Изгнанные

Что-то сегодня было не так, Полина знала это с самого начала. Она не могла точно определить что именно, но что-то было не так. Ей показалось, что было что-то странное в том, как Маша весело готовила завтрак и, как она взволнованно, словно ожидая чего-то, махала Полине на прощание, желая ей хорошего дня. У девушки было плохое предчувствие. Возможно, это чувство вины, оставшееся от прошлого дня, бурлило в её внутренностях, словно сжигая их изнутри и вызывая тошноту. Но что-то было не так. Она это чувствовала. У неё было ощущение, что её сейчас стошнит. Ей жизненно нужно было выпить, чтобы успокоиться. Она не могла убрать это поганое чувство в груди. Может быть, дело в том, что Маша была рада уйти куда-нибудь без неё? Она практически сразу умчалась в школу, словно там ей было лучше, чем здесь. Чему она была так рада? Была ли эта причина тем, что она была рада убежать от неё? Насколько она знала, школа была для Маши адом, это было очевидно, так почему же она так старалась убедить Полину, что всё в порядке, так ярко улыбаясь? Собирался ли она куда-то еще или делала что-то, о чем ей не сказала? Она виделась с кем-то? Что-то новое зашевелилось у неё в груди, и она сжала потные ладони. Полина не могла связно мыслить, и ей очень хотелось выпить. В голове у неё словно стучало, когда она потянулась к бутылке вина, которую хронила на холодильнике, пальцы почти соскальзывали с поверхности. Она даже не попыталась налить жидкость в стакан, а просто отпила прямо из горла бутылки. Полина тут же съёжилась, чувствуя, как жидкость обжигает её горло. Сразу она взяла еще одну бутылку, потому что кто такая Полина, как не мазохистка. Нет, это неправильно! Она не наслаждается болью. Ей нравилось причинять боль куску дерьма, разрушившему её жизнь. Той, кто была внутри неё. Оно действительно было худшей её чертой. Оно было эгоистичной, злобной, наполненным дремлющим гневом, замаскированным под безразличие. Она ненавидел себя, она ненавидел все, она ненавидела всю эту чертову жизнь. Полина облакотилась на стол и выпила ещё вина. Что-то сегодня было не так, и теперь она знала, что именно. Это был день, когда умер её отец. Гребаный катализатор на всю оставшуюся дерьмовую жизнь. Что-то вскипело у неё в крови, когда она вспомнила об этом факте. Ей хотелось, чтобы она умерла раньше, сразу после отца, вместо того, чтобы тянуть, забирая при этом все деньги и психику её матери. Она никогда не чувствовала, что нужна маме, Полина была холодна, жестока и, кажется, даже после смерти близкого человека не смогла одарить окружающих ни одним добрым поступком. Конечно, сегодня был чертов выходной, все было неправильно, потому что сегодня тот день, когда Полина отказалась попрощаться с ним, отказался видеть его в его последние минуты. Сегодня тот день, когда она разорвал связь между собой и её оставшейся семьёй. Её мама просто не понимала, она не могла понять, как её собственная дочь, стоя над могилой отца, даже не плакала. Её мама ненавидела её за то, что она тогда не плакала, а когда Полина действительно плакала, её игнорировали. Когда на неё больше не обращали внимание и он рыдала, умоляя, чтоб всё было как раньше... Чертово прошлое. Полина застонала, стук в голове усилился, звон в ушах стал громче, но она все равно пила еще. Можно ли её в этом винить? За желание не чувствовать этой ненависти хоть на секунду, забыться с помощью алкоголя? Она обнаружила, что её пьяный разум словно блуждает. Это не её вина! Не её вина, что она не плакала тогда, но конечно! Полина не должна была быть такой стервой! Мама была человеком, которая должна была любить её, но вместо этого она смотрела на неё как на монстра. А может быть, она и права. Возможно, то, что ей легко было лгать, сделало её монстром, а может быть, безразличие к большинству вещей сделало. Но блять, хоть убейте её! Она не могла это изменить! С горечью она встала, снова глотая едкий вкус, как будто он ей был нужен, как вода. Ей это правда было нужно, ей нужно было забыться. Спотыкаясь, она прошела вперед и оперлась на кухонную стойку, задев рукой ящик с ножами, после чего он открылся. Ой. Что-то возбужденное вспыхнуло в ней, когда она посмотрела на рукоятки ножов. Какая-то знакомая, жгучая потребность. Она могла бы сделать это сейчас, могла бы убить себя прямо сейчас. Верно... Это уже давно было её планом. Маша не станет её винить, не так ли? Она не винила свою мать, возможно, с ней было бы то же самое. Маша… Она вытащила один из острых ножей. Шатаясь, на подвыпивших ногах, прислонив руку к стене с ножом и с бутылкой в ​​другой руке. Черт возьми, даже если она выпила половину, прошло много времени с тех пор, как она что-нибудь выпивала, много лет с тех пор, как она чувствовала себя такой отчаянной. Она даже не чувствовал страха, как обычно. Почему она не почувствовал страха? Зайдя в ванную, Полина остановилась возле раковины и уставилась в зеркало. Все происходило слишком быстро. Её глаза стали тяжелыми, когда она посмотрел вниз и её взгляд остановился на Машеной зубной щетке. Машенька… Может быть, поэтому Полина не чувствовал страха? Это из-за Маши? Возможно, это был конец. Она закрыла глаза, думая о подростке она не могла не улыбнуться. Маша. Она была так добра, так мила с кем-то вроде Полины. Помогла ей поверить, что всем нужна забота, или обманом заставила поверить в это, хотя уже без раздницы. Полина не заслуживала Машеной доброты или её сочувствия, поэтому, может быть, именно поэтому она был так готова сделать это, может быть, из-за Маши она наконец почувствовала, что у неё хватит смелости пройти через это. С тяжелым вздохом Полина упала на землю и прислонился к ванне. Здесь не было того обычного чувства предвкушения, обычного беспокойства, которое шевелилось у неё в груди. Она просто поднял руку, обхватила нож покрепче и провела. Были ли ножи острее, чем обычно, или она просто была сильнее и решительнее? Вместо того, чтобы еле просочиться как обычно, кровь хлынула фонтаном, Полине почти захотелось рассмеяться. Вместо этого она взяла нож другой рукой, истекающая кровью рука попыталась прочно удержать ручку и она справилась. Лезвие со стуком упало на землю, Полина вздохнула, откинув голову на выступ ванны и глядя в потолок. Ей хотелось рассмеяться. Это было так легко. Все, что ей нужно было сделать, это найти в себе силы пройти через это или просто найти силы вообще. Маша сделала это возможным. Она чувствовал себя благодарной девчоке за то, что дала ей столько уверенности, за то, что та была в её жалкой жизни. Потому что теперь она наконец смогла всё отпустить... Маша не стал бы её винить. Правда?   - Маша привязалась к этому месту. Она приходит домой, и какое это было приятное чувство – прийти домой и действительно ощущать себя дома, где о ней заботятся, где она нужна. Это чувство она не испытывала уже давно. Полина нуждается в ней, и, кажется, она ей действительно нравится. Полина...просто думая о ней, у Маши появлялась улыбка на лице. Человек, кто протянул ей руку, кто уважал её мнение и принял её. Маша была счастлива возвращаясь домой, часами ожидая, пока закончится школа, после возвращаясь туда, где её встретят. Это было так приятно. И Полина тоже кажется счастлива! По крайней мере, счастливее, чем когда они встретились впервые. Она смеялся с Машей, они вместе смотрели телевизор и готовили, они разговаривали друг с другом, Полина не смотрел на неё, как на ничтожество. Она знала, откуда пришла Маша, какова была её жизнь, но все равно помогала ей. Полина по-прежнему хорошо относилась к Маше, а не так, будто та была бельмом на глазу, чем-то, что мешало другим жить. Конечно, вначале все было странно, немного неловко, но Маша очень ей благодарна. Она никогда не думала, что кто-то снова обратит на неё внимание или по-настоящему побеспокоится о ней. Полина дала ей почувствовать, что её ценят и любят, она благодарила её за работу по дому, а не воспринимала как должное. Маша могла пережить каждый день, она мог справиться со всеми издевательствами или страхом. Потому что, в конце концов, у неё был дом, куда она мог вернуться. И это было на много важнее остального.   «Линчик, я вернулась!» — радостно крикнула она снимая туфли и аккуратно откладывая их в сторону. Войдя внутрь, Маша в замешательстве огляделась, не услышав обычного приветствия, которое Полина обычно говорила. Маша обошла вокруг, мельком заглянул в кухню и гостиную и никого не нашла. Полина обычно не выходит из дома в это время, да и четвергам не работает, поэтому Маша подумал, что она, возможно, спит, так как учится в колледже и работать, очень утомительно. Тем не менее, она направляясь в спальню девушки, чтобы проверить, так как Маша не могла избавиться с тревогой которая начала появляться в её груди. Было так тихо, даже слишком тихо. Она проходил мимо ванной, когда кое что заставило её застыть возле двери. Нос щипал слишком до ужаса знакомый запах. Её сердце колотилось, как бешеное, когда она заглянула в слегка приоткрытую дверь. Пальцы дернулись, рука дрожала, когда она открыла дверь полностью. Красная лужа растекалась по полу, ее брызги размазывались по плитке на стене и медленно стекали. Высыхающие капли были разбрызганы повсюду, как это обычно бывает при перерезании артерий. Сердце Маши на мгновение остановилось, её дыхание остановилось, когда она посмотрел на девушку лежащую на полу. Крови было так много, что тошнотворный запах железа душил её, затыкал рот. И вдруг на полу оказалась её мама: запястья были разрезаны и сохли от загустевшей крови, лицо вялое и белое, изможденное и призрачное. Колени Маши подогнулись и она рухнула на пол, её пальцы мгновенно надавили на открытые раны, отчаянно пытаясь остановить вытекание нескончаемого потока крови. Полина не пошевелилась, а Маша нервно достала телефон из кармана. Она все еще теплая, напоминала себе Маша. Она схватил полотенце, пока диспетчер не принял её звонок, и прижал его к рукам Полины так сильно, как только могла. Недолго думая, Маша схватила руки Полины и подняла их над её головой, чтобы замедлить кровь. «Какая у вас чрезвычайная ситуация?» Кто-то спросил, и Маша едва могла расслышать это из-за звона в ушах. «М-моя подруга, она п-пыталась покончить с собой, её запястья, она порезала себе запястья!» «Как давно это произошло?» «Я не знаю, я только вернулась домой, может быть, несколько минут? Я не знаю… мне очень жаль… мне так жаль, — рыдала Маша, её окровавленная рука вытирала слезы, скатывающиеся по щекам. Все, на чем она могла сосредоточиться, это лицо Полины, хотя подросток и отвечала на большинство вопросов диспечера, все, что она могла видеть, это то, насколько безжизненной была Полина. «Хорошо, люди уже в пути, просто продолжайте сжимать запястья». Маша не ответила, только прерывисто всхлипывала, пока Полина истекала кровью под ней. Она не умерла! Бесконечно повторяла в голове Маша. Полина еще не умерла!Все в порядке, все в порядке, с ней все в порядке, с ними все будет в порядке! — Она едва вспомнила, что нужно отпустить Полину, когда прибыли медики. Маша не могла позволить ранам открыться. Одна из медиков вывела её из комнаты и усадила на диван, заговорив с ней, но ее слова не были услышаны. Маша просто смотрела на свои руки, на свои окровавленные руки, которые выглядели так же, как тогда. Она не мог слышать ничего, кроме глухого, статического рева собственного адреналина, своего ужаса. Её сердце никогда не переставало биться, словно пытаясь сломать её ребра, как птица, отчаянно пытающаяся сбежать из клетки. Что-то накрыло её плечи, но она даже не удосужилась посмотреть. Это было одеяло, предназначенное для пациентов находящихся в шоке, но она была в порядке… не так ли? — …ваше имя? Маша подняла голову и встретилась с обеспокоенным взглядом фельдшера. «А-а?..?» — слабо произнесла она, сжимая пальцами мягкую ткань, в которую была завернута.Глаза фельдшера смягчились. — Как тебя зовут, малышка? Она спросила еще раз. — Маша… — Маша, как зовут твою подругу? Она кивнула в сторону ванной. «П-полина, Кукишева Полина». «У вас есть родитель или опекун, которому мы можем позвонить?» Маша посмотрела вниз и медленно покачала головой. Нет, никого не было. Не было никого, кроме Полины. «Хорошо, мы сейчас отвезем её в больницу, хочешь поехать с нами на машине скорой помощи?» Маша положительно кивнула.