Непреодолимое желание

Усмирив свое дыхание и вернув себе способность осмыслять происходящее, Порочный принц, перекатившись с белого тела, улегся на спину, обращая свой взор на тяжело дышащего мальчишку, лежащего лицом в подушки, со слегка задранной к верху задницей. Довольно улыбнувшись, он потянул его за плечо, укладывая чужую голову на свою грудь. Прикрыв глаза, Деймон откинул голову на подушки, впервые за долгое время ощущая умиротворение и абсолютное отсутствие каких-либо тревожащих мыслей. За все-то время, пока он находился в своем далеком от столицы замке, сон вновь стал поверхностным и прерывистым. Беспокойные ночи мучили вновь и вновь, а мысли возвращались к той самой, когда он крепко и сладко заснул, прижавшись всем своим телом к Эймонду. И отсутствие беспокойных мыслей подле него после всех страстных объятий внушало убежденность в том, что близость этого мальчишки будет одаривать тем самым забытьем, которого порой так отчаянно не хватало в жизни. И хотя приятная сонливость уже накатывала, мужчина отгонял ее от себя, желая как можно дольше побыть со своим любовником наедине. Уединиться раньше было не просто, а в забитом до отказа надоедливыми крысами замке стало практически невозможно. Улизнуть в его покои под покровом ночи оказалось не так легко. По прибытии в столицу Деймон вместе с уже весьма окрепшей женой вновь навестил Визериса. И на этот раз мужчина был рад тому, что ему и Рейнире не придется утруждать почти умирающего брата светскими хлопотами. Их беседа, кажется, одарила короля некоторыми жизненными силами, и Порочный принц увидел, насколько тот скучает по своей старшей дочери и по нему самому. Эймонд, выбравшись из экстатического забытья, словно впервые увидев внушительный шрам на теле любовника, покрывающий чужое правое плечо и правую грудную мышцу, заворожено глядел на него, водя по текстуре ожога подушечками пальцев. В своих внезапно накативших стремительной лавиной отношениях с Порочным принцем юноша позабыл, насколько сильно в нем горел трепет восхищения воином, почти в одиночку выигравшем легендарное сражение в битве при Ступенях. И этот ожог – неизгладимый след на теле мужчины, напоминающий о воинской силе, проявленной неукротимым и сумасбродным драконьим принцем. Деймон, все еще переводя дыхание, сопя в серебристую макушку и перебирая пальцами длинные платиновые пряди, находясь в блаженстве и умиротворении после ослепительного удовольствия, а теперь утопая в нежности, обнимая, наконец, этого мальчишку, не сразу заметил, чем тот занят. – Хмм, нравится? – спросил мужчина, проследив за пальцами, скользящими по его груди. –  Битвенный запал притупил боль? Мужчина улыбнулся. Кажется, тяга мальчишки к знаниям была равна его тяге испытать безумный адреналин битвы на себе лично. –  В книжках вычитал или баек от Коля наслушался? – беззлобно ухмыльнувшись, спросил Деймон. – Коль не получал ранений, как и не ударялся в рассказы о своем прошлом, – фыркнул принц. –  Ненадолго притупила, но боль есть боль, тебе ли не знать, –  ответил мужчина на вопрос, невесомо очертив большим пальцем глубокий шрам, обойдя сапфир, обведя израненную глазницу на юношеском лице. Эймонд слегка нахмурился. Собственный шрам, служивший ежедневным напоминанием об унизительном прошлом, был самым тяжелым воспоминанием и неразрешенной обидой, висящей мертвым грузом на его плечах. Однако особое отношение Деймона к нему, не глумливое или наигранное, настолько расположило юношу к взрослому мужчине, что упоминание им шрама не взывало отрицательных эмоций. – Но эта не та отметина, любуясь на которую, можно гордиться своими подвигами в славном бою… это… позорное напоминание мне и каждому, о нелепой драке и собственной беспомощности, – спокойно и без злости выдал взрослому любовнику юный принц. Прямолинейность Порочного принца порой обескураживала не сведущего во флирте юного принца, но его искренность пробудила в нем желание к откровенности. Впервые в жизни ощущая потребность высказать эту ранее никому не озвученную мысль. Деймон, опустив взгляд на белую макушку, усмехнулся. Глубина мыслей племянника и весьма для его возраста глубокий ум, определили в нем уверенность в рассудительности мальчишки и навеяли мысли о том, что ему в этом замке, вероятно, одиноко. Отчего-то мужчина был уверен, что эти мысли Эймонд впервые в жизни озвучил вслух. Вряд ли под сводами этого замка, среди всех занятых лишь своими, несомненно важными делами, нашелся бы хоть кто-то, могущий разделить с ним его похожесть во взглядах на этот мир. –  Что есть, то есть. Хотя Таргариены не меняют глаза на драконов, этот шрам еще, стал напоминанием о том дне, когда ты впервые взмыл в небо. Лучший и худший день в жизни? Услышав вслух правдивую оценку того самого злополучного дня на Дрифтмарке, Эймонд вскинул на мужчину удивленный взгляд. Отто Хайтауэр никогда не обсуждал с ним тот день без использования своей привычной и циничной манеры оценивать происходящее с целью выгоды для положения их семьи на арене игр в престолы, а матушка проявляла лишь жалость и сокрушительно стенала о тяготах, выпавших на его долю в столь юном возрасте. Юный принц не ожидал от Деймона настолько трезвого и прямолинейного суждения, его ранения, личной трагедии. Он даже не стал пытаться как-то успокоить и переубедить его в том, что ранение было действительно нелепейшим и бестолковым. Простой до невозможности вопрос заставил его задуматься. Завидев некоторое противоречие, а после и немое согласие в лазурном глазу, в котором плясали блики неяркого пламени от подсвечников, стоящих подле кровати, Порочный принц удовлетворенно хмыкнул. – Я так и думал. Эйрея оседлала Балериона в двенадцать лет. Ты осмелился заявить права на Вхагар в десять. Древние драконы, прошедшие много битв и ковавшие своим пламенем историю, признают только истинных валирийцев, смелых, отчаянных и сумасбродных, – Деймон взялся за острый подбородок, сближая их лица, – Боги с рождения наделили тебя двумя глазами. Не дай прошлой обиде, сожрать тебя изнутри, – серьезным и одновременно спокойным тоном подытожил мужчина, взывая к благоразумию юноши. Невинный взгляд ребенка, взиравший на него, вновь заставил мужчину изумиться тому контрасту, который порой проявлял племянник. На людях он действительно выглядел намного старше своего настоящего возраста, но та детскость и изумление, виденное им сейчас, резко возвращали его в мальчишеский возраст. Порочный принц всерьез, хоть и ненадолго, задумался о внутренних муках мальчишки, который в столь раннем возрасте перенес ранение, по собственнически радуясь тому, что до него ни один взрослый не озвучил ему такую простую истину. Его брату, очевидно для всех было плевать на ранение маленького сына. Алисента своей истеричностью и материнской жалостью вряд ли хоть раз смогла найти нужные слова, могущие убедить или вдохновить своенравного принца, а если и смогла, то он непременно бы пропустил их мимо ушей. Ни им, ни Рейнирой после того дня эта тема никогда не поднималась. Извечная обида на равнодушие собственного отца, безнаказанность племянников, которая ежедневно напоминала о себе шрамом на лице, судя по всему, тлеет и вспыхивает с новой силой регулярно. Бунтарский характер и злопамятность – фамильная черта Таргариенов. Мужчина пока не хотел рушить их только-только укрепляющуюся связь занудными нотациями и наставлениями, но для себя решил, что он собственными усилиями вырвет этот корень обиды из его сердца во благо как его собственной семьи, так и самого Эймонда. Губительность этого чувства, по его мнению, крайне разрушительна. Деймон усмехнулся пренебрежительному и похуистическому отношению Визериса к воспитанию собственных сыновей, которых тот безумно хотел, сколько брат короля себя помнил. Юный принц вновь почувствовал внутреннее умиротворение, что в его понимании было ранее невозможно, ведь эта, без преувеличения, убийственная для его спокойствия тема никогда не обсуждалась без последующего желания кого-нибудь выпотрошить. Эймонд, обдумывая и анализируя сказанное дядей, мирно посапывал на мужской груди, глядя куда-то в одну точку, пока чужая рука мягко не потормошила его за плечо, проверяя, заснул тот или нет. Легким движением плеча, содрогнувшись от легких мурашек после прикосновения сухой ладони, мальчишка промычал, выражая некоторое недовольство. –  Ну чего? – с легкой улыбкой спросил младший Таргариен, к которому уже постепенно возвращался строптивый характер, на время усмиренный пылким наслаждением. –  Дочитал книгу? –  Какую кни…ааа. Нет, не успел, – слегка стушевался Эймонд, вспоминая давний полет той самой книги на вершину платяного шкафа. – Ты и не дочитал? Я сплю? Дай-ка ее мне. Эймонд, оторвавшись от чужой груди, откинулся на подушки рядом с Деймоном, фыркнув, раздражаясь настойчивому любопытству мужчины. Отчего-то ему стало немного стыдно за собственное отношение к столь ценному предмету. –  Она далеко, не хочу искать, – отводя лицо в сторону, пряча здоровый глаз от игривого взгляда, отрезал юноша. Деймон сощурился и догадался в чем дело. – Ты ее сжег? Начитанный и столь чопорный принц сжег старый том на валирийском? Твои мать и дед наверняка упадут в обморок,  – с деланным возмущением проговорил мужчина, вскинув руки. –  Вовсе не сжег я его! Выражение лица Эймонда стало походить на лицо ребенка, которого отчитывают за детскую шалость. И мужчине пришлось приложить немало усилий, чтобы не засмеяться в голос, глядя на эту картину. – Тогда неси, иначе я доложу вашему мейстеру о том, что прилежный принц сжигает книги. Твою семейку удар хватит от такой новости, – более не сдерживая искренней улыбки, заключил Деймон. – О, Боги… – пробухтел Эймонд, игнорируя веселую гримасу, уставленную на него. Юноша, закатив глаз, подобрался с постели и хотел было взять лежащее на краю полотно, чтобы обернуть его вокруг своих бедер, но оно было грубо выхвачено из его рук. – Тебе оно не нужно, – сказал Деймон, укладывая ткань под свое бедро. Он сощурил взгляд, в котором плескалось искреннее ребяческое веселье, и пока еще совсем слабо, но вновь загорался огонек похоти. – Деймон, отдай. –  Нет, иди так. Пробухтев себе под нос гневные ругательства о неуемной бестолковости и непроходимой упёртости мужчины, мальчишка быстрым шагом направился к шкафу, прихватив по дороге стул, игнорируя липкий взгляд, направленный на него с постели. Эймонд, забравшись на стул, взглядом быстро нашел книгу, лежащую там с тех самых пор, когда он месяц назад в гневе отправил ее покоиться на вершину шкафа. Деймон все это время, лежа на постели, чуть ли не закусив губу, неотрывно наблюдал за обнаженным племянником, впервые рассматривая наготу, столько откровенно выставленную на показ. Его тело во мраке комнаты, освещаемой слабым светом огня, словно светилось, что придало белоснежной коже жемчужно-розовый отлив. В животе уже вновь понемногу затягивался тугой узел, и от жгучей похоти его удерживала только комичность всей этой ситуации, и поимки Эймонда с поличным за чем-то столь забавным и детским. – И все книги ты хранишь там? – вздернув бровью, спросил мужчина у приближающегося к постели юного принца, лицо которого было окрашено смущением, смешанным с раздражением. Его прятанье глаза, обусловленное стеснением собственной наготы, после того, как они столь откровенно наслаждались друг другом, изрядно повеселило Деймона. –  Нет, только избранные, – фыркнул Эймонд, кидая на постель небольшой, слегка запылившийся томик. Воспользовавшись заминкой мужчины, мальчишка резко выдрал из-под его бедра полотно, на что тот в притворном недовольстве закатил глаза и громко цокнул. – Ты несколько минут назад сидел на моем члене, а сейчас стесняешься своей голой задницы? Эймонд, ничего не ответив, зыркнув на мужчину, обернул полотно вокруг своих бедер и прошел к столику, уставленному кубками, кувшинами и миской с фруктами. Деймон, открыв книгу на месте, где племянник оставил закладку, исподлобья наблюдал за юношей, который возился у столика с кувшинами. – Налей и мне. Эймонд, взглянув на него прищуренным хитрым взглядом, пожал плечами и, разлив что-то по емкостям, вернулся в постель. Отпив из кубка, он с интересом покосился в сторону  мужчины, ожидая его реакции. – Тьфу, что это за дрянь? – спросил Порочный принц, будучи увлеченным строками из книги, он отхлебнул из кубка не прислушавшись к запаху. –  Мелисса, – еле заметно улыбнувшись, ответил юноша. – Вина в твоей солдатской норе не водится? – спросил мужчина, отставляя емкость на прикроватную тумбу. – Не водится. – Отчего не исполнил свое желание и не сжег ее? – прищурив глаза, глядя в юношеское лицо, с интересом продолжал свой допрос Порочный принц, чуть небрежно откидывая книгу в сторону. –  Jaes… jorrāelagon naejot zālagon mirros mazverdāre olvie adhirikydho, – прошептал Эймонд себе под нос, на что получил удовлетворительный смешок. –  jorrāelagon naejot zālagon mirros mazverdāre olvie adhirikydho, – произнес Деймон, более звучно и ярко повторяя фразу за племянником. Юноша вскинул на мужчину вопросительный взгляд. – Твой словарный запас высокого валирийского обширен, а владение языком намного выше необходимого для управления драконом. Но произношение тонет в диалекте всеобщего. Меня в свое время никто не научил правильному произношению, драконоблюстители в Гавани знают слова, но не звучание. По одним лишь книгам сложно выучить целый язык. Эймонд насупился, и мужчина увидел, как тот, пребывая в смятенных чувствах, поджал губы. По уже устоявшейся привычке: терять лицо в компании Деймона, юный принц, слегка забывшись, не проявив заученной сдержанности, почти по-детски расстроился. Ранее он был уверен, что его владение родным языком вполне можно было назвать идеальным. Обучающие мейстеры всегда хвалили его навыки владения этим наречием. А в Драконьем Логове, общаясь с драконоблюстителями, он и вовсе забывал о всеобщем языке, весьма содержательно и свободно общаясь с ними только на валирийском. Юного принца, который резко принял вертикальное положение, обхватили цепкие руки и ничком повалили обратно на постель. Деймон навис сверху, заглядывая в единственный глаз, фиксируя руки над его головой. –  Повторяй, – проговорил мужчина, глядя потемневшим взором на чужое лицо под собой, которое сейчас заливалось краской стыда и возмущения. – Не хочу, отпусти, – уводя взгляд, уставляя немигающий взор куда-то в сторону, тихо ответил Эймонд, пытаясь освободить руки и выскользнуть из под нависшего над ним мужчины, почти что улегшегося между его разведенных ног. –  По одним лишь книгам целый язык не выучить. Ты невероятно быстро учишься, мой принц. Не увиливай и повторяй, – проговорил Деймон самым строгим тоном, на который был способен в такой момент, ощущая, как его плоть вновь тяжело запульсировала. Но его любовник, находясь в расстроенных чувствах, не заметил этого. – jorrāelagon mazverdāre olvie adhirikydho , –  вновь повторил фразу Порочный принц, недвусмысленно укорачивая её, выразительно перекатывая на языке рычащие звуки. Эймонд, вернув смущенный и даже немного страдальческий взгляд на мужчину, даже не обратил внимания на то, что он урезал фразу, сделав ее совершенно недвусмысленной, на их весьма возбуждающую позицию и постепенно темнеющие аметистовые глаза, в которых вновь читался неприкрытый голод. Нахмурив брови у переносицы, шумно вздохнув, юноша уже было открыл рот, чтобы попробовать повторить за Деймоном, но быстро осекся, сжав губы в тонкую полоску, страшась вновь облажаться перед мужчиной. –  Ну же. Ты ведь послушный и весьма одаренный ученик, – подмигнул мужчина. Задор и открытость дяди слега приободрили юного принца, и он, закатив глаз громко цокнув в притворном раздражении, уставился на его губы. – jor…jorrāelagon mazver…mazverdāre… – протянул юноша, но, все еще будучи неуверенным и смущенным осекся. Однако утвердительный кивок сверху дал понять, что на этот раз звучание рычащих он вытянул правильно. –  jorrāelagon mazverdāre olvie adhirikydho, – закончил Эймонд. –  Говорю же, быстро учишься, – выдохнул мужчина. И более не в силах сдержать нового страстного порыва, опаленный идеальным наречием, которое полилось из желанных уст сладким медом, Деймон со стоном  впился в фигурные губы чувственным и нежным поцелуем. Как только мужчина выпустил запястья из плена, содрав с бедер мешающую ткань, наотмашь откидывая ее как можно дальше, обхватил тонкую шею. Эймонд, быстро переняв жгучий порыв, упер ладони в широкие плечи и, уронив мужчину на постель, уселся на его бедра, вновь соединяя их губы в поцелуе. Изнеможенные и насытившиеся друг другом после долгой разлуки, принцы заснули, когда ночь перевалила за половину. Лишь под раннее утро Деймон, огладив юное тело и зацеловав шею с розовыми на нею отметинами, убаюкав проснувшегося от его возни  любовника, нехотя выбрался из постели и выскользнул в сырость потайных ходов Красного Замка.