Обратная сеть

      Чонгук впервые увидел его около полугода назад в том самом бизнес-центре, где, как позже выяснилось, он работал. Дядя Чонгука не разрешал ему приходить к себе в офис, чтобы «не светить раньше времени своим красивым лицом», однако в тот день сам позвонил, злой как черт, и попросил срочно привезти ему какую-то синюю папку с документами, которая лежала в самом верхнем ящике стола в его кабинете. Чонгук тогда неохотно отлепил себя от широкого мягкого дивана, прихватил ту самую папку, стараясь больше ничего не трогать в дядином кабинете, откуда тот в последние два года практически не вылезал до самой поздней ночи, и, поправив объемный капюшон своего черного худи, вышел из квартиры, отправляясь на подземную парковку.       Дядя его очень любил, и хоть старался не особо баловать, но тем не менее на совершеннолетие Чонгука подарил ему не слишком дорогой, зато личный, новый, черный блестящий автомобиль. «Заработаешь — сменишь», — сказал ему тогда дядя, но Чонгук его даже не слушал, набросившись с благодарственными объятиями прямо на парковке, заставив родного человека забавно нахмуриться, однако затем почувствовав, как его все же обняли в ответ.       Чонгук добрался до здания бизнес-центра довольно быстро, радуясь про себя, что в такое время суток удавалось избежать пробок. Он въехал на парковку и, прихватив папку с бумагами, ускоренным шагом направился в офис, максимально натянув на себя капюшон. Дядя оставил ему пропуск на стойке администрации, и, предъявив документы, Чонгук смог забрать его из рук улыбающейся девушки, после чего — подняться на лифте и без проблем попасть сразу в его кабинет.       Вероятно, те немногочисленные сотрудники, что успели его заметить, приняли его за курьера и даже не обратили особого внимания, продолжив заниматься каждый своими делами. Чонгук тогда закрыл за собой дверь и, аккуратно положив папку на широкую гладкую поверхность стола, прямо перед дядей, с некоторым волнением в голосе спросил: «Хён, все в порядке?». Нет, Чонгук не дурак, и он прекрасно видел по хмурому выражению лица напротив, чужим прикрытым векам и массирующим виски пальцам, что все было не в порядке, но просто не знал, что сказать, а проявить свое беспокойство за близкого человека все-таки хотелось.       Дядя тогда тяжело вздохнул, поднял на него задумчивый взгляд и проговорил: «Начиная с этих выходных, буду вводить тебя в курс дел компании. Мне нужно будет от тебя часа два в субботу и столько же в воскресенье. Постарайся теперь строить свои планы, учитывая это.» Чонгук кивнул и, получив уставшее «спасибо» за документы, направился к выходу.       Они с дядей уже не раз обговаривали, что после окончания университета Чонгук придет работать в эту же компанию, и он был совсем не против. Скорее, наоборот — благодарен за такую прекрасную возможность занять неплохую должность, не выстраивая при этом длинный путь по карьерной лестнице. Говоря простым языком: Чонгука собирались устроить по блату. И он соврал бы, если б сказал, что его это как-то беспокоило. Тем не менее именно дядя настаивал на некоторой скрытности — во избежание лишних слухов.       Чонгук как раз вышел из лифта на первом этаже, когда услышал чей-то звонкий смех, на который почему-то захотелось оглянуться и найти его обладателя. Он окинул беглым взглядом достаточно широкое пространство помещения и, наконец, выцепил из толпы двух парней: один был ростом с Чонгука, но чуть более худой, с темными волосами и странноватой улыбкой, а вот второй как-то уверенно и неожиданно перехватил на себя все внимание Чонгука целиком и полностью, без остатка.       Чонгук в своей жизни успел встретить немало красивых, привлекательных людей, но какими бы милыми чертами они ни обладали, ничью внешность еще ни разу не хотелось назвать ангельской. Однако в тот момент, наткнувшись взглядом на лицо невысокого парня с блондинистыми волосами, изысканно блестящими даже от скудного искусственного освещения, с чуть пухловатыми щеками и прищуренными от смеха глазами, цвета, кажется, густой, переваренной карамели, Чонгук подумал именно об этом: если бы он верил, что ангелы существуют, для него их человеческое обличье выглядело бы примерно так.       Смех прекратился, и Чонгук чуть заторможенно отвернулся, перед этим невольно успев пересечься взором со вторым парнем, — тем самым, который стоял рядом с объектом его наблюдения. Чонгук немного рассеянно оглянулся вокруг, после чего, поправив капюшон своего худи и натянув его еще ближе к глазам, отыскал взглядом стойку администрации, а вместе с ней и выход из здания, местонахождение которого на доли секунды, пока рассматривал чужую красоту, успел слегка подзабыть.       Помимо восхищения чужой внешностью и сиянием прекрасной улыбки, гармонирующей с мелодичным смехом, Чонгук, уже направившись к огромным стеклянным дверям, случайно уловил чужое имя — Чимин. По крайней мере, тот второй, взгляд которого Чонгук непроизвольно поймал, обратился к своему собеседнику, кажется, именно так.       Чонгук в тот день вернулся домой, стараясь оградиться от непредвиденной, яркой вспышки интереса к абсолютно незнакомому человеку, которого он случайным образом увидел и которого вряд ли имел шанс еще хоть раз встретить, даже устроившись к дяде в компанию и начав, наконец, полноценно в ней работать. Возможно, он и вовсе забыл бы об этом очаровательном парне с ангельской внешностью, если б однажды, находясь в дядином кабинете и пытаясь вникнуть в особенности функционирования отдела логистики, не стал свидетелем чужого телефонного разговора, в котором дядя произнес фразу, вызвавшую в Чонгуке необъяснимую волну едва уловимых мурашек: «Передайте это Пак Чимину. Он разберется. Остальное я сам решу.»       Чонгук тогда вновь замер, невольно задержав дыхание. В голове тут же отобразился неконтролируемым всплеском обрывок воспоминания с чужими прекрасными чертами и благозвучным смехом, который вновь заиграл в памяти, как будто был услышан не несколько недель назад, а совсем недавно, едва ли не только что.       Чонгук еле удержался, чтобы не обрушить на дядю целый ворох вопросов, которые вели к одному и тому же — желанию узнать, кто такой Пак Чимин, но ему все же удалось собрать всю свою выдержку и любопытство в одну воображаемую корзину и накрыть их такой же иллюзорной неплотной крышкой, где они на протяжении всего последовавшего часа истязали друг друга, пока дядя тыкал пальцами в какие-то документы и что-то рассказывал, а Чонгук, взывая к своей совести, честно пытался что-либо запомнить.       Наконец, дядя тяжело вздохнул и откинулся на спинку своего кресла, устало прикрыв глаза ладонью на несколько секунд, — чем дал понять, что их «Уроки бизнеса для чайников» окончены. Однако Чонгук уходить из чужого кабинета не спешил. Он нервно сглотнул и, стараясь выглядеть максимально безразличным, спросил: «Хён, а у тебя есть фотографии сотрудников компании?» Дядя в тот момент посмотрел на него задумчивым взглядом, после чего спросил: «Зачем тебе?» Чонгук почувствовал, как у него слегка вспотели ладони, поэтому, стараясь незаметно вытереть их о свои джинсы, он, улыбнувшись, пожал плечами и ответил: «Просто хотел посмотреть, с кем придется работать.» Дядя, продолжая сверлить его лицо изучающим взглядом, как-то недоверчиво хмыкнул, но затем все же сосредоточился на экране компьютера, перед которым сидел, и, щелкнув несколько раз мышкой, кивком головы подозвал Чонгука к себе. «Здесь лишь руководящий состав», — предупредил он. «Значит, и твое фото есть?» — задал не требующий ответа вопрос Чонгук, расплывшись в хитрой улыбке, а дядя, встав с кресла, нахмурился, после чего бросил что-то вроде «Я в ванную» и вышел из кабинета.       Чонгук уселся на чужое удобное кресло и, почему-то нервно сглотнув, начал пролистывать страницу сайта компании с открытыми фотографиями. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы он смог увидеть прекрасное лицо с пухловатыми щеками, от вида которого сердечный ритм против воли ускорился, распугав, кажется, все рациональные мысли и вызывая неконтролируемую мягкую улыбку.       Фотографию парня, который в тот день был с Чимином, Чонгук не нашел, и это могло значить либо что он занимал более низкую должность, либо что он и вовсе работал не в их компании, а в какой-то другой, располагавшейся в том же бизнес-центре. Наверное, именно с того момента Чонгуку уже самому не терпелось поскорее выйти на работу, ибо он словно обрел дополнительную мотивацию для активного вовлечения в их с дядей занятия.

***

      Все последовавшие пару недель Чонгук усердно старался игнорировать тревожную мысль о том, что его ангел Пак Чимин мог оказаться абсолютно незаинтересованным в парнях, иначе говоря — натуралом, и разбить сердце простому смертному Чон Чонгуку. Решив все же позволить себе крохотную надежду на лучшее, Чонгук, чтобы не сойти с ума от частых мыслей о человеке, которого он видел всего один раз, вознамерился отвлечься, поэтому когда его друг, с которым он вместе учился, позвонил и чуть ли не рыдая попросил составить ему компанию в увлекательном занятии «Заглуши горе выпивкой», Чонгук почти без раздумий согласился.       Его друг, которого звали Сон Хиджун, предложил ему встретиться вечером в гей-клубе, в котором они уже были как-то несколько раз, еще до окончания университета. Возможно, именно на почве сексуальной ориентации они в свое время и сдружились, когда Хиджун проболтался, что встречался с парнем, а Чонгук, которого в целом влекло почти одинаково: и к мужчинам, и к женщинам, лишь улыбнулся, видя моментально возникший испуг во взгляде Сона, и, похлопав товарища по плечу, попросил не переживать об этом. С тех пор Хиджун от него не отлипал, и они сами не заметили, как стали чуть ли не лучшими друзьями.       В тот день была суббота, и народу в клубе оказалось предсказуемо больше чем дохрена. Они выпили несколько шотов текилы, дополнили их еще чем-то сверху, и хоть Чонгук старался вливать в себя гораздо меньше чем его друг, который, оказывается, переживал болезненное расставание с очередным парнем, ему тоже знатно ударило в голову, заставляя пространство вокруг мерцать более размытыми пятнами, а лица людей сливаться в едином клубке, где не различались их индивидуальные черты.       Хиджун заметно разомлел и, закинув Чонгуку руку на плечо, одновременно притягивая к себе, стал заплетающимся языком признаваться в безграничной дружеской любви, и вот тогда Чон понял, что им пора на выход. Пока он сам еще находился в относительно адекватном состоянии. Они действительно были просто друзьями, и хоть со стороны их взаимодействие могло натолкнуть кого-то на немного иного рода мысли, Чонгук знал, что алкогольная тактильность и любвеобильность его друга никогда не имели под собой абсолютно никакого подтекста.       Чонгук уже почти дотащил повисшего на нем Хиджуна до выхода из клуба, как его тело внезапно пронзил резкий удар. Не физический, а словно состоящий из непонятного и необъяснимого колкого внутреннего импульса. Где-то на периферии зрения Чонгук как будто уловил знакомые черты, которые он жаждал бы увидеть, но сомневался, что это было возможно в таком месте. Ему показалось, что в толпе он заметил Чимина.       Хиджун пошевелился и неожиданно сильно дернул головой, тем самым нечаянно стукнувшись с Чоном, вызывая в черепной коробке противный звон, от которого оба издали короткие болезненные стоны. Однако именно это вывело Чонгука из кратковременного ступора и заставило пойти дальше к выходу, вытряхнув навязчивые мысли из головы. Вероятно, Чимин, даже не зная, кто такой Чон Чонгук, настолько успел въесться в его разум, что теперь мерещился в случайных прохожих. Именно с таким умозаключением нетрезвого рассудка Чонгук и покидал в ту ночь клуб.

***

      Воображение воображением, но любопытство — вещь страшная, оказывается. Чонгук и сам вряд ли смог бы себе объяснить, что он делал в том же самом клубе каждую следующую субботу, находясь там уже в одиночку и досконально рассматривая каждого посетителя этого неоднозначного места. Он намеренно решил в те дни не употреблять алкоголь, чтобы не возникло сомнений и вопросов к собственному рассудку относительно реальности происходящего.       Чонгук не слишком любил подобные заведения и приходил сюда обычно только ради Хиджуна, который периодически с кем-то знакомился и иногда даже впоследствии заводил отношения. Чонгук же чаще — всех отшивал, вызывая при этом недоумение на лице друга, который, однако, лишними вопросами все же не докучал.       В ту субботу к нему также за вечер успели подойти трое разных парней. Лишь одного из них пришлось почти прямым текстом послать нахер, остальные оказались более понятливыми. И хоть в числе этих троих один обладал довольно привлекательной внешностью, Чонгук все же находился там с единственной конкретной целью, сформулировать которую, однако, четко не мог даже в своих мыслях. Чон просто… ждал. Чего-то, в чем нисколько не был уверен.       Несмотря на странность собственных ощущений, приблизительно на третьем часу нахождения в клубе Чонгук все-таки его увидел. И на этот раз он уже не сомневался в правильности той картинки, которая транслировалась в мозг напрягшимся вмиг зрением.       Чимин сидел за барной стойкой, потянувшись рукой к прозрачному стакану с такой же кристально чистой жидкостью, а Чонгук в тот момент, кажется, на секунду забыл, что значит слово «дышать». Он впервые в своей жизни был настолько очарован кем-то, с кем еще даже не был знаком. Как будто сама аура Чимина вцепилась в него железными когтями, вызывая странный, непонятный интерес, притяжение, влечение. Рассудок болезненно закопошился, закручивая целую воронку мыслей, перебивающих друг друга, из-за чего казалось, словно разум и вовсе не находился в рабочем состоянии. Сначала Чонгук смог уловить внутри себя какую-то согревающую волну от мысли, что раз Чимин находился в подобном месте, то с высокой вероятностью был кем угодно, но не натуралом. В сердце еще сильнее разрослась надежда на то, что когда Чонгук начнет свою деятельность в компании, ему удастся приблизиться к Чимину и получше узнать его, стараясь заинтересовать в ответ.       Однако на смену этому светлому чувству моментально пришло что-то горькое, похожее на разочарование, ибо, присмотревшись получше, Чон заметил, что Чимин был в компании того же парня, что и тогда, в бизнес-центре. Его присутствие с такой же высокой долей вероятности могло означать, что они… пара?       Чонгук мотнул головой, неохотно отворачиваясь и бездумно впиваясь взглядом в ближайшую стену. Ему не хотелось, чтобы только обретшая силу надежда сейчас так беспощадно рассыпалась, но он не знал, что ему сделать, чтобы этого избежать. Разве что подойти и спросить: «Эй, а вы вместе, да?», а потом сгорать от стыда в стенах офиса компании, избегая шокированного взгляда Чимина.       Тяжело вздохнув, Чонгук решил все-таки залить в себя стакан чего-нибудь крепкого и сразу отправиться домой. Он уже подошел к барной стойке, позволив себе напоследок полюбоваться Чимином несколько секунд вблизи, и протянул руку к стакану, когда Пак неожиданно резко дернулся, а Чонгук вновь застыл. Кажется, из него неосознанно вырвалось что-то похожее на приветствие, но собственный голос слышался как сквозь пелену плотного тумана. Чонгука словно пригвоздило к месту невидимыми кандалами от того, каким взглядом по нему скользнул Чимин, который почему-то поинтересовался о наличии у него сопровождающего, и, получив отрицательный ответ, что-то сказал своему спутнику, а затем, вызывая своим действием легкое недоумение, подошел и потянулся к уху Чонгука.       Чон ощутил себя так, будто его вырвало из текущей реальности и отправило куда-то еще, куда-то далеко, за границы «здесь и сейчас». Из чужого шепота, прошедшего по коже облаком горячего дыхания, Чонгук смог различить лишь «со мной» и, даже не думая о смысле фразы Чимина, просто ответил: «Поехали…»       Бывает так, что время стирает свои четкие очертания, вымывая определяющие его рамки, и становится сложно понять, в каком моменте удалось потеряться, сколько он длился, и что именно происходило за этот промежуток. Возможно, как раз поэтому Чонгук не успел заметить, в какой миг Чимин схватил его за руку, приятно делясь теплом своей кожи, как они оказались в такси, наполненном их неловким, но почему-то одновременно необходимым молчанием, как они подъехали к знакомой гостинице, в которой Чон, хоть и не бывал, но много раз видел, проходя мимо.       И только зайдя в случайно выбранный номер, Чонгук смог, наконец-то, прийти в себя, возвращаясь в ту самую временную материю, в которой, кажется, растворился около часа назад. Чимин молчал. Его слегка плавающий от алкоголя взгляд медленно перемещался по комнате, которая выглядела максимально просто: двуспальная кровать, тумбочка, шкаф — это все, что Чонгук смог различить во мраке, но оба почему-то включать освещение не торопились. Они стояли друг напротив друга, не превышая расстояние полуметра, однако никто не предпринимал попыток его сократить.       Чонгук ощущал себя… несообразно, неестественно, непонятно. Ему нравился Чимин. Он хотел Чимина, но… не так. Их нахождение в этом номере подразумевало секс на одну ночь, а Чонгука такой вариант не устраивал. Он поехал вместе с ним только из-за одной мысли, что если он откажется, Пак найдет кого-то другого, а это вызывало неконтролируемый прилив внутреннего негодования, несогласия.       Чимин, наконец, сделал шаг к нему навстречу, и Чонгук успел заметить лишь отсутствие тех самых задорных искорок во взгляде напротив, которые он видел почти полгода назад, прежде чем почувствовал, как его губы накрыли чужие — пухлые, мягкие, немного влажные; на шею легла аккуратная ладонь, скользнувшая к затылку, а груди коснулись крохотные пальцы, нерешительно сжимающие его футболку.       Чонгука вмиг чуть ли не разорвало от нахлынувших противоречивых чувств: с одной стороны, хотелось утонуть в этом потрясающем поцелуе, на который он, хоть и ответил, но не спешил углублять, с другой — разум требовал это все прекратить, переступив через свои беснующиеся желания. Чон опустил руки на чужую талию, наслаждаясь прохладной гладкостью скользящей под пальцами рубашки. Он старался не предпринимать никаких действий сам, но в то же время и не останавливал Чимина, успевшего крепко ухватиться за края его футболки и потянуть наверх.       Чонгук все же, прервав поцелуй, позволил снять с себя черную хлопковую ткань, но уже практически собрался с духом, чтобы отговорить Чимина от продолжения, однако не успел. Пак почему-то замер, смотря на него нечитаемым взглядом, не отрываясь от обнаженной кожи и как будто даже не моргая, отчего Чонгуку стало как-то не по себе. Его бывшие партнеры и партнерши часто восхищались его телом, которое Чон старался довести до воображаемого в собственной голове совершенства, регулярно посещая зал, и отголоски подобного восхищения он видел и сейчас во взгляде Чимина, но в то же время там читалось что-то совершенно противоположное: растерянность, страх, боль.       Пак резко отвернулся, проводя ладонью по лицу, следом зачесывая свои светлые волосы назад и, тяжело вздохнув, произнес негромкое «прости». Оно было настолько искренним, пропитанным чувствами и некоторой уязвимостью своего хозяина, что у Чонгука что-то болезненно щелкнуло в области сердца. Ему нестерпимо захотелось узнать, отчего это прекрасное создание, стоящее к нему сейчас спиной, могло испытывать что-то настолько сильное и неприятное, и почему это «что-то» срезонировало сразу после взгляда на обнаженный торс Чонгука.       Чимин глубоко вздохнул и, повернувшись, кажется, заставил себя неловко рассмеяться и извиниться вновь, словно пытался скрыть свою внутреннюю горесть, но Чон, мягко улыбнувшись в ответ, заверил, что все нормально, после чего сразу же надел обратно свою футболку. Они помолчали около минуты, а затем Чонгук и сам не понял, почему начал рассказывать некоторые истории из своего прошлого, в которых он выглядел не в лучшем свете, но, замечая, как Чимин понемногу расслаблялся, а его улыбка становилась все более искренней, он понимал, что все делал правильно.       Время снова вышвырнуло куда-то в обособленную действительность, не позволяя замечать, как одна история сменялась другой, а Чимин, который вначале был лишь слушателем, тоже начал делиться какими-то нейтральными рассказами, которые Чонгук жадно впитывал. Он забылся настолько, что когда Пак спросил его имя, почему-то так некстати вспомнил о той скрытности, в которую его поместил дядя из-за будущего трудоустройства, и, совершенно не подумав, назвал вместо этого свой ник в социальных сетях, заставив Чимина звонко рассмеяться.       Они просидели в гостиничном номере на полу, прислонившись спинами к бортику кровати, практически до первых рассветных лучей, но оба понимали, что необходимо было расходиться. Чонгук решил, что не будет предлагать свои контактные данные, если Пак сам не попросит, и он не попросил. Этот факт расстроил Чона всего на краткое мгновение, поскольку он знал, что совсем скоро они будут видеться в офисе практически каждый день, за исключением лишь выходных. Именно с этой мыслью, вызывающей легкую радостную улыбку, Чонгук и вернулся домой, щурясь от едва показавшегося на горизонте яркого летнего солнца.

***

      — Чон Чонгук, не охуел ли ты часом? — похоже, именно так звучит голос реальности, принадлежащий в данный момент разозленному дяде.       Чонгук, пытавшийся тихо закрыть входную дверь, вздрогнул, стирая с лица остаточную улыбку, и, медленно повернувшись, рассеянно протянул:       — Х-хён…       В другом конце прихожей стоял его сонный дядя в домашней футболке и штанах. Он, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди, буквально прожигал в Чонгуке дыру своим возмущенным взглядом, подкрепленным для большего эффекта сведенными к переносице бровями. Чонгук негромко сглотнул.       — Раз уж ты дохуя взрослый — сними себе отдельную квартиру и шатайся где хочешь и сколько хочешь, — твердым голосом проговорил дядя, после чего оттолкнулся от стены и, развернувшись, собрался уйти из прихожей, но Чонгук быстро скинул свои кеды и буквально подбежал к нему, повиснув на плечах со спины.       — Прости, хён… — виновато попросил он. — Я не специально. Я знаю, надо было предупредить… Я и сам не заметил, что время уже позднее. — Чон бросил быстрый взгляд на светлеющее небо за находившимся неподалеку окном. — То есть, раннее… Ну ты понял…       Дядя тяжело вздохнул.       — Отцепись, — недовольно пробурчал он. — От тебя несет чужим парфюмом.       Чонгук всеми силами пытался сдержать рвущуюся наружу улыбку, но так и не смог, однако руки с плеч дяди все же убрал, отчего тот медленно развернулся, а Чонгук, наоборот, попытался скрыть сияющее радостью выражение лица. Видимо, не получилось, потому что:       — Пиздец, — констатировал дядя. — Вернулся под утро с влюбленной улыбкой…       И Чон понятия не имел, что на это ответить, потому что… да. Он был влюблен. Так стремительно, спонтанно, непредсказуемо, но так… до зуда на кончиках пальцев приятно и трепетно, что от этого чувства не хотелось освободиться ни на секунду, несмотря на то, что не было никаких предпосылок для взаимности. Кто-то мог бы назвать это любовью с первого взгляда, но Чонгук не спешил давать своим ощущениям подобные определения, ибо для него все же любовь казалась чем-то более сложным, что образуется не сразу, а после преодоления некоторого пути, дистанция которого у всех разная.       Чонгуку нравилось то ощущение блаженной легкости, которое обволакивало его невесомой дымкой, и от которого всего лишь воспоминание о чужом чарующем взгляде вызывало неконтролируемое внутреннее упоение, прорывавшееся наружу в виде беспрестанной улыбки. Дядя наблюдал за его чересчур довольным видом, наверное, минуты три, не меняясь при этом в лице, но затем все же сделал глубокий вздох, на секунду прикрыв веки, и задумчиво отвернулся, отчего Чонгук, кажется, на какое-то время вернулся в реальность.       — Хён… — нерешительно позвал он, заметно посерьезнев. — Но ты же не из-за меня не спишь? У тебя опять был кошмар, да?       Чон вновь подошел к родному человеку и плавно коснулся ладонью чужого плеча, легонько поглаживая. Дядя несколько минут молчал, смотря в одну точку, но затем все же несильно кивнул. Чонгук тяжело вздохнул, чуть крепче сжимая его плечо.       — Я думал, они исчезли… — с сожалением в голосе тихо произнес Чон.       — Стали реже, — ответил дядя. — И менее яркими.       Чонгук сделал очередной громкий глубокий вздох.       — Тебе все равно нужно поспать, хён… Ты очень много работаешь. Я все понимаю, но нельзя так истязать себя…       Дядя напряженно поджал губы, но все же едва заметно кивнул, словно в благодарность коснувшись пальцами руки Чонгука, которая все еще была на его плече.       — Тебе тоже следует выспаться после своего загула. А вечером будет серьезный разговор. Но сначала прими душ… Боже…       Дядя поморщился, а Чон рассмеялся, убрав, наконец, руку и делая шаг в сторону. Его хён напоследок успел взлохматить и без того торчавшие в разные стороны волосы Чонгука, прежде чем ухмыльнуться и отправиться к себе. Чонгук же поймал себя на мысли, что это странное, непривычное утро оказалось одним из самых замечательных в его жизни.

***

      Чонгуку показалось, что он едва успел коснуться головой подушки, оставляя на белоснежной ткани мокрые пятна от своих влажных волос, как уже через пару минут на него что-то обрушилось, вынуждая возмущенно застонать и чуть приоткрыть веки. Пытаясь сфокусировать сонный неосмысленный взгляд, Чон смог различить валяющуюся у него на постели подушку, которая, видимо, и прилетела в него, а в метре от кровати — чей-то размытый силуэт, который мог принадлежать только одному человеку.       — Хё-ё-ён… — недовольно протянул Чонгук хриплым голосом, пытаясь спрятаться за одеялом от солнечных лучей, которые ворвались в комнату в ту же секунду, как его дядя резким и безжалостным движением распахнул плотные темно-синие шторы.       — Пора вставать, Чонгуки, — издевательским тоном пропел он, на что Чон смог лишь издать какое-то страдальческое мычание, но из-под одеяла все же вылез.       Дядя тяжело вздохнул, после чего уже с промелькнувшей заботой в голосе добавил:       — Я приготовил завтрак. Хотя по времени уже скорее ужин.       Эта фраза заставила Чонгука, наконец, быстро проморгаться, принять сидячее положение и растянуться в довольной улыбке. Обычно среди них двоих готовил как раз таки Чонгук, ибо больше времени проводил дома, чем его загруженный работой хён. Это не было обязательным правилом, а сложилось как-то само, да и Чону хотелось хоть чем-то быть полезным, раз уж он не работал, а фактически сидел у родного человека на шее. Но иногда все же случалось так, что к готовке притрагивался его дядя, и такие моменты Чонгук особенно любил и ценил, потому что на его скромный взгляд дядя готовил просто божественно.       — Я быстро в душ, а затем приду, — с разгоревшимся энтузиазмом оповестил Чон, подскакивая с кровати.       Дядя коротко усмехнулся, скрестив руки на груди и, мотнув головой, вышел из комнаты.       Чонгук и правда ускоренно привел себя в порядок в ванной и, не удосужившись даже чуть подсушить волосы, помчался на кухню, жадно втягивая носом аппетитный запах еды, разлетевшийся по всей квартире. Дядя, видя голодный взгляд своего племянника, рассмеялся, наполняя тарелку приготовленной пищей. Чонгук сейчас напоминал себе и наверняка своему хёну ребенка, каким он когда-то был, практически не отлипая от близкого человека и с восторгом проводя время вместе с ним. Его родственник был ему не только дядей, но и отцом, и старшим братом, которых для Чонгука в действительности никогда не существовало. И несмотря на то, что они с дядей носили разные фамилии, ибо Чонгук по какой-то причине все же получил фамилию биологического отца, которого никогда не видел, именно дядя оказался для него самым близким и родным человеком, связь с которым Чон искренне считал особенной.       Они вместе позавтракали-поужинали довольно быстро, ибо Чонгук иногда проглатывал пищу, едва успев прожевать, а порция дяди всегда была раза в два или в три меньше и много времени не требовала.       — Помоешь посуду — приходи в кабинет, — дал указания хён, вставая из-за стола, на что Чонгук с набитым ртом лишь понятливо промычал.       Он зашел к дяде, как тот и просил, минут через пятнадцать, застав его сидящим в своем кресле и задумчиво смотрящим в широкое панорамное окно, за которым уходящее в закат солнце бросало на город яркие рыжеватые блики, проникающие на землю сквозь непорочное безоблачное небо. На звук шагов Чонгука дядя повернул голову и одарил его серьезным взглядом, дожидаясь, пока племянник усядется напротив.       — Завтра ты выходишь на работу, — сходу сообщил хён. — Ты уже давно готов, и если б не некоторые сложности, возникшие в компании за последние пару месяцев, это произошло бы гораздо раньше. Но прежде чем садиться в директорское кресло, поработаешь в отделе продаж. Руководитель одного из них как раз ушел в отпуск, а ты на месяц его заменишь. Справишься — получишь свой кабинет и более высокую зарплату. Если же нет — будем решать, что с тобой делать дальше. Вопросы?       Чонгук непроизвольно сглотнул, но все же отрицательно покачал головой. Неудивительно, что его охватило волнение от такой вроде бы предсказуемой, однако в то же время неожиданной конкретно для этого момента новости. Он аккуратно потер друг о друга слегка вспотевшие ладони, не отрывая взгляда от уставшего лица дяди, который, видимо, считав его переживания, еле заметно улыбнулся.       — Ребенок, не трясись ты так. Все с чего-то начинали.       Чонгук на секунду прикусил губу, но затем неглубоко вздохнул, бесцельно смотря куда-то в сторону.       — Дело не только в этом… — неуверенно проговорил он.       — А в чем?        Чон на секунду нерешительно посмотрел на лицо дяди, а затем чуть громче добавил:       — Я расскажу, обещаю. Просто… немного позже.       Дядя одарил его очередным задумчивым взглядом, но все же спрашивать ничего не стал, за что Чонгук был ему безмерно благодарен. Он не хотел пока рассказывать о том, что влюбился в теперь уже их общего коллегу, потому что и сам одновременно предвкушал и боялся встречи с Чимином, который наверняка будет шокирован его появлением в офисе. Как будто подслушав его мысли, но все же определенно думая о чем-то своем, дядя вслух произнес, тяжело вздохнув:       — Завтра будет сложный день…       А Чонгук, наверное, впервые в своей жизни осознавал столь глубокое значение этих слов.