Непреодолимое желание

Стоя на балконе покоев дяди, сложив руки на парапет, Эймонд вдыхал прохладный, свежий ночной воздух. С тех пор, как юноша потерял глаз в нелепейшей потасовке, он много раз думал о том, что бы он мог сделать с бастардом в отместку. Кровожадные мысли роились в его голове время от времени, и после того, как он увидел это наглое детское лицо за тем ужином, его ярость и злость достигли апогея. Выблядок совершенно не сожалел о том, что сделал много лет назад, а теперь, еще и смеет подлавливать его в темных коридорах, угрожать, следить и…трогать.  Прикосновения Люка окатили, словно ушат ледяной воды, оставляя после себя одно желание: принять ванну. И сейчас, вспоминая о липких руках и противных губах, тянущихся к его лицу, юноша нервно содрогнулся всем телом. Стоя там в компании Стронга, глядящего на него, словно на божество, он боролся с желанием взять его лицо и ударить об стену затылком, разбив голову. От этого кровожадного порыва его удерживало лишь понимание последствий такого исхода.   Кажется, в мальчишке и правда проснулись чувства к тому, кто презирал его всей душой и мечтал однажды вырезать ему глаз. От осознания этой нелепости Эймонд не сдержал нервного хохотка. Мысль о том, что он сможет или уже смог потоптаться на хрупком маленьком сердечке этого отродья, искренне позабавила его. Не глаз, конечно, но подпорченные нервы или какие-то там внутренние чувства – лучше, чем ничего. – Над чем смеешься? – ледяной тон Деймона, неожиданно появившегося где то позади, напугал юношу, погруженного в свои циничные и мстительные размышления. Но не вздрогнув и не обернувшись на чужое присутствие, юноша продолжал смотреть на воду залива с отражающейся на ней бликующей дорожкой от серебряного свечения полной луны, игнорируя вопрос.  Юноша не мог видеть его взгляда, прожигавшего дыру в затылке, однако мог ощущать его всем своим существом. Возникшая драма изрядно утомила мужчину.  Чувства и душевные страдания Люцериса не особо заботили Деймона, ведь он лишь маленький мальчишка, который имел неосторожность проявить интерес к своему юному дяде.  Порочный принц не стал мастаком в воспитании сыновей Рейниры. Но, несомненно, теплые чувства к ним порой окутывали его сердце. По его мнению, Люцерис был мальчишкой обманчивого для окружающих склада характера. Некоторая лживость и манипулятивность его поведения были невидимы для глаз многих, но не Деймона. Его таланты, сокрытые от глаз даже Рейниры, росли вместе с ним. И сегодня, стоя в читальном зале и наблюдая за мальчиком, впитывая все его эмоции, выставленные на показ после нехилой взбучки, мужчина осознал, что чувства Велариона, вероятно, глубоки. Сцена, произошедшая в читальном зале минутами ранее, не могла не ошарашить и даже насторожить мужчину, ведь у их связи появился свидетель. Его охватила злость и ярость от осознания той мысли, что Эймонд посмел поманить Люка. Ведь, очевидно, он пошел за ним сам, даже после того, как тот залепил ему неслабую пощечину и, вероятно, одарил несколькими ласковыми словами. Даже в тусклом свете свечи он увидел на щеке мальчика яркое покраснение. Быть может, Эймонд захочет соблазнить его и разбить тому сердце еще больше. Хотя гримаса омерзения на остром лице красноречиво говорила о том, что сын старшей сестры вряд ли вызывает в нем чувства, помимо отвращения или ненависти. Мужчина понимал: всерьез ревновать мальчишку к ребенку – это глупости. Однако лицо Эймонда, его мстительный оскал и желание крови во взгляде посеяли семена сомнения и недоверия. Деймон не разговаривал с юношей о своих пасынках, и степень его ненависти к Люцерису до сего момента оставалась загадкой. Мстительность – отличительная фамильная черта их рода, не говоря уже о злопамятности. И до каких черт сможет дойти Эймонд, чтобы отомстить за прошлую обиду и травму, мужчина даже думать не желал. Деймон, как никто другой, знал о пороках семьи Таргариенов. Поговорка среди простого люда ходила и будет ходить: Таргариены ближе к богам, чем к людям. Драконья кровь и огонь то – что кипело в его жилах, жилах Рейниры и жилах Эймонда. Ощущение безграничной власти и ощущение себя на вершине этого мира росли в Таргариенах вместе с их драконами. Но вместе с этим, кипящая в жилах кровь драконьих всадников – безумная смесь, которой иногда, порой очень сложно управлять и сегодня Деймон увидел этот огонек безумия во взгляде своего любовника. Скорая женитьба Эймонда была и остается самой главной преградой между ними и Люк не должен стать тем, кто еще больше отдалит от него юношу.   Резко возникшее собственническое чувство, а также непомерное эго и эгоистичное желание быть в его жизни тем самым центром, не давали пока еще смириться с мыслью о его скорой женитьбе. Мысли об этом вводили в ступор и раздражали. Но посягательство и вмешательство в их отношения постороннего не на шутку взбесили и разозлили. Он не желал отбивать от племянника еще и не прошенных надоедливых ухажеров, а теперь еще и более тщательно оберегать их тайну, которая уже обзавелась свидетелем, или выбивать дурь из его мстительной и злобной головы. Порочный принц, стоя позади, глядя на его серебряный затылок, ощущал злость, раздражение и безумное желание трахнуть мальчишку прямо на этом балконе, присвоить его душу и тело себе. Не дождавшись ответа, мужчина резко схватил его за локоть и развернул юношу лицом к себе, словно безвольную куклу. Тот смотрел ему в глаза с недоброй  ухмылкой на губах. Деймон впервые захотел наотмашь ударить племянника по лицу. Мысль о том, что он уже обдумывает план своей безумной и, каким бы это странным не казалось, великолепной во всех отношениях мести за утраченный глаз, и эта мстительная ухмылка заставили раздражение, перерасти в ярость. –  Ты…если я пойму, что хоть каким-то образом за моей спиной манишь его, чтобы растоптать его сердце,  я тебя уничтожу, –  произнес Деймон утробным голосом, глядя в лицо племянника. В Деймоне говорила не отцовская забота, а собственническая ревность. И если бы Эймонд смог, изобразив заинтересованность, приблизить того, очаровать, дабы отомстить, используя настолько «удачно» вспыхнувшие чувства Люка, его драконья ярость обрушила бы на эту белую несмышленую голову семь преисподних. Разумеется, более всего в Порочном принце взыграло его огромное эго. Сама мысль о том, что юный любовник будет крутить интрижки на стороне за его спиной, безусловно, била по чувству собственного достоинства. Мужчина до сей поры не до конца осознал, на что готов племянник, дабы отомстить за прошлую обиду. И то, что Люцерис самолично шел в руки человека,  публично презираемый, давало просто блестящий шанс Эймонду, наконец, возвыситься и по итогу забрать нечто гораздо более ценное, чем один глаз. Лицо Эймонда перекосилось, оскалилось и сделалось яростным. Мстительный огонек пропал, оставив лишь обиду и досаду. –  Неужели тебя так заботят чувства этого сопляка?! – злобно выпалил Эймонд, пытаясь сокрыть обиду в своем голове. В Эймонде вскипела злость и обида от непонимания того, от чего дражайший дядюшка так беспокоится за этого наглого бастарда, вспомнившего о потребности и надобности извинится за нанесенную ему рану спустя много лет лишь по причине собственного эгоизма. И потребность эта появилась не по причине осознания подлости своего поступка, а лишь во имя испытываемых Люком эгоистичных чувств, дабы добиться желаемого. А не чувств Эймонда, носившего это мертвым грузом на своих плечах столько лет. Деймон грубо схватил юношу за острый подбородок, глядя в его перевозбужденный, раздосадованный взгляд, отбрасывая мысли о том, что племянник был безумно красив в проявлении подобных эмоций. –  Мне плевать на чувства Люцериса. Меня заботит только благополучие моей семьи. Его страсти меня совершенно не волнуют. Но ты больше никогда к нему не приблизишься. –  Хммм. Я никогда не собирался приближаться к нему, – злобно шипел юноша, –  этот убл…сын твоей жены, сам нагнал меня в коридоре и полез со своими признаниями, объятьями, поцелуями и ничтожными извинениями. Ноздри Деймона раздувались как у дракона, который готовился выпустить столп пламени, а глаза полыхали яростным жаром, будто желали испепелить. В обиде и расстройстве, Эймонд хотел было скинуть руку со своего лица и оттолкнуть от себя дядю, но Деймон лишь перевел руку на затылок и грубо приблизил к себе, обвив поясницу. –  Не смей, –  прорычал Порочный принц, догадавшись о причинах подобного поведения племянника,  –  я не желаю даже думать о том, что ты воспользуешься его чувствами для мести или для чего-то еще, что ты можешь придумать своей злобной головой, –  раздраженно сказал мужчина, скривив лицо.   – Ao mērī ñuhon. После ухода Эймонда из читального зала мужчина, растормошив пасынка, узнав, что конкретно он увидел, и заставив его посмотреть в свои глаза, доходчиво вложил в его голову о дальнейшей непричастности Люка к этой истории, а также то, что ему стоит держаться подальше от тайны, в которую был посвящен собственными стараниями и бессовестной слежкой за своим дядей. Мужчина обругивал себя за свою собственную неосторожность, и таланты второго сына Рейниры даже слегка впечатлили его. До сего дня он не догадывался о его столь выдающихся шпионских способностях. До Эймонда не сразу дошла суть сказанных слов. Расширив от удивления глаз, он шумно выдохнул. После всей этой гневной тирады и мыслей  о том, что его любовника так взволновало то, что он сможет причинить хилому сердечку Стронга рану, такого заявления он никак не ожидал. Юный принц, не сразу осознав суть сказанного, находясь в легком оцепенении, хлопал ресницами, и его взгляд, секунду назад ответно прожигающий Деймона огнем, вмиг потеплел, становясь растерянным и почти невинным. Эймонд глядел в горящие огнем глаза напротив, ощущая горячее сиплое дыхание на своем лице, ведь тот пыхтел, раздувая ноздри настолько, что ему на мгновение показалось: из  них вот-вот повалит горячий пар. Мысль о том, что Деймон испытывает чувства, близкие к ревности, вихрем пронеслась в голове, и едва ли она смогла воспламенить в нем чувство помимо забавы или шока. Осмысливая, озвученные Порочным принцем измышления и опасения вслух врезались в его разум, откровенно шокируя и веселя. Ведь единственное желание после наглого вторжения в свое пространство Люцериса было выбросить его из окна или просто принять в ванну и смыть с себя всю эту омерзительную сценку. Но не предостережения по поводу манипуляций и его возможного в будущем циничного отношения к чувствам племянника обожгли разум. Короткое и тихое заявление на валирийском подкосило колени. Эймонд словно впервые уловил серьезность чужих внутренних чувств, ни разу не проявленных им раньше. Приоткрыв губы от шока, юноша без страха смотрел в пылающие опасным огнем аметистовые глаза мужчины, который показался ему в этот момент невероятно привлекательным. Безумный Таргариенский нрав Деймона, а точнее, известного всем Порочного Принца, грезы о подвигах которого побуждали в маленьком Эймонде мальчишеское чувство восхищения, впервые проявленный перед ним одним лишь взглядом, сейчас, хоть и при столь странных и даже комичных обстоятельствах, восхитил и побудил в юноше до нынешнего момента не испытанный трепет. –  Деймон, о чем ты говоришь? Не говори мне, что из-за выпадов этого убл…мальчишки в тебе вдруг резко взыграло недоверие ко мне, – едва не осекшись вновь вкрадчиво, спросил Эймонд, не желая выводить мужчину из себя еще больше или дразнить его. Собственническое заявление Деймона пробило брешь в его убеждениях по поводу дальнейших намерений брата отца, в коих он постоянно сомневался и старался не размышлять о том, что дядя видит в нем лишь юного и пылкого любовника, с которым приятно проводить время. Однажды мужчина уже улетел без предупреждения, не сказав ни слова. И хотя тогда на это были очевидные причины, юноша всеми силами старался не поддаваться слабости собственных чувств, опасаясь повторения. Скорая собственная свадьба и здравая убежденность в том, что Порочный принц лишь азартно увлекся молодым любовником, удерживали его чувства в узде, словно предостерегая и помогая обезопасить себя от той раны, которую впоследствии ему сможет нанести вся эта пикантная история. Но всего лишь несколько слов заставили усомниться юношу в дальнейшей собственной судьбе. Ведь во всем мире, настолько сильную эмоциональную связь он смог ощутить лишь с собственным дядей. – Я неясно выразился? – зарычал мужчина в приоткрытые губы, приближаясь к лицу юноши еще ближе. Не на шутку взволнованный такой яркой и агрессивной реакцией мужчины, Эймонд полностью смягчился, отпустив всю ранее испытываемую злобу, проклиная Стронга за его откровенный идиотизм и бездумность порывов, последствия которых упали именно на него. Стоя смирно и посапывая от все еще учащенного дыхания, он спокойно смотрел в чужое лицо. Второй сын короля решил, что если Люцерис станет причиной разлада между ним и его взрослым любовником, без тяжких увечий этот ублюдок свое существование не продолжит. –  Я вовсе не собираюсь его собл…о боги, – юноша, на мгновение скривившись, увел перекосившийся взгляд в сторону, – …я не буду это вслух произносить. Отчего такая реакция? Я ведь привел сопляка к тебе в ту же минуту, как все случилось, – мягко прошептал юноша, чувствуя, как от горячего дыхания и плотоядного взгляда тянет жаром и страстью. Наконец, усмирив свои переполняющие гневные эмоции и обиду, юноша почувствовал, насколько сильно затянулся тугой узел возбуждения в его животе, и, кажется, в бедро ему упирается твердая плоть Деймона. Эймонд еле удержался, чтобы вновь не хохотнуть, дабы не вызвать еще один приступ чужой ярости. Страсть, испытываемая ими обоими при столь странных обстоятельствах, позволила ему убедиться в том, что они определенно сумасшедшие. Деймон шумно выдохнул, пытаясь успокоить возникшую бурю эмоций. Ведь еще мгновение назад, ощущая драконью ярость, он желал испепелить мальчишку на месте. Глядя в смягчившееся, нежное и растерянное лицо юноши, мужчина почувствовал толику успокоения. Он поверил ему. Прильнув к вожделенным мягким губам, мужчина шумно выдохнул, обхватив его лицо обеими руками, ощущая чужую твердость сквозь слои одежд. От накатившей волной страсти и желания, Эймонд простонал в их поцелуй, раскрывая рот шире, впуская мужчину настолько глубоко, насколько тот пожелает. Обвив руками шею Деймона, юноша с наслаждением и жадностью отвечал на плотоядный поцелуй дяди, который, казалось, хотел его сожрать. Но все внутренние чувства вопили о том, что окончательно поддаваться страсти нельзя. Ведь в этих покоях после угроз Люцериса в данный момент было попросту не безопасно. Принцы более не встречались в покоях Эймонда, ведь с недавних пор приказом королевы они охранялись. И несмотря на яростный протест сына, королева, почти топнув ногой, объяснила это решение тем, что в замке огромное количество людей и несмотря на все боевые навыки принца, во сне тот беззащитен. Покои Деймона до сего дня оставались единственным местом, где они могли бы хотя бы иногда уединяться по ночам. В конце концов, чужие стоны в покоях Порочного принца, славящегося своей любовью к шлюхам обоих полов, никого не шокировали бы. –  Раздевайся, немедленно, – выдохнул мужчина, разорвав поцелуй за грудки затаскивая племянника в комнату. –  Нет, Деймон, не здесь же, – сопротивлялся юноша, в отличие от дяди, стараясь сохранять остатки самообладания, отталкивая его руки от себя, не осознавая, что этим распаляет мужчину еще сильнее, – в любой момент сюда может ворваться твоя жена. Ты спятил?  Он только что сказал мне, что расскажет ей, – шептал возбужденный юноша, пока Деймон жарко дышал ему в шею, прикусывая нежную кожу, тут же зализывая следы от зубов. – Это не твоя забота, мальчишка. Никто сюда не зайдет, – строго прошептал мужчина, оставляя на белоснежной шее яркий алый засос, – еще одно слово, и я оттрахаю тебя на этом треклятом балконе, – оторвав руку от вожделенного тела, мужчина указал пальцем в сторону балкона. Эймонд удивленно ойкнул. Таким возбужденным дядю он еще ни разу не видел. Но страха в нем не было, лишь желание усмирить пыл мужчины и милая болтовня, явно не то, что им обоим сейчас необходимо. Расслабившись после его слов, переставая пытаться оттолкнуть сильные руки, юноша кивнул и откинул голову, предоставляя лучший доступ острым зубам к своей шее. От накатившей злости и собственнического желания присвоить мальчишку себе перевозбуждение Порочного принца достигло своего предела. Чувство нежности, возникшее мгновением ранее, вытеснили жар похоти и желание овладеть. Настолько быстро, насколько это возможно. Мужчина потерял контроль над собой, и его любовь к довольству получением наслаждения партнера сейчас отодвинулись на второй план, выдвигая вперед жгучий животный порыв. Деймон потянул юношу к столу, одной рукой уже расправившись с застежками его дублета, другой сметая с поверхности все предметы, лежавшие на поверхности. Грубо сорвав кожаную вещь с покатых плеч, мужчина развернул его к себе спиной, уперев бедрами в стол, напирая сзади. Содрав с тела племянника рубашку, он потянулся к завязкам на его брюках, приспуская штаны. Одной рукой взяв его голову, опуская лицом к столу, второй расправляясь с застежками и завязками своих одежд. Взяв в ящике какое-то масло, Деймон вылил его на свои дрожащие от сумасшедшего вожделения пальцы и вогнал в его нутро сразу два, вызывая глухой болезненный стон, который юноша тут же спрятал в свой кулак. В нетерпении мужчина не услышал его и вошел в едва подготовленное нутро, протяжно простонав, вбиваясь с силой практически по самое основание. Эймонд более не издал ни звука, чувствуя неприятное растяжение в своей промежности от несдержанных и нетерпеливых движений мужчины. Но вырваться или остановить дядю даже не промелькнуло в его голове. Чужой пылкий настрой успел передаться и ему. Лишь неприятная боль, мешала юноше утонуть в привычном экстазе наслаждения и безумной страсти вместе со своим любовником. Порочный принц трахал племянника в яростном темпе, сжимая тонкую истерзанную зубами шею второй рукой продавливая в пояснице. С глухим хрипом мужчина кончил слишком быстро. Опустив руки по обе стороны от его плеч, содрогаясь всем телом, он уткнулся лицом в белую взмокшую спину. Простояв еще несколько мгновений после вспышки ослепительного удовольствия, он вышел из растраханного нутра. Осознание того, что Эймонд неподвижно лежит на столе и не издает ни звука, заставило мужчину тут же пожалеть о своей несдержанности. –  Больно? – спросил Деймон, поднимая со стола совершенного растерянного племянника за плечи, разворачивая лицом к себе. Тяжело дыша,  Эймонд ничего не ответил и даже не заглянул в аметистовые глаза, а только поморщился и, переступив с ноги на ногу, потянулся к приспущенным штанам, желая натянуть их на себя. Уже успокоившийся после ослепительной вспышки, выплеснув накопленный яростный порыв, взращенный прошедшей сценой, собственными мыслями и нахальным поведением любовника этим вечером, понимая, что тот не прочувствовал и толики привычного наслаждения, одной рукой перехватил попытку натянуть одежду, а другой приподнял за подбородок, пересекаясь с ним взглядом. –  Нет, – прошептал Деймон, глядя в острое раскрасневшееся лицо. Мужчина, не заметив в его взгляде особых перемен. Различив одурманенный и жаждущий взгляд, он решил без промедлений исправить ошибку своей несдержанности, утягивая мальчишку в сторону кровати. Порочный принц мягко толкнул слегка поморщившегося юношу на постель, стягивая с него обувь. Руки Деймона подобрались к узким бедрам, а пальцы уже зацепили край штанов. Но вдруг юноша уложил ступню на грудь мужчины, слегка надавливая, тем самым отдаляя от себя, на что получил вопросительный взгляд. –  То есть я полностью голый, а ты одет? – хитро улыбнувшись, проговорил Эймонд, глядя в аметистовые глаза напротив. Мужчина ухмыльнулся привычному задору и дерзости племянника, радуясь тому, что юноша не держит на него обиды или страха после неожиданно грубого и болезненного траха. Покорно стягивая с себя одежду, он ни на секунду не разорвал зрительного контакта с горящим взором единственного глаза. Эймонд, прикусив губу, заворожено наблюдал за мужчиной, жадно следя за каждым его движением и ловя себя на мысли, что чужое тело…тело Деймона его невероятно привлекает: широкие плечи, покрытые шрамами и ожогами, большие руки, литые мышцы и мускулистый торс, гораздо более мощный и крепкий, нежели у самого Эймонда. Более юный принц не сопротивлялся, и ловкие пальцы вмиг стянули с него мешающий элемент одежды, тут же отброшенный наотмашь куда-то вглубь комнаты. Подобная страсть слегка удивила юношу, ведь дядя минутой ранее уже кончил. Но во взгляде двух аметистовых глаз снова зажегся привычный огонек вожделения. Слегка обмякший член юноши отвердел, как только мужчина навис над ним и утянул его губы во влажный чувственный поцелуй. Глаз Эймонда инстинктивно закрылся, когда  широкие мозолистые ладони заскользили по его телу от шеи до низа живота, скользя по ребристым бокам, пока губы мужчины влажно зацеловывали ключицы и шею. В нетерпении Эймонд вскинул колени и с силой зажал ими его бока, руками обвивая шею, словно притягивая его ближе к себе, на что Деймон, усмехнувшись, слегка отстранился, заглядывая племяннику в лицо: – Полегче, я никуда не сбегу. – Сделай уже что-нибудь, –  фыркнул юноша, ослабляя свои цепкие объятия. С уст Порочного принца сорвался короткий смешок:  – Юный принц настолько нетерпелив? Эймонд закатил глаз и лишь слегка отпихнул дядю от себя. Мужчина выпрямился, усаживаясь между широко разведенных длинных ног, обдумывая свои дальнейшие действия, но благо мысль пришла быстро, и юноша не успел начать возмущаться. Скользнув пальцем по краям нутра племянника, Деймон с удовольствием отметил, что вылитое ранее масло и его собственное семя облегчат скольжение. Оставляя поцелуи вдоль шеи, спускаясь постепенно вниз, к ключицам, затвердевшим соскам, мышцам живота, оставляя укусы и влажные поцелуи, он вновь извлекал из груди юноши еле слышные стоны. Извивающееся юное тело охотно принимало его ласки, и когда кулак, наконец, лег на пульсирующую, изнывающую от жажды прикосновений плоть, юноша издал громкий нетерпеливый стон. Деймон, согнув в коленях длинные ноги, провел пальцами по нежной коже на внутренней стороне бедра, медленно вводя в растянутое и скользкое нутро один палец и, заметив на лице лишь истому удовольствия, аккуратно добавил второй, тут же смыкая кулак на чужой возбужденной плоти. Эймонд, все еще не удовлетворенный, казалось, совсем позабывший о неприятной боли, выгнувшись дугой навстречу прикосновениям, прикрыл рот своей ладонью. – Тебе ведь понравилось оказанное тебе внимание сегодня? – с прищуром спросил мужчина, медленно скользя по члену. – Ч…чего? – вскинулся юноша, уже потерявшийся в блаженстве от томительных ласк. Его руки с силой сжимали ткань покрывала по бокам от своих бедер. Деймон ухмыльнулся и, убрав кулак, наклонился, вбирая во влажность своего рта чужой член, чем вызвал  громкий от шока и наслаждения стон. Не отрывая взгляда от юноши, мужчина несдержанно и энергично ласкал его ртом, медленно направляя фаланги внутрь, следя за тем, как тот, задрав голову, мечется по постели, шепча что-то неразборчивое. Жар чужого рта и умелые пальцы внутри дарили юноше ни с чем не сравнимое удовольствие. Но, окончательно не потеряв головы, он не осмелился бы схватить Порочного принца за голову. Он лишь обхватил покрывало до побелевших костяшек одной рукой, второй с силой вцепившись в широкое плечо. Несколько тягуче медленных движений языка и умелых пальцев хватило мужчине, чтобы опрокинуть юношу в ослепляющий того экстаз. И, ощутив сжатие тугих стенок вокруг своих пальцев, медленно поглаживая комок удовольствия внутри, он оторвался от члена племянника, и тот излился в его кулак с громким вскриком. Эймонд, уткнувшийся лицом в подушку сбоку, потерявшись в наслаждении, тяжело дыша и сотрясаясь всем телом, переживал ослепляющий оргазм. Глядя сверху вниз на выбирающегося из экстатичного удовольствия племянника, мужчина старался не обращать внимание на собственную, уже вновь твердеющую плоть. Тыльной стороной ладони он протер рот от слюны и уселся на его колени, пресекая возможные попытки вырваться. Остудив свои накатившие жидким огнем эмоциональные порывы, Порочный принц с некоторой хладной рассудительностью взглянул на мальчишку, который лежал под ним, осознавая, что прошлая драма всплыла так неожиданно, странно и весьма некстати. Деймон ясно понимал, что взращенную временем обиду, пустившую корни очень глубоко, из злопамятного сердца любовника так запросто ему не выдрать. Его вдруг настигло чувство злости на собственного брата, бездействующего, а точнее попросту игнорировавшего то, что творилось в голове его собственного сына. Порочный принц до сего дня никогда бы не мог и помыслить, что драма, за которой он наблюдал на Дрифтмарке, как сторонний наблюдатель, повлияет именно на его жизнь. Деймон не испытывал жалости к Эймонду, ведь это унизительное чувство, а юный принц явно не тот, кого следует жалеть. Оказавшись в такой комичной ситуации, мужчина вдруг осознал, что разрывается между своей страстью и ответственностью перед семьей. И дабы предотвратить неизбежное, он решил, что в его силах удержать бунтарского племянника в узде.     – Эймонд, – сдержанным тоном воззвал мужчина, – я сделаю все необходимое, чтобы защитить свою семью. Ты не посмеешь совершить никаких безрассудных поступков и ставить меня перед выбором. Юноша распахнул глаз и, приподнявшись на локтях, взглянул на мужчину. –  Боги, Деймон, – закатив глаз и откинув голову назад, протянул Эймонд, – да что на тебя нашло? Мужчина задумался. И правда: что на него нашло? Вероятно, вспыхнувшее чувство к главной силе зеленых, к тому, кто станет прямой угрозой для его семьи, когда его брат и отец Эймонда испустит последний дух. Деймон, погрузившись в это чувство с головой, лишь спустя некоторое время понял, в какие непроходимые дебри он затянул себя и племянника. Но остановиться и жить дальше более не представлялось возможным. Лишенный любых красок месяц вдали от этого места, от него…дал понять, что как раньше, уже точно не будет. Порочный принц видел в юном принце себя самого, и предать притязания Эйгона на престол для Эймонда будет ровно как и для него самого предать притязания Рейниры. И хотя судить о ходе войны в новых для них обоих обстоятельствах было еще слишком рано, искоренить, а точнее, залечить в племяннике его обиду он все же в силах. Деймон, уложив давящие ладони на его живот, пресек попытки мальчишки выбраться из-под него, глядя в искренно растерянный взгляд, смотрящий на него снизу. – Из-за придурошных попыток этого…пацана влезть ко мне в душу, ты решил почитать мне нотации или…угрожать? Я ведь могу сказать тебе тоже самое, дядя, – с прищуром взглянул юный принц в аметистовые глаза. – Ты не посмеешь затевать никаких мстительных козней. Более я повторять не стану. Юноша хмыкнул. –  Мне кажется, он уже сам все сделал, – дернув уголками губ, тихо произнес юноша, явно все еще подтрунивая над произошедшим, –  или в твоей подозрительной голове возникли какие-то иные идеи? – дернув подбородком, спросил Эймонд. Все тяжелые мысли, резко появившиеся в голове, моментально покинули Порочного принца. Ребяческий дурашливый огонек во взоре одного глаза, а также его искренность заставили мужчину тяжело вздохнуть и помотав головой, выразив таким образом мнение по поводу его несносного поведения, он весело ухмыльнулся. – Только не смей лгать, что твоему мстительному и злобному эгоизму не польстила эта сцена, –  прищурив глаза, ответил мужчина, но его игривый тон ясно дал понять, что строгий настрой мужчины переменился. Он сделал кульбит, меняя их тела местами, отчего юноша громко ойкнул. – Лгать не буду. Но знаешь, я бы предпочел никогда в жизни больше не вспоминать об этой сцене. Она достаточно мерзкая. Удобнее усаживаясь на крепкие бедра, юный принц уперся в кровать по обе стороны от чужой головы и, взглянув на приоткрытые губы Деймона, инстинктивно облизнул свои. Мужчина засмотрелся на это действие. Лишь один воображаемый вид этих губ, обхватывающих его член, заставили кровь прилить к низу живота с новой силой, и он, грубо схватив его за голову, цепко сжимая в кулаке копну волос, потянул его лицо на себя, вновь несдержанно и страстно впиваясь в припухшие уста своими.  

***

После разговора в читальном зале, который, вероятно, заставил несколько волос на черной макушке Люцериса окрасится в белый, он влетел в свои покои, несказанно радуясь тому, что в его смежных с братом покоях никого не было. Настежь распахнув окно, мальчик уставил свой заплаканный взор поверх красных крыш Королевской Гавани, сжимая кулаки, содрогаясь всем телом от пережитых эмоций, которых было слишком много для какого-то жалкого получаса. Собственническое поведение мужа матери в отношении Эймонда, а после и сдержанный допрос со взятием всех обещаний и даче недвусмысленных обещаний в отношении будущего самого Люцериса дали ему понять, что все его мечты и надежды сгорели в драконовом пламене. Но даже обида и ощущение того, что дядя завел его в ловушку своим якобы дразнящим поведением, не давали обратить всю эту ярость и злобу на Эймонда. Пытаясь унять свою дрожь и накатывающую истерику, Люцерис, все еще ощущая некоторое превосходство, держа чужую тайну в руках, решил, что, найдя лазейку и выждав время, он сумеет добиться своего.