Не убивай в себе кринж, убей ту часть, которая кринжует

Арсений напряжённо хмурится, уставившись в экран ноутбука. Дурацкий сайт, и как ему искать какую-либо информацию на нём? Всё криво, косо, не по центру, цвета какие-то вырвиглазные, ещё и ссылки летают хрен пойми куда. Чем больше он тыкается, тем рассерженней сопит и тем выше поднимаются его плечи в бессознательном защитном жесте. Он краем глаза замечает наблюдающего за ним Антона и вскидывает на него взгляд. Шаст смотрит на него пару секунд и вдруг поднимает руку и постукивает по тыльной стороне запястья в известном жесте: — Всё, Арс, время ложиться спать. Иди умывайся. Арсений моргает воспалёнными веками и сначала думает, что у него слуховые галлюцинации от недосыпа. Но Антон всё так же стоит с поднятой рукой, продолжая смотреть ласково, но твёрдо. Диссонанс от интонаций Антона и напряжённого рабочего состояния Арсения в комбинации с усталостью даёт интересный эффект — Арс чувствует, как изнутри поднимается протест, заставляющий упрямо тряхнуть головой и заявить: — Я не устал! — Конечно, устал, — закатывает глаза Антон. — Вон у тебя уже глаза красные. Давай, быстро в ванную. Арсений резко осознаёт, насколько на самом деле пересохли глазные яблоки, как тяжело ему моргать и как болит спина. Но нервная энергия, порождённая раздражением от неудающегося проекта, не даёт ему спокойно согласиться с Антоном, вместо этого толкая на очередную дерзость: — Я сам могу решить, когда мне спать! Антон наклоняет голову набок и внимательно всматривается в его лицо. Потом, видимо, что-то для себя поняв, мягко улыбается и качает головой. — Ты ещё маленький, чтобы самому решать. — Нет, — яростно трясёт головой Арс, старательно игнорируя подпрыгнувшее от слов Антона сердце. — Я большой! — Арсений, — хмурится Антон. — Я что сказал? Арсений внутренне сжимается от предупреждающего тона Шаста. Может быть, ещё не поздно послушаться? Но бунтарское настроение в итоге перевешивает, и он независимо вскидывает подбородок, задыхаясь от собственной наглости: — А я не хочу тебя слушать! Ты всё неправильно говоришь! Повисает тишина. Антон медленно приподнимает бровь, и в Арсении всё обмирает от страха и предвкушения. — Я сделаю вид, что этого не слышал, — говорит Шаст, скрещивая руки на груди и постукивая пальцем по собственному предплечью. — Если ты сейчас встанешь и пойдёшь чистить зубы. «Последний шанс, Арсений», — говорит его поза. Но, как говорил капитан Джек Воробей, «обожаю такие моменты! Люблю махать им на прощание, когда они проносятся мимо!» Ноги даже почти не дрожат, когда Арс поднимается со стула и тоже скрещивает руки на груди, пародируя Антона, и гордо вскидывает подбородок, всем своим видом показывая, что никакие зубы чистить не собирается. — Я понял, — после недолгого молчания говорит Шаст и, в свою очередь, садится на другой стул, неторопливо принимаясь закатывать рукава кофты. — Тебе просто нужно напомнить, как правильно себя вести. Ну-ка, подойди ко мне. Лицо мгновенно загорается, сердце подскакивает и начинает биться где-то в горле. Антон поднимает на него глаза, и Арсений невольно сглатывает. Шаст ничего не делает — не хватает его за руку, не тянет на себя, но ему и не нужно — под его тяжёлым, строгим взглядом Арсово тело движется само. Антон пару секунд всматривается в его лицо. Ему приходится задирать голову, чтобы посмотреть на стоящего над ним Арсения, но последний не чувствует себя выше. Физическая разница — ничто перед эмоциональной, и более беспомощно, чем перед Шастуном, он себя никогда не ощущал. — Точно не хочешь пойти спать? — спрашивает Антон, и рациональная часть Арсения умилённо вздыхает. Какой он у него всё-таки заботливый. Иногда даже чересчур. Арс трясёт головой и обиженно дует губы. Шаст кивает и тянется к нему, подцепляя пояс домашних штанов вместе с бельём и стягивая их до колен. — Ложись, — спокойно говорит он, и Арсений мнётся пару секунд, бросая на Антона возмущённые взгляды, но, стоит тому поджать губы и настойчиво похлопать по своему бедру, спешит подчиниться. Он порывается было лечь как обычно, поперёк обоих бёдер, но Антон жестом показывает ему лечь животом на левое колено, уперевшись ногами в пол между Шастовых раздвинутых ног. Арс чувствует, как печёт щёки — в этом положении его задница оказывается выше, корпус заваливается вперёд, вынуждая схватиться за спинку стула и скрести ногами по полу, пытаясь найти точку опоры. Антон перехватывает его за пояс и подтягивает выше к себе, гладит правой рукой мгновенно покрывшиеся мурашками ягодицы и вдруг бьёт без предупреждения. Арсений вздрагивает от неожиданности и закусывает губу. — Когда я говорю идти спать, нужно идти спать, а не капризничать, — говорит Шаст, подкрепляя свои слова резкими шлепками. — Послушные мальчики ложатся в кроватку по первому слову. Арсений чуть не скулит от его слов, но вовремя себя останавливает. Он будет бунтовать до конца, он не даст себя сломать, он не станет хныкать! — Таким малышам, как ты, нельзя так поздно сидеть, — продолжает отчитывать его Антон, и Арс крепко зажмуривается, изо всех сил пытаясь не сойти с ума от выжигающего внутренности восхитительного унижения. Шлепки становятся сильнее, кожа горит, и Арсений невольно ёрзает, пытаясь уйти от неприятных ощущений, и Антон, не прерываясь ни на секунду, перебрасывает правую ногу через Арсовы голени, эффективно сдерживая брыкания. Ему достаточно просто сказать, чтобы Арсений не шевелился, и тот бы послушался, потому что не может не, но Шаст этого не делает — даёт ему возможность выплеснуть протест, доходит до Арсения, и он пользуется этим по полной — дёргается и извивается на Антоновых коленях, цепляется за его бедро, заводит руку за спину и пытается прикрыть зад от ударов, на что Антон невозмутимо перехватывает его запястье и прижимает к пояснице. — Нельзя так себя вести, — спокойно говорит он, не прекращая размеренно шлёпать уже саднящую кожу. — Ты ведь послушный мальчик? Арсению очень хочется скулить, но бунтующий внутренний голос не позволяет ему этого сделать, поэтому он молча упрямо мотает головой. Антон хмыкает. — Ничего, хорошо отшлёпанная попа — залог послушания, согласен со мной? Арсению кажется, что он сейчас сгорит. Он снова яростно мотает головой, несмотря на то что вопрос явно задумывался как риторический, но тут же закусывает губу от боли, когда Антон явно специально шлёпает его сильнее. Осознание того, что всё это время он бил Арса не в полную силу, а методично рассчитывая силу шлепков соразмерно поведению, действует, как дудочка факира на змею — успокаивает не то, что бросается в глаза, а то, что скрыто за этим. Мятеж внутри постепенно сходит на нет, морской волной наталкиваясь на скалу спокойствия Антона и разбиваясь об неё, не оставив даже вмятины. Перед этой непоколебимостью бессильны любые протесты, ей невозможно сопротивляться, и это странным образом успокаивает, дарит освобождение. Текучая, изменчивая вода отчаянно нуждается в сосуде, который сможет удержать её и придать ей форму, иначе она вытечет и впитается в землю, растратив себя попусту. — Ничего, совсем скоро ты вспомнишь, как нужно себя вести, и попросишь прощения. — Шаст шлёпает два раза почти без перерыва по одному и тому же месту, отчего Арс подкидывается и, не выдержав, всё-таки скулит. — Потому что поймёшь, что это для твоего же блага. Нужно вовремя ложиться, чтобы хорошенько отдыхать. Арсений всхлипывает. Бурлящее море внутри него окончательно успокаивается, не в силах поддерживать тот же уровень возмущения. Он ведь правда засиделся, уже так поздно, а завтра рано вставать. Антон прав. Арс чувствует, как расслабляются плечи, как клонится ниже голова, как разжимаются пальцы прижатой Шастом к пояснице руки. Антон тоже чувствует это и приостанавливается, мягко поглаживая саднящую кожу. — Ну что? — ласково спрашивает он. — Готов извиниться? Арс судорожно вздыхает и часто кивает головой. — Прости, папочка, — почти шёпотом говорит он и почти ожидает, что Антон потребует сказать громче, но тот этого не делает. — За что? — спрашивает он вместо этого. — Важно, чтобы ты понимал, маленький. — За то, что тебя не послушался, — выдавливает Арс. Чем больше он думает об этом, тем больший стыд испытывает. Он ведь хороший мальчик, что на него нашло? — Нет, — неожиданно говорит Антон. — Точнее, не совсем. Ты можешь не слушаться меня и всё равно быть хорошим мальчиком, но намеренно делать что-то себе во вред я тебе запрещаю, ты меня понял? Арсений прикрывает глаза и изо всех сил старается не расплакаться. — Да, папочка, — с трудом выговаривает он. — Прости, что я не пошёл спать вовремя. — Умница. Вставай. Арсений поднимается, дрожа всем телом, и с трудом фокусирует взгляд на Антоне. Тот невозмутимо подтягивает его штаны и бельё обратно, смотрит на него внимательно пару секунд и мягко говорит: — Иди умывайся и приходи спать. Из зеркала в ванной на Арсения смотрит заплаканное, но неизмеримо более спокойное лицо, чем то, что отражалось там в течение дня. Он смывает остатки слёз, прижимая мокрые холодные ладони к горящим щекам, наскоро чистит зубы и идёт к Антону, уже шебуршащему в спальне. Шаст перестилает постель — выворачивает пододеяльник наизнанку, хватает уголки одеяла и ловко надевает одно на другое, встряхивая и расправляя складки. Он замечает Арсения и указывает подбородком на кресло: — Пижама. Арсений спит в футболке и шортах, которые, собственно, и лежат на кресле, но Антон явно сказал так намеренно и не просчитался: Арсения прошибает собственной маленькостью, которая почти выветрилась, пока он был в ванной. Он заново чувствует, как болит попа, и обиженно дует губы. — Я не хочу сам, — плаксиво говорит он. — Переодень меня. Антон поворачивается к нему с приподнятой бровью, и Арсений на секунду думает, что перегнул, но потом Шаст терпеливо вздыхает: — Подожди тогда, пока я с постелью закончу. Арсений довольно переминается с ноги на ногу, пока Антон профессионально надевает простынь на матрас и меняет наволочки на обеих подушках. Закончив, Шаст садится на кровать и кивает Арсению: — Принеси пижаму и подойди ко мне. Тот спешит подчиниться, вручая Антону одежду, и нерешительно замирает около него. Антон стягивает с него штаны с бельём, выпутывает по очереди обе ноги, потом берёт шорты и так же по очереди берёт Арсения за щиколотки и продевает их в штанины, подтягивая шорты до пояса. — Садись, — говорит Антон, поднимаясь с кровати. Арсений слушается. — Руки подними. Вот так, умница. Антон стягивает с него толстовку и откладывает её в сторону, после чего поднимает футболку и собирает её гармошкой к вороту, чтобы получилось кольцо, и надевает через голову Арсению. Так одевают совсем малышей, и Арсения снова размазывает восхитительной беспомощностью. Он смотрит снизу вверх на расслабленное лицо Антона, на его растрёпанные кудряшки, ёрзает всё ещё саднящей попой по простыне и тонет в этом умиротворении. Шастун аккуратно продевает его руки в рукава футболки, одёргивает её и ласково треплет Арса по волосам. — Ну всё, ложись, — с притворной строгостью говорит он, и Арсений послушно забирается под одеяло. — Я тоже сейчас приду. Арс недовольно хнычет, не желая его отпускать, но тут же умолкает под укоризненным взглядом Шаста. Он сегодня и так провинился, не нужно и дальше испытывать судьбу. Поэтому он покорно ждёт, вслушиваясь в доносящиеся из ванной звуки Шастовой рутины. Когда Антон возвращается и забирается в кровать, Арсений тут же придвигается к нему и кладёт голову на плечо, закидывает на него ногу и обнимает поперёк груди — в общем, вплавляется в него полностью, трётся щекой и почти мурлычет. — Ну что ты, маленький? — с нежностью говорит Шаст, обнимая его в ответ и поглаживая по спине. — Всё хорошо? Арсений кивает, не открывая глаз. — Умница мой, — чмокает его в макушку Антон. — Самый замечательный мальчик в мире. Внутри разливается тепло, и Арсений абсолютно счастливо вздыхает. Дурацкий проект кажется таким незначительным, незаслуживающим таких нервов и переживаний, которые он на него потратил, Антон рядом тёплый и надёжный, бормочет что-то ласковое, и Арсений спокойно засыпает, вслушиваясь в успокаивающие интонации.