***
Его накрывает не сразу, но, когда накрывает, ему кажется, что он задыхается. Стыд преследует его постоянно — когда он натыкается взглядом на вещи Антона, когда заходит в ванную, когда переодевается, но больше всего — когда ложится спать. Лежать в той же кровати, в которой он намеренно нарушил запрет, становится просто невыносимо, и он вертится, не в силах найти удобную позу для сна. Антон, слава всем богам, из-за занятости почти не звонит ему, только пишет сообщения, редко состоящие из больше чем двух слов, и Арсению стыдно ещё и за то, что он этому радуется. С каждым часом держать себя в руках становится всё труднее, его буквально раздирает от угрызений совести. В зеркале его встречают огромные виноватые глаза, обгрызенные губы и нервно подёргивающаяся щека. Изначальный план ничего не говорить и держать всё в тайне кажется наивным донельзя — он уверен, что Шастуну хватит одного взгляда, чтобы понять, что произошло. Что-то точно будет, но Арсений не знает что, Антон не сказал, как поступит, если Арсений его не послушается. Вариант, что Шаст великодушно его простит и закроет на это глаза, он отметает сразу как смехотворный. Вероятнее всего, его отшлёпают, думает Арс, чувствуя, как горят щёки от одной мысли. Но точно он всё равно не знает, и от смеси страха и предвкушения буквально не может усидеть на месте. Следующие два дня проходят как во сне. Арсений работает работу, готовит еду, прибирается, но мысли его далеко. Он пытается продумать, что скажет Антону, как скажет, как будет просить прощения, но мысли путаются, сталкиваются друг с другом, отказываются выстраиваться в грамотные предложения. Арс не продвигается дальше «прости, я не хотел», когда Антон пишет ему, как обычно, что приземлился. Его преследует чувство дежавю, но в этот раз он, по крайней мере, готов хоть к чему-то. Антон добирается неожиданно быстро — или это Арсений настолько теряется в своих мыслях, что не ощущает времени? — и звенит ключами, отпирая дверь. Арсений со свистом втягивает в себя воздух сквозь стиснутые зубы, изо всех сил пытаясь не дрожать. — Привет, маленький, — улыбается Шастун, когда Арс выходит в коридор встречать его. — Так сильно хотел к тебе, что даже пробки испугались и рассосались! Арсению хочется плакать. Чувство вины и стыд затапливают, грозя выплеснуться слезами, но он пока держит себя в руках. — Привет, — выдавливает он. Антон поворачивается к нему и внимательно вглядывается в его лицо. Арс сглатывает. Брови Шастуна медленно ползут вверх. Атмосфера меняется почти мгновенно. Антон будто становится выше ростом, его взгляд тяжелеет, губы поджимаются. Арсений, на удивление, испытывает почти облегчение от этого — секрет раскрыт, на нём больше нет ответственности за него, да и за дальнейшие действия тоже. Он снова в руках Антона, и пусть он решает, как с ним поступить. — Арсений, — медленно произносит Антон. — Что ты сделал? Он знает, он уже знает, конечно же, но ему, как всегда, нужно, чтобы Арс произнёс это вслух. Арсений прочищает горло и опускает голову, подчиняясь желанию виновато поводить ножкой по полу. — Я тебя не послушался, — тихо бормочет он. — Не слышу, — недовольно цокает Антон, и Арс судорожно вздыхает. Он так скучал, просто невыносимо. — Я тебя не послушался, — повторяет он громче, опуская голову ещё ниже. Антон вздыхает. — Я так и думал, — говорит он, и часть Арсения хочет возмутиться, но Антон добавляет: — Завтра тобой займусь. Арс рискует поднять голову и взглянуть на него. Антон абсолютно спокоен, как и всегда, но сквозь невозмутимое выражение лица проглядывает усталость, у него красные и сухие глаза, он щурится, как будто ему некомфортно смотреть на свет. Пару секунд они смотрят друг на друга, после чего Арс моргает и атмосфера рассеивается. — Давай чемодан, — командует он, протягивая руку. Антон улыбается и подтягивает к нему видавшее виды чудище на разболтанных колёсиках, и Арс привычно ворчит: — Ведущий специалист, а возишь с собой такую рухлядь! — Зато удобный, — фырчит Антон. — Таких уже не делают! — Дед, — закатывает глаза Арсений. — Бабка, — не остаётся в долгу Шаст. Арсений показывает ему язык и оттаскивает дребезжащее чудовище в спальню. Они ложатся спать, Антон привычно прижимается к нему сзади, и Арсений спокойно засыпает впервые за четыре дня.***
Когда он просыпается, Антона рядом нет. Арсений пару секунд паникует, думая, что вчера ему всё это приснилось, но потом различает шуршание на кухне, голос Антона, тихо мурлычущий что-то про заборы и краску из рюкзака. Он заворачивается в одеяло и идёт на голос, стремясь поскорее окунуться в любимое тепло. — Солнышко проснулось, новый день на дворе, — писклявым голосом цитирует Антон, когда Арсений заходит на кухню. — Сколько надо нового узнать детворе! — Стоп, что? — сонно хлопает глазами Арсений. — Там разве не что-то по-английски дальше? — Эх ты, жертва тиктока, — смеётся Антон. — То микс, а это оригинал! Из «Малышариков». Включу тебе как-нибудь. Арсений подозрительно щурится и лезет в гугл, чтобы через пару минут возмущённо поднять глаза на Антона. — Ноль плюс? — оскорблённо вопрошает он. — Да, — невозмутимо кивает Антон. — Для самых-самых несмышлёнышей, которые не умеют себя вести. Арсений открывает рот, чтобы возразить, хоть как-то отстоять своё достоинство — и закрывает. События прошлых дней обрушиваются на голову снежным комом, стекают за шиворот ледяной водой, заставляя поёжиться и виновато втянуть голову в плечи. — Скажешь мне что-нибудь? — как бы между делом интересуется Шастун, засыпая молотый кофе в кофеварку и нажимая на кнопку включения. — Прости, — быстро говорит Арс, облизывая губы. — Неплохое начало, — хмыкает Антон и разворачивается к нему, опираясь бедром о столешницу и скрещивая руки на груди. — Я не хотел, — добавляет Арс и даже немного гордится тем, что его голос почти не дрожит. Антон выгибает бровь. — Обманывать нехорошо, Арсений. Да как, блять?! — Я… мне было одиноко, — находится он. — Без тебя. — И вместо того, чтобы мне позвонить, ты решил заняться рукоблудием? — наклоняет голову набок Шастун. — Ты был занят. — Арсений чувствует себя кроликом перед удавом, отчаянно трепыхающимся, но в глубине души понимающим всю тщетность сопротивления. — Не настолько, — качает головой Антон и отворачивается, снимая заполнившийся кофейник с подставки. — В общем, понятно. Иди умывайся и приходи завтракать. Потом займусь твоим воспитанием. Арсений с полыхающими щеками встаёт и на негнущихся ногах идёт в ванную, подтягивая за собой одеяло. Там он опирается руками о раковину и заглядывает в зеркало, которое отражает лихорадочно горящие глаза и дрожащие губы, норовящие расплыться то ли в улыбке, то ли в оскале. Он наскоро умывается, чистит зубы, потом возвращается в спальню, переодевается в домашнее и застилает кровать. Никаких новых поводов для наказания, сегодня он паинька, самый послушный и хороший мальчик. Арсений сглатывает, малодушно думая спрятаться в шкафу, но собирает волю в кулак и выходит в кухню. Завтрак проходит в напряжённом молчании. Ну, вернее, это Арс напряжённо молчит, Антону, судя по всему, вообще ничего не мешает наслаждаться утренним кофе и болтать о поездке. Арс ковыряет яичницу, не в силах заставить себя проглотить больше пары кусочков, и Антон замечает это. — Котёнок, — неожиданно мягко говорит он. Арс вскидывает на него глаза. — Поешь, ладно? Плечи немного расслабляются. Арсений кое-как, но всё же съедает почти всю порцию под одобрительным взглядом Антона и замирает, нерешительно поглядывая на него. — Помой посуду и приходи в спальню, — говорит Антон, и сердце Арсения подскакивает и начинает биться где-то в горле. Шаст уходит из кухни, и Арс дрожащими руками собирает тарелки и приборы, сгружает их в раковину и приступает к мытью. Он не может перестать думать о предстоящем наказании. Как сильно Антон будет шлёпать, сколько раз, скажет ли считать, уложит ли к себе на колени или поставит у стены — вариантов масса, и Арсений невольно начинает дрожать. Он оттягивает как может, но посуды не так много, и в конце концов он вытирает руки полотенцем и на подгибающихся ногах идёт к Антону в спальню. Тот ждёт его, сидя на кровати. — Так-так, — говорит Шаст, и Арсению уже от одного этого хочется умереть. — Ну и что мне с тобой делать? — Он кивком велит Арсу приблизиться, и тот подчиняется. — Ты ведь знаешь, что мне нужно тебя наказать, маленький? — Да, папочка, — сглотнув, говорит Арсений. — Хорошо, — кивает Антон. — Снимай штаны.***
— Я ведь запретил тебе это делать, — резко шлёпает его Антон. — Запретил или нет? — Да, — скулит Арсений, тщетно пытаясь уйти от хлёстких ударов. — Что «да»? — Запретил… — А ты что сделал? — Не послушался… — Что ж, хорошо, что ты это понимаешь, — говорит Антон, подкрепляя свои слова очередным шлепком, от которого Арсений дёргается и хнычет. — Но мне всё равно придётся как следует заняться твоим воспитанием. — Папочка, пожалуйста, не надо, — всхлипывает Арсений. — Я больше не буду. — Конечно, не будешь, — хмыкает Антон. — Я тебя так отшлёпаю, что попа неделю гореть будет, в следующий раз дважды подумаешь, прежде чем не слушаться меня. Арсений вскрикивает и высоко стонет от каждого удара, елозя грудью по кровати. Он лежит на ней животом, под колени, упирающиеся в пол, Антон заботливо подложил подушечку, руки Шаст крепко удерживает прижатыми за запястья на Арсовой пояснице. Антон нависает над ним, наклонившись, и из такого положения Арсений не может предугадать удар и подготовиться к нему. Задница горит огнём, наверняка покраснела — Шастун шлёпает сильно, безжалостно, сжимает и оттягивает кожу. — Я всё ещё не услышал от тебя самого главного, — говорит Антон, делая паузу и поглаживая отшлёпанные ягодицы. Арсений с трудом выныривает на поверхность и пытается понять, что от него хочет Шастун, но затуманенный разум отказывается кооперироваться. Он поворачивает голову набок и скашивает глаза на Антона в немой просьбе подсказать ему. Тот закатывает глаза. — Прощения не хочешь попросить? — Прости, папочка, — тут же шепчет Арсений и облизывает губы. — Громче, — цыкает Антон, и Арс зажмуривается и стонет: — Прости меня, пожалуйста… — Я подумаю, — говорит Антон, возобновляя резкие шлепки. Арс вскрикивает и утыкается лицом в покрывало, изо всех сил сдерживая рыдания. — Меня всего четыре дня не было, тебе не стыдно? Ты настолько испорченный мальчишка, что не смог четыре дня не дрочить? Арсений тихо всхлипывает в покрывало, сжимая и разжимая кулаки прижатых к пояснице рук. Ему ужасно, мучительно стыдно, хочется сделать всё, чтобы заслужить прощение, поэтому он старается не ёрзать, хоть и вздрагивает от каждого удара. Когда-то Арсению казалось, что, если Антон повысит на него голос, он обязательно расплачется. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что в целом эта идея не столько пугает его, сколько интригует. Он помнит, как застал разговор Антона с непутёвыми подчинёнными, когда тот раздражённо мерил шагами кухню, сверкая глазами и еле сдерживая ярость, и осторожно примерил ситуацию на себя. Что должно случиться, чтобы Антон так разозлился на него? Когда он, собравшись с духом, спросил об этом Антона, Шаст впервые посмотрел на него почти испуганно. — Нет, Арс, — сказал он виновато, но твёрдо. — Это я не смогу. Прости, но нет. Я не хочу на тебя злиться, а притвориться у меня не получится. Я… мне даже думать об этом неприятно. Арсений был самую капельку разочарован, но испуганный взгляд Антона пресёк всё разочарование на корню. Их таких здесь двое, и было бы нечестно настаивать на чём-то, что вызывает дискомфорт у другого. — Я могу, не знаю, не злиться, а больше отчитывать, — вдруг предложил ему Шастун. — Ну типа, «тебе должно быть стыдно» и всё такое. Фраза ярко вспыхнула в голове фантазией. Шастун, как всегда, попал настолько точно в цель, и без того истыканную дротиками, что это почти страшно. — Или «сколько раз тебе повторять», или «ты ведь знаешь, что нельзя себя так вести»... — Да, — скуляще выдохнул тогда Арс, и Антон радостно заулыбался. — Альтернативный вариант принимается? — мягко погладил он Арсения по руке. — Обсудим ещё, да? Получается, обсудили. — Мне совершенно ясно, что я тебе слишком многое позволял, — говорит Антон, крепче сжимая его запястья. — Я запрещаю тебе кончать всю следующую неделю. Арс распахивает глаза и выворачивает шею, пытаясь поймать взгляд Шаста. — Нет, Антон, пожалуйста, не надо… — Ещё одно слово и будет две недели, — отрезает тот, сверкнув глазами. Арсений в ужасе захлопывает рот. Он думал, что всё, как всегда, закончится поркой, но Шастун не перестаёт его удивлять. Его раздирает от смеси протеста и восторга, хочется одновременно целовать руки Антону и откусить ему нос, но Шастун говорит: — Это для твоего же блага. Хорошие мальчики должны уметь терпеть. И весь протест в Арсении умирает, вянет на корню, не успев развиться, голова пустеет, все возмущённые мысли будто испаряются. Антон прав, наказание должно быть соразмерно проступку. Он чувствует, как расслабляется, почти обмякает его тело, он кладёт голову набок и скашивает глаза на Шаста. — Хорошо, папочка, — произносит он и видит, как Антон улыбается. — Умница, — хвалит он, и Арс прикрывает глаза от удовольствия. — Ещё десять и закончим. Шастун отпускает руки Арсения, ни на секунду не сомневаясь, что тот не уберёт их с поясницы без разрешения, и садится рядом с ним на кровать. Он кладёт одну руку на покрасневшую ягодицу, а второй зарывается в волосы на Арсовом затылке. — Готов? — мягко спрашивает он, поглаживая кожу головы кончиками пальцев. Арс жмурится и кивает.***
Арсению кажется, что он сходит с ума. Всё познаётся в сравнении, и только сейчас он понимает, насколько легче было не дрочить четыре дня без Антона, чем не кончать неделю при нём. Антон ведёт себя с ним как обычно — ровно и ласково, но запрет и осознание того, что его наказание всё ещё не закончено, висит над Арсением дамокловым мечом и не даёт расслабиться. Маленькое состояние постоянно на периферии, не отпускает, даже когда он едет в офис забирать документы, маячит солнечным пятном на сетчатке. Обычно он погружается в него и снова выныривает через какое-то время, теперь же он как будто бредёт по колено в воде, среди водорослей и камней, норовящих зацепить его за ногу и утянуть на дно. Попа действительно болит достаточно долго, пусть и не неделю, и Шастун периодически подзывает его к себе, чтобы нанести мазь. Это никак не способствует душевному равновесию Арса — он лежит на диване с приспущенными штанами, уткнувшись горящим лицом в руки, пока Антон ласково гладит нежную кожу, размазывая крем, от чего становится одновременно больно, стыдно и хорошо. — Ну всё, всё, — говорит Антон, подтягивая штаны обратно и легонько похлопывая Арса по ноге. — Беги играй. Арс не хочет играть, он хочет, чтобы Антон поиграл с ним. В какой-то момент он не выдерживает и садится в ногах Антона, прижимаясь лбом к его колену. — Шаст, пожалуйста, — умоляет он. — Нет, — легко говорит Антон. — Ты наказан, помнишь? Эта короткая фраза бьёт под дых, не оставляя в лёгких ни глотка воздуха, вынуждая глупо открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег. Как только он снова может дышать, он пробует опять: — Пожалуйста, папочка. — Нет, Арсений. Ты наказан, — повторяет Шастун. Конечно, он увидел, он догадался, на что Арс так отреагировал. Он всегда видит, от него ничего не скроешь, но Арсений и не пытается. — Осталось ещё пять дней. Ты что, не потерпишь? Арсений различает в его голосе предложение, лазейку, которую ему всегда оставляет Шаст, выход из замкнутого пространства их игры. Он мысленно подходит к двери, которую ему так любезно показали, и решительно захлопывает её изнутри. Он не выйдет из комнаты, он не совершит ошибку. — Потерплю, — жалобно вздыхает он и трётся лицом о бедро Антона. — Но я правда очень хочу… — Знаю, маленький, — ерошит его волосы Шастун. — Но так надо. Арс вцепляется пальцами в ткань его брюк и тихонько скулит. Он сам виноват, не смог сдержаться, пока Антона не было, но Шастова непреклонность бесит его настолько же, насколько восхищает. Ему в голову приходит идея о том, как можно ускорить процесс и получить прощение раньше. Он умильно наклоняет голову набок и смотрит на Антона снизу вверх большими невинными глазами. — А можно мне тогда кое-что другое сделать? — тянет он. — Что сделать? — выгибает бровь Антон. Арсений с деланным смущением поводит плечом. — Если мне нельзя кончать, это же не значит, что ты не можешь, — с намёком говорит он, поглаживая Шастуна по внутренней поверхности бедра. — Арсений, — вздыхает Антон. — Прекрати баловаться и скажи прямо, чего хочешь. — Хочу тебе отсосать, — тянет Арс, устраиваясь между расставленных ног Антона. Он кладёт руки ему на пояс и подаётся корпусом ближе, выгибая шею, чтобы заглянуть Шастуну в глаза. — Можно? Антон смотрит на него какое-то время, прищурившись, но потом пожимает плечами. — Хорошо, — говорит он и откидывается на спинку дивана, забрасывая руки за голову. Арсений сглатывает и тянется к его поясу. Сейчас он покажет всё, на что способен, и тогда Антон ему разрешит! Он приспускает штаны Шаста, высвобождает его член, облизывает губы и мокро целует головку, с удовольствием ощущая, как напрягается ствол в его руке. Он высовывает язык и длинно лижет от яиц до уздечки, дразня её самым кончиком. Антон резко выдыхает, но рук из-за головы не убирает, только еле заметно подаётся бёдрами вверх. Арсений решает послушаться невербального сигнала и покорно раскрывает рот, втягивая щёки и насаживаясь пока только ртом. Шастун стонет и снова двигает бёдрами, проталкивая головку глубже в горло Арсения. Тот и не думает сопротивляться — максимально расслабляет глотку и берёт так глубоко, как может. Чёрного пояса по минету у него пока нет, но на коричневый он точно наработал, поэтому хоть он и не может уткнуться носом в лобок, Антон всё равно довольно рычит и наконец убирает руку из-за головы, чтобы вцепиться пальцами в волосы Арсения, удерживая его в таком положении. Он мелко толкается в горло Арса, тянет его за волосы, и Арсений стонет, посылая вибрацию по всей длине, отчего Антон довольно мычит. — Да, вот так, мой хороший, — выстанывает он. Арсений чувствует, как напрягается его собственный член от похвалы, от властной руки на затылке, от хриплых вздохов Шаста. Тот обхватывает его голову обеими руками и практически самостоятельно насаживает на свой член, и Арсу хочется скулить, настолько это охуенно ощущается — просто позволять использовать свой рот для чужого удовольствия, но он же всё-таки здесь собрался показывать класс, а не вести себя как послушная кукла, хоть и всё в нём требует именно последнего. Поэтому он мягко качает головой, намекая Шасту отпустить, и тот мгновенно выполняет его пожелание, опуская руки на напряжённые плечи Арса и извиняющеся поглаживая. Наверное, думает, что переборщил, с нежностью думает Арсений и с хлюпанием выпускает член изо рта, тут же обхватывая его рукой и гладя по всей длине. — Всё хорошо? — подтверждает его подозрения Антон, с беспокойством заглядывая в глаза. — Ты же знаешь, я люблю, когда ты такой, — улыбается Арс и наклоняется, чтобы потереться лицом о член Антона. Предэякулят и собственная слюна пачкают его щёки и губы, но Арсению похуй — он смотрит только на реакцию Антона и по расширенным зрачкам и участившемуся дыханию понимает, что шоу удалось. Он целует покрасневшую головку и снова погружает её в рот, ловя стоны Антона. Ему хочется не просто доставить удовольствие, а выслужиться, вывернуться наизнанку, покрасоваться, прогнуться в переносном и прямом смысле, чтобы хвалил, гладил по голове одобрительно, смотрел ласково. А ещё — чтобы разрешил, боже, он так хочет кончить, просто невыносимо, а ведь он даже ни разу не прикоснулся к себе. Арсений старательно двигает головой, не забывая поглядывать вверх на лицо Антона, искажающееся от удовольствия. Шаст крепче вцепляется в его плечи и кончает с хриплым стоном, запрокинув голову и вздрагивая всем телом. Арсений сглатывает горячую, вязкую сперму и облизывает губы. Антон тяжело дышит, но тянется, чтобы погладить его по щеке, улыбается ему ласково, и Арс решает, что это его шанс. — А теперь мне можно кончить? — как можно более соблазнительно хлопая глазами, спрашивает он. Антон наклоняется к нему, проводит большим пальцем по губам, и Арс затаивает дыхание. — Нет, — не переставая улыбаться говорит Антон, и Арс шокированно раскрывает рот. — Почему? — требует он, опускаясь на пятки и упираясь ладонями в пол. На краю сознания мелькает мысль, что он так наверняка очень похож на собачку, преданно сидящую в ногах своего хозяина, и его будто прошивает горячей иглой от копчика до макушки. — Нет, потому что твоё наказание ещё не закончилось, — снисходительно объясняет ему, как несмышлёнышу, Шастун. Арс обиженно поджимает губы. Он так старался! Он поднимается на ноги и усаживается на другой конец дивана, подтянув колени к груди и демонстративно отвернувшись в противоположную от Антона сторону. В ушах всё ещё пульсирует кровь, член ноет, не получив разрядки, и от всего этого хочется кататься по полу и сучить руками и ногами в истерике. Вдруг за спиной раздаётся голос Шаста, и Арсений вздрагивает от звучащих в нём стальных ноток: — Ты что это, обижаться вздумал? — тихим, не предвещающим ничего хорошего голосом говорит Шастун. — На то, что я не отменяю твоё наказание от одного минета? Мне продлить его ещё на неделю? Арсения словно холодной водой окатывает, всё возбуждение пропадает, будто не было. Он поспешно разворачивается и ползёт обратно к Антону. — Нет, папочка, прости, — торопливо говорит он, хватаясь за его предплечье. — Я не обижаюсь, правда! Шастун молчит, и Арсения охватывает стыд. Он опять попытался вывернуть ситуацию в свою пользу! Он же сам виноват, ничего бы этого не случилось, если бы Арс просто изначально продержался четыре дня! Молчание затягивается, и Арс чувствует, как глаза начинает щипать от подступающих слёз. Он всё испортил, он просто отвратителен, он ужасный, Антон прогонит его и будет прав… Шаст вдруг обнимает его одной рукой, гладит по спине. — Больше так не делай, — говорит он, и Арс судорожно кивает. — Мне не нравится, когда ты себя так ведёшь. Эти слова, сказанные тихим, разочарованным шёпотом, пробираются колючим кустарником куда-то глубоко в душу, ранят нежную мякоть, от них хочется завыть и провалиться сквозь землю. Слышать это хуже любого наказания, любой порки, любого запрета, Арс вцепляется в Шаста и всхлипывает. — Прости меня, — с трудом говорит он. Перед глазами всё расплывается, он жмурится, смаргивая слёзы. — Прости, я больше не буду. — Прощаю, — говорит Антон и прижимается губами к его макушке, и Арс всё-таки не выдерживает и плачет, вздрагивая плечами и хлюпая носом, от затапливающих его облегчения и благодарности. Антон продолжает мягко гладить его по спине, по плечам, прижимает ближе к себе за талию, целует и шепчет что-то успокаивающее. Рыдания Арса постепенно стихают, и он поднимает на Шастуна наверняка покрасневшие и опухшие глаза. — Я хороший? — умоляюще спрашивает он. — Да, — незамедлительно отвечает Антон, обнимая его лицо руками и стирая оставшиеся слёзы большими пальцами. — Ты мой хороший. Арс закрывает глаза и погружается в это тепло с головой.***
Он даёт себе слово вести себя наилучшим образом и больше не пытаться сократить наказание. Это не значит, что он переносит его спокойно. Шастун, к его чести будет сказано, не трогает его без нужды, не дразнит прикосновениями, распаляя, не говорит ничего возбуждающего. Арсений даже допускает мысль, что Антон и к себе не прикасается — может, из странной солидарности, а может, просто не хочет. В любом случае, Арсению это не помогает, потому что Антон смотрит. Его взгляды — цепкие, внимательные, долгие — вскрывают душу Арсения, как нож консервную банку, вертолётным прожектором освещая застывшие в панике мысли-преступницы. Антон наблюдает за ним, следит глазами, водит взглядом сверху вниз и снизу вверх, наклоняет голову набок и щурится. Арс думает, что лучше бы он его трогал, потому что взгляды ощущаются физически — проникают под кожу и касаются напрямую нервов, посылая электрические разряды прямо в центр возбуждения. Он не может перестать спрашивать, заведомо зная ответ, предвкушая его и боясь, каждый раз испытывая то самое сладкое ощущение беспомощности. — Нет, Арсений, — неизменно говорит Шастун. — Ты наказан. Арсений думал, что Антон в какой-то момент устанет от этого и запретит ему спрашивать, но этого не происходит. Более того — с каждым разом огонёк в глазах Шаста разгорается всё ярче, улыбка на губах всё более хитрая, а поглаживающие Арсения по щеке руки — всё ласковее. Он доволен, Арс чувствует это всем своим существом, как никогда раньше чётко настроенным на волну Антона, и ради этого Арсений готов терпеть, готов воспламеняться от одного взгляда и гореть, не в силах потушить пламя. Это наказание раскрывает в нём другую сторону их игры — ту, в которой он готов на всё, лишь бы Антон был счастлив. Они смотрят какой-то фильм в обнимку на диване, и Арсений ёрзает, возбуждаясь от одной близости к Антону. Ему так мало нужно, тело всё будто гиперчувствительное, даже трение одежды о кожу воспринимается острей. — Арсений, — предупреждающе говорит Антон, заметив его копошения. — Ну что-о-о, — плаксиво тянет Арс. — Ты сказал не кончать, а не не возбуждаться! Антон фыркает от смеха и чмокает в макушку, прижимая к себе крепче. — Действительно, — говорит он с улыбкой. — Значит, потерпишь? Арс утыкается носом в его плечо и кивает, жалобно поскуливая. — Хороший мой мальчик, — мурлычет Шаст, и Арсений чуть не стонет, чувствуя новый прилив жара, и рефлекторно двигает бёдрами, пытаясь потереться хотя бы обо что-то. — Арс, — кладёт ему руку на колено Антон. — Сиди спокойно. Арсений всхлипывает, но послушно замирает, изо всех сил пытаясь отвлечься фильмом. Антон ничего не говорит, видимо, чтобы не провоцировать, только мягко поглаживает по голени. Арс не говорит ему, что даже такое прикосновение обжигает.***
В последний день наказания Арсений просыпается возмутительно рано, будто тело издевается над ним и хочет, чтобы он мучился дольше. Он не сомневается, что Антон доведёт дело до конца и разрешит ему только вечером. Арс пытается заснуть ещё какое-то время, вслушиваясь в мерное дыхание Шаста на противоположной стороне кровати, но в итоге сдаётся и тихо, чтобы не разбудить, выпутывается из одеяла. Ну, вернее, пытается, потому что его внезапно ловят за руку и притягивают к горячему, разомлевшему телу. — Чего так рано подорвался? — хриплым ото сна голосом бурчит Шастун, и Арсений возится, придвигаясь ближе к нему, вплавляется в него спиной. — Не знаю, — отвечает он почему-то шёпотом, будто не желая нарушить атмосферу утра. — Не смог уснуть обратно. Антон сочувственно мычит ему в шею, пуская щекотные мурашки, и прижимает к себе ближе, просовывая руку под Арсову голову и обнимая его за талию второй. Арсений чувствует прижимающийся к его заднице член и очень старается не тереться об него слишком уж явно. Антон, очевидно, замечает его попытки и тихо урчит на ухо: — Кому-то с самого утра не терпится? — Прости, — зажмуривается Арс. — Не извиняйся, малыш, — шепчет Антон ему на ухо. — Ты так хорошо терпел всю неделю, такой молодец. Ты же подождёшь ещё немножко? Вечером будем тебя награждать за хорошее поведение. Слова рассыпаются мурашками по всему телу, вызывая дрожь. Вечером! Вечером ему разрешат, боже, только бы дожить. Он чуть поворачивает голову к Антону и поддевает кончик его носа своим, отчего тот издаёт умилённый звук и сжимает его крепче в объятиях. — Совсем котёночек, — приговаривает Шаст, покрывая его лицо поцелуями. — Такой хорошенький, такой маленький. Арс довольно жмурится и окончательно разворачивается к нему, подставляясь под ласковые поглаживания. Утреннее воздушное настроение сохраняется весь день. Арсений чувствует себя ребёнком, у которого день рождения — вечером к нему придут друзья и будут дарить подарки, а пока что ему говорят приятности, спускают капризы и носят на руках. Антон смотрит мягче, как будто тоже расслабился, как будто ждёт кульминации игры с не меньшим нетерпением, чем Арс, и это воодушевляет, заставляет чуть не подпрыгивать от предвкушения, бросать на Шаста игривые, хитрые взгляды, от которых тот с улыбкой закатывает глаза и говорит что-то вроде «не балуйся, Арсений», но Арс только невинно хлопает ресницами. Чем ближе к вечеру, тем больше Арсению не сидится на месте. Он с трудом может сосредоточиться на домашних делах, мыслями постоянно возвращается к Антону и попыткам разгадать, что он запланировал. Что бы это ни было, Арсений уверен, что ему понравится, потому что если у Антона и есть суперспособность, то она заключается в чтении арсеньевских мыслей, даже тех, что прячутся в самых тёмных закоулках его души. Он несколько раз пытается выяснить у Антона, что именно тот подразумевает под «вечером», но тот только загадочно отмалчивается. Ему явно доставляет удовольствие мучить Арсения ожиданием, продлевать невыносимую пытку, когда хочется уже даже получить разрядку не столько физически, сколько эмоционально. Арсений пробует чуть-чуть повыделываться, пару раз делает вид, что не слышит обращающегося к нему Шастуна, но укоризненный взгляд последнего быстро его отрезвляет. Когда стрелка переваливает за семь часов, Арсений практически вибрирует от напряжения. Солнце уже начинает клониться к закату, окрашивая стены квартиры в персиковые тона, отражается в глазах Антона, соревнуясь с ними в теплоте и яркости и безбожно проигрывая, и Арсу невыносимо хочется, чтобы тот уже хоть что-то сделал, но он послушно ждёт, потому что Шаст обещал, он никогда его не обманывал, и, если Арсений только будет терпелив, ему всё додадут. Антон захлопывает крышку ноутбука, и Арсений вздрагивает, хоть и наблюдал за ним всё это время коршуном. Шаст переводит на него смеющийся взгляд. — Ну иди, иди уже ко мне, — с нежностью говорит он, и Арс чуть не падает, запутавшись в собственных ногах, так быстро он вскакивает с кресла и несётся к Антону. Тот смешливо фырчит и тянет его к себе на колени, усаживая верхом и сцепляя руки в замок на пояснице. — Ну что? — весело интересуется он. — Чё делаем, куда идём? Арс почти не слышит его — он льнёт к Антону, трётся щекой о его плечо, обнимает за шею и в порыве чувств прихватывает зубами мочку уха. Тот ойкает от неожиданности и смеётся. — Я понял, понял. — Он сдвигает сцепленные руки с поясницы ниже, под бёдра, и встаёт, удерживая Арсения на себе. Тот рефлекторно обхватывает талию Шаста ногами и повисает на нём, цепляясь за плечи и довольно урча. — Всё, пошли. В спальне Антон спускает его на пол, помогает раздеться и осторожно укладывает его на кровать, забираясь сверху. В его глазах вся нежность мира, он ласково целует Арсения в кончик носа, гладит по щеке и убирает волосы с лица. — Хороший мой, — говорит он, и Арс тает, как шоколад на языке. — Ты такой у меня молодец. Он наклоняется к нему и целует, ласкает его губы своими, раскрывает их языком. Арсений тихо стонет ему в рот, забрасывая руки на шею Антону, прижимая его ближе. Хочется, чтобы он лёг на него сверху, придавил своей тяжестью, спрессовал всё существо Арса в чистый лист, на котором можно рисовать всё что угодно. Антон отрывается от него и качает головой, мягко снимая с себя его руки. Он собирает их вместе и, удерживая одной рукой оба запястья, заводит за голову Арсения, к кованому изголовью кровати. — Вот тут держи, хорошо? — говорит он, и Арсений кивает как загипнотизированный, вцепляясь пальцами в прохладный металл. Он сделает всё что угодно, лишь бы Антон продолжал так ласково на него смотреть. — Умница, — говорит Шастун, и Арс судорожно вздыхает. Его накрывает чувством беспомощности и полного доверия, груз ответственности и проблем исчезает под довольным взглядом. Его руки ничем не связаны, но сдвинуть он их не может, они будто парализованы. Он смотрит на Шаста из-под ресниц и тонко скулит: — Папочка… — Да, маленький? — откликается Антон, рассеянно поглаживая его по груди. — Пожалуйста, — выдыхает Арсений. — Пожалуйста, потрогай меня. Шастун улыбается и ведёт ладонью по его телу, накрывая сосок и поглаживая его большим пальцем. Арс вскрикивает от силы ощущений: всё скопившееся за неделю возбуждение обрушивается на него мгновенно, он скулит и выгибается, смотрит на Антона умоляюще. Тот немую просьбу выполняет — наклоняется и обхватывает сосок губами, теребит языком, а потом прикусывает, отчего Арсений вздрагивает и стонет. Шастун ухмыляется и кусает сосок сильнее, сжимая другой пальцами, и Арс хнычет, мечется по кровати, насколько позволяет их положение, сверхчувствительное тело будто наэлектризовано, каждое прикосновение ощущается в сто раз ярче. Антон перестаёт мучить его соски и спускается поцелуями ниже, прикусывает кожу на животе, обхватывает ладоням бёдра Арсения, трёт выпирающие косточки, целует их и облизывает, игнорируя уже полностью напряжённый член, практически тычущийся ему в щёку. — Антон, — всхлипывает Арс. — Антон, не дразни, пожалуйста… — Ну что ты, маленький, — ухмыляется тот. — Ты забыл, что всё-таки наказан? Я же должен убедиться, что ты усвоил урок. Арс недовольно хнычет, подаваясь бёдрами вверх, и Антон прижимает их к кровати. — Ну пожалуйста, — в отчаянии пробует Арсений снова. — Пожалуйста, папочка, я же был хорошим. Антон наклоняется и целует покрасневшую головку. У Арсения перед глазами вспыхивают звёзды. — А кто дрочил без разрешения? — напоминает Антон. — Кто меня не послушался? Арсений судорожно вцепляется в изголовье и беспомощно стонет. — М-м-м, Арсюш? — сжимает его бедро Шаст. — Кто плохо себя вёл? — Я, — шепчет Арс, не в силах сдержать дрожь в голосе. Стыд накрывает его по новой, сильнее и жарче, очень хочется закрыть лицо руками, но он не смеет отпустить решётку. — Понравилось ходить наказанным? — интересуется Шастун, издевательски медленно поглаживая кончиками пальцев его член по всей длине. — Нет, — всхлипывает Арс, изо всех сил пытаясь сдержаться и не потереться о его руку. — Нет, не понравилось, папочка, пожалуйста… — Будешь теперь меня слушаться? — игнорирует его мольбы Антон, спускаясь ладонью ниже и невесомо поглаживая чувствительное место под яйцами, отчего Арсений вздрагивает и отчаянно жмурится. — Даже когда я буду уезжать? — Да, — часто-часто кивает Арс. — Да, я буду послушным, Антон, не мучай меня… Арс уже весь мокрый, член стоит колом, с головки на живот натекла лужица предэякулята, он дрожит и отчаянно жмурится, кончить хочется невыносимо, но он может только хрипло умолять: — Пожалуйста, пожалуйста, я буду хорошим мальчиком, я больше никогда, я обещаю, папочка, прошу… Антон наклоняется и втягивает головку в рот, и Арс, не сдержавшись, кричит и выгибается, мотает головой, закатив глаза. Его изголодавшемуся по ласкам телу так немного сейчас надо, что хватает буквально пары движений Шастова языка по головке, чтобы подвести его к самому краю, ещё совсем чуть-чуть и… Антон отстраняется, облизываясь, как кот, и Арсений чуть не плачет от разочарования. — Я надеюсь, ты не думаешь, что я тебе вот так просто разрешу? — спрашивает Антон, подхватывая его под коленями и задирая их выше. — Ну-ка, подержи себя вот так. Арсений чувствует, как горит лицо, пока он покорно отпускает изголовье и обхватывает себя под коленями, раскрывая себя для Антона. Тот нашаривает подушку и подпихивает её ему под поясницу. — Вот так, — с удовлетворением осматривает его Шаст, и Арсу хочется сгореть. Он в такой открытой, беззащитной позе, бесстыдно предлагает себя Антону, чтобы тот делал с ним всё, что пожелает. Арсений перед ним весь как на ладони — такой же маленький и беспомощный. Антон ложится на живот и мягко целует родинку на бедре Арсения. «Всё хорошо, — говорит его жест. — Я с тобой». Арсений тихонько стонет и закрывает глаза. От прикосновения горячего языка к анусу его буквально подбрасывает на кровати. Антон придерживает его ягодицы ладонями и мокро лижет, ввинчивается языком глубже, раздвигает стенки входа. Арс жалобно скулит и двигает тазом, пытаясь насадиться сильнее, на что Шастун отодвигается и строго говорит: — Лежи спокойно. Арсений всхлипывает, но подчиняется. Не двигаться невероятно сложно, Антон специально дразнит его, вылизывая складочки и причмокивая, гладит большими пальцами паховые складки, но к члену не прикасается. Это невыносимо, Арсу кажется, что он сейчас взорвётся, колени дрожат, пальцы ног поджимаются, он может только скулить и ждать, пока Шастун смилостивится. Тот и не думает заканчивать пытку — всё так же увлечённо ласкает его дырку языком, поднимается выше и втягивает в рот яйца, прижимается губами под ними, гладит судорожно сокращающиеся мышцы живота. Он задевает тыльной стороной ладони головку, и Арсений вскрикивает, даже такое мимолётное касание посылает искры по всему его телу, и он не выдерживает и снова начинает умолять, не помня себя от возбуждения: — Папочка, пожалуйста, я больше не могу, пожалуйста, хочу кончить, Анто-о-он, — срывается он на стон, когда Шаст обхватывает его член и медленно проводит по нему, большим пальцем другой руки продолжая массировать анус по кругу. — Пожалуйста, не мучай меня… — Не буду, маленький, — целует покрасневшую головку Шастун. — Ты ведь был таким хорошим, так долго терпел. Папочка тобой гордится. Арсений шумно втягивает в себя воздух. В глазах щиплет, в горле встаёт ком, руки дрожат от еле сдерживаемого желания вцепиться в Антона и никуда, ни за что не отпускать, вплавить его в себя, слиться с ним воедино. Как он это делает? Как он всегда знает, что сказать, чтобы пригладить даже самые незаметные шероховатости в душе Арсения? — Ты у меня самый послушный, самый хороший мальчик, — ласкает его словами Антон, начиная двигать рукой по члену. — Умница мой, такой молодец. Арсений вот-вот расплачется от переизбытка эмоций. Он подкидывает бёдра в такт движениям Антона, тяжело дышит и поскуливает, чувствуя, как нарастает жар внизу живота. — Ну давай, малыш, я знаю, ты хочешь, — говорит Антон. — Попроси меня как следует. — Папочка, пожалуйста, разреши, — хнычет Арсений, извиваясь на постели. — Пожалуйста, можно мне кончить? — Можно, маленький. Умница, да, вот так… Арсений кончает под ласковый шёпот Антона, дрожа всем телом и всхлипывая, перед глазами вспыхивают звёзды, он неосознанно до боли вцепляется в собственные бёдра под коленями. Оргазм такой мощный, что у него закладывает уши, но сильнее всего ощущается невероятное, крышесносное облегчение — он больше не наказан, он хороший, его любят и хвалят. — Отпусти, котёнок, — мягко говорит Антон, поглаживая его по рукам, и Арсений слушается, вытягиваясь на кровати, всё ещё подрагивая от остаточных ощущений. Антон тут же ложится рядом, обнимает его и гладит по голове. — Умница, малыш, — шепчет он, и Арсений вцепляется в него, утыкается лицом в грудь и плачет, выплёскивая всё скопившееся напряжение, все эмоции и переживания. Антон продолжает что-то ласково приговаривать, и Арс постепенно успокаивается, согретый его теплом и принятием. Он поднимает голову и застенчиво смотрит на Шаста, который тут же расплывается в улыбке. — Всё хорошо, солнце? — спрашивает он. — Всё чудесно, — чуть охрипшим, но донельзя довольным голосом заверяет его Арсений. — Хорошо, — мурлычет Антон и чмокает его в лоб. — Понравилось ходить наказанным? Арсений смущённо поджимает губы и опускает глаза, но Антон не даёт ему этого сделать, поднимая его лицо к себе за подбородок. — Понравилось? — спрашивает он снова, ниже и настойчивее. Арсений прикусывает губу и кивает, чувствуя, как горят щёки. Антон улыбается. — Мне тоже понравилось, — доверительно признаётся он, и сердце Арса радостно подпрыгивает. Антон редко говорит что-то такое, считая (ошибочно!), что важнее всего удовольствие Арсения, поэтому такие слова от него на вес золота. Арс довольно возится, устраиваясь в его руках, и абсолютно счастливо вздыхает. Это определённо стоило того, чтобы не послушаться.