***
Летние каникулы Хёнджин коротает с близкими людьми. То с Феликсом выбираются на свидание куда-нибудь на природу, где нет посторонних глаз, то с Джисоном устраивают совместные вечера за игрой в приставку или просмотром очередного супергеройского фильма. Хёнджин усиленно пытается найти баланс между любовью и дружбой, стараясь уделять достаточно времени и Феликсу, и Джисону. Вроде бы у него даже получается, но ночевать как минимум три раза в неделю у своего парня входит в привычку. Тем более что с возвращением возбуждения их с Феликсом отношения накаляются: теперь длительные поцелуи вызывают реакцию у обоих. Они постепенно сдвигают рамки допустимых для прикосновений зон, плавно смещаясь на талию, поясницу и бёдра. Хоть мрачные картины из клуба так и норовят вызвать новый приступ паники, Хёнджин старательно концентрируется на ощущениях здесь и сейчас, удерживая в сознании мысль, что с ним находится Феликс, а не очередной клиент. В один из дней он настолько смелеет, что седлает бёдра Феликса, прижимаясь к нему всем телом и глубоко целуя. — Я хочу тебя. Давай попробуем, — выдыхает ему в губы Хёнджин. В паху слишком тесно, по спине стекают капли пота, внизу живота усиленно бьются бабочки. Летом в Сеуле безумно душно и влажно, однако Хёнджин плавится не из-за погоды, а из-за парня напротив. — Я тоже очень хочу тебя, Хёнджин, но нам не стоит торопиться, — Феликс чуть отстраняется, виновато улыбаясь. — Давай хотя бы попытаемся. Я… — Не думаю, что ты готов. Да и я тоже. Мы только недавно перешли к этому, — он демонстративно ведёт ладонями вверх по бёдрам Хёнджина, останавливаясь на тазовых косточках, — а ты хочешь сделать такой серьёзный шаг. Хёнджин понимает, что Феликс прав. В конце концов, даже с мастурбацией у него сохраняются проблемы: до разрядки удалось дойти лишь пару раз, не проваливаясь в гнетущие воспоминания. Как поведёт себя организм в случае такой интимной близости с другим человеком — неясно. Но всё равно так хочется Феликса, так хочется почувствовать себя тем, кто сможет подарить ему удовольствие за всю ту заботу, что он получает от него. Поэтому Хёнджин пытается ещё раз, присасываясь губами к его шее. Он оставляет десятки поцелуев на коже, мажет по ней языком и забирается руками под ткань футболки своего парня. Феликс шумно выдыхает, его пальцы на талии сжимаются сильнее, а кадык призывно дёргается, отчего Хёнджин уделяет внимание и ему, обхватывая губами. — Хёнджини, любимый, — зовёт его Феликс. Приходится приложить большие усилия, чтобы оторваться от золотистой шеи. Хёнджин выпрямляется, перед глазами плывёт от страсти — он видит перед собой лишь розовые пухлые губы идеальной формы и не может отвести от них взгляда. Как же хочется целовать их в каждой существующей вселенной. Остаётся надеяться, что другим Хёнджинам повезло куда больше. — Нужно ведь подготовиться к процессу, мы не можем вот так спонтанно. — Подготовиться? — глупо переспрашивает Хёнджин, следя за движениями притягательных губ. — Ты про смазку и презервативы? — Не только. Конечно, это тоже важно, но я говорил про очистку. Низкий голос Феликса гипнотизирует, поэтому до Хёнджина не сразу доходит смысл услышанного. — Очистку? С каждым вопросом Хёнджин чувствует себя всё глупее, но он правда не понимает, о чём вообще речь. Феликс ладонями обхватывает его лицо и приподнимает, устанавливая зрительный контакт. — Как много ты знаешь об анальном сексе, Хёнджин? — спрашивает он, серьёзно и внимательно смотря на него. К щекам приливает жар: Хёнджину ужасно стыдно. О таком они раньше не говорили, лишь Джисон в курсе всей ситуации, но он просто друг, и его это не сильно касается. А как отреагирует Феликс? Хёнджина ведь буквально обесчестили. — Д-да я и об обычном не знаю, — запинаясь, бормочет он. — Я никогда ни с кем… Кроме того случая в клубе. А по согласию ни разу. В Феликсе будто что-то ломается: его глаза становятся темнее, пальцы сжимаются в кулаки, ноздри раздуваются, но он ничего не говорит. Тишина затягивается на несколько минут — вот и притормозили. Хочется провалиться сквозь землю. Может, стоило соврать? Проклиная себя за беспечность, Хёнджин спешит извиниться: — Прости меня. — За что, Хёнджин? — наконец подаёт голос Феликс. — Что я такой. Ну… — Хёнджин закусывает губу, с силой сжимая её зубами. — Что у меня нет опыта, а девственности лишили так, и… Хёнджин тонет в бездонных глазах, которые засасывают, словно чёрные дыры, пока в собственных скапливается влага. Он чувствует себя таким испачканным, замаранным: у него отняли даже это. Даже чёртов первый раз. — Ты не должен извиняться, Хёнджини, — Феликс говорит медленно, будто гипнотизирует, в попытке донести истину. — Ты ни в чём, слышишь? Ни в чём не виноват. — Но я же… Тебе разве не противно? После него… Это мерзко. Мне мерзко. Я грязный. Будто его… его… Он словно всё ещё во мне, и это невозможно отмыть, невозможно… Он говорит так быстро и обрывчато, из-за чего сомневается, что Феликс его поймёт в принципе. Но Феликс, кажется, понимает, притягивая в свои объятия и успокаивая. Он пальцами зарывается в светлые волосы Хёнджина, мягко поглаживая, расслабляя. Они вместе слегка покачиваются, отчего появляется небольшая сонливость. В руках Феликса так хорошо: он обнимает, словно Хёнджин не самый гнилой и запятнанный человек, который ему повстречался. Принимает, как и Джисон. Нос предательски всхлипывает. — Мне не противно, а ты не грязный, — негромким басом произносит Феликс. — Я просто… — он тяжело вздыхает и продолжает: — Я просто злюсь. Так не должно быть, ты не заслужил этого. — Но я… — Не заслужил. Давай договоримся, что твой первый раз ещё не случился? И я буду рад стать твоим первым сексуальным партнёром. Хёнджин отстраняется, заглядывая ему в лицо — он сейчас серьёзно? Но Феликс не выглядит издевающимся или смеющимся. Как можно просто сделать вид, что ничего не было? Оно ведь было, и первый раз никак не вернуть. — Тебе правда всё равно, что у меня было… так? — неуверенно спрашивает он. — Конечно мне не всё равно, Хёнджин. Но не в том смысле. Я просто беспокоюсь, — Феликс утешающе поглаживает его плечи, продолжая говорить максимально спокойно: — Давай я для начала расскажу, как всё происходит и что нужно делать? А потом мы будем двигаться постепенно. Соглашаясь, Хёнджин неуверенно кивает. Феликс рассказывает, объясняет, учит — не утаивая, подмечает все тонкости, даже не самые приятные. И Хёнджин понимает, что им действительно не стоит торопиться. Его единственный опыт не включал в себя ни один из пунктов, о которых говорит Феликс: ни подготовки, ни растяжки, ни смазки, ни презервативов — больно, сухо и грязно. Оказывается, всё может происходить совершенно иначе. Они откладывают столь важный шаг, решая начать с малого. — Мы можем попробовать прикосновения под одеждой для начала, — предлагает Феликс, внимательно следя за его лицом. — Если ты готов. Он самыми кончиками пальцев кружит по коленкам Хёнджина, едва задевая кожу чуть выше, но не заходя под ткань шортов — это приятно. И это так отличается от того, как обычно его касаются в подобных местах — нежно, любовно, боясь поранить. — Давай. Внутри всё поджимается в страхе, но Хёнджин действительно хочет почувствовать своего парня ближе, кожа к коже. Не отрывая от него взгляда, Феликс, не торопясь, поднимается ладонями выше и останавливается, как только доходит до ткани — медлит, не торопит. Прислушавшись к себе, Хёнджин разрешает ему двигаться дальше — Феликс проникает под шорты и поглаживает бёдра. В его действиях не ощущается жадная похоть — просто ласка, которая вызывает трепет в груди. — Порядок? — спрашивает Феликс, проведя руками вверх и вниз по бёдрам. — Д-да, мне нравится. Можешь даже сжать немного, — шепчет Хёнджин, слегка приподнимаясь и пододвигаясь к Феликсу. Зажмурившись, он ждёт, и, как только Феликс мягко сжимает его ляжки, перед глазами появляются фиолетовые всполохи, в ушах слышатся приглушённые хрипы, а в нос пытается пробиться лаванда. Паника тягуче окутывает, светящаяся в темноте табличка эвакуационного выхода ослепляет, Хёнджин шумно хватает ртом воздух — Феликс замирает, встревожено спрашивая: — Всё хорошо? — не получив внятного ответа, он начинает спокойно говорить: — Мы в моей квартире, Хёнджини. Здесь только я и ты. Никто не сделает тебе больно, слышишь? Мы можем остановиться прямо сейчас. Всё будет так, как решишь ты. Его низкий бархатный голос вытесняет хрипы, исходящий от одежды запах хлопка подавляет собой лаванду, а, открыв глаза, Хёнджин видит перед собой светлые стены и никакой светящейся таблички. Он в безопасности, рядом с любимым, и всё происходит по его согласию. Хёнджин уверен, что Феликс никогда не сделает ему больно. По крайней мере, намеренно. Вернувшись в реальность и успокоившись, он решает двигаться дальше. Нужно же когда-то избавиться от этих страхов? — Не останавливайся, — просит он. — Я в порядке. Только сейчас Хёнджин понимает, что Феликс был напряжён всё это время — его мышцы заметно расслабляются под ладонями. Он продолжает водить руками под шортами и, когда доходит до ягодиц, неуверенно спрашивает: — Можно? Вцепившись в него покрепче и уткнувшись в шею, чтобы как можно ярче чувствовать хлопок, Хёнджин отвечает тихое «можно». Повлажневшие ладони Феликса поднимаются на ягодицы и пару раз неловко сжимают, отчего Хёнджин хихикает: слишком сильное напряжение требует выхода. После Феликс действует увереннее: сминает, прижимает его ближе и, кажется, случайно раздвигает ягодицы, чего сам пугается, громко ойкая. Теперь уже откровенно смеясь, Хёнджин отрывается от шеи и заглядывает Феликсу в лицо — хохот прорывается с новой силой. — Ты выглядишь таким серьёзно сосредоточенным, словно не задницу мне щупаешь, а операцию проводишь. — Ощущается и правда так, — бубнит Феликс, краснея щеками. Улыбаясь, Хёнджин прижимается к нему в поцелуе. Он не думает о прошлом — только о том, что происходит здесь и сейчас. О тонком, чуть сладковатом запахе хлопка; о Феликсе, который со всей любовью и осторожностью мнёт ему бёдра с ягодицами; о своих чувствах, что заставляют плавиться, тихо постанывая; о том прекрасном, нежном и искреннем, что выстраивается между ними. Языки сплетаются, страсть тлеет углями, грозясь вот-вот вновь разгореться, а хлюпающие звуки от мокрых поцелуев отзываются приятной тяжестью в паху. Хёнджин начинает ёрзать, задевая возбуждённый член Феликса своим, из-за чего они оба постанывают в поцелуй. От очередного толчка в голове образуется космическая туманность, вырывая из реальности и отправляя сердце бороздить просторы галактики. Движения ускоряются, становятся несдержанными, и Феликс пытается отстраниться, но Хёнджин обхватывает его язык зубами, не давая сдвинуться с места. Ладони на ягодицах сжимаются сильнее, до лёгкой боли — перед глазами вспыхивает фиолетовый неон. Не давая ему разрастись, Хёнджин очерчивает острую челюсть и кадык Феликса, а затем приоткрывает глаза, концентрируясь на ярких созвездиях и перечисляя их в голове: Лира, Весы, Малая Медведица… Это помогает отвлечься от жутких воспоминаний, которые меркнут в свете настоящего. Желая зайти чуть дальше, Хёнджин перемещает руку Феликса под футболку на талию, отчего тот открывает глаза. Их взгляды скрещиваются — целоваться, смотря друг другу в глаза, сродни полёту в космос, Хёнджин в этом уверен: слишком невероятно. Однако становится ещё лучше, когда Феликс кончиками пальцев оглаживает бок, затем спускается на поясницу. Его действия вызывают сладостную дрожь, мурашки ползут по телу, волоски на руках встают дыбом, а Хёнджин крошится. Ощущая новый прилив возбуждения, он вновь толкается тазом в пах Феликса, не разрывая зрительного контакта и отмечая, как потемнели его глаза. Может, им стоит сделать это так, через одежду?.. Но Феликс не даёт этой мысли развиться, прерывая их поцелуй. — Постепенно, любимый, — хрипло говорит он. — Мы решили двигаться постепенно. Чуть ли не застонав в голос от разочарования, Хёнджин утыкается лбом ему в плечо, стараясь угомонить сердце. Он наблюдает за вздымающейся грудной клеткой Феликса, впадая в лёгкий транс и постепенно успокаиваясь. Правда, в трусах всё равно тесновато. — Ты как? — отдышавшись, спрашивает Феликс, вынимая руки из-под одежды. А ведь они так хорошо ощущались на голой коже… Подавив в себе грустный вздох, Хёнджин выпрямляется, чтобы взглянуть в лицо своего парня. — Спасибо, что остановился. Я действительно был не готов. Феликс понимающе кивает и мягко улыбается — хочется отпечатать эту улыбку на подкорке вместо тех кошмаров, что вросли в неё, пустив корни вглубь разума; перекрыть ей всё плохое, залатать себя, вновь стать по-настоящему живым, чистым, незапятнанным. Почему-то сейчас — сидя на бёдрах Феликса, слыша его дыхание, осязая его плоть, разделяя с ним свои первые шаги в изучении собственного тела — искренне верится, что он станет таким. — Точно всё нормально? — уточняет Феликс. — В самом начале мне показалась, что у тебя началась паническая атака. — Почти. Твои слова остановили её. Потом несколько раз в голове мелькали флешбеки, — Хёнджин чуть морщится, — но я начал разглядывать веснушки, перечислять созвездия про себя, и отпустило. В подтверждение своих слов он вырисовывает знакомые формы на любимом лице. За полтора месяца лета рыжих крапинок стало больше, и Хёнджин при каждом удобном случае с упоением выискивает новые созвездия. Даже на ушах пытался, но там образовались лишь Треугольник и Овен. — Ты первый, кто их так обожает. В школе меня часто дразнили из-за них, — признаётся Феликс и потирает щёку, будто пытается избавиться от веснушек. — Что?! — рот открывается в удивлении. — Они прекрасны! Как их можно не любить? Он искренне недоумевает, почему дети бывают такими жестокими — дразнить кого-то за внешность! От его ворчливого пыхтения на вселенскую несправедливость Феликс смеётся, за что получает ещё один возмущённый возглас: — Хэй! Они правда невероятные. Ты в курсе, что у тебя тут под глазом созвездие Рака появилось? Месяц назад ещё не было… А на ухе Овен, представляешь? Под смешки Феликса они вместе заваливаются на диван. Хёнджин не перестаёт перечислять новые образовавшиеся созвездия и те, что вскоре могут появиться, пока Феликс оставляет короткие поцелуи на его лице.***
Посреди последней недели июля Хёнджин, Джисон и Феликс с раннего утра выбираются в Инчхон из ужасно душного Сеула, чтобы весь день провести на пляже. Несколько часов в автобусе превращаются в то ещё испытание: сначала они не могут решить, кто с кем будет сидеть; затем обиженный Джисон спихивает их сумки на сиденье рядом с собой, давая понять, что поедет один, но не перестаёт ворчать об этом; а Феликс садится рядом с Хёнджином и всю дорогу нетерпеливо ёзрает, не давая вздремнуть. Хёнджин думает, что стоило их посадить вместе, а самому хорошенько отоспаться в одиночестве. Кто же знал? По приезде в Инчхон Феликс с Джисоном, вымотанные долгой дорогой, подуспокаиваются — Хёнджин облегчённо вздыхает. Перед тем как отправиться на пляж, они заходят в продуктовый магазин, чтобы закупиться едой и охлаждающими напитками, которые запихивают в переносную сумку-холодильник. По мере приближения к пляжу Феликс начинает идти всё быстрее: выросший недалеко от тихоокеанского побережья, он до ужаса успел соскучиться по воде, о чём беспрестанно повторял три часа в пути. Джисон тоже потихоньку оживает: ворчание постепенно сменяется шутками, он лучезарно улыбается и даже разделяет восторг Феликса по поводу купания. Может, их стоило вообще вдвоём отправить? Как только они находят себе свободное место под одним из зонтиков поодаль от других людей, Феликс скидывает с себя одежду, оставаясь в одних купальных шортах. Хёнджин тянется к сумке, чтобы достать оттуда крем от загара и намазать им своего парня, но, когда оборачивается, Феликса рядом уже не наблюдается — его голая спина и ярко-розовые шорты мельтешат около воды. — Сгорит ведь, — причитает Хёнджин, разочарованно роняя руки. — Пока не обожжётся, не научится, — говорит Джисон, плюхаясь на расстеленное в тени покрывало и щёлкая крышкой газировки. — Пострадает от боли и в следующий раз не допустит такой ошибки. — Вот только эти болезненные стоны мне потом слушать. Хмыкнув, Джисон скидывает с себя кеды и носки, вытягивая ноги вперёд, а Хёнджин всё косится в сторону моря, откуда доносится плюханье воды. — Расслабься, Хёнджин. Ты ему не мать, а он не маленький. Иди лучше ко мне, — Джисон хлопает ладонью по месту рядом с собой. Жуя губу, Хёнджин не может оторваться от любимой фигуры в воде, но всё же пересиливает себя и садится на песок. Здесь, на берегу моря, дышится куда свободнее, чем в каменных джунглях Сеула. Было бы здорово однажды перебраться куда-то поближе к воде, Инчхон кажется весьма неплохим вариантом. Да и Феликс наверняка будет не против, если у них всё сложится. Так странно думать о будущем: раньше Хёнджин жил лишь целью получить диплом и найти работу, а сейчас в мысли прокрался и Феликс. Будут ли они вместе через полгода, когда закончат университет? Съедутся ли? А вдруг Феликс захочет уехать? Или они вместе переедут в Инчхон, сняв небольшую квартиру недалеко от побережья? — Как вообще у вас с Феликсом? Из мыслей о будущем выдёргивает попивающий газировку Джисон. — Да вроде нормально, — пожимает плечами Хёнджин: сравнивать ему особо не с чем. — Ты ему рассказал насчёт клуба? Пристыженно качнув головой, Хёнджин вновь принимается терзать губу. Он так и не набрался смелости поговорить с ним. На каникулах, проводя много времени вместе, они практически не касаются темы клуба, лишь иногда Феликс интересуется, работает ли Соджун и не наглеют ли клиенты. — Не могу. И не хочу, если честно, — признаётся Хёнджин. — Я стараюсь не думать о работе лишний раз, как и о том, что придётся там задержаться из-за маленьких чаевых. Хотя Хёкджэ решил бы эту проблему мгновенно. — Ты понимаешь, как это ужасно звучит? Голос друга подрагивает, из-за чего Хёнджин отворачивается от моря, чтобы посмотреть на него — Джисон выглядит серьёзным со сведёнными к переносице бровями. На его лице ни следа весёлости и прежней беззаботности. Жутковато. — Но это правда, — проглотив ком в горле, тихо отвечает Хёнджин. — Между ужасным концом и бесконечным ужасом я бы выбрал первое. Джисон будто трещит по швам: его глаза блестят от проступающих слёз, а нижняя губа, приоткрывшись, трясётся. Хёнджин знает, что ему тоже больно, и он хочет, чтобы всё закончилось как можно скорее, но не может ничего сделать, кроме как попытаться сгладить ситуацию. — Послушай, всё не так плохо, как раньше, до Соджуна. Мне ведь даже синяков давно не оставляли, а все эти прикосновения и дрочку я могу выдержать. — Когда всё успело стать так? — задаёт риторический вопрос Джисон. — Я просто… пытаюсь понять, в какой момент это стало нормальным. Так ведь неправильно. И Хёнджин тоже не знает, не может нащупать тот момент, когда грани дозволенного стали стираться. Вот он терпит пошлые комплименты, а вот уже позволяет трогать себя. В какой из дней он переломился? Перестал ощущать свои границы? Что есть нормальность, и как вернуться теперь к ней? — Я обязательно уйду оттуда, Сони, — он протягивает руку к другу, сжимая его ладонь, — и всё будет хорошо. Джисон отворачивается, тря глаза тыльной стороной ладони, а затем кивает. Держась за руки, они сидят в тишине, попивая холодную газировку и наблюдая за барахтающимся в воде Феликсом. Хёнджин прыскает, когда слышит вскрик знакомого голоса, который верещит кому-то из других посетителей пляжа, что в воде находятся медузы. Джисон рядом тоже посмеивается, заваливаясь на него плечом. — А с сексом как, кстати? Есть успехи? Хёнджин давится воздухом. Джисону он, конечно же, рассказывал во всех подробностях об их с Феликсом отношениях — от него у Хёнджина никогда секретов не было, — но всё равно говорить так прямо о сексе непривычно. Учитывая, что секса-то у него ещё не было. За те почти две недели с момента состоявшегося разговора и перехода к прикосновениям под одеждой они стали действовать немного смелее, а вчера… вчера они с Феликсом явно вышли на новый уровень. Приведя дыхание в порядок, Хёнджин кратко подводит итог их последних попыток: — Думаю, мы на верном пути. Однако Джисон продолжает сверлить его любопытным взглядом, прищурив глаза. Нет, он точно его в покое не оставит, поэтому Хёнджин добавляет, чувствуя, как загорается лицо: — Вчера я остался без футболки и было неплохо. Очень неплохо. — Что ж, надеюсь, Феликс был в восторге. Тебе там есть чем похвастаться, — игривый тон друга вынуждает смутиться ещё сильнее. Хёнджин пихает его в бок, слыша в ушах биение сердца. Картинки прошлой ночи мелькают перед глазами, пуская клубы жара по телу. Феликс вылизал каждый открытый участок его кожи, доводя практически до оргазма одним лишь языком, скользящим по низу живота и проникающим в ямку пупка. Но они вновь остановились, и пришлось доводить себя до разрядки самостоятельно, скрывшись в стенах ванной комнаты. А ещё Хёнджин не удержался и ощупал вчера пах Феликса. Теперь он примерно представляет, с чем ему придётся иметь дело — всё не так страшно, как он успел надумать, смотря обучающие минету ролики. — Но мы слишком медленно двигаемся. Два месяца в отношениях, а даже не… — Эй-эй, — останавливает его Джисон. — Куда ты торопишься? Поджав под себя ноги, Хёнджин задумчиво вырисовывает звёзды на горячем песке. Разве он торопится? Два месяца — большой срок. В его возрасте многие переходят к сексуальной жизни чуть ли не на первой неделе отношений, а у них перевалило за семь. Сколько ещё Феликс сможет его ждать? Да и сам Хёнджин хотел бы понять, что это, помимо боли. — Так ведь столько времени прошло, — бубнит он. — Послушай, Хёнджин, — Джисон трогает его за плечо, призывая обернуться. Приходится оторвать взгляд от получившегося на песке созвездия Жирафа и посмотреть на друга. — Я понимаю, что тебе двадцать четыре, а не семьдесят, и хочется быть самым обычным парнем, но в твоём случае нельзя спешить. — Что, если Феликс не выдержит? — озвучивает свой страх Хёнджин. Мягко улыбнувшись, Джисон устраивается подбородком на его предплечье, которое лежит поверх коленей. В глазах друга столько нежности — кажется, можно в ней утонуть. — Такое ощущение, что не выдерживаешь только ты, а у Феликса всё отлично. Он ведь не настаивает? — Разве что на остановке, — ворча, Хёнджин поглядывает в сторону моря, где его парень прекрасно проводит время. — У меня даже панических атак не было с того раза, только флешбеки иногда появляются, но я научился их контролировать. Более менее. — Вот видишь. Феликс просто заботится о твоём состоянии, чтобы в первый раз всё прошло как можно лучше. Не спеши, Хёнджини. Дай себе время привыкнуть. Сказать легче, чем сделать. Так сложно не броситься в омут с головой, забив на последствия, когда долгожданное возбуждение вернулось спустя два с половиной года отсутствия. Конечно от этого хочется доказать и себе, и Феликсу, что Хёнджин абсолютно нормальный, не сломанный, он может быть в полноценных отношениях, которые включают в себя секс, а не ограничиваться петтингом и потираниями друг об друга. — Хочу, чтобы этой травмы не было. — Но она есть, — грустно улыбнувшись, Джисон переплетает их пальцы. — И с ней нужно быть осторожными. Доверься чутью Феликса. Если он считает, что рано, значит, рано. Ему ведь тоже нужно подготовиться, для него это большая ответственность. С подобной позиции ситуацию Хёнджин не рассматривал. Если так подумать, то наверняка Феликсу страшно: любой его шаг может усугубить травму — не каждый готов взять на себя столь серьёзную роль. Одно только его присутствие рядом с настолько покалеченным Хёнджином — уже большой подвиг. А сколько всего он сделал для него? С ума ведь сойти можно. — Ты прав, — вздыхая, Хёнджин признаёт поражение. — Думаю, я не совсем готов, хоть и хочу этого. Да и Феликс, наверное, тоже. Просто… мне хочется сделать для него хоть что-то за всю ту помощь и поддержку, что он оказал. — О-о-о, — тянет Джисон, расплываясь в коварной ухмылке. — Я знаю, что ты можешь сделать. Вопросительно выгнув бровь, Хёнджин ожидает ответа с замершим сердцем. Неужели есть что-то, чем он сможет порадовать Феликса? Джисон приподнимается и заговорщически шепчет ему на ухо: — Просто сыграй с ним в пятый Resident Evil. — Дурак! — восклицает Хёнджин, отпихивая от себя друга. Он думал, там что-то серьёзное, а не очередной хоррор! Нет-нет-нет, эта цена слишком высока, даже за столь неоценимую поддержку. Они принимаются шутливо бороться и щекотать друг друга, от чего их в скором времени отвлекает низкий бархатный голос: — Развлекаетесь? Дыхание перехватывает. Хёнджин отпускает друга и поворачивается к Феликсу, сталкиваясь с ним лбами. Посмеиваясь, Феликс оставляет несколько поцелуев на его губах под ворчание Джисона об их «очередных лобызаниях». — Так и будете здесь сидеть? Мы вроде как на море приехали, чтобы искупаться, а не смотреть на него, — он встряхивает головой, окатывая крупными каплями воды. — Псина, — продолжает бубнить Джисон, вытирая лицо. — Я уже искупался благодаря тебе. Это считается? — Нет. Улыбка Феликса не предвещает ничего хорошего: слишком уж она зловещая. С хитрым оскалом он переводит взгляд с Хёнджина на Джисона, который испуганно замирает и поднимает руки в примирительном жесте. Однако это его не спасает — Феликс обхватывает Джисона руками за талию и с лёгкостью поднимает на ноги, волоча в сторону моря. По всему пляжу разносятся крики Джисона, смешанные со смехом Феликса — Хёнджин наполняется счастьем, заражаясь эмоциями любимых людей. Он вскакивает с песка вслед за ними, не зная даже кому помочь — то ли спасти Джисона от воды, то ли вместе с Феликсом затащить его туда. Они смешиваются в один большой ком — руки путаются, ноги тоже — и постепенно сдвигаются к воде. Хёнджин чувствует, как лодыжки ласкает тёплое море, как осторожно придерживает его Феликс и как брыкается Джисон, пытаясь спастись от неминуемой участи. — Ликс, я хочу лежать на песке и пить газировку! — орёт сквозь смех Джисон. — Это ты мог делать и в Сеуле! Не ты ли час назад говорил, что хочешь купаться? — То было в прошлой жизни! — не отступает друг. Очередная попытка бегства Джисона терпит крах: он почти вырывается из крепкого захвата, но запинается о ноги Хёнджина и… падает на задницу прямо в воду. — А ведь мог не сопротивляться, — задорно хмыкает Феликс и дополнительно поливает его водой, чтоб наверняка не сбежал, видимо. — Твой парень ужасен, — жалобно стонет Джисон, протягивая руку в сторону Хёнджина. Решив помочь другу, Хёнджин подходит к нему и уже берётся за ладонь, как Джисон с криками «попался!» валит в море и его. Что ж, теперь вода ласкает не только лодыжки. Наплевав на то, что он в обычной одежде, Хёнджин ложится в позу морской звезды, оставаясь лишь головой на поверхности и наблюдая за происходящим. Феликс в очередной раз о чём-то в шутку переругивается с Джисоном, затаскивая его на глубину — они начинают водный бой, окатывая друг друга высокими волнами. Хёнджин чувствует, как болят от улыбки щёки. Он подбирается к парням, когда те немного успокаиваются, и повисает на Феликсе, держась за его шею. Грудь переполняет любовь, счастье и нежность — этот момент хочется выжечь на подкорке, сфотографировать миллионы раз, записать на всевозможные диски с кассетами, чтобы никогда не забывать. — Люблю вас. Спасибо за этот день, — искренне говорит Хёнджин. Феликс целует его в висок, нашептывая на ухо ответное признание в любви, а Джисон притворно всхлипывает, сетуя, как же повзрослел Хёнджин. Пусть Джисон и говорит это в шутку, но у Хёнджина слезятся глаза: он ведь действительно изменился. Если бы кто-то полгода назад сказал ему, что он сможет быть счастливым, а его будут искренне любить — Хёнджин бы рассмеялся этому безумцу в лицо. Сейчас же у него самый лучший парень на свете с не менее прекрасным лучшим другом, и они оба любят его. Стараясь не разрыдаться от счастья, Хёнджин набрасывается на Джисона, заставляя катать его в воде на спине. Они проводят на пляже Инчхона весь день, то купаясь, то перекусывая и болтая обо всём на свете, то просто валяясь в тени зонтика. Джисон продолжает ворчать на их редкие проявления любви, происходящие, пока никого рядом нет, но всё равно при этом улыбается. Ближе к позднему вечеру, когда начинает темнеть, они лениво собираются домой. На обратной дороге никто уже не спорит о местах в автобусе: вымотанные насыщенным днём, они рассаживаются точно так же, как и утром. Автобус плавно трогается, увозя их обратно в Сеул. Джисон надевает наушники и залипает на виды за окном, а Хёнджин, укладывая голову на плечо Феликса, чтобы вздремнуть, слышит тихий болезненный стон. Всё же сгорел.***
Ситуация в клубе продолжает откатываться к изначальной точке. Клиенты, почувствовав, что сдавливающий горло поводок ослаб, вновь стали наглеть, всё чаще распуская руки. Хоть Соджун и продолжает ходить по коридору, прислушиваясь к происходящему в VIP-кабинках, далеко не каждый танцор находит в себе смелость позвать на помощь, когда ситуация выходит из-под контроля: травмированные, изувеченные души предпочитают терпеть, считая происходящее заслуженным наказанием. И Хёнджин тоже терпит. Не даёт чужим рукам проникать под одежду или грубо хватать себя, но позволяет трогать: деньги чертовски нужны. Отложенная на последнюю часть семестра сумма оставляет желать лучшего. Если так дальше и пойдёт, то в клубе придётся остаться в лучшем случае до середины ноября. Прекратить эти бесконечные мучения мог бы Хёкджэ, но он всё ещё не даёт о себе знать — ни в виде навязчивых сообщений, ни в самом клубе. А ведь всего лишь одна индивидуальная сессия с ним, и Хёнджин будет свободен. Из мыслей выдёргивают ползущие по бёдрам руки. Очередное воскресенье, очередная кабинка, очередной клиент. Прошлые два дня удалось проработать без происшествий, но сегодня словно все сговорились, и вот уже пятый посетитель из пяти липнет к нему с прикосновениями. Когда чужие пальцы доходят до тазовых косточек и начинают кружить по линии брюк, поддевая заправленную в них рубашку, Хёнджин заметно напрягается. — Господин, мы о таком не договаривались, — он старается говорить максимально безэмоционально, холодно, но тон его голоса совершенно не смущает незнакомца. — Да ладно тебе, милашка. Неужели не хочешь получить лишнюю десятку? Хёнджин давит в себе истеричный смешок. Этот мудак реально считает, что десять тысяч вон — большие чаевые для его похабных делишек? — Господин, прошу вас, давайте не будем всё усложнять. Слова уходят в никуда — длинные пальцы всё же достают рубашку из брюк, касаясь оголённой кожи. Хёнджин дёргается вперёд, пытается отстраниться, но его ненавязчиво тянут назад. Он бросает взгляд на занавеску, отделяющую маленькую комнату от коридора, однако она остаётся неподвижной. Последний обход Соджуна был в середине прошлой песни, а значит, скоро должен быть новый, если Хёнджин не просчитался. Он обязан дотянуть до этого момента, иначе опять придётся вступать в потасовку с клиентом, и неизвестно, закроет ли Хангён глаза в этот раз. Чертыхаясь про себя, Хёнджин вновь пытается выбраться из захвата, но и клиент не сдаётся — теперь он с силой сжимает его таз и усаживает к себе на бёдра. Хёнджин спиной чувствует, как вздымается от тяжёлого дыхания чужая грудь. Противно. — Вот видишь, ничего же страшного, верно? — шепчет он, а Хёнджин ощущает его слюни на своей шее. — Отпустите меня. Кажется, незнакомца это лишь раззадоривает: он проникает ладонью под рубашку и оглаживает бока, довольно причмокивая губами. Хёнджин уже готовится ему врезать, как замечает шевеление ткани. Молясь всем существующим звёздам, чтобы это был Соджун, а не кто-то из посетителей или танцоров, он повышает голос: — Отпустите меня! Что ж, удача решила повернуться к нему лицом. Занавеска отодвигается, в проёме появляется грозный Соджун. Он выглядит таким свирепым с раздувающимися ноздрями, нахмуренными бровями и сжатыми кулаками — вот-вот разорвёт дерзкого урода в клочья. — У нас нельзя трогать танцоров. Я вынужден прервать ваш сеанс. Клиент тут же поднимает руки в примирительном жесте, наконец освобождая его из захвата. Как только Хёнджин встаёт на ноги, он смотрит в сторону посетителя и замечает наиотвратительнейшую улыбку, от которой хочется проблеваться. Какие же они тут все тошнотворные. — Вы всё не так поняли. У нас всё было по согласию, верно, Сэм? Какой ублюдок! И хватает же ему совести так нагло врать! Пряча бушующее негодование, Хёнджин просто отрицательно качает головой, а Соджун мрачнеет ещё больше. — Покиньте, пожалуйста, клуб, — повторяет он. — И оставьте нашему сотруднику чаевые за ущерб. Мужчина недовольно морщится, однако лезет рукой в карман пиджака, доставая оттуда толстый бумажник. Отсчитав пятьдесят тысяч вон, он кладёт их на маленький столик и, не говоря ни слова, покидает комнату. — Они как с цепи сорвались, — ворчит Соджун и поворачивается к Хëнджину. — Ты как? — Порядок, спасибо, — Хёнджин ему благодарно кивает и запихивает купюры в карман. — Они явно почуяли свободу. На меня сегодня пару раз успели передёрнуть. — Мудачьё, — лицо Соджуна искажается в гримасе отвращения. — Это был последний вроде? Поедешь к своему парню? Он игриво подёргивает бровями, видимо, пытаясь разрядить атмосферу. Соджун за два месяца работы в клубе неплохо так расположил Хёнджина к себе. Как только у них появляется время на перекур, они обязательно идут вместе, перемывая косточки клиентам, а временами и Хангёну. Соджун постоянно спрашивает про его состояние, подготовку к учёбе, до которой осталось несколько недель, и Феликса. Говорить о своей личной жизни с охранником непривычно, да и столь активный интерес Соджуна вводит немного в ступор. За столько лет работы в этом чёртовом месте Хёнджином никогда так искренне не интересовались, но в целом Соджуна можно уже назвать приятелем. — Последний, но я домой. Хочу просто расслабиться в ванной и лечь спать. Три рабочих дня изрядно вымотали Хёнджина. Хоть смены обычно не превышают шести часов, плотоядные взгляды и вездесущие руки вытягивают из него все силы. И душу, если там ещё хоть что-то осталось от неё. Быстро перекурив с Соджуном, Хёнджин отправляет сообщение Феликсу, что поедет сегодня домой. Он умалчивает о наглом посетителе, так и не найдя в себе смелости обнажить правду о произошедших в клубе изменениях. Джисон ещё несколько раз пытался убедить его всё рассказать Феликсу, но Хёнджин просто оттягивает этот разговор, надеясь, что он так и не состоится — всего-то потерпеть несколько месяцев, а там и до увольнения недалеко. По сравнению с четырьмя годами в клубе это мгновение. Дома, прямо на пороге квартиры, Хёнджина встречает явно нервничающий Джисон: его взгляд мельтешит по прихожей, избегая зрительного контакта, губы жуются зубами, а пальцы теребят низ футболки. Что происходит?.. — О, ты уже вернулся! — слишком громко восклицает друг. — Пойдёшь в душ? — Да, хочу немного расслабиться в ванной, — отвечает Хёнджин, внимательно следя за ним. Джисон с интересом рассматривает свои разноцветные тапки, будто видит их впервые, и перекатывается с пятки на носок. Не поднимая на Хёнджина взгляда, он как бы невзначай спрашивает: — Надолго ты? — Час, может, два, — сузив глаза, говорит Хёнджин. Вопросы Джисона, как и он сам, выглядят слишком подозрительно. Будь что-то серьёзное, Джисон бы точно сказал. Может, он пригласил к себе какую-то девушку и переживает? Но вроде бы Хёнджин никогда не был против, тем более сам сейчас в отношениях. С чего бы ему волноваться? — Ты не один? — всё же спрашивает он, направляясь к себе в комнату за домашней одеждой. — Ч-чего? — Джисон заикается, выдавая себя с потрохами. Ну точно не один. — Нет-нет. Просто живот прихватило. — Мне стоит поторопиться с ванной? Если тебе очень нужно, я могу постараться быстро, а не… — Всё нормально, нормально, — активно жестикулируя руками, Джисон чуть ли не сносит лампу. — Не торопись. Нет, тут явно что-то не так. Хёнджин с прищуром смотрит на друга, пытаясь залезть к тому в голову. Вроде бы столько лет знакомы, но понять, что его беспокоит, не удаётся. Решив отложить разговор на попозже, когда с водными процедурами будет покончено, Хёнджин хватает свои вещи и спешит в ванную. Проходя мимо комнаты Джисона, он замечает там горящий свет и тихое шебуршание — уверенность, что друг привёл к себе девушку, лишь усиливается. Что ж, хоть у кого-то будет секс. Он не спеша принимает ванну под заготовленный плейлист, предварительно отписавшись Феликсу, что добрался до дома. Старательно оттирая кожу от чужих прикосновений, Хёнджин пытается не думать о случившемся — Соджун успел прийти вовремя, и это главное. Но подобные эмоциональные встряски раздражают. Феликс усиленно пытается ему помочь переломить отвращение и ненависть к себе, однако стоит Хёнджину отработать особенно паршивые смены, как всё накатывает обратно: хочется стереть мягкую плоть до костей, лишь бы не видеть фантомные отпечатки. От размышлений к горлу подступает привычная тошнота, и Хёнджин задвигает их в дальний угол, чтобы стало хоть чуточку легче. Он концентрируется на хорошем: подобных приливов ненависти к себе стало в разы меньше. Даже счёт за воду уменьшился. Спустя час Хёнджин вылезает из ванны, быстро одевается и подсушивает волосы. Он мыслями возвращается к странному поведению друга, на которого наталкивается прямо на выходе из уборной. Такое ощущение, что Джисон его поджидал тут всё это время. Наклонив голову вбок и осмотрев явно беспокоящегося Джисона, Хёнджин спрашивает: — Что ты тут делаешь? — Жду тебя на ужин. Сегодня у нас соллонтхан. Давно не делали, — тараторит в ответ друг. — Пойдём. Его толкают в сторону кухни, несмотря на протесты. Вообще-то, Хёнджин хотел позвонить Феликсу, но ему даже не дают выбора отказаться. Приходится действительно немного перекусить, сверля взглядом Джисона, который, кажется, и не думает выдавать правду. — Сони, в чём дело? Ты выглядишь взволнованным. — Всё хорошо, хорошо, — Джисон стучит пальцами по столу, поглядывая на свой телефон. — Как сегодня на работе? — Да в целом как обычно, — пожимает плечами он. — Пара дрочеров, остальные лезли. Один, правда, выделился, но Соджун помог. — А, ладно. Джисон его словно совершенно не слышит: обычно он бурно реагирует на домогательства, а сегодня простое «ладно». Как-то это всё… немного настораживает. Будь дело в гостье, с которой у Джисона намечается секс, он бы точно не заталкивал его на кухню, чуть ли не впихивая ложку в рот. Хёнджин тянется к суматошным пальцам друга, накрывая их своей рукой. — Послушай, если что-то случилось, ты можешь мне всё рассказать. Я ведь… — Ты доел? — перебивает его Джисон в тот момент, как у него загорается дисплей телефона. — Пойдём. Он тянет его за руку из кухни в сторону спальни, Хёнджин же окончательно теряется в происходящем. Сначала есть заставил, а теперь доесть не дал. — Сони, просто расскажи… — пытается он вновь достучаться до друга, но его перебивают. — Ты мне доверяешь? Джисон останавливается около комнаты Хёнджина и смотрит слишком серьёзно, будто случилось что-то ужасное. Тревога окутывает сердце. Хёнджин шумно сглатывает, но кивает: Джисону он доверяет безоговорочно. — Тогда закрой глаза и не открывай, пока я не скажу. Посмотрев на него пристальным взглядом ещё с минуту, Хёнджин послушно закрывает глаза. Он слышит, как открывается дверь в спальню, а затем чувствует подталкивающие в спину ладони, что заводят его в комнату. — Как только закроется дверь, можешь открывать глаза, — шепчет на ухо Джисон. Он напоследок проводит руками по плечам Хёнджина, тихо говорит: «Сюрприз» — и уходит. Услышав щелчок закрывшейся двери, Хёнджин открывает глаза. В его маленькой комнате, что освещается небольшим прикроватным ночником, прямо посередине стоит улыбающийся Феликс. — Ликс, что ты здесь делаешь? Уголки губ непроизвольно поднимаются, тревога сменяется необъятной радостью. Хёнджин с такой уверенностью ехал домой, решив побыть наедине с собой, но смотря на Феликса, понимает, как же сильно соскучился. Он необходим, чтобы дышать, двигаться дальше и быть по-настоящему счастливым. — Небольшой сюрприз, — Феликс неловко взмахивает руками, указывая наверх. Хёнджин поднимает непонимающий взгляд и замирает: потолок усеян десятками фосфорных звёздочек, которые ярко горят в царящем полумраке. Звёздочек, о которых он так сильно мечтал в детстве. От удивления Хёнджин приоткрывает рот, заворожённый столь красивым видом. — Это… Боже. Это всё ты? Влага скапливается в уголках глаз: его маленькая детская мечта стала реальностью. — Джисон помог наклеить, пока ты был в ванной. Я весь день их держал под лампами, чтобы они светились ярко. — Так это ты прятался в его комнате? — спрашивает он, продолжая разглядывать звёзды. Феликс тихо угукает и просто даёт ему время прийти в себя, а Хёнджин не знает, как словами передать благодарность. Это ведь настолько ценно, важно, невероятно… Феликс невероятный. Он действует так осторожно и правильно, будто у него где-то спрятана инструкция по «завоёвыванию сердца Хван Хёнджина». Иначе как это вообще всё объяснить? Невозможно. — Спасибо. Это… Спасибо, — шепчет Хёнджин. — Тебе нравится? — бас ласкает своим звуком. — Безумно. Мне никогда такого не делали, Ликс. Я не… Он шумно выдыхает, стараясь успокоиться и не дать слезам политься настоящим фонтаном, а затем опускает взгляд, чтобы посмотреть на Феликса. Тот выглядит ужасно довольным собой с мягкой улыбкой на губах и блестящими глазами. Хёнджин подходит к нему вплотную и крепко обнимает, зарываясь носом в шею — привычный аромат хлопка заполняет лёгкие. — Ты нереальный, знаешь? — чуть ли не стонет он. — Это ты нереальный и заслуживаешь всего самого лучшего. Феликс ответно обнимает его, поглаживая по плечам и лопаткам — так нежно, трепетно, что слёзы всё же вырываются из глаз. Маленькие предатели. И как они умудряются оставаться на месте, пока Хёнджин работает в клубе? Но стоит ему очутиться рядом с Феликсом или Джисоном, удержать их в себе просто не получается. — Ну чего ты, любимый. Я хотел тебя порадовать, а не доводить до слёз, — родные пальцы зарываются в волосы, слегка массируя кожу головы. — Ты обрадовал. Я так счастлив, ты не представляешь. Не знаю, чем я тебя заслужил, но… — Хёнджин всхлипывает и чуть отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза. — Люблю тебя. Люблю-люблю-люблю, — раз за разом повторяет он, оставляя на лице своего парня короткие поцелуи между словами. — И я люблю тебя, Хёнджини. Практически не размыкая объятий, они перемещаются на кровать — Хёнджин продолжает шептать слова благодарности и любви, получая взамен трепетные ласки. Он сбивается со счёта после десятого признания, а Феликс лишь посмеивается, каждый раз признаваясь в ответ. Внутренний ребёнок Хёнджина готов носиться по комнате с восторженными криками — он и не вспомнит, когда был настолько счастлив в последний раз. Конечно, всё то время, что он проводит с Феликсом, наполнено счастьем, а это что-то детское, давно забытое. Сейчас, растворяясь в любимых руках, Хёнджин словно возвращается в свои десять лет, только теперь его любят, радуют, исполняют такие простые, но значимые мечты. Хёнджин вновь переводит взгляд на потолок, чувствуя искрящуюся радость, которая приятно щекочет в груди. Он всматривается в звёзды и только сейчас замечает одну важную деталь. Неужели?.. — Ты что, поклеил их в виде созвездий? — восторженный писк вырывается из горла. — Ну, не зря же я четвёртый год учусь на астрофизика, — хихикает Феликс. Феникс, Орион, Живописец, Гидра, Единорог… Хёнджин беззвучно, одними губами, перечисляет созвездия, что невозможно увидеть на небе Сеула. Догадка озаряет мысли, и Хёнджин озвучивает её: — Ты выбрал те, что можно разглядеть из Австралии. — Да. Остальные ты можешь увидеть из своего окна, поэтому… Хёнджин смотрит на Феликса, замечая лёгкую грусть в глазах своего парня. Наверное, сложно жить так далеко от родителей, с которыми выстроены тёплые отношения. Хёнджин не понимает, какого это: по своим родителям он никогда не тосковал. — Скучаешь? — осторожно спрашивает он. — Немного. Надеюсь, после окончания университета смогу съездить домой. Возможная разлука колет под рёбрами. Хёнджин понимает, что Феликс должен видеться с семьёй, но так не хочется его отпускать. Даже несколько дней, когда они не встречаются в выходные, ощущаются бесконечностью, а тут неизвестно, насколько он уедет. И вернётся ли вообще. Феликс кажется непостоянным: то меняет направление обучения, то страну жительства. Хёнджин не удивится, если однажды он просто возьмёт и уедет в Европу. Это беспокоит, но ведь Феликс не поступит так с ним, верно? Не бросит? Хёнджин закусывает губу, ощущая вгрызающиеся в мозг сомнения. — Ты вернёшься? — Хэй, конечно. Как я могу тебя оставить? — Феликс целует его в лоб и спускается губами по лицу. — Если хочешь, можем съездить вместе. Я познакомлю тебя со своей семьёй. А вот это уже пугает. С родителями бывшей и единственной девушки Хёнджин не знакомился: они были довольно юны, чтобы считать отношения серьёзными. Сейчас же всё иначе, и с Феликсом хочется, даже если не выйдет навсегда, то хотя бы надолго. — Думаешь, я им понравлюсь? Учитывая мою работу, и вообще… — Ты не обязан рассказывать им про клуб, Хёнджини. Да и к тому времени тебя там уже не будет, — Феликс зачёсывает его волосы назад — приятно до мурашек. — И я уверен, что ты им понравишься. Они часто о тебе спрашивают. — Ты уже рассказал им о нас? Сердце взволнованно трепыхается в грудной полости. Интересно, какая семья у Феликса? В кого из родителей он пошёл? Чем они вообще занимаются? За всё время знакомства Хёнджин ни разу не видел их фотографий. — Пару недель назад. Прости, что не спросил твоего мнения, но отец буквально выпытал это из меня, — щёки Феликса покрываются румянцем. — Всё нормально, я не против, — успокаивает его Хёнджин. — Если бы моим было не всё равно, я бы тоже о тебе рассказал. Но я даже не уверен, что они ещё живы, а не спились до смерти. Их смерти он бы не удивился. Тот образ жизни, что выбрали его родители, не то чтобы способствует долголетию. — Как давно вы не общались? — Пять лет. Как ушёл из дома, так с ними и не контактировал. Хёнджин пожимает плечами, желая сменить тему. Обсуждать родителей и детство он не особо любит: что было, то было. Да и в целом вспоминает их не так уж часто, те люди в принципе заслуживают лишь того, чтобы быть забытыми. Будучи маленьким Хёнджин сам заботился о себе в меру своих возможностей, а сейчас вырос и может делать это без сторонней поддержки. — Может, съездим к ним как-нибудь? — аккуратно предлагает Феликс. — Вдруг они изменились. Фыркнув, Хёнджин качает головой: — Почему тогда не нашли меня? Я… не хочу их видеть. Не хочу лишний раз расстраиваться. Он даёт понять, что разговор о них окончен: смысла ворошить прошлое попросту нет. Феликс послушно отступается, больше не задавая вопросов. Приглушив прикроватную лампу, они возвращаются к разглядыванию светящихся звёзд. Хёнджин всё находит новые созвездия, а Феликс беспрестанно целует и обнимает его. Постепенно паршивый рабочий день в клубе с липнущими клиентами отходит на десятый план. Да и какая разница, что было несколько часов назад, когда рядом с ним Феликс, который готов окутывать любовью до самого утра?