Вечность и Луна

Голова Хвазада на плече ощущается необычайно привычно, словно так и должно быть, словно так было всегда, и Расгард не сразу отталкивает того прочь, хоть ночь уже опустилась, догорели последние огоньки заката, пора было двигаться дальше, разводить костер. Расгард не решается будить. Он не хочет. Боится, что тени отберут у него что-то, что он не может облечь в слова, какое-то чувство, наваждение. Он сидит внутри телеги, перебирая в голове все произошедшее, как за последние несколько недель, так и задолго до. За их плечами огромная жизнь, которой сейчас кажется мало. Эта жизнь больше той, что он помнит. Ему кажется, что Хвазад это знает, иногда мелькает в оранжевых глазах некая затаенная тоска, настолько явная, что Расгард понимает – не могла она вырасти за время их знакомства. Не могла. Он осторожно выпрямляет подогнутую ногу, стараясь не потревожить двух птиц у себя на плече, однако София все же дергается, открывает глаза, а вслед за ней просыпается и Хвазад. И прежде чем тот отстраняется сам, Расгард слишком грубо спихивает со своего плеча его голову. Встает. Хвазад зевает и потягивается, глядя на него снизу-вверх. В глазах еще пляшут сонные тени, и Расгард на мгновение заворожённо в них вглядывается, но потом бросает грубоватое «вставай» и выпрыгивает вон. Чтобы не видеть. Хвазад вылезает следом, заспанно бредет к шумящему неподалеку ручью, и Расгард едва успевает впихнуть в его руки котелок. Хвазад даже не вздрагивает, настолько верит. Расгард провожает его взглядом до высоких кустов и оглядывается в поисках веток для костра. Тени ползут к его ногам, норовя утащить, поглотить, воздать за все его злодеяния, и он отпинывает их, слишком материальных, чтобы быть иллюзией, идет в самую гущу, старательно игнорирует голоса. Потому что знает. Вернется Хвазад и все закончится. Когда он придет, заиграет веселое теплое пламя. Расгард ждет этого какой-то самой далекой и спрятанной частью своей души, и почему-то знает, что никогда не дождется.