ID работы: 13991690

Ладан

Слэш
NC-17
Завершён
36
автор
Размер:
62 страницы, 17 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
36 Нравится 26 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 12. Признания

Настройки текста
            Я не хотел от него отрываться. Казалось, что если это произойдет, то я разрушу ту самую целостность, что обрел с ним вчерашней ночью, и снова ощущу этот холод и одиночество, и тоску, что были со мной столь долгое время, и от которых я счастливо отказался, как только согрелся его теплом. Арман, бесконечно красивый и теплый Арман лежал со мной рядом на боку и с легкой улыбкой слушал, как глупая тревога бьется у меня в мыслях, лишь изредка покачивал головой, спокойно глядя в мои глаза. - Нет, этого не будет. Никакой больше тоски и холода, я клянусь, - он аккуратно поцеловал меня куда-то в лоб, как будто он был отцом моим или старшим братом. - Довольно с тебя этих «спутников», mon amour, и с меня тоже…хватит, - последнюю фразу он как-то особенно произнес, с оттенком усталой грусти, будто бы спутники у нас были одни и те же… - Я тоже…тоже боюсь даже просто тебя отпускать из этой комнаты, из своих рук, - он крепко прижался ко мне губами, ладонями зафиксировав мой подбородок так, как ему хотелось. - Я слишком долго тебя искал. Слишком давно потерял надежду, - Арман буквально забрался на мое тело, положив голову мне на грудь и тихо продолжал, чертя на моей коже узоры пальцем. - Мне кажется, ты мне снился. В те редкие часы дня, когда я забывался, или, когда, до отвала напившись крови, впадал в состояние близкое к эйфории, я видел силуэт – кто-то такой знакомый, родной и близкий, что руку протяни – и его ладонь тут же окажется в моей руке. А после просыпался и с грустью понимал – это только сон. Когда вы с Клодией только приехали в город.…я… так рассвирепел. Вы начали охоту в моих угодьях, без разрешения, так беспардонно… Конечно, вы просто не знали, но…Луи…, я был так зол... Буквально за месяц до вашего появления у нас, в Париже, сюда нагрянула компания из новообращенных и …за ночь едва не прикончила всех подопечных приюта для юных сирот Отёй*. Я приказал отловить этих упырей, а после придать суду. О это та еще была грызня. Я до сих пор помню их мерзкие вопли и скрежет царапающихся когтей, а после вонь их горящей плоти…. Они знатно отужинали в Отёй. Одну девушку, что еще дышала, я сделал вампиром – ты уже знаешь ее, Мадлен…, - я кивнул, завороженный его рассказом. Значит Мадлен, что так приглянулась Клодии - дитя Армана из дома юных сирот Отёй, а еще они придали суду вампиров, устроивших там резню…у местного клана французов была и такая власть. - Так вот. Представь мой праведный гнев, когда следом в Париж заявился ты собственной персоной, да еще с девочкой…девочкой-вампиром… Я помню, как швырнул в голову Сантьяго вазу, весом едва не в тонну, когда он мне доложил, что в город снова пришел чужак, да еще с девочкой-новообращенной, с ее подростковым метаболизмом… Я чуть было не приказал ему вас убить, но что-то остановило меня в ту ночь. Он вдруг обмолвился, что вы…семья. «Они ведут себя как семья». Да, он тогда это произнес, и приказ о вашем убийстве тут же застрял прямо в моем горле. «Семья». Мужчина и девочка- подросток. Вдвоем, в Париже. Мне стало любопытно. Я приказал Сантъяго не лезть и сам отправился разбираться...Я попросту начал за вами слежку. - Что? – я не верил своим ушам. - Ты следил за мной? Ты? Но …как? Почему я не замечал, и Клодия..., - я растерянно смотрел в карие глаза Армана, а он успокаивающе гладил меня ладонью. - Я приложил «максимум» усилий, чтобы ты и твое дитя были в блаженном неведении, родной, - Арман прижался губами к моей ключице, а после оставил засос на шее. - Я не хотел, чтобы вы узнали. Сначала я хотел просто посмотреть, что это значит – «семья» вампиров. И я начал наблюдать, как вы гуляете по Парижу, как ты покупаешь Клодии платья, как вы смеетесь, как ты фотографируешь ее на фоне Монмантра или же Нотр-Дам, как вы посещаете Оперу Гарнье, как вы убиваете…. старых проституток, убийц и шулеров, морфинистов, как ты «исповедуешь» своих жертв и как убаюкиваешь в объятьях…. Я стал будто одержим. Ночи и ночи напролет я следил, как вы гуляете по улицам города, как посещаете лучшие спектакли, как ты стоишь куришь на балконе или у входа в апартаменты. Я с каждым взглядом…влюблялся в тебя сильней... От этого признания у меня захватило дух. Все, что сейчас говорил Арман, казалось мне нереальным, но таким чувственным, что до озноба. По телу непроизвольно бежали волны нервных вибраций. Я ощущал что-то близкое к эйфории. Арман следил за мной… и влюблялся. Задолго до того, как мы встретились, и я ответил на его чувства. - Я приходил к тебе…даже в спальню. Стоял у окна за шторой, скрытый невидимой тебе тенью, и просто наблюдал, как ты готовишься ко сну, как тщательно выбираешь книгу, которую будешь читать, как ты снимаешь с себя одежду…, - на этой фразе Арману хватило совести опустить взгляд и носом уткнуться в мои ключицы. - Какая прелесть! Ты наблюдал, как я раздеваюсь? И…ничего не делал, чтобы себя не выдать? – я был совершенно «праведно» возмущен. Во-первых, за мной следили в самый «интимный» из всех моментов, а во-вторых…что было во-вторых мне было весьма сложно сформулировать даже внутри себя, как впрочем и злиться ….за эту «слежку», скорей она меня умиляла… - Поверь, это было … сложно. В такие моменты… я призывал всю 500-летнюю выдержку себе на помощь, а после я «помогал» тебе скорей заснуть силой своих мыслей, садился рядом и …. Я смотрел, как глубоко ты спишь – такой красивый и обнаженный, под нежной, легкой атласной тканью, едва прикрывающей твои бедра…, я словно дорвавшийся до денег вор, слегка касался линии твоих плеч, контура губ, мягкости волос… запоминал каждую частицу, не только взглядом, но и на ощупь… - Да ты маньяк, любимый, - я констатировал это с «веселой» грустью, невольно вспомнив «слежку» Лестата: «от озера к реке». Странно-щемящее дежавю. - Сам виноват, - Арман нисколько не был смущен. – Ты свел меня с ума. И дело даже не в красоте… или же запахе твоей крови, он будто преследовал меня везде, куда бы только я не пошел. Но я не просто хотел попробовать тебя на вкус…, как вампир может желать другого представителя своего вида, я не хотел только твоей крови, о нет, я хотел тебя полностью, целиком, на всех уровнях и во всех смыслах. Я хотел с тобой говорить, хотел водить тебя по Парижу, рассказывая о нем, хотел рядом с тобой молчать, просто слушая твои мысли… и я их слушал, я слушал и сам себе не верил, что на Земле есть еще одно существо, что также отчаянно ищет ответы…, что также отчаянно одиноко в своем стремлении познать смысл… всего происходящего бытия, своей природы, ее предназначения, вампиризма… ты вызывал во мне такой восторг, что это было близко к экстазу. Я захотел стать…твоей семьей. Твоей и Клодии, вас двоих… Твоя дочь или сестра, значения не имеет, она напомнила мне Малику. Мою младшенькую сестренку, ее огромные карие глаза, темные в крупные завитки волосы, смуглые худенькие коленки, плечики и запястья…Когда мои похитители волокли меня через весь двор к телеге, она так кричала, так плакала, так умоляла их отпустить меня… за пятьсот лет ее крик так и не перестал звучать в моей голове. И твоя девочка, твоя Клодия…знаешь, я больше всего боялся, что буду видеть соперницу в этой девчонке – женщину в юном теле, которую ты любишь как мужчина, и, которая также любит тебя. Но к счастью, мне это не пришлось. Боюсь, это стало бы… большой проблемой. Не знаю, как бы решал ее, если бы ты был бы на кону. Не знаю, как далеко б зашел…, - его голос внезапно дрогнул на этой фразе. И я вдруг понял, что он и вправду мог бы зайти очень далеко… Мое сердце оборвалось. - Что ты имеешь в виду, Арман? – я резко задал этот вопрос, желая расставить точки над «и». Он молча приблизил свое лицо, а после вдруг властно и жестко поцеловал меня прямо в губы, как ни разу до этого не делал. - Не знаю точно. Но я хотел тебя целиком. Только себе, - в глазах Армана горел огонь, но это пламя впервые меня не грело, оно завораживало, пугало своей убийственной красотой. - Вампиры – собственники, Луи. Так много звериного… в нашей природе. С годами мы либо становимся монстрами – рабами крови, либо мы возвышаемся над страстями и многие становятся…неподвижны. Своеобразный уход…в нирвану. Я много лет…боролся с «бездонной» жаждой, презрением к себе подобным и к хищному зверю внутри себя самого. Но ты пробудил во мне это чувство, такое забытое и дорогое, высокое и благое чувство любви, но также и собственнический инстинкт зверя, желающего добычу. И я хочу быть с тобою честным. На счастье Клодии – мы не соперники с ней друг другу. Я был и с ней тоже весьма честным. Да, я потребовал тебя отдать, но обещал, что не трону ваших с ней трогательных «семейных» уз, и обещал помочь даже…в ее «проблеме». - Ты…говорил с ней мысленно, тогда, в театре? Ты… требовал меня отдать? – я сжал руки в кулаки, находясь в крайнем смятении своих чувств. Меня подкупала честность Армана, но вместе с тем страх за Клодию сковал мне душу. - Да, и потом еще, в городе, но суть не в этом. Твоя девочка страдает. И эта боль, постоянная боль в ее сердце, она как ржавчина, медленно, но верно разъест ее душу со временем, уж я-то знаю…, - Арман умолк. Я знал о какой боли он говорит, знал, что моя вина перед Клодией бесконечна, понятия не имел, как ее искупить… - Послушай меня, Луи. Ты – это все, что у нее есть. Но ты не можешь облегчить боль, не можешь дать той любви…, о которой она мечтает, и той свободы, которая необходима. Знаешь, что она мне сказала, когда прощалась в первую ночь? Она приехала сюда, в Париж, чтобы избавиться от своей боли, чтобы избавиться или погибнуть, - я будто полностью окаменел. Он говорил очевидные для меня вещи, но слышать их было…так горько и странно. Как-будто раскрыли душу и выдавили весь гной, что там копился десятки лет. Клодия, доченька, мой темный ангел…Что же…избавиться или погибнуть. Собственно, я прибыл в Париж за тем же. И этот «выбор» был для двоих. Я встал с постели и подошел к окну. Арман раскрыл его на закате, и я, стоя в тишине, просто наблюдал, как зажигаются фонари, как их искусственный яркий свет медленно рассекает ночную мглу … Арман смотрел на меня в упор, но не пытался заговорить. Я чувствовал его взгляд спиной. Не оборачивался, но видел, как он застыл в напряженной позе, но не решался меня окликнуть. Я наблюдал за борьбой света и тени за окном и что-то в этот момент решал... Потом обернулся и произнес: - Помоги ей. Сделай все, что есть в твоей власти. Твои знания, твоя сила. Все, что ты только можешь. А после бери меня целиком. Всего. Как ты и желал. Я буду полностью, навеки твой. Если ты сможешь ее спасти, - я говорил это с таким жаром, что Арман на постели вздрогнул. Он медленно выдохнул, а после зло и серьезно бросил в ответ мне: - Так ты в жертву себя приносишь? О Боже, Луис! Как благородно! Но я не хочу с тобой подобных сделок. Я помогу ей. Я сам это пообещал. А ты… ты нужен мне без условий. Я бросился к нему на грудь, целуя в смуглые щеки и лепеча, что я не это имел в виду, и то что Клодия – все для меня. Он повалил меня на постель, зафиксировав под собой, в его глазах полыхал страшный огненный смерч. - А что ты сам для себя-то хочешь? Что нужно лично тебе, Луи? – он зашептал это мне на ухо, скользя ладонями по моему телу. Оно будто плавилось в его руках. Я ощущал себя рядом с ним будто бы на Солнце, настолько жарко, так горячо, что уже было почти что больно. Его поцелуи, словно ожоги, клеймили, ставя на коже метки. И я едва ли не заскулил от этой пытки на грани боли, от этих жадных бесстыдных ласк, которыми он награждал меня, заключив в огненное кольцо собственного тела. Казалось, что я нахожусь в жерле действующего вулкана, настолько там было горячо, по венам будто бы тек огонь…, и я в нем плавился и сгорал… – Я тоже…хочу… тебя… целиком…, - его язык очертил контуры моего уха, поощряя тем самым мой глупый шепот. - Ревную… даже к твоим фантомам, - он чуть коснулся зубами мочки, и я захлебнулся протяжным стоном. - Не… обещай мне вечной любви…, - я прошептал это как в бреду, хватаясь за смуглое плечо. - И если лжешь…, делай это так, чтобы я больше не знал о боли… пусть твоя ложь будет слаще правды… пусть она этим меня спасёт…, - его язык скользнул ниже – к горлу. Я сам не знал, что я произнес. Он будто вырвал признание из моей глотки, из самых мрачных глубин подсознания, самых глубоких душевных травм, буквально выжженных моей болью. Я понял, что тоже стал собственником и зверем, раненым зверем, попавшим в капкан собственной природы, ее извращенных темных желаний. И я устал им противиться и бороться. Арман склонился над моей шеей, жадно и голодно глядя из-под ресниц на беззащитное перед ним горло. И в этот момент я отдал контроль. Я понял, что я хочу Армана, я сам раскрыл себя для него, прогнувшись всем телом в пояснице, откинув голову чуть на бок. Жилка на шее призывно билась, уже пульсируя от сладкой боли. Я видел, как Арман облизнулся, как губы дрогнули и раскрылись, а радужка карих глаз стала черной. Он жестко и властно перехватил мою шею ладонью так, чтобы я не мог двинуть головой, даже если бы захотел. Откинул мои волосы в сторону, еще больше оголив шею, припал к ней долгим и жадным поцелуем, оставляя багровые метки на нежной коже, а после его клыки вошли внутрь моего тела-… И мир померк, он распался прахом и разлетелся сотней осколков…. Но мне уже было все равно. Я падал вверх, в темный раскрытый космос, и обретал себя... заново. Приют Отёй* - В 1866 году в 16-м округе Парижа был основан сиротский приют Отёй. Аббат Louis Roussel арендовал для него заброшенный дом на rue de la Fontaine, он был озабочен судьбой парижских сирот и хотел, чтобы они учились читать и писать, а затем получили профессию. К 1895 г. через приют прошли 15 000 детей, не смотря на все финансовые и прочие трудности, которые последовали после войны. После отхода от дел аббата Луи Русселя, в 1895 г. руководство приютом взял на себя аббат Даниель Фонтен. При нём были построены новые учебные заведения, и в приют стали принимать и маленьких детей от 2 до 6 лет. После Первой мировой войны приют снова столкнулся с финансовыми трудностями. В 1923 г. в таком плачевном состоянии архиепископ Парижа передал его управление Даниелю Броттье. С 1923 по 1936 гг., до самой смерти отец Броттье работал день и ночь, чтобы спасти своих сирот. Его первой инициативой было строительство часовни Святой Терезы Младенца Иисуса, которая защищала его во время войны. В 1984 г. Отец Броттье был причислен к лику Блаженных Папой Иоанном Павлом II. Сам приют Отёй существует и работает до сих пор. Взято из https://segolene-royal.livejournal.com/108980.html
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.