***
Погода в июне перестаёт радовать от слова совсем. Вечные ливни, град и постоянные грозы – ежедневное событие. Чан либо провалился в самый настоящий сон, либо потерял сознание. В любом случае просыпается он от пронзающего насквозь холода. Под его кожу словно поместили ледяные иглы, а на груди и шее саднило. Всё болело так, как ещё никогда в жизни. Кажется, Бан не помнил и половины из того, что с ним случилось. Кое-как развернув голову, он осматривается, хоть перед глазами всё нещадно плывёт. Улица. Он, блять, лежит посреди улицы. Любые попытки встать или хотя бы пошевелиться не венчаются никаким успехом. Он пролежит здесь, под дождём, до тех пор, пока не придёт в себя? Этого ещё не хватало. Неожиданно шлепки ботинок по мокрому асфальту раздаются совсем близко. Возможно, девушка проигнорировала всех в округе и поспешила домой, если бы не заметила мужчину на земле. Нет, валяющиеся тела в переулках и в лужах – это не новость. Каждый день одно и то же. Но его костюм, потерянный вид и окровавленные руки говорили об ином случае. – Мужчина, Вы в порядке? Вы в состоянии подняться? – девушка со светлыми волосами, не задумываясь, ставит свой зонтик у стены, подставляясь под ливень, и даже бежевый плащ её не спасёт. Она наклоняется к мужчине, помогая тому встать на ноги, хоть это и не получилось бы без его усилий. Чан не понимает, что происходит. Только он настроился на то, что пролежит здесь ещё очень долгое время, как вдруг спасение. Чёрт возьми, само спасение настигло его. – Я... Omnia bene erunt, ne... (Всё будет нормально, не нужно...) – Чан сам не осознаёт, на каком языке говорит. Он смотрит на своё спасение, девушку, что всеми силами побуждала его встать, но в глазах всё по-прежнему двоилось так сильно, разгоняя боль по вискам, что он скорее их закрывает. – О, Господи! – оглядывает побитый вид и наконец замечает порезы и запёкшуюся в некоторых местах кровь. – Пойдёмте со мной скорее. Вы сможете идти? Я живу здесь, недалеко. Меня Карла, кстати, зовут! Он не понимает, каким образом поднимается на ноги и идёт не пойми куда следом за этой девушкой, но уже не может противоречить. Странный день. Слишком. Но почему-то её руки, её тихие подсказки, куда наступать, еле различимый парфюм... Чан не может отказать. Она поднимает зонтик, который не слишком-то уже помогает, и прикрывает неизвестного ей мужчину от дождя, закидывает одну руку себе на плечо. Снова раздаётся гром и сверкает молния, но даже медленными шагами те вскоре добираются до её квартиры. Она открывает дверь по биометрии и помогает мужчине зайти. – Сядьте на диван, не переживайте, я вам помогу, – слова, которые вряд ли можно услышать в их мире. Кто-то не просто протянул руку помощи, она буквально её оказала, дотащив до безопасного места. Он кое-как приходит в себя, находясь в квартире своей спасительницы. Головная боль утихает, а он теперь может в полную силу разглядеть девушку. Белые локоны такие прямые, ухоженные, да она вся, будто ангел, светится и сияет... – Моё имя Кристофер. Я очень благодарен за Вашу помощь, – начинает он, хотя так и стоит на пороге, не решаясь зайти дальше коврика. – Но боюсь, сесть на диван будет очень плохой идеей, – Чан руками указывает на свою промокшую одежду, так надоедливо прилипшую ко всему телу, и тут же с болезненным видом жмурится. Боже, каким образом он здесь оказался? Ему пора в штаб, рассказать Бродячим обо всём, что произошло. Да и не только в этом дело. Он в доме незнакомой ему девушки – богатой и статной, судя по всему – а такое недопустимо. – Благодарю ещё раз, я чувствую себя намного лучше. Редко в наше время встретишь такого искреннего человека, как Вы. Спасибо, но я не могу принять помощи больше. – Вы с ума сошли? Est inconveniens, (Это недопустимо,) – девушка ставит руки на бока, останавливая Кристофера одной фразой на латинском. – Я услышала, как Вы говорите на латыни, пока были не в себе. Девушка скидывает с плеч промокший плащ, отправляя его в шкаф, включая сушку. Одежда лишь подтверждала её статус: длинная юбка с двумя вырезами, элегантный жакет, и всё это в белом цвете: – Слушайте, Вы ранены, у Вас кровь. Кристофер, кожаному дивану ничего не будет, проходите. Карла проводит ключ-картой по экрану, закрывая дверь, чтобы Крис не смог уйти. – Ох... Хорошо, я прошу прощения, – Чан, услышав латынь, тут же замолкает и лишь заинтересованно поглядывает на неё, проходя следом. Интерес разыгрался не на шутку. – Латынь – это... Очень похвально, – несмотря на всю боль, он улыбается и идёт следом за Карлой, присаживаясь на белый кожаный диван. Сложив руки на своих коленях, Чан послушно чего-то ждёт, осматриваясь. Он действительно попал в рай. – Medicus crede, (Доверьтесь врачу,) – Карла наконец приносит в гостиную вещи, укладывая их рядом на кресло. – Это – одежда моего мужа. Не волнуйтесь, он не будет против, его здесь никогда не бывает. Как будете готовы – кухня слева от гостиной. Я буду ждать там, – Карла покидает Криса, уходя дальше по коридору, а по пути достаёт аптечку. Поправив свои намокшие под дождём волосы, она, наконец, открывает окно, пропуская свежий воздух в помещение. Квартира тоже была выполнена в светлых тонах. Необычный выбор для корпоратки, но здесь всё равно было по-своему уютно. – Благодарю, – одежда мужа, которого здесь никогда не бывает. Чан прокручивает это в своей голове ещё несколько раз, прежде чем начинает переодеваться. Всё интереснее и интереснее, но сейчас приходится сконцентрироваться на другом. Боль в мышцах умело игнорируется, пока Чан переодевается крайне медленно и всё равно каждый раз шипит, когда ткань скользит по ранам. Мокрую одежду он аккуратно складывает и оставляет в сушке и выходит, наконец, к Карле на кухню. Запах ментоловых сигарет здесь моментально ударяет в нос, но даже он приятный. – Благодарю ещё раз. Не знаю, что бы делал без Вас. Я могу отплатить чем-то за Вашу доброту? И что теперь? Неужели они посидят, выпьют чай, а сама Карла предложит ему обработать раны? Это ведь просто царапины. Пустяк, пройдут очень скоро. Бывало и похуже. – Пф-ф! То, что я живу в хорошей квартире и выгляжу статно, не обязывает Вас общаться так официально, расслабьтесь уже, – выдыхая дым, Карла тушит сигарету в пепельнице и поднимается с кресла. – Но моё "официальное", как Вы выразились, обращение – не притворство. Это всего-то-навсего хорошие манеры и воспитание, разве никто этого не заслуживает? Наоборот, все заслуживают, как и помощь, – Чан всё равно улыбается и присаживается по её приглашению в кресло. – Auxilium simplex est, nihil speciale. (Это простая помощь, ничего особенного.) Удивительно, как люди спокойно принимают выстрелы, запах пороха, денег и наркотиков, но оказание помощи является чем-то сверхнеобычным. Расстегните рубашку, у Вас кровь. Может, мы перейдём на "ты"? – Карла открывает коробочку с медицинскими принадлежностями и обмакивает ватку в дезинфицирующем средстве. Кристофер сразу забавно хмурится, только-только почуяв отвратительный запах этого едкого средства. Понимая, что этого теперь не избежать, Бан тихо вздыхает, а девушка тем временем пальчиком, совсем аккуратно, задирает его голову, чтобы начать избавляться от следов крови, обрабатывая раны на лице как можно нежнее. – Sit scriptor switch ad "vos", contractus (Перейдём на "ты", договорились), – кивает он в итоге, закрывая глаза. Приходится вцепиться руками в собственные колени и делать вид, будто никакой боли не существует. Хотя, зачем он притворяется. – Кто ж тебя так... – совсем тихо шепчет она, продолжая: – Хотя, в нашем мире это ещё пустяки, но ты же оказался как-то на улице? По костюму не скажешь, что ты обычный ребёнок улицы или бродяга. Откладывая окровавленную вату, она берёт другую, стирая остатки крови на шее, и видит, как мужчина сжимает челюсть, стараясь сдержать боль. Это вызывает улыбку. Совсем по-матерински она дует на рану и, закончив обрабатывать это место, клеит пластырь, отстраняясь. – Верно... Сделка, которая долго планировалась, пошла немного не по плану. Я не помню большую часть, только какими-то образами. Но и как я оказался на улице... Не знаю, – это совершенно не укладывалось в голове, но и думать об этом не хотелось. По крайней мере, не сейчас точно. Они ещё успеют собраться со всеми и обсудить, ну а пока... – Рубашка, – с улыбкой указывает Карла рукой на пуговицы, намекая, что её работа здесь не окончена. – Ах... Хуже всяких пыток, – шепчет Чан с улыбкой на губах, но, кивнув, ему всё же приходится расстегнуть первые две пуговицы, раздвинув ткань для удобства. Слышится новый вздох. – Почему ещё не придумали антисептики, которые совсем не приносят боль, Карла? Пожав плечами, она очень аккуратно стирает кровь, заменяя ватку одну за другой и нежно касаясь второй рукой его плеча. – Безболезненно только труп кремировать. Оу, что это? – слышится её удивлённый вздох, ведь на груди у Криса вырисовалась изящная бабочка. Выглядит довольно жутко, учитывая, какой шрам она оставит. – Не такая глубокая, конечно. Ты перешёл дорогу кому-то очень важному. Хотя, не знаю, я никогда такого не видела, – отодвигая ткань рубашки, Карла приклеивает большой пластырь на место ранения и аккуратно разглаживает его пальчиками. – Id est omnia… (Вот и всё…) – нежная улыбка тронула губы Карлы, когда она щёлкнула по носу Криса и отошла от его кресла. Он наблюдал за тем, как девушка заклеила его рану, с замиранием сердца, так что как можно скорее поблагодарил её, застёгивая все пуговицы на рубашке до последней. Девушка нажала на сенсорную кнопку чайника и открыла холодильник, оценивающе осматривая содержимое: – Я целый день была на работе и у меня здесь скоро мышь повесится... – но всё же она достаёт упаковку вкусных пирожных, открывает её и ставит аккуратно на стол. – Я обожаю шоколад, так что жить без этих штучек не могу. Тебе чай или кофе? Удивляясь и одновременно забавляясь такой нежности, которую Чан если раз в жизни смог чувствовать, то хорошо, у него получается расслабиться и ещё на несколько минут забыть о происходящем. Будет скорее некультурно отказаться от всего и уйти, потому Бан выбирает кофе. – Твой муж точно не будет против того, что я нахожусь здесь? Если это не личная тема и этот вопрос уместен, конечно же. Я смогу всё объяснить, если это потребуется, – Чан кивает, внимательно следя за такими лёгкими и невесомыми касаниями девушки. Он будто бы стал самым обычным человеком, у которого был свой дом, возможно, семья... В какой момент уютная обстановка и комфорт стали чем-то до боли странным? Карла быстро настраивает кофемашину, клацая по сенсорам, ставит очаровательную кружку с узорами и разворачивается к Крису. – Мой муж... Эх, сложный случай. Его зовут Эван, он работает на Сатору. В принципе, много кто сейчас на них работает, да? У нас сначала всё было хорошо, но мы уже пять лет в браке и... Видимся, дай бог, пару раз в год? Я не думаю, что у нас остались какие-то чувства друг к другу, просто удобно жить с таким статусом. – её улыбка заметно меркнет, но с виду та остаётся спокойной. Карла выкладывает пирожные на тарелку и подаёт чай и кофе. – Ох, так всё настолько сложно. Мне жаль. Мне кажется, что люди, подобные тебе, заслуживают самой чистой и настоящей любви. Если такое ещё существует в нашем мире, конечно же, – Чан с искренним счастьем в своих глазах принимает кофе и вкусняшки. Когда он в последний раз сидел вот так хоть с кем-то в такой мирной обстановке? Всё ещё было не до конца понятно, что он творит, но чувство это точно неожиданно приятное. – Самая чистая и настоящая любовь... Ах... – Карла ставит локти на стол, всматриваясь в окошко, ведущее на улицу, и усмехается: – М-да уж, я бы сказала, что это за гранью возможного. Ты сам испытывал когда-нибудь что-то такое? Если это, конечно, не личное. – Чистая и настоящая любовь… Хороший вопрос, – Чан хмыкает, точно припоминая примерный такой случай. – Скорее это было привычкой, чем любовью. Да и в итоге не сошлись мы ни характерами, ни вкусами. Я всё ещё дорожу этим человеком, но мы не больше, чем хорошие знакомые. Хотя я, наверное, не отказался бы почувствовать что-то такое. Даже если конец будет очень плохим. Чан греет руки о стенки кружки с кофе, засматриваясь в окно. Если б не Карла, то он с утра до ночи сидел за работой. Подумать только, как одна встреча может поменять все его планы. – Если человек перестаёт любить, то не такая уж эта любовь и искренняя да? – Карла усмехается, будто что-то вспоминает и крутит в руках вилку, в конечном итоге втыкая её в пирожное. – Я не удивлюсь, если Эван уже давно изменил мне. Но я не переживаю по этому поводу, – она вдруг глядит на своё колечко и, улыбаясь, показывает его Крису. – Зато это – самый чудесный бриллиант, который я видела в своей жизни. Возможно, ты сейчас скажешь, что существуют и лучше, но мне нравится именно этот. И если Кристофер не мог сказать что-то дельное по поводу любви, уж отвесить благодарностей за кофе или нахвалить кольцо с бриллиантом у него точно получится: – Этот бриллиант... Вау, действительно чудесный. Замечательное кольцо, – чтобы рассмотреть его получше, он касается руки Карлы и подносит к себе поближе. Жест этот очень простой и незамысловатый, такой, каким он и должен быть. Девушка хихикает, потихоньку выпутывая свою руку из хватки мужчины, и с огромным удовольствием отламывает кусочек от пирожного, кладя его в рот. Она мычит, улыбаясь, и кивает на блюдце Криса: – Это правда о-о-очень вкусно! Я стараюсь обожать каждую мелочь, потому что наша жизнь скоротечна. Вот это для меня на втором месте по степени любви! Чан следует её примеру и пробует пирожное, расплываясь в точно такой же улыбке, как и девушка напротив. – Очень-очень вкусно. Согласен с твоей позицией. Уметь ценить жизнь сейчас очень важно. Как было сказано в Екклесиасте: "Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй", – и Чан продолжает наслаждаться пирожным, изредка отвлекаясь на кофе. – Карла... Ты спасла меня, правда. – Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй... Седьмая книга Писаний Танаха. Хм, мне нравится эта фраза, на самом-то деле. И меня удивляет то, что ещё кто-то помнит про библейские книги. Наш мир и Бог – понятия несовместимые, – она светится, словно солнышко, даже если тема их обсуждений была довольно тяжёлой на первый взгляд. – А по поводу твоего спасения – это то, что сделал... Хотя, нет, вряд ли это сделал бы любой, но мне всё равно не трудно. Ты довольно интересный собеседник, я рада, что смогла оказать помощь. И хочет Чан уже заговорить на следующую тему, как входящий звонок прерывает все его планы и идеи. Ли Феликс. Вспомнишь солнце, вот и лучик. Он вынужден ответить сразу: – Не кричи, пожалуйста, что-то серьёзное? – предупреждает, лишь бы избежать матов с его стороны. Он выслушивает всё, что говорит Ликс, и тяжко вздыхает: – Понял, скоро приеду. Бывай... И, отключившись, Бан с сожалением поднимает взгляд на Карлу. – Мне пора идти. Спасибо за это чудесное спасение, за обработку ран, за кофе и компанию... Я ведь могу взять твой номер? Ох, и позаимствовать одежду. Не думаю, что моя успела просохнуть, – он помогает убрать посуду со стола и после этого берёт за руку Карлу, наклоняясь, чтобы поцеловать тыльную сторону её ладони. – Я должен тебе. Как минимум хороший обед за всё это, договорились? Карла принимает этот поцелуй, хитро улыбаясь, и приподнимает его кончиками пальцев за подбородок, чтобы щёлкнуть по носу снова. Диоды засветились в серых глазках и уже через пару секунд у Криса оказались контакты Карлы. – Ну тогда я буду ждать этого, – девушка улыбается и провожает его в коридор, как вдруг смотрит на погоду за окном. С губ срывается вздох: дождь становился только хуже. Карла достаёт сухой зонт из подставки и протягивает его Крису. – Возьми, промокнуть после такого будет ужасно. Никаких отговорок. Бери. Будет повод вернуться, – она буквально вручает рукоятку ему в руки, улыбнувшись. – Bonum vesperam, (Хорошего вечера,) – сделав лёгкий поклон, Карла прощается с Крисом. Вот так встреча… Ощущения были такие, что увидит она его ещё не раз. Хоть он и был абсолютно неизвестным, всё равно вызывал жуткий интерес.***
– 한 시간 안에 모일 수 있다는 것을 알았습니다, (Так и знал, что можно было собраться через час,) – Хёнджин, на этот раз валяющийся на диване, тяжко вздыхает и театрально прикладывает руку ко лбу: – Мне скучно-о-о... Дома столько дел, столько разных занятий, а мы чем занимаемся? Хуи пинаем! Джисон ещё никогда в жизни не был настолько с ним согласен. Чан пропал без вести почти на целый день, на связь не выходил, звонки игнорировал, хотя, по идее, встреча должна была закончиться. Вот и приходилось теперь сидеть здесь и слушать вздохи и стоны Хёнджина, который не унимался: – Да время уже скоро за полночь перевалит, ну сколько можно-о-о... Ликси, у нас дома столько всего, почему мы там не остались? – Простите, случились непредвиденные обстоятельства! – Чан появляется в штабе непредсказуемо, но Джисона с Хёнджином удивляет не это. Они ведут взглядом по новым штанам, рубашке, цепляются взглядом за пластыри, которыми тот в жизни не пользовался, замечают его блестящий взгляд. Зонт, блять. И ахуевают. – Это как понимать? – немного в шоковом состоянии Хван указывает на весь его вид рукой, припоминая, что уходил Чан не в этой одежде. – Сделка прошла... Плохо. Она не прошла. Если я помню правильно, Ли Суман... Мёртв. Охрана, как я понимаю, тоже. Что-то произошло, я оказался лежащим на улице под дождём, был весь в порезах, – Бан старается объяснить быстро, чтобы не задерживать время, но от этого ещё хуже. Пока что он на пороге оставляет зонт, повесив его так осторожно, будто это было самое дорогое украшение из золота. – Тогда меня нашла одна гражданка, помогла встать, пройти к ней в квартиру. Она дала мне новую одежду, обработала раны и напоила кофе со сладостями. Блять, точно! Рана на груди! Она в форме бабочки, Феликс. Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы пользоваться такой меткой? Феликс зависает в комнате, смотря на Чана, который ворвался в штаб, будто бы с вечеринки, так ещё и в абсолютно другом прикиде. Идеально выглаженная рубашка, брюки не совсем в его стиле. Да он будто помолодел на пару лет. – Чан... Что, блять? – Ли ещё минуту пытается переварить всё в своей голове, не обращая внимания на какую-то там рану. Джисон ожидал всего, кроме такого заключения. Он медленно встаёт с кресла, скрестив руки перед собой на груди: – Ты... Что? – значит, пока Джисону нельзя никуда выходить позже восьми вечера, Чан ходит по квартирам всяких девушек, которые могут быть опасны. Ха, супер. Заебись. – Ты хочешь сказать, что tu as été attaqué. (на тебя напали.) Ты оказался на улице, где тебя нашла какая-то тёлка, за которой ты добровольно пошёл и тебе тупо повезло, что твоя голова не оказалась на столе Сатору?! Тебя, сука, просто накормили и переодели?! Боже, Крис, я надеюсь, ты отплатил ей хотя бы хорошим сексом. Не знаю, что можно делать столько часов! – Феликс закатывает глаза, подходя к Чану, и на удивление аккуратно снимает пластырь, чтобы сделать фотографию его раны. Он переносит это изображение на свои экранчики, но не перестаёт участвовать в разговоре, даже если перед глазами мелькали сотни картинок и статей. – М-да уж. Зонт, кстати, отстой, такой найти можно только у какой-нибудь... Merde, (Блять,) она корпоратка? Idiot, merde, (Идиот, блять,) ты связался с ебаной корпораткой?! Да уж, следовало ожидать такую реакцию... Крис попробует объяснить всё ещё раз. – Феликс... Во-первых, она не "какая-то тёлка", она девушка. Мне кажется, меня накачали чем-то, я пришёл в себя только у неё дома. Она чудесная особа, работает врачом. Да и о каком сексе ты говоришь? Как же манеры и уважение? Мы встретились впервые, у неё дома я провёл максимум час. Потом свожу её на обед или ужин в качестве извинений за всю эту ситуацию и всё, – на крики не было сил. Чан тяжело вздыхает, наливая себе стакан воды. Может, они поймут когда-нибудь… – Пиздец, да ты, оказывается, джентльмен. Встречаешься с корпораткой, – усмехается Хван, цокая языком. – Не встречаюсь, это просто манеры! У неё есть муж, что вы так прицепились к этой ситуации? – хотя, опять же, стоило ожидать. Бан качает головой, присаживаясь на диван, как только Хёнджин убирает свои длинные ноги подальше. С каждым его новым словом в Джисоне обид скапливалось всё больше и больше. Какого хуя... Блять. Пиздец. Он скоро взорвётся. Хан даже встаёт и подходит поближе, слушая, что же будет дальше. – Ах, да, манеры! Вау, какое чудесное слово! Оказывается, ты его знаешь! – Феликс в восторге складывает ладони вместе, смотря удивлённо на Чана, закрыв все окошки перед глазами. – А меня в первый день наших отношений прижать к кровати – это тоже манеры? "Извините, пожалуйста, за моё поведение, присаживайтесь, прошу, мой хуй"! Любимая тема разговоров для Хёнджина. Пока Чан прикладывает руку ко лбу и отводит взгляд в сторону, Хван хохочет так сильно, что падает прямо на пол: – Ха-а-а! Прям так и сказал! Пиздец какой, добро пожаловать, вот мой хуй! Чан, как же свидания, романтика, первые поцелуи?! – это сильно поднимало самооценку Хёнджина. Ну, ещё бы. Это ведь он увёл Феликса из отношений с Чаном. Неосознанно, но всё же увёл. – Ну... У нас ведь было парочку свиданий... – Чан вспоминает прошлое, с улыбкой глядя на Феликса, однако Хёнджин вновь вмешивается, поднимаясь с пола: схватив подушку, он начинает избивать ею бедного мужчину: – Какие парочку! Чан, как ты будешь ухаживать за девушкой, если за этим бешеным не смог?! Свидания минимум раз в неделю, а лучше каждый день, не меньше! Да уж, любимая тема шуток. Раньше они часами смеялись с того, что Феликса просто привлёк зад, а не хуй, поэтому он и ушёл к Хёнджину. Даже сейчас слышится глубокий хохот Ликса, который не может сдержаться, увидев, как его муж пиздит подушкой Кристофера. Наконец-то они успокаиваются, по-прежнему не обращая никакого внимания на стоящего посреди комнаты Джисона. Так и хочется спросить, что он тут забыл, но все переключаются с шуток даже слишком быстро. Ну, ещё бы. Узнать ведь об этой ебучей метке всем хотелось. Феликс усмехается и падает в кресло, где снова открывает экранчики, клацая по голограмме в поиске хоть чего-то: – Ну и отлично, будешь её горячим секси amoureux. (любовником.) Я всё равно нихуя не могу найти по этой бабочке. Почему нападавший просто не убил тебя, зачем эта тупая метка? – он закрывает одну статью, открывая несколько других, и вдруг останавливается. – То, что ты мне показал под пластырем... Очень похоже на рисунок парусника антимаха. Это бабочка-гигант, обитающая в основном на территории Африки. Почувствовав опасность, она распыляет в воздухе ядовитое вещество. При большой дозе может вызвать временное онемение конечностей, потерю сознания и, в крайних случаях, частичную амнезию, – Ликс отодвигает от себя экранчик, чтобы глянуть на Чана и в этот же момент развернуть две фотографии к парням: фото парусника антимаха и самой раны на груди Чана. – Le dessin est le même. (Рисунок одинаковый.) – Бля-я-ять, – тянет вдруг Хван. Джисон теперь не понимает, зачем позвали и его самого, и этого дурбалая. Ничего дельного он всё равно не скажет. – Ликси, я так люблю твой сексуальный мозг, ты такой умный... Трахни меня уже. Ну, вот, что и требовалось доказать. На такие обсуждения звать Хёнджина опасно. Ещё немного, и на его щеке будет красоваться пощёчина. – Ну всё-всё, assez! (хватит!) – сквозь смех Феликс наконец кричит на них и наслаждается временной тишиной. – Не волнуйся Джинни, скоро мы поедем домой. Феликс поднимает взгляд на Джисона, поворачивая картинку в его сторону: – А ты что-нибудь знаешь? Может, у вас среди киллеров ходят между собой какие-то слухи. Кто может оставлять такие метки? – Феликс игнорирует перепалки Хёнджина и Чана, зная, что с первым у них уже запланирована вся ночь вместе. Сейчас были дела поважнее. Например, хотя бы примерно определить, кто это и что. – Таких бабочек у нас не водится, но их яд используется в лекарствах в небольшой дозе. Вот, как наркотики обычно юзают, так и это. Достать его почти невозможно, но, наверное, можно подделать... Слушай, Чан, раз твоя корпоратка такая умница-разумница, кем она работает? Может, смогла бы подсказать, где такую хуйню варят. – Ох, ебать, вспомнили всё-таки обо мне, – Джисон хмыкает, внимательнее рассматривая картинку и искренне стараясь не концентрироваться на воплях Хёнджина и Чана позади себя. Ни слова об этой бабочке он раньше не слышал. Абсолютно ничего. – Касаемо слухов... Было что-то о девушке, которая оставляла на телах умерших изображение бабочки, но я не уверен, что там с этой историей. Мне ведь для этого надо выйти на улицу, ну, сами понимаете, – он закатывает глаза и после смотрит ожидающе на Чана. Тот его полностью игнорирует. – Я спрошу у Карлы, не слышала ли она что-то такое. Я ведь уже упоминал, она работает врачом. Может, знает, как добывают это вещество, – он закидывает ногу на ногу и уже предполагает, когда пройдёт следующая встреча. Он, конечно, обговорит этот момент с Бродячими и занесёт день в своё расписание. – Блять, ты глухой? Я вообще-то говорю, что чтобы узнать об этой живодёрке, мне нужно выйти на улицу. Тебе, значит, можно шастать хуй пойми где, а мне нет? Так и будем ждать, пока эта ебучая ночная бабочка тебя не прикончит? – на самом деле Хану просто нужен был предлог. Он, конечно, побеседует с другими киллерами, но сначала найдёт Минхо. Мысли о нём преследовали всегда и везде, так что Джисон находился на волоске от того, чтобы нарушить все запреты лидера и сбежать. – Джисон, это опасно... – О, ну, да… А то, что ты со дня на день потрахаешься с ебаной корпораткой – не опасно?! И вновь тишина. Лишь Хван присвистнул, неспеша поднимаясь с дивана и шагая к Феликсу. Он взял его под руку, а затем и вовсе приобнял. Как-то конфликты в их компании участились. Феликс уже не реагирует на психи Джисона, обращая всё своё внимание на Хёнджина. Действительно, каждая встреча уже сопровождалась скандалом. Как долго им осталось? Проследив взглядом за Ханом, он вздыхает тяжело, предполагая, что так бы случилось в любом из вариантов. – Так и думал, – бросает напоследок Джисон, с тяжёлым вздохом покидая штаб. Он всё равно им ничем не поможет, а сейчас, пока город почти что спит, пройдётся по улицам. Кто знает, кого он встретит... Бан поднимается с дивана, с сожалением глядя на Хёнджина с Феликсом. Он им кивает и уходит к двери, не забывая про зонтик: – Давайте поговорим об этом, когда соберёмся все вместе. Если они соберутся хоть когда-то.