У сельской могилы

Когда я открыла глаза, солнце, пробивающиеся сквозь занавески, было уже высоко. Я потянулась, разминая затёкшее за ночь тело и только тут поняла, что Нины рядом нет. Лишь икона Воскресенья, принесённая ей вчера, всё также стояла в изголовье кровати, словно охраняя наш сон. И тут до меня долетели приглушённые голоса из светлицы. Я тут же узнала голос сестры — он был взволнованный и даже испуганный. Я вскочила и, как была, в одной ночной рубашке, бросилась прочь из комнаты. В светлице, в большом мягком кресле сидела бабушка, она была уже одета, но передник почему-то лежал небрежно брошенный на пол, а платка, которой бабушка всегда носила на седых волосах, не было вовсе. Сама же старушка сидела, откинувшись на спинку кресла и тихо, жалобно охала. Нина в небрежно наброшенной одежде стояла рядом с ней, обеспокоенно склонившись над старушкой и крепко держа её руку. - Бабушка, тебе воды принести? - услышала я её встревоженный вопрос. - Да, ой, да, принести... Ой... Нина уже развернулась в сторону кухни, но я опередила её, крикнув "сейчас!", и бросилась прочь из комнаты. Схватив первую попавшуюся кружку, я до краёв наполнила её водой из кувшина и, расплескав половину по дороге, кинулась в светлицу. Нина перехватила у меня из рук кружку и бережно напоила бабушку, которая после этого немного успокоилась и, кажется, задремала, лишь изредка вздрагивая и охая. - Что случилось? - тихо, опасаясь разбудить старушку, спросила я. - Она подскользнулась, - также тихо ответила Нина, всё ещё не выпуская бабушкиной руки. - Ночью был дождь и гнилые доски нашей дорожки совсем скользкие стали. А она утром в огород пошла и... - И что..? - я подняла на неё полные ужаса глаза. - Я родителям позвонила, мама сказала, что, вроде бы, ничего страшного, сотрясения и переломов нет, но сильно повысилось давление и сердце опять заболело, так что она хочет нас забрать. Сказала, приедет сегодня, попросила дать таблетки и ждать. - Ох, ой..! - опять послышалось с кресла. Мы спешно повернулись к бабушке. Она приподняла веки и внимательно взглянула на нас удивительно ясными глазами. - Пить... - попросила она совсем не вяжущимся с таким осознанным взглядом слабым голосом. Нина спешно подхватила с подлокотника кружку, принесённую мной, и напоила бабушку, которая вновь затихла. Весь день прошёл в тягостном ожидании. Быстро собрав вещи, чтобы в любой момент быть готовыми ехать, мы больше не выходили из светлицы, боясь отойти от бабушки, которая либо негромко охала, держась рукой за сердце, либо дремала, всё так же сидя на кресле. Нина сказала, это побочное действие таблеток от давления, которое, по настоянию мамы, мы измеряли каждые два часа. Подавленные состоянием бабушки и всё ещё не оправившиеся от вчерашних потрясений, мы почти не разговаривали и лишь каждый раз, когда мимо проезжала машина, вскакивали и выглядывали в окно, в надежде, что увидим знакомую бордовую крышу. Но мама приехала только под вечер. В сгущающихся сумерках мы наконец-то узнали знакомые очертания машины и радостно выскочили ей навстречу. - Мама, мама! - бросились мы к ней. - Здравствуйте, милые мои, здравствуйте. Мама крепко обняла нас по очереди, а потом вместе. Но вдруг её лицо резко посерьёзнело. - Где бабушка? - В светлице, на кресле, - мгновенно откликнулась Нина. - Пойдёмте смотреть, - вздохнула мама. *** Машина, шатаясь на кочках и подпрыгивая на ухабах, медленно выехала с Дальней и свернула на пыльную песчаную дорогу. Я обернулась и, взглянув в заднее стекло, увидела нечёткий силуэт нашего дома, уже через секунду скрывшийся за поворотом. Тёмная ночная деревня оставалась позади и мне казалось, что вместе с ней в прошлом остаётся и вся история со страшным лицом неизвестного Геннадия. Облегчённо выдохнув, я, измученная всеми треволнениями, прислонила голову к окну и мирно заснула под урчание мотора и негромкий разговор мамы и Нины.