Вечность и Луна

- Дуиллий. Быстро ко мне. – Парнишка поднял глаза от книги и внутренне похолодел. Мама никогда не кричала. Мама приказывала. Он поднялся и даже не отряхивая брюки от прилипшей к ним травы кинулся к ней. Добежал и встал по стойке смирно. Словно слуга, а не сын. – Ты где был? Она не нуждалась в ответах. Эта женщина и так все знала. И ей не нравились занятия сына, поэтому любой ответ будет неверным. Любой. Дуиллий просто склонил голову. - Мне жаль. Щека тут же вспыхнула огнем. - Мне жаль. И вторая. Мать. Он ненавидел это слово всей своей душой. Особенно после того как эта женщина, прикрываясь благими намерениями отправила его на фронт. Прошел месяц как он сбежал оттуда. И с тех ни дня не прожил без побоев. Хотя это лучше, чем умереть от рук врагов. И он хотя бы больше не голодал, пусть и приходилось воровать тайком еду с кухни. А еще эти голоса… - Встань. – Дуиллий поднялся с земли и встал, понурив голову. Щеки болели и наверняка сейчас были малиново-красными, но поднять глаз на мать он не смел – знал, что так сделает только хуже. – За мной. Она пошла не к дому, к воротам, а Дуиллий не спрашивал: видимо его решили наконец-то вышвырнуть, что ж, давно пора. Он обернулся, жалко, что не сможет забрать книги, за них было обидно, а голоса в голове вспыхнули, вторя ей. Ворота скрипнули, когда два привратника отодвинули створки и под ногами зашуршал гравий. Сделав по нему два шага мать остановилась и развернулась. - Подними голову. – Дуиллий поднял. Мать что-то повесила ему на шею, скривившись при этом, словно нечаянно прикоснулась к грязному белью. – Не опозорь меня хотя бы в этот раз. Дуиллий не понимал. В этот раз? И внутренне похолодел. Опять на фронт? Однако приближавшаяся повозка не походила на телегу, собиравшую добровольцев для войны, а когда Дуиллий пригляделся, то понял, что она из храма. Голоса в голове тут же взметнулись вверх, противясь самой идее сесть в нее. Дуиллий отшатнулся, готовый бросится обратно на территорию поместья, но мать заметила его нерешительность и больно поймала за руку. Ее недовольное лицо скривилось в отвращении. - Поверить не могу, что дала жизнь такому отребью. Повозка приближалась, сияя белизной в приглушенном осеннем солнце. Выведенные на ней золотом и серебром непонятные письмена заставляли отворачиваться, не смотреть, бежать. Он попытался вырваться, но пальцы женщины, пробывшей ее матерью пятнадцать лет не давали сдвинуться с места. Голоса вопили. Повозка остановилась прямо перед ними, и из нее вышел маг, служитель праведного Аюма, в серебряном одеянии, он улыбнулся хозяйке нового послушника и любезно поцеловал ее руку. - Да благословит вас Аюм, госпожа. Как поживали? - Вашими благословениями. Вот. – Она дернула Дуиллия вперед. – Мой сын будет верой и правдой служить Аюму, да пребудет со всеми нами его благословение. - Да будет так, госпожа. – Служитель внимательно посмотрел на Дуиллия, а потом снова повернулся к женщине. – Тогда храм заберет его. Он сможет засиять. Госпожа хищно улыбнулась. - Пусть только попробует не засиять. Служитель ничего не ответил на это, только расплылся в мягкой улыбке и освободив мальчишку из цепкого захвата его матери, пинком запихнул в повозку. - Тогда, да благословит вас Аюм, госпожа. - Хорошей дороги, священство. Служитель залез внутрь и приказал трогать. Дуиллий не сводил с него глаз. Служитель Аюма, раньше он их видел только издали, этих магов и просто священников, а теперь его отдали в храм. Просто отдали, как на поле боя передавали друг другу вещи погибших, ведь зачем им пропадать? Дуиллий мертвой хваткой вцепился в кулон на шее. Теперь у него нет дома, это он знал – все служители принадлежали храму, навечно. Они никогда не покидали его, даже после смерти на их надгробиях были выведены слова молитв. Дуиллий столкнулся с цепким взглядом служителя, но тот лишь раздраженно цокнул и отвернулся к окну. Значит, храму он тоже не особо нужен. Тогда кому он нужен? Кому? *** Жизнь в храме оказалась мало отличимой от жизни на поле боя. Разве что ему выделили комнату и одежду не пришлось стаскивать с мертвых бойцов, а еще каждый день из них делали магов. Дуиллий замер на половине дороги, глядя в открытое небо, развернувшееся над внутренним двором. Бездонно голубое. Голос подсказывал окропить его красным. Вывернуть наизнанку и повесить над всеми, чтобы оттуда на них капала кровь. Дуиллий моргнул, прогоняя наваждение, очередное из многих. Он ни с кем не обсуждал этот голос, но, если верить старшим послушникам, если верить профессорам, внутри него расцветал иной мир. А это был атрибут темных. Мимо пронеслась группа мальчишек младшего возраста, все как один с книгами в руках, с исписанными листами. На их форме красовались звезды. – отличники. Дуиллий посмотрел на собственный плащ и тяжело вздохнул. Ему никогда не стать одним из этих юнцов он знал – светлая сила отказывалась его принимать. Аюм не хотел даровать ему своего всеобщего благословения. Ходили слухи, что он отвержен. Иногда рождались такие дети, на которых не действовало благословение единого бога, но Дуиллий знал. Не поэтому. Он просто давно принадлежал другим богам, о которых ему никто никогда не рассказывал. Он принадлежал иному миру. Светлое и темное были как две стороны одной медали – считали обыватели, как зло и добро – думали светлые. У темных не было бога, они сами были богами, посмели посягнуть на неприкосновенное – на собственные тела, превратив их в химер – что-то среднее между животным и человеком. Дуиллий читал об этом в одном из учебников по основам: оборотная магия, позволяющая темному стать животным. Каким, решает сам маг. Но не всегда. Дуиллий не думал, что станет темным хоть когда-нибудь – его убьют быстрее, чем он пробудит иной мир в себе, он умрет здесь, в светлой обители Аюма, провалив какой-нибудь очередной тест. Дуиллий не был согласен с такой смертью. Нет. За два года, что он пробыл в храме, в его голове появились некоторые вещи, которых там не было никогда раньше: амбиции. Желания. Воля. Дуиллий не был готов становиться верной псиной храма, пусть и знал, что никогда не сможет ей стать – его способности называли жалкими все, кому не лень, начиная учителями и заканчивая детьми, которых он колотил в ответ. Дуиллий посмотрел на небо сквозь пальцы и закрыл глаза прислушиваясь. Голос в голове пел. Пел красиво, беззвучно и без слов. Он был единственным кто слышал его, никто другой не мог. Сзади послышались шаги, и Дуиллий резко опустил руку. - Разрази тебя иной мир, Дуиллий! Марш в класс! – В проходе показалась женщина, седая, опиравшаяся на трость она была одной из трех женщин-магов в мире. Две из них были светлыми, а еще одна темной. Первой ведьмой в истории. И последней Великой. - Простите госпожа. – Дуиллий отвесил дежурный поклон и зашагал в класс. Там уже было шумно, и заняты почти все парты. На каждой стояло по клетке. Дуиллий мрачно опустился на свое место. Сегодня голос пел особенно громко. Через какое-то время в кабинет зашел преподаватель и очередная полуторачасовая пытка началась. Дуиллий огляделся. У всех в клетках сидело по птице – результат прошлых занятий по призыву – они вели свои трели, порхали между прутьев и были невероятно красивы. Учитель объяснил задание: приручить птицу. Заставить ее петь. Дуиллий посмотрел на свою пустую клетку. Он так и не смог призвать ни одну. Три занятия. Три. Они не слушались его. Заметив разочарование ученика, учитель с неохотой подошел и сам призвал птицу – та легко впорхнула в класс через окно, сама залезла в клетку и стала ждать. Дуиллий прочел заклинание. Птица смотрела на него своими черными бусинками и молчала. Он прочел его снова. И еще раз. Еще. Птица молчала. По классу разнеслась первая трель. Дуиллий стиснул кулаки. Голос шептал, как красиво будет смотреться алый на перьях. Птица молчала. Опять. Все повторялось снова. Он бесполезен. Бесполезен. Никому не нужен. Его никто не поймет. Ему никто не поможет. Он просто ничтожество. Почему? Почему кому-то дано, а ему нет? Чем он хуже? Зачем… Зачем его отправили в ад? Дуиллий скрипнул зубами, не отрывая глаз от птицы, поднял руку. Что стоит человеку освободить пичужку из клетки? Ничего. Ее маленькое тельце трепетало в его кулаке. Маленькая. Красивая. Она наверняка прекрасно поет. Только его не слушается. Дуиллий сжал кулак, и голос в голове возликовал, глядя как кровь стекает из раздавленного тела. Да. Голос. Дуиллий поднял голову, смотря прямо перед собой. Командуй. И голос запел. Дуиллий никогда не слышал настолько прекрасной песни: она лилась, казалось, отовсюду, расцветала кровавыми узорами на партах учеников, на их одеждах. Пусть все сдохнут. Пусть пройдут через тот же ад, что и он. Почему они могут петь им, но не ему? Пусть все сдохнут. Пусть все умрут! И иной мир показался. Прорвался в мир светлых вывернутыми внутренностями десятков маленьких птиц, он плясал у их мертвых тел, рисовал их красной, еще теплой кровью, пролетал над головами перепуганных мальчишек призрачными трелями и смеялся, смеялся… Дуиллий хохотал вместе с ним, а потом вскочил и вылетел из класса, понесся куда-то, не разбирая дороги. Просто прочь, просто подальше. Он знал, что в воротах есть лаз: старшие часто убегали в город, - и именно через него он юркнул вон. Светлые одежды тут же вымазались грязью, но ему не было дело. Дуиллий бежал. Смеясь, несся по улицам без цели, пока не выбежал прочь из города, пока не оказался в лесу и не влетел в группы темных. Он узнал их сразу – иной мир откликнулся радостным воплем. И тогда, широко улыбаясь Дуиллий попросился к ним. Ведь там он наконец-то окажется хоть кому-то нужен. *** Дуиллий не был нужен абсолютно никому. Темные не учили, не воспитывали и не заботились. Для них он был не больше чем очередное пушечное мясо в грядущей войне со светлыми, но даже так, Дуиллий был счастлив. Ведь ему показали иной мир. Какой-то маг развернул его прямо в реальности, и у Дуиллия не осталось ни единого сомнения в принятом решении. Иной мир был прекрасен. Тем же вечером Дуиллий оставил все позади. Как и имя, приклеившееся к нему с рождения. Расгард не имел дома, ведь дом – место куда можно вернуться. Не имел учителей – ведь они те, кто о тебе заботятся. Не имел друзей, темные ни за что не станут умирать друг за друга. И ему было плевать. Иной мир пел в его голове не переставая, и звучал просто прекрасно. А выглядел и того лучше. Расгард в отчаянии резал вены, пытаясь хотя бы мельком снова взглянуть на явленное ему великолепие, только ни одно заклятие не отзывалось. А остальные темные больше ничего не объясняли. Они готовились к войне. К войне против светлых. Шли куда-то, собирались, искали бойцов. Расгард шел вместе с ними, воровал книги, читая их днями на пролет и не разбирался. А иной мир говорил внутри, никак не хотел вылезать в реальность, не хотел подчиняться. Расгард был готов подождать. Новые темные появлялись в их лагере постоянно. И их становилось все больше по мере того, как расползались новости о войне. Еще не начатая она уже сломала множество жизней. Расгард, как и любой темный, ждал ее всей душой. Как и любой, он хотел принести в мир ад. Пока наконец не получил такого шанса.