|Сфинкс|
На таинственном исчезновении из спальни Лорда загадки, к сожалению, не закончились. Как оказалось позже, с его пропажи они, как раз-таки, вообще только начинались. И продолжились уже на следующее утро, в самое подходящее для разгадывания загадок время — часов в семь утра, еще даже светать не начало. — Нисколько не удивлен, что дверь открываешь именно ты, — сказал Ральф Македонскому — единственному, кто на стук в дверь отреагировал не сонным бормотанием и даже не трехэтажной бранью. Я тоже встал, почти сразу, как дверь открылась. Негоже все-таки оставлять товарища один на один с воспитателем: — О, и ты не спишь, — заметил меня Р Первый. Я вымученно осклабился, хотя вообще-то собирался улыбнуться, — Соберите мне вещи Лорда. Один рюкзак, мешок, что угодно. Только все самое необходимое. — «Самое необходимое» — это понятие растяжимое, — с общей кровати подал голос Табаки. Щелкнул, зажегшись, из последних сил доживающий свои дни ночник, — Судя по выражению на вашем лице, на диалог вы вряд ли настроены, однако… — Усни, Шакал, — устало огрызнулся на него Ральф, с трудом подавив зевок, — Я вам ничего объяснять не обязан. От тебя мне ничего не надо. И не вздумай класть в вещи Лорда свои безделушки, ты меня понял? Табаки печально вздохнул. Задумчиво посмотрел на воспитателя, на котором действительно не было лица, и махнул рукой, приняв несвойственное ему, на удивление адекватное решение — не будить лихо и не трепать никому нервы. Кажется, он даже действительно уснул. А, может, мне показалось. — Который… — Р Первый осекся, посмотрев сначала на свое пустое запястье, затем на Шакала и, наконец, на меня, — Давайте побыстрее. Я спешу. Вступать с ним в дискуссию никто не решился. Под моим руководством Мак, с присущей ему аккуратностью, собрал целый рюкзак вещей. Одежды, по большей части, еще всякие штуки для бриться, Лордовский маникюрный набор и пару-тройку пачек сигарет и зажигалок. — Это лишнее, — вытащил их Ральф и встряхнул рюкзак, проверяя, по всей видимости, ничего ли в нем не зазвенит и не высыпятся ли наркотики. — Лорд с вами бы не согласился, — лениво оспариваю его слова я. — Лорд уже со мной согласился, — выкинув сигареты обратно на кровать, Ральф отсалютовал нам и быстро ретировался за дверь, — За помощь мерси. Можете же, когда захотите. Никто из нас ему не ответил. Я попросил Македонского приделать ко мне грабли и сел на край кровати Слепого, пихнув того коленом: — Что мы будем делать? — Спать, полагаю, — вполне бодрым голосом отозвался вожак, даже не удосужившийся изобразить сонливость, — Или ты решил стать жаворонком, дорогой мой Сфинкс? — Да хоть дятлом, — вяло парирую, тщетно пытаясь определить, на что (или кого) была направлена переполнявшая меня злость, — А ты кукушка, Слепой. Ты знаешь это? — Почему кукушка? — свесился со второго яруса Горбач. А я-то наивно полагал, что вся стая спит. — Потому что Сфинкс считает, что я бросил своего «ребенка», то бишь Лорда, члена своей стаи, — учтиво разъяснил ему Слепой, и мне очень захотелось его ударить. Протезом по белому, ничего не выражающему лицу. Так, чтоб до крови. — А ты не бросил? — выдавливаю из себя вопрос и рывком поднимаюсь на ноги. Македонский отшатывается от меня, наспех заканчивая с протезами. Слепой, к моему превеликому удивлению, предпочел промолчать. Его ответ прилетел мне в спину уже позже, когда мы завтракали. От неожиданности я чуть было не подавился бутербродом. — Иди к Ральфу, поговори с ним. — Это приказ? — едва слышно спрашиваю, отчаянно жалея, что не могу сжать кулаки. Сжимаю вместо них зубы. До скрипа. Даже сидящий рядом Курильщик поморщился. — Нет, с чего бы, — Слепой нескладно поднимается с кровати и пожимает плечами, как всегда с первого раза повернувшись в правильную сторону и уперевшись в меня ничего не видящим взглядом. Закинув на плечо свое полотенце, он не спеша шаркает к выходу, — Тебе нужно убедиться. Что я прав, и Р Первый действительно ничего нам не расскажет. Поэтому я и говорю — сходи. Главное Маре не плети ничего успокаивающего. — Почему? Вы думаете, он мне ответил? Слепой не был бы Слепым, если бы хоть в чем-то упростил мне жизнь. Как же бесит. Господи, как же он меня бесит. — Пойдешь? — Курильщик ткнул меня локтем в бок. — Пойдет, — как ни в чем не бывало ответил ему за меня Шакал. Я тяжело вздохнул. И, конечно, сразу после занятий пошел. Даже обедом пожертвовал. Постучал в дверь железякой-рукой и после короткого «Входи, Сфинкс» зашел внутрь, оказавшись в кабинете, в котором бывать не любил. — Зачем пришел? — Вы знаете. Ральф отодвинул от себя бумаги, которые читал. Откинулся в кресле. Закурил. Поднял бровь: — Чего ты от меня хочешь? — Где Лорд? — несколько секунд я раздумывал, остановиться ли или продолжать сыпать вопросами. Выбрал второе, — Почему вы его забрали? Куда? Когда он вернется? — Ну-ну, Сфинкс, — лицо воспитателя тронула ухмылка, — На тебя это не похоже. С чего вдруг такая любознательность? — Мару жалко, — вру и не краснею, — Ревет, убивается. — И все? — Он наш, — добавляю уже тише. Судя по взгляду Ральфа, этот мой ответ понравился ему сильно больше, — Он член стаи. Свой. Мы имеем право знать, где он и что с ним. — Почему тогда пришел не вожак? Смотрю на него, и против воли чувствую, как подпрыгивает моя верхняя губа, искажая лицо оскалом. Р Первый здесь слишком давно. Он единственный из воспитателей, кто хоть на немного приблизился к пониманию того, что происходит в Доме. Как здесь все устроено. И как устроены мы. — Слепой послал меня, — в целом, это даже не ложь, действительно ведь послал, — Делаю вместо него всю грязную работу. Как обычно. — Разговор со мной — «грязная работа», значит? — Ральф щурится и беззлобно фыркает. Огонек сигареты перекатывается из одного уголка губ в другой. — Разговор практически с кем угодно для Слепого — грязная работа, — выкручиваюсь я, про себя проклиная и Бледного, и Табаки с Курильщиком заодно. И еще самого Лорда, будь он трижды неладен. — Ладно тебе, не юли, я не в обиде, — Р Первый смотрит на меня и, вздыхая, мотает головой из стороны в сторону, — Я правда не могу ничего сказать, Сфинкс. Это касается только Лорда и его семьи. Дом здесь не причем, и я связан по рукам и ногам конфиденциальностью… — Его забирают родители? — перебиваю и сумбурно извиняюсь, чувствуя, как по коже начинают бегать мурашки. «Там замешано что-то, связанное с Наружностью». Лорд в Наружности? При всем неуважении, даже мне его стало немного жаль. — Возможно, — уклончиво отзывается Ральф и грубо тушит сигарету о блюдце, обеими руками взъерошивая свой ежик на голове, — Черт, я правда не могу. Акула сожрет меня. У вас же есть свои способы узнавать информацию и общаться, какого… — Что вы об этом знаете? — снова перебиваю и осекаюсь. Ральф отмахивается от моих извинений, и в его взгляде мне чудится надежда. — Я знаю мало. Слишком мало, мне хотелось бы узнать куда больше. Он смотрит на меня. Я делаю неопределенное движение граблей: — Жаль, но я ничем не могу вам помочь. — Врешь. — Вру. Но конфиденциальность… — у меня вырывается мерзенький смешок в стиле Шакала, — Сами понимаете. — Возвращайся к себе, Сфинкс, — Ральф указывает мне на дверь, и я подчиняюсь, кивая ему на прощание. Он добавляет, — И скажи своим, чтобы больше ко мне с этим вопросом не ходили. Даже Слепой. — Будет исполнено, — закрываю за собой дверь и металлические пальцы с противным треском царапают ветхую древесину. Не думаю, что Слепой сюда вообще собирался. А вот с Марой, наверное, стоило все-таки поговорить. Витая в своих мыслях, я шел по Дому, но практически любые размышления так или иначе сводились к одному. К вопросу, ответ на который нам не суждено было услышать. Во что ты вляпался, Лорд? Во что, черт возьми, ты вляпался?***
Шли дни, и состояние Мары становилось все хуже и все нестабильнее. Кошмары участились, параличи стали длиться дольше, становились реалистичнее, приносили все больше ущерба ее физическому и моральному здоровью. Если от второго вообще хоть что-то осталось — потому что к концу ноября девушке все отчетливее казалось, что нет. Не осталось. Все поглотила нескончаемая тревожность, страх, и тупая ноющая боль, по ночам превращающаяся в куда более острую, нестерпимую, выворачивающую наизнанку все тело и то, что осталось от некогда доброй и светлой души. Он снился ей. Снились его прекрасные волосы, красивые, влюбленно смотрящие на нее глаза. Идеальная улыбка. Хрипловатый смех. Мара буквально кожей ощущала ткань его извечной белоснежной рубашки. И как же сильно она не хотела просыпаться. Но затем все превращалось в кошмар, и просыпаться приходилось. И попадать прямиком в тот самый, неизменно-отвратительный паралич. И снова отовсюду ей слышались жутковатые голоса, снова к ней ползли омерзительные кисти, снова не хватало воздуха, и собственное безвольное тело напоминало ей кем-то выброшенный на помойку мешок. Ненужный. Совершенно бесполезный. И Лес не приходил. И даже Слепой ни разу не снился. В самой Четвертой девушка появлялась все реже — и дело было даже не в том, что ребята без Лорда ее не интересовали, просто спальня, некогда служившая ей островком безопасности, внезапно стала ощущаться как изощренная камера пыток. Все там напоминало ей о Лорде — запах чьих-то сигарет, печальные глаза его состайников, оставшиеся от него вещи и образовавшаяся без него тишина. К декабрю она спала едва ли не по двадцать часов в сутки. Засыпала на уроках, во время редких посещений Четвертой и еще более редких наведываний в Третью. Несколько раз она падала в коридорах, засыпала за столом Кофейника во время оживленного с кем-то разговора. Ее даже из душа спящей вытаскивали. Однажды Душенька настояла на том, чтобы девчонку снова упекли в Могильник и «пролечили» — вот только спустя несколько дней ситуация не изменилась ни на йоту, и Пауки равнодушно развели руками, выписав ее, сбагрив, тем самым, нерадивую пациентку обратно на шею воспитательниц. А тридцатого ноября она чуть было не заполучила вторую красную метку в свою коллекцию. От очередной пометки в личном деле ее спас Слепой. И еще ее собственная нарколепсия. Но обо всем по порядку. — Долго ты будешь убиваться? Мара зевнула, едва успев проснуться, но уже испытывая непреодолимое желание снова провалиться в сон. Повернувшись к Химере, она устало выдохнула: — Если бы я знала, что с ним и где он, мне было бы намного проще. — Даже если бы ты узнала, что он, при этом, сюда уже никогда не вернется? — Ну зачем ты так, — вступилась за подругу Спица, подав голос со своей кровати. Она укоризненно покачала головой, откладывая вязание в сторону, — Лорд вполне еще может вернуться. Никто ничего не знает наверняка. — Вот именно, — кроваво-красные губы растянулись в улыбке и в очередной раз исторгли из себя плевок ядом, — Я просто строю теорию. Моя любимая заключается в том, что этого психа наконец-то упекли в соответствующее учреждение. — Засунь свои теории себе в задницу, — огрызнулась Мара, вставая и шлепая босыми ногами в сторону шкафа. Отражение в грязном зеркале посмотрело на нее пустыми глазами. По нижним векам расползлись уродливые синяки. Химера, кажется, съехидничала что-то еще. Мара этого не слышала. Нацепив наушники, она заторможенными движениями натягивала на себя джинсы и свитер. Одежда была полностью черной. С тех пор как Лорд исчез, ее можно было смело приписывать к Птицам. — Куда ты? — спросила Спица. — В Кофейник, — отозвалась Мара, лениво убирая в низкий пучок скомканные кудри не первой свежести, — Пойдешь? — Лэри должен скоро зайти… — Ладно. Она уходит, провожаемая полярными взглядами двух своих соседок. Вымазанные в зеленых тенях глаза Химеры буравили ее, прожигая скепсисом и ядовитым сарказмом. Добрые глаза бандерложьей принцессы лучились сопереживанием и желанием хоть как-то помочь. Вот только помогать было нечем. — Добрый вечер, — Мара кивнула Кролику и заказала кофе. Потерев виски, бегло осмотрелась на предмет знакомых. Заметивший ее первым Стервятник помахал в воздухе тростью. — Здравствуй, — он придвинул к их с Табаки столику стул и жестом пригласил ее к ним. Девушка села. Отпила кофе, на автомате поздоровалась в ответ, — Давно ты к нам не заглядывала, однако. — И к нам тоже, — поддакнул Шакал и протянул ей половину сладкой булочки, — На вот. Угостись. Сладкое полезно при… да просто полезно. Улучшает настроение. Коктейль тебе какой-нибудь взять? — Нет, не надо, — она улыбнулась ему, искренне, по-доброму, но все ее существо буквально кричало от тоски и боли, — Спасибо за булочку и простите, что пропала, я… Мне иногда кажется, что я вообще не просыпаюсь по несколько дней. Вроде бы встаю, хожу в душ, на занятия, но ничего не помню. Только то, что постоянно хочу спать. Всегда. Где бы я не находилась. — Сейчас тоже? — уточнил Табаки. — Что тебе снится? — полюбопытствовал Стервятник и нетерпеливо постучал ногтями по горшочку с Луисом. Луис на это никак не отреагировал. — Сейчас тоже, — Мара кивает и морщится, делая очередной глоток. Ее передергивает — то ли от горечи кофе, а то ли от нежелания отвечать на вопрос вожака из Третьей. Тут не уж угадаешь, — Снится… Лорд. Почти всегда он. И это было бы прекрасно, не заканчивайся каждый сон проклятущим кошмаром и параличом. — Кроме него тебе больше ничего не снилось? Новые места, может, какие? — Шакал задаёт вопрос и закуривает. Стервятник косится на него, поводя плечами. — Я… — Вы посмотрите, кто у нас тут чаи распивает как ни в чем не бывало. Три головы синхронно повернулись на звонкий голос с истеричными нотками. Распознав говорившего, отреагировали все трое, впрочем, совершенно по-разному. Стервятник скривил губы, устало потерев переносицу. Мара заметно напряглась, удивленно вскинув черные, как смоль, брови. Шакал нервно зачесался и первым заговорил с ней в ответ: — И тебе привет, Рыжая. Давно не виделись, как ты? Что… — «Давно не виделись», говоришь? — огненного цвета вихрь подлетел к их столику с плюшевым мишкой наперевес. Папаша опасливо пододвинул свой кактус к себе поближе. Рыжая ткнула пальцем в девушку напротив, — Так это из-за нее вот. Все это — из-за нее! Я с Четвертой буквально выросла, мы были друзьями, но пришла она — и все разрушила! В другом углу Кофейника началось какое-то копошение. Шайка Крыс расступилась, явив собой вальяжно покачивающегося на стуле парня. Зеленые линзы его очков так сильно контрастировали с его волосами. Рыжими. Такими же, как и у нее. — Я ничего тебе не делала, — не повышая голоса ответила Мара, изо всех сил стараясь сфокусироваться на бледном, веснушчатом лице, — Я не запрещала тебе ни с кем общаться. Я с тобой даже не знакома. В Четвертой была, значит? Ну вот пусть кто-нибудь из ее новых друзей ее спать и укладывает. — Ты отобрала у меня все, — Рыжая заговорила тише, но злобы в ее голосе становилось все больше с каждой новой репликой, — Ты забрала моих друзей, моего парня, лишила меня возможности… Она осеклась, поджав предательски задрожавшую губу. Пальцы сжали бедного медведя так, что побелели костяшки. — Ну? Какой возможности? — собравшись с силами, Мара резко поднялась. Упершись ладонями в стол, сверкнула льдисто-синими глазами, — Давай, договаривай, что же ты… — Прекратите этот цирк, — осадил девушек Стервятник, — Вы обе, хватит. Мара промолчала, но позу не изменила. Рыжая несогласно топнула, наспех вытерла рукавом невовремя засоплививший нос. От ее крика на столах зазвенели чашки: — Лорда забрали из-за нее! Это она во всем виновата! Она! А вы с ней тут сидите! А я… — У тебя нервы сдают, дружочек, — Табаки подъехал к ней, подергав старую подругу за рукав, — Прекращай. Мара ни в чем не виновата. А наша дружба никуда не делась, пойдем, я тебе… — Нет! — Рыжая взвизгнула. Ладонь Стервятника непроизвольно сжала трость, — Если бы не она, ничего бы этого не было! Ее не должно здесь быть! — Это не тебе решать. Все гости Кофейника, скандалящие и наблюдающие за скандалом, резко повернулись на голос. Новый. Едва различимый. И совершенно не заинтересованный в происходящем. — Успокойся, — привалившись к стойке, Слепой небрежно махнул рукой, — Кофе, пожалуйста, — пустой взгляд пронзил Рыжую насквозь, вскользь задел Мару и Рыжего, — Заканчивайте выяснять отношения. Вас слышно из другого конца Дома. Табаки прыснул, не удержавшись. Стервятник молча покачал головой. Будучи вожаком, причем довольно-таки уважаемым, он чувствовал себя пачкающим пеленки младенцем по сравнению со Слепым, одно появление в комнате которого подчиняло себе взгляды и мысли всех присутствовавших там людей. Вожак Дома. Что уж тут поделаешь. Но зато хоть девчонок разнял. — Иди сюда, Рыжик, — подзывает к себе девушку рыжеволосый Крыс. Она подходит к нему, и Мара замечает, что на несколько секунд он зачем-то приподнимает очки, и Рыжая после этого как будто бы сразу успокаивается и даже через силу улыбается. — Если Лорд действительно в Наружности, то ублюдок получил по заслугам, — вдруг доносится откуда-то со стороны притаившихся возле входной двери Псов. Мара вскакивает. Шакал хватает ее за руку, удерживая на месте. — Не надо, не реагируй, — Папаша касается второй ее руки и презрительно фыркает, — Псы брешут, нарочно тебя задеть пытаются. Игнорируй их. Мара дергается, но прежнего запала в этом ее движении уже не было. Она смотрит на спину Слепого, и все вокруг вдруг почему-то начинает двоиться и закручиваться по спирали. — Мара? Эй, Мара! Последнее, что она запомнила, был взволнованный взгляд золотистых глаз Большой Птицы и маячившие позади него оттопыренные уши Шакала. — Мара! Держи ее, она сейчас упадет! А потом была только темнота.|Мара|
Где я? Я не узнаю эту комнату. Неужели никто не удосужился дотащить меня до спальни? Или хотя бы воспиток позвать, сдать в Могильник? Нет? Прямо-таки вообще никто? А еще «друзья» называются. — Химера? Спица? — поднимаюсь с дивана и зову соседок. Оглядываюсь в поисках выключателя света, но ничего не нахожу. Постепенно привыкшие к темноте глаза распознают плотно задернутые шторы, — А, вот оно что. Очень вовремя, ничего не скажешь. Мне хватило секунды, чтобы узнать тот самый Лес за окном. Сомнений быть не могло — это и в правду, действительно, по-настоящему было оно. То самое место из моих снов. Вон с той полянки я как раз и увидела Дом, прежде чем проснулась. Тогда я еще разговаривала со Слепым, и он вел себя очень странно. Это не сон. Осторожно, сзади тебя коряга. Лунный свет, между тем, позволил мне рассмотреть комнату, в которой я очутилась и которая некогда, по всей видимости, была чьим-то кабинетом. Почему кабинетом? И почему «некогда была»? Потому что помимо дивана здесь был еще массивный письменный стол, дубовый и громоздкий, как из сериалов про детективов. По обеим стенам стояли стеллажи, все забитые книгами. Повсюду валялись какие-то бумаги и исписанные вдоль и поперек блокноты — они, как и все остальные предметы в комнате, были припорошены столетним слоем пыли. И это, собственно, как раз и было ответом на второй вопрос. — Здесь есть кто-нибудь? — высунувшись в коридор, смутно напоминавший коридор второго этажа существующего в реальности Дома, я предприняла еще одну попытку, — Слепой? Ты здесь? — Здесь. Не удержавшись, я вздрогнула и сдавленно пискнула. Задавая вопросы в пустом мрачном доме будьте готовы к тому, что пустой мрачный дом может вам ответить. Вот уж действительно. Моргнув, я попыталась понять, откуда Слепой здесь взялся. В том смысле, что коридор был пуст буквально секунду назад. Мои собственные глаза кричали, что он как будто бы отлепился от стены Дома и как бы специально принял облик знакомого мне длинноволосого субтильного паренька. Поверить в это было трудно. А с другой стороны — звериный рык-то мне тоже тогда вроде бы не послышался… — Что это за место? — Дом, — Слепой ухмыльнулся и посмотрел на меня из-под спадающих на лицо волос, — Не узнаешь? Дом… Острое ощущение дежавю оглушило меня, в одночасье смешав все мысли. Темные помещения, тусклый синеватый свет, пыль и разруха. Это был не Дом из реальности. Не тот Дом, в который меня привезла мать, и в котором я нашла Лорда и всех остальных. Это был Дом из моих снов. То самое место, где я впервые познакомилась со Слепым. Он показывал мне его, когда я ему снилась. Или все было не совсем так? — Я сплю? — И да и нет, — он пожимает плечами и подходит к коридорному окну, открывая его и жадно вдыхая воздух с послевкусием хвои, — Смотря где. — Но это место — это ведь не мой сон, да? И не твой. Так ведь? На последнем вопросе я не сдержалась и нетерпеливо подалась вперед. Протянула к Слепому руку, намереваясь схватить его за рукав, но он отпрянул, и порыв ветра сдул с его лица прилипшие ко лбу пряди. Тогда он, кажется, впервые на меня посмотрел. Лунный свет отразился в его странной формы зрачках. Самая обычная радужка была цвета серебристой пыли. — Ты видишь, — от удивления мой голос осип и зазвучал глуше, — Ты здесь зрячий. Слепой (точнее уже не такой уж и слепой) на это только молча кивнул. — Ты молодец, быстро нашла сюда дорогу, — он запрыгнул на подоконник и выудил из кармана сигареты. Пламя зажигалки показалось мне неестественно голубым, — Я боялся, что к выпускному ты не успеешь, но Дом свое дело знает. Метод, конечно, не самый гуманный, но выбирать не приходится. — Какой метод? О чем ты? — смотрю на него, и пазл в моей голове постепенно складывается в единую картину, — Хочешь сказать, Дом… — Тебе нужен был сильный стресс, чтобы твоя психика… скажем, расщепилась и ты смогла бы полностью перенестись сюда. И наконец-то все осознать. — Дом что, подстроил исчезновение Лорда, специально, чтобы вызвать у меня стресс? — я прислонилась спиной к стене, и она почему-то оказалась теплой. На мгновение мне почудилось, что кто-то приобнял меня за плечи, — Дом послал тебя за мной, потому что еще когда я была Наружности, у меня уже тогда получалось перемещаться сюда, на Изнанку. И когда я в действительности приехала к вам, Дом решил довести мои способности Ходока до совершенства? Слепой посмотрел на меня удивленно. Я ответила ему тем же, наверное даже еще более красочно: — Откуда я знаю эти слова? — Понятия не имею, — сухо рассмеявшись, он щелчком пальца отправил окурок куда-то на улицу, — Только никакой ты не Ходок. Пока что. С горем пополам — Прыгун. — В чем разница? — голова взрывалась от количества новой информации, — И что это за Изнанка такая? — Узнаешь, когда придет время. — А Лорд? Он вернется? Стресс свое дело сделал, я ведь… — Я не знаю, — он перебил меня и тоскливо посмотрел на неполную луну, — Я не вру, когда говорю это. Его забрали в Наружность. Не в моей компетенции все то, что там происходит. — Но Дом ведь чувствует своих детей, ты сам об этом говорил! — делаю шаг вперед, и Слепой снова испуганно вздрагивает. Интересно, он исчезнет, если до него дотронуться? — Почему Дом не может заставить вернуться Лорда, как заставил приехать меня? — Я и Дом — не единое целое, ясно? — Слепой кидает это через плечо, и, судя по его осунувшемуся лицу и нервным ноткам в голосе — разговор наш явно близился к завершению, — Спроси у него сама. Я правда ничего не знаю. Порыв ветра несдержанно хлопнул открытой ставней. Отвернувшись на долю секунды — мне померещились шаги в коридоре — я уже собралась было задать вожаку последний, особенно сильно интересующий меня вопрос, но… — Ну да, конечно, — на подоконнике никого не было. Окно закрыто. Дом погружен в абсолютную тишину, — А знаешь, я даже начинаю к этому привыкать.***
Слепой обнаружил себя в своей собственной постели. Втянув носом воздух, он тут же закашлялся и про себя обругал всю стаю. Вместо свежего аромата хвои в его легкие прогорклым облаком вернулся сигаретный дым вперемешку с запахом пота и быстрорастворимым кофе. Отчаянно захотелось сбежать, но на сегодня перемещений уже было достаточно. Где-то на задворках сознания он слышал эхом повторяющийся вопрос, который вслух Мара задать ему не успела. — Что ты там дохаешь, не мешай спать, — ворчание Сфинкса вызвало у него улыбку. — Вот, попей воды, — слезами и кровью вымазанная заботливость Македонского тут же вернула его с небес на землю. — Спасибо. Кто ты, Слепой? — Ты что-то сказал? — Я молчал. — Да заткнитесь вы оба! Кто же ты такой на самом деле?