Сосновый перебор

Утро Антона начинается не с кофе. И даже не с привычного за много лет звука будильника, с которым все же пришлось смириться любителю поспать подольше. Утро начинается со звонка Арсения, привыкнуть к которому, кажется, просто невозможно. Шаст всю ночь просидел за маленьким экраном ноутбука, пытаясь уместить в одну передачу дел весь свой пятилетний опыт, и ожидаемо лег только под утро. Он видел мельком сообщение от Попова, видел, что на рабочую почту пришло сообщение от Иры с их билетами и данными об оплате, в которых время заселения стоит на десять утра, и со спокойной душой перевел будильник на половину девятого, надеясь хоть немного поспать. Теперь же, с трудом разлепив глаза после трехчасового беспокойного сна на раскаленных простынях, Антон тупо смотрит на разрывающийся телефон с фамилией «Попов» на экране и никак не может сообразить, почему этому полоумному не спится в семь часов утра. Первое желание сбросить звонок и забыться сном приходится проглотить насухую после сна: зная его настойчивость, одним звонком он не отделается. Тяжело вздохнув и прикрыв глаза в попытке урвать еще хотя бы минутку, Шаст жмет зеленую кнопку. — Доброе утро, Антон Андреевич! Как дела? Вещи уже собрали? — чересчур громкий и возмутительно бодрый голос Попова въедается болью на подкорку, и Антон кривится от нежелания даже двигаться, не то что вообще вставать с постели. Перспектива слушать торопливую болтовню, не заправившись даже чашкой кофе, радует еще меньше. Как его жизнь вообще вырулила на то, что компания буквально выгнала его в отпуск и оплатила путевку в санаторий? Санаторий, прости господи. Не отель на Мальдивах, не загородный домик вдали от цивилизации и надоедливых шумных людей. Санаторий. Ему что, семьдесят? — Не уверен, — отвечая разом на все вопросы, Антон хрипит в трубку, не утруждая себя любезностями с утра пораньше: у него на это недостаточно кофеина в крови. Он опрокидывается обратно на подушку, зарываясь поглубже, и кладет телефон рядом с ухом, ведь взбудораженный Арсений настолько звучный, что его не может приглушить ни один динамик. Может, его и без телефона через форточку будет слышно? Надо попробовать. — Вы что, еще спите? — удивление в голосе юноши должно бы настораживать, но Шаст еще слишком сонный, чтобы здраво воспринимать реальность. Он, фантазируя о покое, пытается не отключиться хотя бы на время разговора, но, судя по тому, что он не помнит его начало, получается чертовски плохо. Окончательно отключиться мешает въедливый голос с той стороны. — Вам же выходить через полчаса. — В смысле? Какие полчаса? — ухватившись за последнюю мысль, Антон заставляет себя с трудом разлепить глаза и привстать, чтобы поднять повыше подушку и сесть. Он с силой трет глаза, чтобы хотя бы так стереть с себя остатки липкой сонливости, проверяет еще раз часы, горящие красным на прикроватной тумбочке, но на них по-прежнему семь утра. Какие полчаса, если заселение в десять? — Ну, чтобы успеть на автобус, — пояснение Арсения ничего не поясняет. Хотя, судя по его голосу, должно было объяснить вообще все. Даже сотворение мира. — Какой автобус? — заладив зажеванной пленкой, Антон никак не может взять в толк, зачем Арсений так рано его разбудил и рассказывает про какой-то автобус. Очевидно же, что быстро соображать не сможет ни один нормальный человек, который проспал меньше трех часов. Если вообще, конечно, удосужится проснуться. — Который отвезет нас в санаторий, — в голосе по ту сторону нет ни грамма раздражения, которым Антон, оказавшись на его месте, плевался бы с первых же секунд. Арсений терпеливо продолжает втолковывать, по его мнению, прописные истины сонному начальнику совершенно спокойно и лишь под конец делает логичное предположение: — Вы что, не получили мое смс? Антону кажется, что с ним разговаривают то ли как с умственно отсталым, то ли как с душевно больным: медленно, вдумчиво, с расстановкой, разбрасывая слова между выдержанными паузами на подумать, терпеливо разжевывая элементарные смыслы, и ему это сильно не нравится. Но что он может сделать, если мозг просыпается с таким трудом? Арсений ждет молча, но в трубку шумно дышит, и Антон, нахмурившись, отводит телефон от уха, чтобы опустить вниз шторку экрана, не сбрасывая звонок. И, действительно, находит у себя в непрочитанных сообщение от Попова, отправленное юношей в пять двадцать пять. Шаст бегает глазами по строкам с уже известной ему информацией, удивляясь: нежели Арсений сегодня вообще не ложился? Но почему тогда он кажется таким бодрым и активным даже больше, чем обычно? Страшный человек. Бдительность рядом с ним лучше не терять. — Зачем нам автобус? — медленно приходя в себя, Антон блокирует экран, возвращает телефон к уху и трет ладонью лицо, чтобы согнать с себя остатки сна. Он мог бы доспать отведенную расписанием норму, но Попов, справедливости ради, напомнил ему о не менее важной задаче собрать вещи: вчера он об этом совершенно забыл. Парень пытается скрыть зевоту. — У меня ж машина. Доедем за час. — Машина остается дома, — короткий, не предполагающий пререканий ответ Арсения ставит Антона в тупик, и найтись с ответом быстро не выходит: Шаст так и замирает с открытым ртом. Попов свою ошибку понимает сразу и, смутившись, начинает неразборчиво мямлить: — Я вчера планировал дорогу и на сайте у них увидел, что въезд на личном авто запрещен. Стоянок там в лесу нет, а ваша машина слишком дорогая, чтобы оставлять ее без присмотра. Ну что тут сказать? Отпуск обещает быть длинным и не менее интересным: Антон еще даже проснуться толком не успел, а приключения на его задницу уже начались. Даже кровать покидать не пришлось. — Во сколько автобус? — тяжелый вздох примирения с суровой реальностью воодушевляет парня на том конце провода. — В восемь двадцать, — Антон не отводит глаз от часов, слегка заторможенно рассчитывая время, необходимое на сборы, и одновременно пытаясь вспомнить, какой общественный транспорт ходит от его дома в сторону вокзала. От идеи поехать на машине пришлось отказаться сразу: там банально негде припарковаться. — Но приехать нужно хотя бы без десяти, чтобы успеть занять очередь. Блять. Антон мысленно вычеркивает из списка дел завтрак и, тяжело вздыхая, прикрывает глаза. — М-м-м, обожаю отпуск, — преисполнившись отчаянием, он тихо стонет в трубку, потягиваясь последний раз в теплой родной кроватке, и вспоминает недобрым словом предприимчивого Пашу — чтоб ему икалось все утро, выдумщику этому. Притихший на том конце провода Арсений вынуждает Шаста спустить ноги вниз с кровати. — Ладно, понял. Постараюсь успеть. Будь на связи. — Принято, — Арсений в трубку вдруг почему-то пищит и резко отключается, оставляя Антона наедине с удивленно приподнятой бровью. Ему бы задаться вопросом о причинах столь быстрого отключения и почему голос юноши резко изменился, но отсутствие свободного времени и радость побыть еще чуть-чуть наедине с собой вынуждают его оставить эти вопросы на потом и ушлепать в ванную. В конце концов, у них будет целая неделя, чтобы поговорить. Отправив с телефона путевки и платежки на печать, Антон откладывает его в сторону и включает воду, хватаясь за зубную щетку. Давит на нее горошину пасты, смотрит, но повысить эффективность и сократить время сборов сможет только успешное совмещение. Кран переключается на душ, трусы отправляются в стирку, а парень лезет в ванную и дергает шторку. Выдавив себе на ладонь гель для душа и намыливая сразу голову и тело, Шаст одной рукой чистит зубы, другой — быстро моется, установив лейку на подставку. Удается выкроить семь лишних минут. Вытираясь, он возвращается в комнату и осматривается потерянно. Не понимает, что нужно с собой брать и что вообще люди носят в санаторных отпусках, поэтому решает руководствоваться здравым смыслом и взять всего понемногу. С верхней полки летит скромная спортивная сумка на ручках, с других на незастеленный диван — несколько футболок, трусы с носками, спортивные штаны с толстовкой и деловые брюки с рубашкой на случай «если вдруг». Еще влажная зубная щетка вместе с неполным тюбиком пасты и гелем для душа на все случаи жизни отправляется в небольшой пакетик на самое дно, туда же летит полувлажное после душа полотенце, которое досохнет уже на месте. Сверху водружается гора из собранных наспех и без раздумий вещей, хотя рациональная часть мозга и сомневается в необходимости даже половины, а Шаст все же вспоминает про шорты и джинсы. Лето, как-никак, на дворе. Шорты решено всунуть сбоку, джинсы — на себя. Короткий взгляд на часы, и Антон понимает, что все равно безбожно опаздывает, но цинично надеется, что всегда довольный Арсений не будет сильно злиться на него за опоздание, а в случае чего и автобус для него подержит. Ну, или они все-таки никуда не поедут, и Шасту не придется нянчиться взаперти с гиперактивным ребенком. Глупо надеяться, что Паша простит им просранные путевки, на которые компания удосужилась потратиться, поэтому мечты о саботаже приходится оставить дома. Распечатанные билеты складываются в боковой кармашек, наличие паспорта проверяется уже на пороге, и Антон, глубоко вздыхая последний раз, буквально выбегает из квартиры, звеня ключами. Планируя опоздать на полчаса, Антон опаздывает на десять минут. Автобус приезжает чуть позже расписания, но все же сразу, как парень приходит на остановку, тащится, правда, мучительно медленно по пробкам, а тяжелая сумка оттягивает руку отсутствием в транспорте свободных мест. Время неумолимо идет, подбираясь к восьми часам, но Арсений беспокоить его не спешит, за что Шаст искренне благодарен. Хоть и не обманывается, что отпуск этот будет легким. С таким-то вертолетом точно не расслабишься. Сумка тяжестью жжет ладонь, ноутбук во второй оттягивает плечо, а жара, стоящая уже несколько дней, снова раскаляет асфальт уже с самого утра. Антон только сейчас понимает, что не потрудился даже воды в дорогу набрать, но искренне надеется, что на территории санатория хотя бы будет магазин. Парень подходит к главному зданию вокзала и оглядывается. Все еще не верится, что он на полном серьезе едет в санаторий. Санаторий. Ему точно семьдесят. Осмотрев обширное пространство центральной площади, Антон, к своему удивлению, не находит ничего, что напоминало бы ему об Арсении, поэтому лезет в карман за телефоном и перепроверяет сообщение. Попов писал, что нужно доехать до вокзала, а дальше ориентироваться по месту, так как четкого места отхода транспорта на сайте не было. Парень поднимает глаза и замечает в отдалении длинную вереницу людей с сумками и тележками. Охреневая от количества пассажиров, выстроившихся в длинную линию, он пытается убедить себя в том, что это очередь людей, едущих на дачу, а к его санаторию идет совсем другой автобус, где-то там, в отдалении, но шестое чувство подсказывает, что так просто ему сегодня не отделаться. Темная макушка, кажущаяся знакомой, тоже не предвещает хороших новостей, но, все еще не теряя веры в лучшее, Шаст снимает блокировку с телефона и ищет в журнале входящих нужный номер, нажимая кнопку вызова. Высокий упитанный чемодан на колесиках рядом со смутно знакомым силуэтом не радует, а сюрреалистичное соседство с тележками на колесиках, перевязанных бечевками, не оставляет шансов. Судя по всему, ближайший час ему придется провести в компании разношерстных огурцов и яиц. Последний раз такая компания на его памяти собиралась только в общественной сауне. Последние надежды разбиваются, когда обладатель той самой знакомой макушки поднимает руку, смотрит голубыми глазами прямо на Антона и подзывает к себе. Ничего не поделать, сбежать не получится: пешком он такой километраж не преодолеет, на машине ехать нельзя, так что единственным выходом действительно остается переполненный стариками автобус. «Приятное» соседство начинается явно раньше положенного. Разношерстная очередь недовольно гудит, стоит только Антону приблизиться и пройти вместо конца в самое начало, но голоса быстро умолкают и остывают, стоит людям рассмотреть возвышающегося над ними Арсения, который пусть и не дотягивает до двухметрового роста Антона, но все же гораздо выше остальных в очереди. — Ты, должно быть, шутишь, — первое, что озвучивает Антон, стоит ему подойти к юноше на достаточно близкое расстояние. Он перехватывает сумку в другую руку, ровняет ноут на плече, чтобы не мешался сзади, и осторожно, чтобы не вызвать новую волну недовольства, осматривает выстроившуюся за их спинами очередь, которая тянется далеко за пределы вокзала. — Я не думал, что людей будет так много, но, судя по тому, через какое количество населенных пунктов проходит эта маршрутка, это неудивительно. Не зря я все-таки решил приехать пораньше, — Арсений, который опирается на тот самый раздутый чемодан, пожимает плечами и прячет телефон в карман свободных льняных штанов. И смотрит в ту же сторону, что и Антон, но совершенно не скрываясь. — Зато мы пятые, это хорошо. — Маршрутка? — Шаст хмурится, силясь вспомнить утренний разговор, и понять не может: то ли он все-таки уснул в процессе, то ли это юноша путается в показаниях. Нет, он определенно точно слышал информацию про автобус, он даже переспросил Арсения несколько раз. Так почему все снова меняется в обход ничего не понимающего Антона? — Ты же говорил про автобус. Что же это за маршрутка такая, которая вместит в себя пятьдесят человек? Хотя, возможно, он просто проспал век прогресса, где великие ученые разработали резиновые транспортные средства. Но даже при таком раскладе резина должна быть одновременно тонкой, чтобы уметь растягиваться в достаточной степени, но и плотной, чтобы их не разбросало по дороге на первой же кочке. Почему он ни разу не слышал имени этого великого ученого? Господи, Антон, о чем ты вообще думаешь? Проснись, пора бы уже. — Ошибся, — Арсений улыбается и с обезоруживающей, искренней простотой говорит о допущенной ошибке. Не скрывается, не пытается выкрутиться, придумывая что-то правдоподобное, а просто признает факт промаха. Антону до такого расти и расти. Ему ведь статус нужно сохранять, он ведь начальник, у которого разница с его подчиненным всего три года. Он должен всегда быть правым. Даже тогда, когда может только левым. — И во сколько ты приехал? — взглянув последний раз на время, Шаст прячет телефон в карман и все-таки опускает сумку на асфальт. Слегка онемевшая рука горящей ладонью напоминает о неудобных узких ручках, и он старается незаметно ее размять, чтобы возобновить кровообращение. Семь минут до отправления, а транспорта даже не видно. Как она вообще должна выглядеть? — Без десяти, как и говорил. Или без пятнадцати? — юноша, кажется, совершенно не испытывает дискомфорта и ведет себя так, словно ездить по санаториям со своим начальником в лютую рань, чтобы следить за качеством его отдыха, совершенно нормально. Боже, это ведь даже звучит абсурдно. — А вы чего сумку на пол поставили? Она же испачкается. Ставьте лучше на мой чемодан. Арсений варварски вклинивается в лениво текущий поток мыслей Антона, который все еще перманентно сонно залипает, ураганом мечется вдруг перед его носом и, не получив на свои слова никакой реакции, тянется сам к его багажу. Слегка отодвинув для этого ничего не понимающего Шастуна, он наклоняется, подхватывает его сумку и опускает ее на свой чемодан, вымазывая пылью ткань. Какие там Катрина с Камиллой? Это они просто с Арсением не были знакомы. Антон устало трет переносицу и шумно вздыхает. Слишком много активности, слишком много действий, слишком много болтовни, с потоком которой сложно справиться без помощи если не легких наркотиков, то хотя бы более доступного кофеина, но даже с ним сегодня утром парню не везет. Поблизости нет ни одного кафе, приближается время отбытия, и он прикрывает глаза, стараясь успокоиться. Арсения даже в обычный рабочий день сложно выносить, а сегодня, когда с самого утра все пошло наперекосяк, Шаст чувствует себя особенно беззащитным. Но совесть, негодяйка, внезапно просыпается раньше всего остального тела и своенравно решает выступить раз в тысячу лет, вынуждая парня объясниться. В конце концов, исключительно из-за инициативности Арсения они все-таки уедут в этот клятый санаторий и не получат нагоняй от Воли. Чего не скажешь о тех бедолагах в конце очереди, ведь ни одна резина не способна растягиваться до таких размеров. — Извини, что опоздал. Спешил, как мог, но все равно не успел, — Антон улыбается, глядя на то, как Арсений, одной рукой пытаясь обмахиваться от жары, второй поправляет отросшую за несколько месяцев челку, которая из-за своей длины теперь лезет ему в глаза. Антон его в этом понимает как никто другой и рефлекторно сдувает с глаз свою. — Я уже спал, когда ты написал. Честно говоря, я рассчитывал приехать туда на машине. Интересно, зачем Арсению так много вещей? Они же всего на неделю едут, зачем столько набирать? Или у него просто не было сумки поменьше, и поэтому пришлось тянуть внушительных размеров чемодан? В конце концов, не все же ходят по спортзалам, чтобы специальные сумки для этого покупать. Антон вот не ходит: эта сумка ему от Макара в свое время досталась, когда тот хоккеем увлекался. Или это Антон чего-то не знает о тайных развлечениях отдыхающих санатория? Первое правило клуба пенсионеров… — Ничего страшного, — Арсений мягко улыбается, поправляя сумку на чемодане. — Вам не о чем переживать. Я просто заметил, что вы были в сети, и решил попробовать написать заранее, чтобы предупредить. Но ничего страшного, что не заметили. Я все равно не ложился, вот и решил пораньше приехать. И хорошо, что все-таки решился позвонить вам. А то проспали бы, пришлось бы другую маршрутку ждать. А она только через пять часов. Антон набирает в грудь побольше воздуха, но выдыхать не спешит. Арсений много болтает, и это уже аксиома, спорить с которой бесполезно, но Шаст даже не догадывался, что вне стен офиса, где юноша скован рамками рабочих задач и приличия, ситуация становится почти неконтролируемой. Юноша перескакивает с темы на тему, хватается буквально за все подряд, что можно обсудить, и совершенно не дает Антону, который мечтает только о чашечке кофе, продохнуть. Шаст провел с ним буквально пять минут, но голова уже пухнет от количества информации о санатории, в который они еще даже не успели приехать. Антон желания вступать в диалог не проявляет, со скучающим видом умоляя пустую дорогу обратиться нужной им маршруткой, но Попова его молчание не останавливает: наоборот, он продолжает накидывать интересных фактов о древности леса, в котором они будут жить, о пользе минеральной воды, которую, кстати, тоже нужно пить с умом, потому что что-то там плохо влияет на что-то там, а еще про отдельный телеканал и… Антон, к счастью, понемногу учится фильтровать информацию и успешно отключается, лишь кивая в такт поступающим непрерывным потоком фактам. Пока белый шум гудит в его левом ухе, он старается незаметно вытащить телефон: страшно представить, что он будет делать всю следующую неделю, ведь уже сейчас желание проверить рабочую почту сильно жжет карман. Он только одним глазком взглянет: вдруг что важное пришло за ночь? Ребята уже должны быть в офисе, так что письма, если что, можно будет им переслать. О, и еще раз написать путь, где лежит передача дел, чтобы они ничего не потеряли, проинструктировать Диму перед переговорами и напомнить еще раз о заполнении еженедельной отчетности. И надо будет еще… — Вы позавтракать успели? — Арсений осторожно касается его плеча, безбожно вторгаясь в личное пространство бессознательного. — А? — Антон испуганно вздергивает голову и оглядывается испуганно, но вокруг него по-прежнему толпа людей, липкая жара и надоедливый Арсений, пытающийся ненароком заглянуть в его телефон. Шаст с сожалением блокирует мобильный, обещая себе вернуться к запланированному позже, силится вспомнить, о чем именно Арсений его спросил, и отрицательно мотает головой. — Нет, времени не хватило. — Тогда держите, — Антон только сейчас замечает пакет в его правой руке, а юноша перекладывает его в левую и, раскрыв, пытается что-то оттуда вытащить. По всей видимости, содержимого много, а места в руках мало, так что, подумав немного, он оставляет свои попытки и протягивает Шасту весь пакет разом. — Тут, конечно, не ресторанный уровень, но на что хватило времени. — Что это? — Антон с сомнением косится то на Арсения, то на пакет, в котором, вроде как, должны быть его вещи, и лихорадочно пытается понять, зачем юноша пытается всучить начальнику свои шмотки. Да, он не успел с утра погладить футболку, но это же не повод предлагать ему переодеться? И почему он рядом с футболками носит какие-то пахнущие едой свертки? Новая система хранения? Ароматизатор для вещей с экспериментальными вкусами? С этого станется участвовать во всяких сомнительных экспериментах. — Ну, в этой термокружке чай, в этой — кофе. Я просто не знал, чего вы захотите, поэтому решил сделать сразу все, — Арсений же, не обращая внимания на подвисшего Антона, раскрывает пакет и увлеченно рассказывает о его содержимом. — А еще несколько бутербродов, тут и колбаса, и ветчина с сыром, и еще пончик, если вы вдруг захотите сладкого. И батончик мюсли тоже закинул. А, и еще бутылка воды в дорогу. Антон хлопает глазами и понимает, что ему банально нечего сказать. Ого. — Зачем? — вопрос емкий и не конкретный, поэтому он спешит поправить себя и поясняет, показывая в сторону пакета: — В смысле, все это? — Ну, я подумал, что вы проспали и, судя по таймингу, точно поесть не успеете, — Арсений бросает короткий взгляд на Антона и опускает голову вниз, протягивая пакет вперед еще более настойчиво. И если бы Шаст мог видеть его лицо, он определенно смог бы заметить порозовевшие щеки. — Вот я и собрал, что было дома, на скорую руку. Да, непритязательно, но кушать можно. Антон смотрит на него внимательно, словно пытаясь разгадать загадку повышенной сложности. Попов подумал о том, что его начальник не позавтракает, и, волнуясь о его полном желудке, решил собрать еды в дорогу. Попов, который в восемь утра мельтешит хлеще, чем во время самой жесткой запары. Попов, которому, впрочем, всегда больше всего надо, поэтому и удивляться подобному, наверное, глупо? Но Антон никогда на хрустальную сову не претендовал, поэтому все же рискнет. — Ты сумасшедший, — он чувствует, как подлетают вверх брови, и даже не пытается скрыть удивления, но то, как Арсений после его слов дергается и понуро опускает плечи, все же заставляет задуматься. Обдумав сказанное еще раз, Антон мысленно бьет себя по лбу: звучало действительно не самым лучшим образом. Закашлявшись из-за спешки, парень прочищает горло и добавляет примирительно: — В смысле, спасибо, но не стоило. Ты сам-то хоть поел? — Обычно я по утрам ем хорошо, но, чисто технически, утра у меня не было, — едва уловимая грусть прячется под смущенной улыбкой, а пакет, так и оставшийся без внимания, закрывается и перекочевывает обратно в правую руку Арсения. Юноша коротко усмехается, пытаясь разбавить смущение неуклюжей шуткой. — Только затянувшийся вечер. Антон на это лишь коротко усмехается, не найдясь с ответом, потому что если тот и правда спать не ложился, то с технической точки зрения все так и есть. Гулкий шум оживленной толпы заставляет его отвлечься от мыслей об Арсении, поднять голову и, пользуясь преимуществом двухметрового роста, первым заметить подъезжающую к ним белую маршрутку с цветным номером в углу лобового. Не успевает водитель остановиться и открыть дверь, как галдящая толпа тут же хватает свои вещи и пусть и мелкими шажками, но все же безостановочно подбирается к заветным местам. Арсений же, судя по его спокойному виду, чувствует себя в этой враждебной среде комфортно: пропустив строго отведенное количество человек перед, он требовательно отстаивает их с Антоном места в очереди и держит оборону против всех, кто решил пролезть вперед. Получив наконец разрешение от Попова, Антон протискивается внутрь маршрутки первым и, не без труда отобрав у юноши его чемодан с сумкой, освобождает его от лишнего груза. Как тот собирался с занятыми руками оплачивать проезд, неизвестно, и пусть Шаст понимает, что тот, скорее всего, справился бы, все равно жалеет, что не подумал об этом раньше. Наверняка выглядело бы уморительно. А потом Антон очень сильно жалеет, что вообще позволил себе даже думать о том, чтобы смеяться над Арсением, ведь следующие несколько минут он мечтает только самовоспламениться от стыда и позора. Потому что этот неугомонный решил вдруг затребовать у водителя чеки и копии чеков, подтверждающие их поездку, и собрал на себя праведный гнев толпы и самого водителя, который ничем подобным никогда себя не утруждал. Шаст от стыда готов прямо сейчас выбежать из маршрутки, чтобы найти ближайший люк и провалиться под землю. Он терпеть не может быть в центре внимания, а то, как усердно и со вкусом собравшиеся в очереди бабушки поливают Арсения грязью, и вовсе заставляет Антона сжаться внутренне в сухой изюм, который был виноградом еще во времена Древней Греции. Зато Арсения, который с пеной у рта тычет в лицо водителю статью закона о перевозках пассажиров, по всей видимости, все вполне устраивает. Антон психует и забирает сумку с чемоданом, спешно осматривая салон. Самые дальние места оказываются свободными, поэтому выбор кажется очевидным, особенно в их случае абсолютной ненависти всех вокруг. Кое-как протискиваясь в узком проходе, он толкает чемодан перед собой, то и дело поправляет падающую с плеча сумку и, установив в итоге шаткую конструкцию у самой стенки, устало падает на сидение. Это еще хорошо, что их вообще не выгнали из салона после такого концерта. Довольный же Арсений с билетами наперевес подходит к нему и широко улыбается. — Классные места выбрали. Спасибо большое, — убедившись по-хозяйски, что сумки выдержат долгую поездку, парень садится на место рядом и умещает пакет в ногах. Стягивает кое-как с плеча небольшую сумку и раскрывает ее, доставая оттуда пластиковую папку. — А то ютиться в начале с моим чемоданом было бы неудобно. — Зачем весь этот цирк? — раздраженный Антон, у которого, в отличие от зачинщика конфликта, натурально горят щеки, тихо шепчет, хотя, по ощущениям, больше шипит на притихшего юношу. — Зачем все это нужно было устраивать? Билеты ж недорогие, я видел на входе. Ты же понимаешь, что это копейки? Я сам легко мог бы все оплатить. — Я знаю, но так как наша компания устраивает нам отдых, нужно будет после отчитаться обо всех расходах, — Арсений, немного сбитый с толку, все-таки раскрывает папку, в которую перекладывает ранее переданные Антоном распечатанные путевки и прикрепляет на скрепку два полученных чека с копиями. — Павел Алексеевич сказал составлять отчеты о том, что мы делаем. Я просто ответственно подхожу к своим задачам. Антон громко фыркает, отворачиваясь к окну. — Ну уж это ты можешь мне не рассказывать, — злость понемногу начинает отпускать, а понимание того, что ничего другого от Арсения ждать и не стоило, мягко опускается на уставшие плечи. Глядя на то, как стремительно крохотный салон заполняется людьми и скольким еще придется всю дорогу стоять в проходе, Антон усмехается, цепляя локтем юношу. — Ответственно это еще слабо сказано. Арсений смущенно улыбается, выглядывая в окно с другой стороны. По итогу, когда они отъезжают от остановки, за бортом остается еще человек двадцать. Не признать правоту Арсения, который приперся на полчаса раньше, только чтобы занять очередь, Антон хоть и пытается, но все-таки не может, поэтому, пока не передумал, спешит ему об этом сообщить. У того от слов похвалы загораются кончики ушей. А потом Антон цепляется за мысль, которая ускользнула от него еще в кровати. — Ты мне, когда утром звонил, сказал, что выходить нужно через полчаса, чтобы успеть, — переполненная маршрутка набирает скорость, пока за окнами проносятся столбики однообразных высоток. Антон поворачивается к притихшему под гнетом общего молчания юноше и, наклонившись поближе, едва слышно спрашивает: — Откуда ты знаешь, где я живу? Непривычно тихий Арсений, который по всем законам физики должен болтать, не затыкаясь, вдруг опускает глаза вниз, а подрагивающие руки начинают теребить край резинки лежащей на коленях пластиковой папки. — Ну, я, это… Не то чтобы я… Я просто… — он сдувается, опуская голову еще ниже. — Мы когда-то ехали вместе на переговоры, и я в навигаторе в избранном увидел улицу рядом со своим домом. Вот и запомнил. А вообще это не больше чем просто предположение. Я вас даже никогда на районе не видел. Антон, к своему удивлению, совсем не злится и лишь тихо усмехается. Потому что, в отличие от Арсения, видел Попова несколько раз после работы в ближайших от себя магазинах. Но он пересекаться со своим подчиненным лишний раз не хотел, поэтому тактически быстро сбегал и пытался убедить себя в том, что ему просто показалось. Теперь же взбунтовавшаяся совесть прятать шашку в ножны почему-то не планирует. — Получается, что ты живешь где-то недалеко от Космонавтов? — Арсений утвердительно кивает, расстегивая замок сумки. Антон прослеживает движение тонких пальцев. — Чего раньше не сказал? Я мог бы забрать тебя, чтобы было проще. — Во-первых, вы же не на машине ехали, — забывчивый Антон мысленно хлопает себя по лбу, признавая правоту парня, и кивает, а Арсений прячет папку и кладет себе на колени сумку. Переговариваться в молчащей маршрутке неудобно: приходится говорить едва слышно. — А во-вторых, как-то неудобно было. Опять же, сам я быстрее приехал, а если бы еще вас ждал, то точно бы мест не хватило. На это Антон лишь снова кивает. Раздумывает еще какое-то время над частью про «неловко», думает, стоит ли пошутить про то, что неловкость и Арсений — два настолько полярных понятия, что даже у двух параллельных прямых больше шансов встретиться, но момент оказывается упущенным, да и адекватность данного комментария проверку на уместность проходит со скрипом. С гораздо большим, чем открываются двери в этой маршрутке. Через время они выезжают из города на трассу, и тихие рассказы бормочущего Попова неожиданно затихают. Антон, отвернувшийся в сторону окна, оборачивается к юноше и замечает, что тот так и уснул, опрокинув голову вниз от усталости. Вид уснувшего Арсения иррационально вызывает в груди Антона странную теплоту. Он тут же в страхе отпихивает ее от себя, страшась задумываться о причинах, но «Тиндер» на телефоне все еще установлен и шлет уведомления, а Арсений все еще бесит одним лишь своим присутствием. Так что тут, возможно, как с котами: бешеные клубки злобы выглядят очаровательно милыми, когда засыпают. Арсений вообще личность по всем параметрам странная. Как к сотруднику, у Антона к нему нареканий нет: даже отсутствуя большую часть времени на рабочем месте, юноша каким-то образом умудряется выполнять все задачи раньше срока и практически не пользуется его помощью, предпочитая все вопросы решать самостоятельно или с помощью других коллег. Работая в компании всего несколько месяцев, он уже сделал больше, чем многие сотрудники, работающие больше года. Тогда почему из всего их коллектива именно Арсений вызывает в нем бурлящее раздражение? Почему только при виде него в голове умирающей рыбой бьется мысль «о боже, только не он»? Антон никогда не любил таких сумасбродных личностей, которые считают своим долгом быть затычкой в каждой возможной ванной. Потому что ни одна бочка не выдержит такого напора. Попова знают везде, где только могут знать. Он разве что до генерального еще не добрался со своими идеями, но Антон и здесь не обманывается: это, скорее всего, лишь вопрос времени. Арсений — первый во всевозможных конкурсах, инициативах и сборах, закрывает собой все внешние активности компании. Активист, спортсмен, комсомолец и местный массовик-затейник, который при этом всем еще и работать хорошо каким-то образом успевает, и общаться со всеми этажами, расхаживая к каждому в гости на чай, вызывает у Антона как минимум нервный тик, а как максимум желание настучать ему по макушке. А все потому, что Антону таким любимцем публики никогда не стать. Маршрутка делает резкий рывок вправо, выходя на обгон, и Антон рефлекторно ловит прилетевшего ему в грудь Арсения. Тот даже не просыпается, продолжая безвольной массой стекать по телу парня вниз, и Шаст, раздумывая какое-то время, все же не решается разбудить уставшего юношу. Он осторожно поправляет его на сидении, укладывает голову себе на плечо и, игнорируя странное тепло в груди, достает из кармана телефон. Арсений достался ему случайно: по итогам собеседования Антон его утвердил, но Воля определил его в другой отдел, из которого спустя пару дней вернул юношу обратно под управление Шастуну. Уже тогда стоило задуматься о причинах такой скоро рокировки, но Шасту тогда был сильно нужен человек в отдел. Да, первые несколько недель были трудными для всех них, но теперь Антон, кажется, начинает к нему понемногу привыкать. Его, безусловно, частенько бывает слишком много, он порой ощущается настоящей занозой в заднице, но Арсений уже не раз доказывал свою преданность и обязательность. Более ответственных и самостоятельных людей Антон еще не встречал. А что до человеческого отношения… Шаст не любит быть честным с самим собой, но все же понимает, что в его отношении к юноше намешано слишком много личного. Антон открывает рабочую почту на телефоне и, пользуясь затишьем, все-таки решает немного поработать. Исключительно для успокоения души он все же пересылает Диме несколько важных писем от руководства, пишет нескольким особенно настойчивым поставщикам, что вернется к работе через неделю и что встречу лучше перенести, а некоторых перенаправляет на Диму, игнорируя наличие Руслана. Позов у него смышленый, без умников всяких справится. И пока чужая голова лежит на его плече, мерно покачиваясь в такт неровностям дороги, Антон позволяет себе надеяться, что этот отпуск не станет для него придуманной им самим каторгой. Компания Арсения разбавит его мутные страхи одиночества, а перспектива провести несколько дней на природе с наличием интернета под рукой не кажется такой уж пугающей. Может, действительно стоит дать этому опыту шанс?