Ладан

- Видел? - Видел. - Сразу снюхались. Как только въехал с девчонкой в город. Арман будто с ума сошел, как его увидел. - Заткнись, Сантьяго. Это последнее, что мне хочется знать и слышать в данный момент. - Да что ты! А как стоять под окнами спальни Армана - смотреть, прокусив себе руку до кости, чтоб не завыть и не заорать, - ты первый. - Что сам стоял под тем же окном с другой стороны – то помнишь? Они оба замолчали. - Дашь показания на суде. Их обоих спалят. - Не смей! Ты же мне обещал, что Луи не тронут! Это все Клодия… злобная! ревнивая… вампирка без мозгов…! - Так уж и без мозгов? Тебя осталось лишь только сжечь и…. - Они не сделали это! Луи не дал! Он …не виновен. Просто поддался эмоциям, Клодии… - Как же ты жалок. Стоишь тут, мямлишь, готов умолять пощадить того, кто едва тебя не убил, и тут же прыгнул в постель к другому… - Заткнись, Сантьяго, молю, заткнись или я оторву тебе голову прямо здесь. Ты ни черта не знаешь про нас с Луи. Сам-то чем лучше меня? Арман же на первого встречного бросился с голодухи, хотя ты ползал веками у его ног! А он на свои же «законы» плюнул, укрыв преступников под своей крышей! Что, дашь, свершить «справедливую» кару и над ним тоже? - Тебе – не дам. Я сам свершу. А будешь мешаться – посмотрим, кто кому голову оторвет, salaud * - Что ты сказал? Ну-ка повтори! - Тихо. Нам не к чему выяснять отношения между собой. Да ты и не в лучшей форме, bébé**, - высокий рослый вампир с белыми волосами насмешливо скользнул взглядом по бледному изможденному лицу визави, отливавшему синевой. - Слушай внимательно, де Лионкур. Самое время действовать – именно сейчас, пока голубки спят в обнимочку на кроватке. Держу пари – им на закате будет не до девчонки. Слишком уж… заняты они друг другом, - на этой фразе вампир скривился как будто в язык ему впилась змея. - Давай без глупостей – ты здесь никто. Ты просто выкуришь ее из дома, а дальше – уже я сам. Арман послал охранников к апартаментам. За домом наблюдают. Твоя задача – так ее напугать, чтобы она бросилась наутек, оставив укрытие по своей воле. Преследовать ее не станут, Арман не распорядился. Тут мы ее и схватим. Но если ты посмеешь хоть что-то выкинуть, де Лионкур… Клянусь, мы и тебя предадим суду…не моргнув глазом. - Сантъяго, ты обещал мне! – изможденный, в костюме не первой свежести Лестат де Лионкур тем не менее держался уверенно и горделиво, насколько мог себе это позволить в том состоянии, в котором был. - Я ничего тебе не обещал, кроме того, что выслушаю тебя. Так вот я выслушал. А теперь…теперь ты сделаешь все, как нужно, как я тебе скажу. И повторяю – без глупостей, а то сам окажешься на их месте. Мы… все припомним. Все твои прошлые и нынешние «заслуги». Так что будь паинькой, моя заинька, - испанец фамильярным развязным жестом похлопал Лестата по щеке, а после с силой ударил в грудь, отбросив того с дороги в сторону от себя. - …. Bastardo….мaledetto***, - прошипел сложившийся пополам блондин в след удаляющийся спине испанца. - От ублюдка слышу.

***

Клодии не спалось. Она вылезла из гроба и принялась бродить по комнате из угла в угол. События прошлой ночи не давали ни грамма покоя. Арман завораживал и пугал ее одновременно. А Луи, Господи, Луи-Луи, так быстро пленен Арманом, буквально с первой же встречи. Чувство тревоги не отпускало Клодию ни на секунду. Она злилась, сама не зная на что. У ее брата-отца-компаньена была сверхспособность – мгновенно влюбляться в опасных мужчин. При чем степень опасности возрастала от одного к другому. Луи, словно мотылек, летел на их жгучее, яркое пламя, не думая ни секунды о том, с какой скоростью он сожжет крылья. Клодия думала за него. Лестат был тираном, изменщиком и лжецом. Вспыльчивым, импульсивным, ревнивым, страстным… с его фарфорово-белой кожей, льдистыми голубыми глазами, копной волос цвета спелой пшеницы… он был жарким пламенем подо льдом. А Арман…с застывшим огнем Солнца в янтаре глаз, бронзовой теплых оттенков кожей… Арман был льдом… под жгучим пламенем своих улыбок, что освещали его лицо как свет зари, рассекающий ночную мглу. Лестат был мстителен, но предсказуем. Грубый и мелочный, он не был расчетливым или хитрым. Он ревновал Луи к ней, а ее к Луи. Он был создателем их обоих, но они предпочли друг друга. Лестат совершенно не понимал, что сам все портил. Он не умел контролировать свои чувства, эмоции всегда правили им самим, и им легко было управлять, если бы Луи хотел. Но Луи не был склонен к манипуляциям, в этом была его сила и его слабость. Зато Клодия умела, благо Лестат был ее учитель не только в музыке, шахматах и убийствах. Она с лёгкостью справилась тогда с ним и этой глупой Антуанеттой. Даже сейчас Клодия с содроганием вспоминала, как бросала ее в огонь. В тот момент ненависть за Луи и желание поквитаться затмили разум. Клодия и жалела, и не жалела о том, что сделала на Марди Гра. Лестат заслужил тогда свою участь, он сам был виновником своей «смерти» и сам обрек на огонь певичку, когда втянул ее в свою «месть». Клодия все сделала по плану. Надо было тогда отпустить тот поезд, дядюшка Лес. И катиться к черту вместе с певичкой. Луи все равно бы не потерпел, рано или поздно их с Клодией поезда встретились бы в Лоечте, Праге или Париже. Луи молчал, все держа в себе, но Клодия знала – тогда в мотеле, в ту ночь, он тоже возненавидел. И эта ненависть, эта обида, уже пустили свои ростки в его закрытом, но нежном сердце, и очень скоро для дяди Леса пришло бы время обильной жатвы. Однако Клодия все сделала за двоих. Отчасти снимая с Луи ответственность и вину за все случившееся в ту ночь. Арман же был ей не по зубам. Клодия чувствовала всем существом эту зловещую, древнюю силу, окутавшую его. Нет, он не просто читал их мысли, будто бы томик дурных стихов, он читал их души, при том с такой легкостью и любопытством, что холод тек по ее спине каждый раз, когда он с ней говорил. А Луи будто с ума сошел. Он совершенно не замечал, что же такое Арман представляет на самом деле – и плавился как воск в свечи под взглядами карих глаз. Клодия злилась, но не осуждала. Она все еще помнила, как Чарли в первый раз улыбнулся и пригласил подвести ее в экипаже. Его глаза были карими, а кожа темной как шоколад, и вены-реки текли по всему его стройному юному телу…Лестат заставил ее смотреть, как оно скорчилось в той печи, тем подписав себе приговор. Дядюшка Лес был так горд собой, что забыл – зло всегда порождает зло и оставляет свои следы. По счетам платится каждый долг. Нет, Клодия не осуждала. Мадлен всего-то ей улыбнулась, и мир вдруг перевернулся с ног на голову и стал другим – девочка, мать которой умерла в родах, а после два демона сделали ее вампиром, та девочка вдруг на секунду забыла всю свою боль, когда Мадлен просто взяла ее за руку у мотоцикла. И если Луи забывает о своей боли, когда Арман просто берет своей его руку – то разве Клодии осуждать их? В Армана было легко влюбиться. Полная противоположность дядюшки Лесу - умный и утонченный, без грубых замашек, пошлого китча, попыток в агрессию и доминанту, он был словно предмет искусства. Напоминал Клодии камею, или же некую антикварную брошь или медальон, от красоты которых захватывало дух. Но в то же самое время редкий и уникальный предмет, пожалуй, самой искусной работы, внушал суеверный страх – что за заклятие на нем лежит? Что за секрет он в себе содержит? И чем придется платить за право им обладать? Меньше всего на свете Клодии бы хотелось, чтобы Луи страдал. Дядюшки Леса вполне хватило – фантомной боли длинною в вечность. Будто бы в продолжение этих мыслей, Клодия различила внезапный звук. Кто-то настойчиво стучал в дверь. - Черт, кто это может быть? Луи вышел из дому и забыл ключ? – Клодия замерла. Плохое предчувствие прокатилось по ее нервам. Страх липкими лапами опутал горло. Она подошла к двери, прислушиваясь к ударам. «Дьявол приходит ночью» – забилось в мыслях. Луи не стучал бы. Раз это не Луи, то кто же? А если это Мадлен? Она говорила, что не может ждать новой встречи. Мадлен, Господи, конечно, это она! И Клодия открыла дверь. salaud * (с фр.) – сволочь, подлец, сукин сын bébé** (с фр.) - малыш Bastardo….мaledetto*** (с итал.) – проклятый ублюдок.