self-destruction

Улица встречает Джисона неожиданной тишиной: ливень закончился, оставляя после себя приятный запах, редкий гул проезжающих машин и совсем небольшое количество людей. Кажется, сегодня в центре какое-то мероприятие, неужели все сбежались туда? Так пусто… Всё было на удивление спокойным, совсем не таким, как там, в штабе, где имели место быть только скандалы и идиотские шутки. В воздухе витало что-то знакомое, будто Джисон обязан находиться здесь сейчас. Можно ли назвать это предчувствием? Возможно, но город вдруг не встречает его чем-то отвратительным, не кидает ему в спину погоню или какую-нибудь перестрелку. Город встречает Джисона так, будто бы они давние друзья, он принимает все его переживания, будто может выслушать боль, скопившуюся у Хана на сердце. Город не хочет его убить. Может, эта ночь станет особенной в его жизни? Не такой, как тысяча ночей до этого, иной? Даже после того душного помещения свежий воздух казался наградой. Тревога отступила, а люди разбежались, кто куда. Кажется, можно было идти даже по дороге, а не по тротуару: если машины и проезжали, то в совершенно другую сторону. Джисон не выходил на улицу не пять дней, а целую вечность. Глубоко вдыхая морозный в середине июня воздух, он наконец-то чувствует покой. Но с чего начать? Может, ему и искать никого не надо? Остановившись на секунду, он глядит на развилку. Прямо – шумный центр города с кучей противных пьяных людей. Он сворачивает от этого места подальше, шагая по дворам жилых домов. Лино... Где он сейчас был? Что он чувствовал, когда видел Джисона? Искал ли он новой встречи? Может, ждал? Почему-то Хану казалось, что он был где-то рядом. Словно сам город стал им и начал оберегать от скоплений людей, от наёмников Сатору, от всего... Но и воспоминания не давали покоя. Хоть что-то, но было напрямую связано с его Минхо. Каждый магазинчик, каждая улица хоть как-то, но напоминала о нём. Тяжко вздохнув, Джисон не замечает, что уже прошёл несколько кварталов. Он осматривает район, в котором оказался, и совсем не узнаёт его. Неужто незнакомое место, без каких-либо воспоминаний? Тогда он поднимает взгляд наверх, будто понимает, чей силуэт увидит на крыше одного из домов. Джисон не пугается и не удивляется. Минхо всегда был рядом с ним, всё это время. Кивнув сам себе, Хан решает подняться на крышу. Здесь город как на ладони. Виден яркий центр, своим освещением сверкающий направо и налево, знакомые кварталы, совсем редкие прохожие на пустынных улицах... Неужели ему показалось? Либо его Минхо вновь играет в прятки. Теперь ещё одна крыша этого города точно будет ассоциироваться с ним. В такой спокойной атмосфере прошедшего дождя, где всё казалось таким безопасным и родным, возникал всего один вопрос, разрезающий тишину сознания. Может ли человек контролировать другого человека? Хотя нет, вопрос был даже в другом... Может ли раб убить своего хозяина? Спокойная атмосфера города разрушается вместе с тяжёлыми шагами со спины, лязгом металла и изящным ножиком, приставленным к шее Джисона. Ещё шаг и они упадут с этой крыши, как падают небоскрёбы спокойствия вокруг них. Ну а Джисон, слыша эти тяжёлые шаги, даже не обернулся. Он точно знал, кто его поджидает здесь. – Ответь мне на вопрос, Хан Джисон, – Лино расплетает его волосы, завязанные в хвост, с силой сжимая их в своём кулаке. Острый нос оказывается в опасной близости к уху Джисона. Они оба не должны здесь находиться, им обоим это запрещено, но их снова тянет и тянет друг к другу. – Почему я не могу убить тебя? Рука с ножом сильно дрожала, но Лино не смог бы его ранить даже случайно. Всё равно он когда-нибудь уберёт нож, но пока что держит, чтобы Хан не сбежал. Даже если сам знал, что не сбежит. – Кто ты такой? Почему я не могу растерзать тебя на мелкие кусочки, а голову преподнести, как трофей для Сатору? Отвечай. – Минхо, – вздыхает Джисон, как только чувствует эту хватку на своих волосах. Касаться их можно было только ему, но никому другому. Никогда. Потому, спокойно откинув голову на плечо Ли, Джисон еле заметно улыбается. Он скучал. Скучал по его рукам, по этой хватке, по присутствию рядом с собой. Ох, столько времени прошло… – Ты ведь не хочешь этого, Хо... Ты не хочешь убить меня. Ну разве ты не помнишь? – так просто и спокойно говорит он, поворачивая голову. Джисон ухмыляется, проговаривая дразнящим полушёпотом: – Котёнок... – его рука поднимается выше, легко касаясь чужого запястья. Казалось, даже крепкая хватка Лино становится слабее. – Моё имя Лино, ублюдок! – он весь поёжился от пресловутого прозвища и резко, с дикой неприязнью, отстранился от Джисона, складывая нож. – Ли Минхо умер три года назад. Я – Лино, родился два года, девять месяцев, две недели, пять дней, тринадцать часов назад, – Лино фыркнул с таким видом, будто даже само имя Минхо для него было чем-то оскорбительным и мерзким, да настолько, что аж слух резало. Он отошёл почти на метр, смотря на Джисона. – Ты не ответил мне на вопрос. Кто. Ты? – Так тебе всего-навсего три годика? Какой малыш! Может, вместе отпразднуем, котёнок? – Джисон не до конца понимал, почему же он ведёт себя так, но всё это слишком забавляло. Хотелось подразнить Лино, вывести на настоящие эмоции, прямо как раньше. Это совсем не пугало. – Тебе непонятно с первого раза?! – Лино вновь занёс над Джисоном клинок, выдвинувшийся из его руки, и подошёл вплотную. Не прошло и десяти секунд, как оружие само по себе задвинулось обратно, вызывая раздражённое шипение: – Que demonios... (Какого чёрта...) Хан хмыкает и разворачивается к нему лицом. Приходится поправить свои длинные волосы и перекинуть их на одну сторону. – Моё имя Джисон, а не "ублюдок", Лино. Хоть оружие и сложилось, выглядел Лино всё так же враждебно, не доверяя Хану от слова совсем. Он сделал полшага назад, оглядывая Джисона с ног до головы. Как, блять, можно было находиться в такое холодное время в одной футболке? Аж самого прошиб мороз, пустив по спине мурашки. Пришлось укутаться в тёплую кожанку посильнее. – Хорошо, Джисон-не-ублюдок. Мне плевать, кем там был твой Минхо. Если ты выбрал это место из-за своей связи с ним, то я начинаю сомневаться в том, что он был достойным хозяином этого тела. Хотя, я должен радоваться его смерти, иначе не родился бы я. В любом случае, район ты выбрал дерьмовый, там такая весёлая вечеринка в центре города, я бы сходил! – Лино закатывает глаза, недовольно тараторя и одновременно теряя всё своё самообладание наедине с Джисоном. Случай интересный… – И вообще… Ты не смеешь называть меня котёнком, я раскрошил нескольких людей перед тобой. О каком, блять, котёнке идёт речь? То, что я не могу убить тебя, совсем не значит, что я не могу покалечить, – Лино даже нос морщит, смотря на Джисона в упор. – Идиот. – Если этот район такой дерьмовый, то что ты тут забыл? – этот вопрос заставляет собеседника поджать губы, пока сам Джисон, ухмыляясь, скрещивает руки на груди. – Я такой человек, как и ты. Нужна конкретика? Ну, хорошо, раз уж ты так просишь. Мы с тобой встречались четыре года. Ну, или не с тобой, а с Минхо, как ты говоришь, но разницы не имеет. Встречались, целовались, спали вместе, ходили на свидания, слушали вместе музыку. Неужели ты ничего не помнишь? – ветер снова начал подниматься. Джисон стащил с руки запасную резинку и за считанные секунды завязал волосы в дульку на затылке. Кажется, он и холода не чувствовал из-за того, что наконец говорил с ним. – Твоя маска Сатору. Поэтому ты котёнок, – объясняет Хан, делая ещё один шаг навстречу. Он протягивает руку к волосам Лино, касаясь их. Ему так шёл этот рыжий цвет... – И тебе не нужно калечить меня. Ты ведь сам это понимаешь. Лино отшатывается, всячески избегая прикосновений Джисона. Он смотрит на него потеряно, пока в глазах бегают светодиоды, в попытке просканировать Хана. Он не узнаёт ничего нового, кроме обычной информации. – Мы встречались?.. Нет, я ничего из этого не помню... – Лино никак не успокаивается, всё ещё тревожно глядя на Джисона, который так легко владел им. Казалось, он любую его просьбу выполнит без пререканий. – Я помню свои слова. Ну, только некоторые из них, помню ощущения, но... Хэй, я вообще не обязан тебе отвечать! – Лино снова чувствует слишком многое и отходит к краю крыши. Только сейчас он останавливается, смотря на обрыв под ногами. – Даже если это и было между тобой и им… Я другой человек, Джисон-не-ублюдок, Минхо больше не существует. – Лино... – голос Джисона становится тише и спокойнее, он больше не усмехается, как только парень уходит к крыше. Хан не спеша идёт за ним и встаёт рядом, точно так же устремляя взгляд под ноги. – Hablemos con calma, ¿de acuerdo? Dame una oportunidad, (Давай поговорим спокойно, хорошо? Дай мне шанс,) – Хан снова протягивает к нему руку, одним лишь безымянным пальцем касаясь раскрытой ладони: не отстаёт. Но хотя бы так. – Нам двоим нельзя находиться здесь, но я не поверю, если мы не захотим встретиться снова. Не ограничивай меня в возможности разговаривать с тобой. Это... Может работать на обе стороны. Разве ты не хочешь узнать о себе больше? О прошлом себе... Лино краем глаза следит за дрожью рук Джисона, не отвечая ему моментально. В голове крутятся миллиарды мыслей насчёт того, что происходит. Им действительно нельзя находиться здесь. Множество факторов против них, и самый меньший – разное положение на столе корпораций. – Если я узнаю себя прошлого – я могу возненавидеть его. Мне это нахуй не сдалось, знаешь, и так заебись, – Лино снимает с себя кожанку, вешая её на плечи довольно удивлённого Хана. Он отходит от края крыши. Сложно такому организму, как он, почувствовать что-либо, а Джисон… Пусть хотя бы перестанет дрожать. – Ты видишь во мне его, но я не могу тебе врать, это почему-то сложно даже на физическом уровне… Никакого Минхо здесь нет. Его стёрли. Осталась только оболочка, – Лино осматривает город, который так хорошо видно отсюда, даже если здание и не было слишком высоким. В воздухе витает тоска и тяжёлое чувство утраты. Не секрет, что Джисон сильно скучал, и Лино для него – всё такой же Минхо. Да, холодный и высокомерный в начале, но Хан уверен, что через несколько встреч всё изменится. Игнорируя все его слова, Джисон будет верить в лучшее: – Пожалуйста... Можешь рассказать, что ты помнишь? – он поднимает взгляд, молящий об этом, и чувствует, как замерзает в груди горячее сердце от ледяных глаз напротив. От кожанки на плечах ничуть не легче, не теплее, будто совсем наоборот. – Я помню звёзды, я помню взрыв, помню, как надевал кому-то на руку браслет, помню... Остальное – только ощущения: гнев, горе, радость… Любовь. Кем был Минхо? – Минхо... – тихо повторяет за ним Джисон и кусает чуть ли не до крови нижнюю губу. Хочется ответить, что Минхо – это всё, но вряд ли Лино поймёт из этого хоть что-то. Придётся искать другие, простые слова, которые к нему никак не относились. Глаза заблестели от накатившей влаги, но Хан упрямо смотрел на бескрайние небоскрёбы, автомагистрали, множество огней. Этот город – тоже Минхо. Только вот Лино ничего не поймёт. – Минхо... Он был таким же киллером, как и я. Мы всегда работали в паре, все миссии выполняли вместе. Я вижу, что ты другой, не такой, как он, но не могу это принять. Он был всем не только для меня, но и для всей нашей команды. Одному из них – своему лучшему другу – Минхо подарил тот браслет, о котором ты помнишь. Нам всем... Очень тяжело без него. Всё очень сильно изменилось, как только Минхо, как мы думали, умер от взрыва, – Джисон не совсем понимает, почему рассказывает это. Может, и самому хотелось поделиться и позволить Лино узнать, что происходит. Хан спрыгивает с отступа крыши, не спеша шагая вперёд, в неизвестном направлении. Ему на самом деле жаль, что всё складывалось вот так. Но, возможно, он может попробовать... – Лино... Мы можем общаться? Наверное, за него говорило отчаяние и сильное нежелание расставаться с прошлым. Конечно, это плохо, но он не мог упустить этот момент. Особенно когда никто так и не ответил ему, можно будет вернуть Минхо, или нет. – Джисон... – Лино не по собственной воле идёт следом за Ханом, останавливаясь прямо перед ним и заглядывая в глаза. Он находится так близко, может коснуться его без проблем, без неловкости... Как раньше? – Мне жаль, что я не Минхо. Но я не смогу быть им для тебя. Не смогу быть им для других. Я всё ещё должен убить вас, найти способ убить тебя... – Лино наклоняется к Хану, сближаясь с ним максимально. Он может чувствовать его сбивчивое дыхание на собственных губах. Почему он делает это?.. – Возможно, в этом заключается моя программа, но я не могу тебя убить. Я будто сделан так, чтобы подчиняться тебе, делать всё против своей воли. Но это не значит, что я не убью других... Это значит, что я хочу, чтобы тебе было больно, – Лино поджимает губы, смотря ещё чуть-чуть в глаза, приносящие ему лишь странную тяжесть на душе, в сердце. Он правда хотел проткнуть его шею клинком, но сделать этого никак не мог. – Но тебе не должно быть жаль, – Джисон произносит вслух, чтобы уверить в этом больше себя, а не его. Сердце начинает биться слишком быстро, а дыхание учащаться, паника застигает его врасплох, как вдруг Хан с ужасом понимает, что не взял ингалятор. – Я... Maldita sea. (Чёрт возьми.) Пока это не переросло в очередную истерику, он делает шаг вперёд и протягивает к груди шокированного Лино руку, прикладывая её прямо на место сердца. Бьётся... – Прости... Мне надо понять, что я сейчас с тобой, – раньше он всегда прислушивался к сердцу Минхо. Ложился на его грудь, слушая, прикладывал руки и чувствовал под ними его сердцебиение. Даже сейчас дыхание приходит в норму за считанные минуты, пока он, прикрыв глаза и вжав голову в плечи, старается сосредоточиться. Феликс бы сказал, что он проводит какой-то ритуал. Ну а Ли медленно переводит взгляд на чужую ладонь у своего сердца. Так хочется коснуться, даже руки начинают дрожать. – 가끔 그런 일이... 죄송합니다. (Иногда бывает... Прости.) Джисон отводит взгляд и отходит на шаг назад, переживая о том, что сейчас Лино развернётся и уйдёт. Но этого не происходит. Он всего лишь резко проводит ладонью по своим рыжим волосам, нервно вздыхая. Впервые чувствует что-то такое… – Нам опасно быть вместе. Но если ты захочешь... – Лино осторожно отстраняется и смотрит в сторону японской части города, хмыкая: – Я очень люблю японские районы. А прошлый я... Знал японский? Я не понимаю, откуда в моей голове знания испанского, японского и корейского, но определённую тягу… Я чувствую. – Ох, мы с тобой знали много языков... Вернее, с ним. Но да. 私たちは日本語を話しました, (Мы говорили на японском,) 한국어로 (на корейском) y en español. (и на испанском.) Дело всё в том, что мы читали друг другу много книг. – Así es como es. (Вот оно как.) Me gusta mucho el español. (Мне очень нравится испанский.) – También me gusta más el español. La mayoría de las veces, fue en este idioma que nos dijimos algo personal. (Мне тоже больше нравится испанский. Именно на нём мы говорили друг с другом о чём-то личном.) Джисон замолкает, смотря сначала на Лино, однако, неожиданно столкнувшись с ним взглядами, теперь он поворачивает голову в сторону города. – Как думаешь... – начинает Хан совсем тихо, словно боится озвучить свои мысли. – Если я прикажу тебе убить меня или хотя бы поранить... Ты сделаешь это? Лино медлит с ответом, но всё-таки вытаскивает маленький ножик, которым угрожал ему не более получаса назад. Он подходит ближе, на ходу изящно размахивая оружием, но поначалу смотрит только на свои руки, вдруг закатывая рукав водолазки. Лино делает небольшой надрез поперёк, совсем крохотный и не глубокий. – Я могу навредить себе без твоего ведома, вот, что интересно... Но хорошо. Прикажи мне ранить тебя, – Лино аккуратно стирает пальцами кровь с лезвия, переводя взгляд на Джисона. Если он откажется, Лино точно отступит, так как не сможет противостоять его словам. – Я точно чувствую, что выполню любой твой мелкий приказ, но убийство или ранение... Это большее. Могу ли я подчиняться тебе даже в этом? Убить кого-то по твоему желанию? Может... Это и является планом Сатору... Мог ли он действительно убить кого-то по одному только слову Джисона? Пойти против Сатору, если он прикажет? Это так отвратительно звучит, но что, если другого выхода нет? Слишком много тревожных мыслей, пора перестать задумываться об этом сейчас. Джисон встряхивает головой и снимает с плеч кожанку, накидывая её обратно на плечи Лино. – Ладно... Давай хотя бы попробуем, – Хан ещё несколько секунд собирается с мыслями, а после протягивает свою руку вперёд. Он смотрит на неё некоторое время, а затем поднимает взгляд, встречаясь с родным, будто потеплевшим взглядом. – Лино, – начинает говорить чётко и уверенно, ничуть не переживая, – оставь порез на моей руке. Лино смотрит на протянутую руку, аккуратно ставя остриё ножа на кожу. Его рука тут же начинает сильно дрожать, но в голове снова и снова всплывает приказ… Оставь порез на моей руке. Лино безумно хочет противиться, внутри всё переворачивается, хочется вопить в нежелании причинить боль, но он всё же движет лезвие, оставляя совсем неглубокий порез, а при виде крови отшатывается, моментально пряча нож. Опомнится он, когда будет прикладывать бинт к коже Джисона, который всегда носит с собой. – Почти три года я думал, что мне позволено всё на свете. Я мог убить даже учёных, которые перезаписали мой мозг. Но оставить на тебе такой порез... Почти непосильная задача. Неужели он настолько сильно любил тебя? – Тебя удивляет то, что любовь может быть такой искренней? – Хан задаёт вопрос с улыбкой, пока Лино завязывает бинт на руке Джисона, хотя на свою рану не обращает абсолютно никакого внимания. Он возвращает кожанку Хану, проверив, хорошо ли она держится на его плечах. Почему он делал всё это?.. Но у Джисона явно свои планы. Перехватывая бинт у Лино, теперь его очередь перебинтовать порез. Бережно закатав рукав его водолазки, Хан начал осторожно перематывать ранку, в конце концов завязав небольшой бантик, чтобы повязка не распустилась. Как только он заканчивает, то сначала возвращает бинт, а потом берёт Лино за руку и ведёт за собой к краю крыши. Здесь всё успело кое-как просохнуть, так что он без раздумий садится на самый край и свешивает ноги вниз. – El amor es un sentimiento extraño, (Любовь – странное чувство,) – Лино следует примеру Хана и тоже свешивает ноги с крыши, глядя на вид перед ними. С губ срывается тяжёлый вздох: – Оно необъяснимо, часто нездорово и может... Убить. – Убить, или наоборот… Сделать только лучше, – Джисон улыбается, но Лино даже не смотрит на него. – Я так понимаю… Та татуировка на моём плече, она тоже от него? У неё есть история? – Лино указывает на своё левое плечо, стараясь перевести тему. В голове всё ещё крутились довольно тяжёлые мысли. Смог бы он убить? Приказ-то выполнил, а значит и... Даже физически было сложно думать о смерти Хан Джисона, к которому он будто привязан с рождения. – Конечно же история есть... – интерес Лино заставлял Джисона зацепиться за надежду. Вдруг он вспомнит. Всё-всё вспомнит. – У нас парная татуировка. Мы, как вот сейчас, сидели на крыше одного из домов, выпивали, я играл на гитаре и мы оба пели песни о любви, посвящая их друг другу. Никому не было до нас никакого дела. Каждый день мы проживали, как наш самый последний, так что решились пойти и сделать татуировки этой же ночью. Минхо потом не по себе утром было, потому что он ничего не помнил, – Джисон рассказывает коротко, не сводя своего взгляда с профиля Лино. Всё такой же идеальный с этим своим чудесным острым носиком… – Я могу показать тебе свою татуировку. Хочешь? – он уже сейчас готов скинуть кожанку вместе с футболкой, но Лино останавливает его своей вытянутой рукой. – Не хочу. – ...Ладно. Вновь тишина. Джисон опустил плечи и медленно перевёл взгляд в сторону. Грубо, но зато весьма честно. Лино не думал о его чувствах, сейчас он думал совсем о другом. Мог он быть таким романтичным? Даже от одной мысли об этом Ли прыскает, будто бы не мог быть кем-то похожим. – Ненавижу баллады на гитаре. Спокойная музыка выводит меня из себя. Особенно терпеть не могу классику, мне её включали в лаборатории и каждый раз испытывали что-то новое, отвратительно. Кто это придумал вообще? – Пф, да ты просто не помнишь эти баллады. Тебе нужно услышать своими ушами и понять, какого это. Я тоже очень презирал это до встречи... С ним. У меня в квартире полно виниловых пластинок. Мы их покупали на каждую годовщину, вместе ходили по этим магазинчикам и подбирали, что бы послушать. Glass Animals, Tame Impala, Sufjan Stevens... Ох, и много классики, мы столько танцевали под Шопена... Я уверен, что это совсем не то, что включают в лаборатории. Может, как-нибудь зайдёшь ко мне? Я бы мог включить тебе парочку пластинок. И нет, нельзя слушать музыку так! Ты обязан услышать звук с виниловых пластинок, – Джисон предлагает из чистого интереса. Не совсем потому, что это как-то напоминало о Минхо. Скорее способ доказать Лино, что в этом тоже есть счастье и наслаждение. – Джисон... Меня тошнит от винила. – Лино беззаботно смеётся. Он не видел ничего критичного в том, что их мнения отличались. – Мне нравится рок... Фонк... Я очень люблю что-то, что заставляет меня чувствовать себя живым. Ты слышал, как играют люди в Джапан-тауне? Там можно спуститься по мостику вниз, к воде, вечером в субботу там играют люди на барабанах и даже с огнём выступают. К прогулкам Сатору не имеет никаких вопросов, так что я часто провожу вечера там. Так красиво, аж жить хочется, – звучало, как ложь. Лино встал с края крыши, посмотрев на часы. Пора. – Если не вернусь до часу ночи – они примут меры, а я не хочу нарушать режим. Сегодня четверг, – Лино подходит к Джисону со спины, неожиданно нежно скользя пальцами по его волосам. Он наклоняется к нему: – В субботу в одиннадцать часов я буду ждать тебя в Джапан-тауне на мини-фестивале у воды, его будет видно издалека. Обычно я люблю стоять и смотреть на это где-нибудь с балкона. Я надеюсь, ты придёшь, но если нет... Мне почти плевать. Почти. С этими словами Лино медленно разрывает прикосновение и старается покинуть крышу как можно быстрее, чтобы не позволить желанию остаться взять вверх. Казалось, ещё минута, проведённая с Джисоном, и он останется здесь навсегда. Хан не оборачивается. Он только слышит, как быстро шагает его Лино к выходу и хмыкает, с улыбкой смотря под свои ноги, на тёмные-тёмные улицы. Теперь его очередь провожать Лино взглядом. В субботу в одиннадцать... Он обязательно придёт, отыщет Лино, точно окажется рядом. Иначе Лино сам найдёт Джисона.