень далеко. Я хочу танцевать с тобой. Чонгук, я тоже хочу, чтобы всё получилось. Он даже улыбается. Так, словно они теперь оба взрослые и прозревшие. Позволяет себе движения и мимолётную лёгкость, но всё обрывается так же быстро. Попытки расслабиться в темноте отражаются грубо, резко. За секунду до переключения музыки затишье. Это фантомная глухота или заминка аппаратуры — не так уж и важно. Тэхён открывается глаза под первые аккорды их песни и сразу же понимает — хорошо и просто уже никогда не будет. Он видел примеры на расстоянии вытянутой руки. Родители, кто ещё? Собирался исправить их ошибки, но только лишь всё повторил.David Kushner — Daylight
Тэхён хватается за стол, чтобы не повалиться на пол. Перед глазами полностью потемнело. Эта безысходность так похожа на тихий папин вздох. Похожа на эксцентричный хлопок дверью. Напоминает осознание того, что ничего уже нельзя поменять. Тэхён гонит звуки прочь от самого сердца, не вспоминает, как звонил Чонгуку в слезах во время каждой новой вспышки. Хорошо помнит, как остался совсем один. Как понял, что был не прав и никакой помощи от него не заслуживает. Глаза закрывает, но сквозь кожу всё равно сочится, проступает израненное нутро. Человек, единственный осязаемый в толпе, снова оказывается совсем рядом. Тэхён отчаянно качает головой. — Потанцуешь со мной? — повторяет он. Зачем соглашаться? Смотрит измученными, совершенно затравленными глазами. Человек перед ним — искрящаяся воронка из чувств и воспоминаний. Так хочется прикоснуться и так болит сердце. Тэхён кладёт руки ему на плечи, но сжимается от подступающей к горлу тошноты. Жмётся к нему ближе и слёзы роняет на его шею. Под кожей шевелятся чувства к нему, но так сложно впустить их снова. Так же сложно, как отпустить. Тэхён снова зажмуривается, кричит на себя, требует не повторять ни своих, ни чужих ошибок. «Вспомни, как было плохо». Перед глазами поникшее папино лицо. Тэхён хочет рассказать о своей боли или закрыться окончательно? Обернуться диким коконом, лишь бы не было больше больно? — Давай выйдем? — спрашивает Чонгук, невыносимо прикасаясь к уху и вызывая мурашки и кричащие болью воспоминания. Ушей касались столько поцелуев, столько самых разных слов. Он видит насквозь и тоже страдает от искажающей любимое лицо боли. Но не могут же они… Тэхён в отчаянии мотает головой и разжимает руки через силу. Шагает сквозь удушающую толпу и тянет за собой эту чёртову руку. Горячую живую ладонь, которую никогда бы не отпускать. Тэхён оседает на тёмной лестнице. Из зала доносится эта невыносимая песня, этажом выше кто-то сбито дышит, и сердце у Чонгука так оглушающе громко стучит. Тэхён жалобно стонет и закрывает голову руками, давит, прячет себя от этого произвола. Он знает — Чонгук мечтает прямо сейчас о поцелуях с ним. Мечтает о том, чтобы всё было просто и хорошо. Чонгук думает — Тэхён бесчувственный отголосок человека, которого он любил. Чонгук ненавидит его в этот момент, но перетянуть одеяло обратно не смеет. Потому что он лучше. Слёзы снова прорывают сознание. Тэхён точно одержимый растирает запястье, на котором белые невидимые звёзды. Вселенная, в которой существует его счастливый Чонгук. Ненависть к себе продирает страшнее всего того, что могло бы топить его прямо сейчас. Это всепоглощающая сила и в ней злополучный корень. Тэхён просто испортил всё и ничего не может изменить. Не бывает так? И он знает. Вот бы всё просто исчезло. Наверно, было бы легче, ударь его Чонгук или выплесни он что-то злое словами. Было бы проще — ненавидеть всегда проще. Но он садился напротив. Тэхён плачет навзрыд, пряча своё темнеющее лицо сильнее. Это невыносимо. Чонгук неотрывно смотрит и… кладёт голову на чужие дрожащие колени. Тэхён замирает окончательно и постепенно роняет руки. Отчаянная неправильная привязанность. Отец снова остывает от повышенного тона и не смыкающимися глазами смотрит на чашку чая. Она не для него. Тэхён маленький, но всё так хорошо понимает. Человек на его детских коленках поворачивает голову и так невыносимо смотрит. Заглядывает в самую суть, неосознанно копируя внезапно прозревающие глаза чужой матери. Он не видел её в том состоянии ни разу, но по словам своей первой любви точно знает, какого это. Не плачет, не говорит — смотрит неотрывно. Словно верный, готовый на всё щенок. Тэхён больше не может ронять слёзы. И руки опустить не может — иначе затеряются в его волосах. Так нельзя!.. Последние аккорды песни остывают вместе с отчаянным биением сердца. Заново, снова, также. Больно и неправильно. Тэхён сдаётся, снова проваливаясь в бесконечный порочный круг.