история длиной в половину наших жизней

Музыка доносится из-за стен клуба пульсацией, что отдаёт по вискам стучанием чего-то знакомого, приевшегося, стереотипного. То нарастая, то заглушаясь голосами, снующими туда сюда посетителями и моторами автомобилей. И мельтеша эпилептическими отсветами дюжины расцветок. Кто-то рвётся внутрь, кто-то выходит покурить, кто-то почти выползает или тянет за собой друзей-приятелей-незнакомцев. Здесь люди не замечают тебя, если ты одет слишком скучно или, более того, бедно. Здесь люди не привыкли трепаться с полицией, потому что у самих рыльце в пушку или гонора столько, что тянет за затылок, заставляя задирать нос так, будто в глотке что-то встряло и мешает смотреть на мир не сверху вниз. Таких мест - как видов рамёна на полках в круглосуточном. И Ги лавирует от одного к другому, присматриваясь. Он один из тех, кто выглядит бедно или скучно, когда того требуется. Трётся как какой-нибудь попрошайка или зевака, приманенный блеском и огоньками. Затягивается поглубже, выпуская в воздух облачко дыма. И гнётся корпусом на все девяносто градусов, вскользь изучая диски или своё отражение, мелькнувшее в зеркале заднего вида. Какие-то девицы, проходя мимо и держась друг за друга, удостаивают его разве что отвращением в стеклянных глазах, будто вглядываясь куда-то в собственный мир - в котором пульсирует музыка, сливаясь с росплесками света внутри бокалов приторных коктейлей. И тонут в салоне лексуса, втягивая внутрь бесконечно длинные ноги. Ги провожает эту сототысячную за вечер парочку поклоном, салютуя дотянутой до фильтра сигаретой, и отправляет ту щелчком в урну, пока лексус на периферии его любопытства покидает стоянку, подмигивая на прощание своей насмешкой над его нелепой фигурой. - Это так я для тебя нелепый, посмотрим, что ты почувствуешь, когда я окажусь внутри, - Мин щурит кошачьи глаза, отмахиваясь от фантомного света фар. А потом с разворота натыкается на удивлённо-ироничное: - Мы ж знакомы, хэ-эй, - узнаваемым и холодящим по самому затылку. Человек перед ним одет как чуть не треть сейчасного клуба: нагромождение вещей из спортивных брюк с высокими носками над тяжёлыми кроссовками, майки чего-то кислотного и широкого бомбера - не слишком молодёжно с таким-то острым и подсушенным лицом? Недостаёт только сумочки сумки наискось, да бейсболки. Хотя почему не, вот она - бананка, которую он таскал и тогда, сколько лет назад? Не такая же, правда, но вот её-то Ги помнит куда лучше, чем эту довольную рожу, на которой так и отсвечивает радостью от неожиданной встречи. Будто два, в прошлом лучших, друга вдруг пересеклись на пороге счастливой пенсии. - Я уж думал, ты давно откинулся. Пропал так неожиданно, - мужчина лыбится ему в лицо той самой, удивительно знакомой, с учётом амнезии на половину событий прошлого, ухмылкой, что хочется протереть о неё кулаки или лучше подошву кедов. - Обознался, - Ги стоически вытирает подошву об асфальт и тянет губы в самой очаровательной улыбке, на которую только способен, при не создании ею ассоциаций с психами из киношек, пятится и силится не чесать рефлексом по памяти зудящие под курткой сгибы локтей. - Ну нет, твою смазливую рожу я всегда узнаю. Ги, - мужчина всё так же расслаблен и весел, будто они на пару давали клятву встретиться когда-нибудь в будущем и закрепляли свои слова на мизинчиках, а не тёрлись в каких-то занюханных подворотнях. Мизинчик тоже зудит, к слову. Но осязание чужой сухой и горячей ладони на предплечье, перебивается вновь разгорающимся желанием совершенно неприветливо почесать кулаки о чужое лицо, лишь бы перебить ощущение липких мурашек, что лижут по пояснице и вверх. - Так значит, живой. И блт, столько радости, вложенной в подобную фразу, Ги от родных никогда не слыхивал. А тут в пору с надрывным рыданием кинуться на чужое плечо, в благодарности утирая им свой нос. - Спасибо, что - да, - само собой рвётся с кончика языка, вперемешку всё с той же улыбкой, которая, Ги не берётся делать ставки, слизывая её с губ, переходит в разряд злорадных. - Отлично выглядишь. Нет ну, по сравнению с прошлым-то вообще шикарно, - чужой взгляд ощупывает его с ног до головы, не менее ощутимо, чем охранник на входе ближайшего клуба прощупывает поддатую посетительницу ладонями. - Руку отдашь? - меньше всего его по жизни беспокоят чужие комплименты, тем более в таком ключе. А собственное предплечье никак не желает выпутываться, рискуя закрепить на себе на память от встречи, вмятины чужих пальцев даже через рукав. - Я вот, развлечься приехал, - мужчина головой кивает в сторону слишком приметной и такой же броской салатовой бэхи, щурится и голову наклоняет к плечу оценивающе. будто голубь безмозглый И, видимо, Ги должен тут же слюной протечь на водилу. Сейчас-сейчас, только рукавом утрусь. - Ну, а ты? Решил место сменить, это правильно. У нас в Сеуле возможностей в разы больше. Это "у нас в Сеуле" звучит так, будто весь город принадлежит ему одному. Только Ги уже давно наловчился отличать тех, кому город действительно принадлежит, от вот таких мелких паразитов, с их пафосными тачками и однотипными брендово-стритными шмотками. С сумками, набитыми дрянью, и вечным бахвальством. В бардачке тоже чего найдётся? Или под сидением. В подлокотниках? Чёртова ретроградная амнезия* снова подсовывает совершенно бестолковую инфу. Ги из-за завесы чёлки мажет взглядом по машине, гладит им её изгибы и миражом ощущает на кончиках пальцев окружность руля и гладкость рычага передач. Сам не замечая за собой, как в раздражении принимается кусать ноготь на большом пальце. Но усмехается с нотками лести, в ставшем более низким, голосе, возвращая взгляд на собеседника: - Такие развлечения мне не по карману. Хён. Это "хён" режет слух обоим. Только, если Мину оно комом поперёк горла, то старому знакомцу - мёдом по губам. Тот перехватывает худое запястье, отводя чужую руку от лица, а подушечкой большого пальца своей второй, мажет Ги по нижней губе, соскальзывая и подцепляя его подбородок: - Ты же знаешь, вопрос всегда можно решить. Бесячая тональность утверждения. (Ну да, знает? Подзабылось как-то, вот не поверишь. Нет, не напоминай, не всралось) Ги приоткрывает было рот, перекатывая по языку на поотвыкшем сатури парочку мест, куда стоит сходить любителям развлекаться за счёт чужой невменяемости, но лишь дёргает верхней губой и улыбается до дёсен глотая сгусток отвращения: - Не заинтересован. Кадык дёргается под кожей, пока чужие пальцы в задумчивости потирают основание подбородка и гладят костяшками, будто он какой-то бездомный котяра, падкий на ласки. Движутся ниже по шее, до этого самого кадыка, и цепляют горловину футболки, оттягивая в области ярёмной ямки. Чужой взгляд опускается следом с изучающей ленцой. - Уверен? У меня много чего найдётся. Уверен? Что не хочешь, чтобы твои кроссы испачкали в...во вчерашнем ужине? Эти слова прокатываются новым глотком по горлу, суша нёбо и губы. Ги облизывается быстро и нервозно, опуская одну руку вниз, а второй стряхивает пальцы мужчины со своего ворота, глядя слегка исподлобья всё с той же улыбкой: - Я - сама уверенность. Как там тебя, хён, забыл. - Меня вполне устраивает и так, ты же помнишь. Ипучая чужая уверенность. Только вот он действительно помнит, и от этого низ живота стягивает тугими жгутами, а на нёбе проявляется привкус отвращения не только к тому, кто напротив. К себе самому. Мужчина ловит внимательным взглядом дрожание кадыка при глотках, мелькнувший кончик языка, тонкую плёнку трещин на сухих губах. И, кажется, что-то большее. Неровный выдох, когда расстояние между ними сокращается. - От одной витаминки вреда не будет, Ги, сам знаешь. Ты их уже сотнями перепробовал? А джинсы на твоей худой заднице всё равно неплохо держатся, как погляжу. Хён, которого в пору звать "аджосси", подходит почти вплотную, ловя тот самый выдох на кожу слегка приподнятого подбородка. (чёрт бы побрал этот грёбанный "средний" рост) Пальцами подцепляет ремень джинсов Ги и стягивает тот в горсть, костяшкой фаланги задевая по участку обнажённой кожи под тканью выбившейся футболки. Щекоча, поглаживая. Ги с дрожью от холодка втягивает живот и встряхивает волосами, пальцами одной руки загребая отросшую чёлку с глаз и лба. Глотком скребёт по пересохшему горлу и уводит взгляд мужчине за спину, ни на чём не сосредотачиваясь, будто ему слишком сложно удержать зрительный контакт. Сложно. Вот совершенно не тянет удерживать с этим плевком из прошлого хоть что-либо. Мышцы под тканью футболки напрягаются, пока чужая рука, отпустив ремень, скользит вверх, задирая её подол. - Слушай. Я завязал. Оставил себе на десерт разве что депрессанты да тягу к соджу. - Не, не похож ты на этих лохов, лакающих соджу. У тебя это сразу на роже написано было. Такие как ты, скорее подохнут, чем будут жить как все. Ничоси! Слыхал, братишка. Интересно, а это сойдёт за оправдание всех моих пакостей? - Думаешь? - Ги кончиком языка слегка задевает верхнюю губу и улыбается. А сердце пропускает удар, когда рука мужчины ныряет в карман своей (не тот, блт) куртки, выуживая оттуда шуршащий шарик обычной с виду карамельки, и помахивает ею у самого носа Мина. - Как в старые добрые. Ты - мне, я - тебе, хм. - Только за гигиеничкой в круглосуточный метнусь и сразу к тебе, хё~он. Совсем сухие, - Ги поднимает руку и указательным пальцем постукивает по собственным губам, как бы в подтверждение слов. Мужчина только смеётся. Скребёт и пересчитывает этим звуком его хребет. А потом ловит за подбородок снова и прижимает "конфету" к самым губам. От упаковки пахнет химозно, почти ничем конфетным, фантиком разве что. Хотя Ги чудится, что он ощущает карамельный душок, пока челюсть сжимается до желваков, а воздух втягивается через нос уловимо шумно. Блт. Теперь вмятины будут красоваться ещё и на подбородке. Что б ты... Шарик исчезает в кулаке и чужие пальцы проходятся по его волосам, гладят, треплют, слегка сжимают в горсть пряди на макушке. Очередным рваным флэшбеком, тугим дискомфортом под самыми рёбрами. Терпи. - Ещё увидимся? Ответ тут не нужен. Ги только неопределённо мычит, всё ещё ощущая привкус обёртки на своих губах и пульсацию на коже головы, что волнами омерзения стекает по скулам и щекам, на шею и плечи. Да так и стоит, будто прилип подошвами к асфальту, даже когда его бывший дилер исчезает в недрах клуба, без всяких проблем пройдя контроль на входе. Ладонь, в которой Мин зажал брелок от бэхи, взмокла и пальцы рискуют не разогнуться. Эта штука так ловко перекочевала из чужого кармана в его, что Ги невольно решил, будто ошибся и вытащил оттуда что-то другое. Свою душу, как вариант. Мотор е92 принимается урчать приветственно, точно это не авто, а кошка, встречающая его на пороге дома в конце дня. И у Ги от удовольствия бегут мурашки, хотя бы частично, но гася осадок от встречи. Он натягивает перчатки и забирается в салон, морщась от дисгармонии сочетаний салатового снаружи и кремово-бежевого внутри. Быстро обшаривает бардачок, сидение водителя и соседнее, заглядывает в тесноту мест сзади и быстро печатает сообщение: "Ты там не сильно занят? Как насчёт, послать парочку ребят в форме в клуб~ Будут только благодарны." Адрес и описание отражаются следом. Следующее сообщение отправляется другому контакту: адрес и номер машины. Ответы можно посмотреть и потом. Торчать тут, вот совершенно не греет. Мигнув фарами, Ги даёт задний ход, выруливая со стоянки, и сам чуть ли не урчит в такт мотору, что-то напевая под нос. Время идёт, а что-то ни черта не меняется. Не факт, что тюремный срок желательно, пожизненный в этом поможет, но свою тачку этот ублюдок точно не заслужил. И, кстати, вкус на курево у него всегда был дерьмовый. Ги открывает окно, чтобы выветрить из салона чужой запах, и вжимает педаль газа, растягивая губы в довольной улыбке ответом на гудение входящих на телефон сообщений. Может и ну нах такие судьбоносные встречи с прошлым, но карма в лице Ги та ещё сучка.