история длиной в половину наших жизней

Чёрт его знает, как такое вообще могло случиться в их-то реальности. Юн вроде только просыпается, а уже обнаруживает себя в костюме, с прилизанной причёской, белым шарфом, струящимся по шее и мешающим вести машину. Вся у него внутри орёт, что это неправильно. Разворачивай тачку, коп. Сейчас, сегодня, целую вечность вперёд - не время для свиданий. А Юн врубает себе первую попавшуюся радиоволну и плюёт на то, что за шикарным особняком гномского гнома* и его великолепной Правой Руки ведётся круглосуточная слежка. Он паркуется прямо у главных ворот сеульской полиции закон не писан (второй раз за неделю! В первый - собственноручно подвозил сюда розы, какого чёрта вообще происходит?), выходит и закуривает под явными гневными зрачками камер - той, что на заборе и прослеживается охраной гнома, и своей, родной, коповской, спрятанной неподалёку в зарослях. Наверное, похрен. "Ну и что, ты готов?" - смс Чимину отправляется без дополнительного времени на раздумья. И не то, чтобы тот самый Чимин не спит всю ночь. У него так-то дела допоздна, работа, всякое такое мутное, за что копы бы душу продали. Встаньте только в очередь. Но в выделенное под сон время, он всё равно почти не спит. Как какой-то школьник волнуется, хотя, казалось бы, уже выработал стальной стержень и не менее стальные нервы. Но почему-то с Мин Юном эти нервы к чертям дают сбои, и поэтому Чимин обнаруживает себя под струями душа часов в шесть утра. И лучше никому не знать, сколько времени он тратит на сборы и уходовые процедуры. А потом ещё торчит в гардеробной. Просто-напросто скатывается в безумие. Охрана сообщает о прибытии копа его хёна ещё до смс, и скулы начинает сводить улыбкой. Чимин не знает, что им движет, но облачается в белый костюм. Даже обувь подбирая белую. Разве что майка под пиджак оттеняет серебром и лёгкий платок им же по шёлку. "Ещё вчера.~" Когда ответное сообщение улетает под галочку "прочитано", улыбка расползается уже откровенно широко. И вот же чудо - он сегодня не опоздун. Ещё бы зудящее желание сорваться на бег унять. Но Чимин выходит из дверей особняка неторопливо. Оглядывая своего сегодняшнего спутника с головы до ног и невольно присвистывая. Юн в ответ краем глаза выхватывает белизну чужого облачения и недобро пялится в зрачок камеры на заборе. Ему есть, что сказать гному. Многое о том, что он, гном, Пак Чимина вот нихера не заслужил. Останавливает, пожалуй, только то, что он - Мин Юн - Пак Чимина не заслужил тоже. Даже если начать взвешивать их тьму. И даже если тьма Правой Руки повесомее будет. - Если бы мы были в Италии, я бы тебя расцеловал, но, пожалуй, стоит повременить, - голос сквозит весельем, а сам Чимин привычно щурится, от чего у Юна щемит в груди. Чимин же поддаётся какому-то неосознанному порыву и пропускает его шарф между пальцев и по ладони: - Сам выбирал или в журналах высмотрел? Пакостливо мусоря бычком под тяжелые ворота, Юн наконец сосредотачивается на, боги, любви всей своей гнилой жизни, сверху вниз наблюдая за заигрываниями с его шарфом и, чёрт возьми, ну ни капли не возражая. - А ты не знал? Вчера же был показ. Лучшие модели домов высокой моды на красной дорожке "Золотого оленя". Там даже китайцы поглазеть подваливали. Юн вчера дежурил вместе с Джином у пресловутого "оленя". Напарник, кажется, без объекта своей прямой слежки, малость тронулся крышей. Потому что технически "олень" диаспоре Владельца Сеула не принадлежал. Но Джину что-то там почудилось, и Намджун милостиво разрешил им "проветриться". То, что проветривались они часа четыре и все - не выходя из служебной тачки у чёрного хода в клуб, не делало прошедший вечер увлекательным. Кстати, за сегодняшний Юну ещё пропишут знатных пиздюлей. - Что-то такое было, - Чимин в задумчивости ведёт плечами. - Это тебе выдали как награду за терпение и стойкость? Улыбка прячется в уголках губ и блестит по уголкам глаз. Но Мин действительно выглядит весьма представительно и волнующе. Ещё и в росте добавил? - Если я хочу награду, я не жду, пока мне преподнесут её на блюдечке. Я беру её сам. Даже если для этого мне требуется кого-нибудь раздеть, - Юн отвечает совершенно серьёзно, не дрогнув ни одним из мускулов на лице. Потому что такой Чимин - только для него лично. Это даже не что-то из прошлого. Это - настоящее. Пусть и на один вечер. - Кстати, если захочешь меня поцеловать, - мужчина пятится и приоткрывает пассажирскую дверь своей машины, предлагая сесть, - я всегда к твоим услугам. И, Цыплёнок, ты выглядишь невероятно! Чимин камеры привычно игнорирует. Хотя и ощущает, как кончики ушей обдаёт жаром. Он слегка прикусывает нижнюю губу и ныряет в салон авто, радуясь согревающему комплименту. Это ненормально! Нужно скорее себя одёрнуть! Отвлечься. И поэтому Пак следит через лобовое стекло за тем, как его спутник обходит машину. И пока тот садится и заводит двигатель, невольно понижает голос, не стирая улыбки: - Ты уверен, что готов быть к моим услугам? Стёкла джипа затонированны от любопытных глаз. Чем Юн и пользуется, потянувшись рукой, и легонько щёлкает младшего по переносице. В конце концов, он Чиминову жажду касаться тоже очень даже понимает. - А ты уверен, что справишься с таким щедрым даром, Цыплёнок? - не дожидаясь ответа, Юнги газует и срывается прочь от ненавистных стен. У него уже есть план, ну, по крайней мере, его начало. Этот план ведёт их в самый центр города, но никаких подробностей раньше времени он, конечно, не раскроет. - Даже так? - Чимин брови вскидывает и смеётся тихонько в кулак. Всё это - и фраза, и интонация и привычный жест из прошлого - отдаётся приятными мурашками под рёбрами и солнечным сплетением. Хотя, казалось бы, с чего?! Мин - суровый детектив. И совершенно не удивительно, что для достижения своих целей, он готов до нитки раздеть подозреваемого. Ой всё. Чимин торопится отмахнуться от этих мыслей, возвращая их сюда - в салон авто и к наряду своего спутника. Тем более, тонировка так удачно и уютно прячет их от всего мира. - Я способен справиться с большим, чем ты думаешь, - его прищур так и блестит озорным лукавством в полумраке. Эти пальцы на руле слишком сексуальны. А сосредоточенность на лице Юна привычна, однако эффект от неё пусть разный, но всегда волнительный. - И куда же мы? - Я довольно долго выбирал место, - уклончиво отвечает Мин в ответ на вопрос, - однако, могу заранее сказать, что, возможно, посещение этого - доставит нам с тобой некоторые неудобства. - Неудобства? Это моя галерея или ваш участок? - Чимин всё же не удерживается от шутки, фыркая смешком в кулак. Он щурится, слегка наклоняя голову к плечу, и почти не следит да дорогой. Что он там не видел? Обычный предвечерний Сеул, какие-то мелькающие улицы да безликие прохожие. Типичный вид изо дня в день. У него тут зрелище куда более занимательное. Так и тянет вытворить что-нибудь провокационное по старой памяти. Влезть с поцелуйчиками или потрогать... Стоп! Он всё же отвлекается, одёргивая себя. Затихает на время и настукивает какой-то ритм пальцами по бедру, слушая тихое звучание мотора. Юн выравнивает скорость и ведёт машину мягко, никуда не торопясь и больше наслаждаясь их с Чимином соседством. Там, куда они едут, ждут в любое время, а разговаривать вот так, не по смс (от которых даже пальцы стали уставать в последние дни, ведь он чертовски давно не строчил в телефоне так много), оказывается весьма волнительно. Впрочем, гном, небось, место под особняк выбирал по принципу пожарных: за 15 минут оказаться в любой точке Сеула. Иначе не объяснить, что они добираются так быстро. Юн паркуется у ничем не примечательного здания с различными вывесками - глаза разбегаются. Но той, что нужна им, всё равно нет. - Пойдём? - он глушит двигатель и неопределённо кивает в сторону здания. Караоке-бар? Бильярд? Нейтральная граница для полиции и их "подопечных"? Слишком непонятно. Однако это Чимину и нравится больше всего. Да и здесь они только вдвоём - нет назойливого внимания. Он не ждёт, пока дверь перед ним распахнут, как бывает привычно с охраной, сам её толкает, выбираясь, но идти не спешит, ждёт Юна, чтобы мягко коснуться его волос, убирая за ухо невидимую прядь. Это какое-то наваждение. И даже не то, что ему постоянно хочется касаться сегодняшнего спутника, будто тот какой-то эфемерный, а вообще всё. Юн только цыкает, чувствуя прикосновения маленьких пальчиков и даёт Цыплёнку пару секунд - удовлетворить своё желание, которое легко может понять. Но он терпеливее. Возможность, и не одна, ещё будет. Подхватывая Чимина под локоть, Юн ведёт его к двери и нажимает на звонок. Спустя долгую минуту замок щелкает, пропуская их на лестницу, уходящую вниз. Не слишком яркое освещение, кажется, совсем не пугает. - Нас попросят сдать телефон на входе. Надеюсь, ты не станешь возражать? - Даже так? - Чимин не находит ни в двери, ни в ступенях чего-то особенного. Но это, напротив, подогревает интерес. - Ладно, но только ради тебя, Юн-ни. - Как хорошо, что ты сегодня слушаешься. Они медленно ступают на первую ступеньку вниз. Ткань дорогого белоснежного пиджака Чимина шуршит под пальцами, тонкая нотка магнолии ласкает ноздри. Они спускаются по узкому пролёту, задевая бёдра друг друга, и Юну всё это, безусловно, очень нравится. - Я нашёл это место случайно. С год назад мы опрашивали свидетелей по делу о краже в районе, зашли и сюда. Я был удивлён и решил, что приведу сюда кого-то особенного, - Мин рассказывает неторопливо, делая ещё шаг вниз, пока в конце пути перед ними не распахивается ещё одна дверь. - Но прежде... Юн находит ладонь Чимина и переплетает их пальцы, а у того мурашки бегут по руке разрядами. - Не отпускай мою руку, пока не поймёшь, что готов. От подобных слов дыхание слегка перехватывает. Пусть и чудится в них нечто зловещее. Глупости. Пак чуть не прокусывает себе кончик языка, сжимая зубами, лишь бы не испортить момент несуразной пошлостью. В этом пространстве так мало места, что, кажется, любое сказанное слово будет использовано против тебя рикошетом об стены. Но, с другой стороны, они настолько близко, что от Юна исходит тепло и его ненавязчивый, пусть и колючий, аромат щекочет ноздри приятным волнением. - А если я не захочу её отпускать, потому что это слишком приятно? - Чимин улыбается мягче, не отводя взгляда, но кивает. - Если будет слишком приятно, то это тоже ничего! - Юн первым сбегает по последним ступенькам и перекрывает собеседнику путь, отступая назад, в дверной проём. Они входят внутрь небольшого помещения. Свет сюда проникает только с глухой лестницы, и внутри его - минимально. От чего в первый момент Пак ощущает себя слепым котёнком. Промаргивается и осматривается недоумённо. Это какой-то мрачный квест или хозяева задолжали за электричество? Только и можно - различить очертания предметов и двоих, встречающих их поклоном, людей. Парня и девушку, кажется. - Добро пожаловать в место, что мы зовем "В Темноте". Просим вас сдать ваши телефоны. До окончания вашего пребывания мы уберём их в камеру хранения. После того, как вы будете готовы, я, Сон Ми, проведу вас внутрь. Вот это сюрприз, так сюрприз. И, по правде сказать, Чимин немного съюлил. Он почти никогда не расстаётся со своим телефоном. Положение, так сказать, обязывает. Поэтому сейчас он медлит, ощущая, как мурашки легонько стягивают кожу затылка под волосами. В этой штуковине слишком много того, что не должно попадать в чужие руки. Пусть и запаролено, завуалировано и зашифровано собственноручно. А он... - Ты привёл меня на бдсм-сессию, - от волнения тяжело удержаться, и его бормотание приходится Юну куда-то в шею у уха. Телефон надо отключить, прежде чем с лёгким поклоном протянуть девушке. Всё это щекочет под рёбрами от азарта. (Юн осознаёт, что в таком положении его руки и нрав вовсе сложно будет контролировать?) Эмоции Чимина можно прочесть, даже не видя его лица. Игривость, чуть-чуть переходящая в шкодливость. Бархат интереса, граничащий с лёгкими нотками возбуждения. - Не расстраивай меня своими умственными заключениями, Цыплёнок. Для бдсм-сессии с аналитиком гнома мне едва ли потребовались бы ещё люди и центр города, - Юн возвращает шёпот, почти случайно задевая губами подвеску чужой серёжки, и та звенит, отпущенная, ударяясь о шею, пока второй гаджет переходит к девушке. - Но если захочешь... Контролировать себя становится всё сложнее, потому что мистер детектив давно и упрямо играет не по правилам. - У тебя что, есть для этого личные ресурсы? - проглотив смех, Пак щурится и с мурашками ощущает, как чужие губы задевают серёжку, а выдох ответно щекочет кожу. Юн точно играет с ним не по правилам! Их заигрывания прерывает юноша. И пока его напарница уходит прятать их телефоны, распутывает атласную ленту и подает один конец Юну: - Вы должны держаться за конец этой ленты, пока я не провожу вас к вашей ложе. Если вы здесь впервые, я должен рассказать короткую предысторию, - Сон Ми переводит взгляд на Чимина, и будь в помещении больше света, Чимин непременно заметил бы особенность глаз встречающего. А еще Юну кажется, что их шёпот всё же услышали, поэтому он давит смешок, когда юноша продолжает. - В этом пространстве нет ничего устрашающего, но по первому вашему пожеланию или при первых признаках дискомфорта вам будет достаточно сказать "я хочу выйти" и вас тут же проводят до этих дверей. Сон Ми все ещё держит ленту протянутой, и Юн берётся за её конец. - Вас будет ждать ужин в полной темноте. Вы не ограничены во времени - можете не торопиться. Однако без фразы "я хочу выйти" покидать ложу будет нельзя: в целях безопасности, вашей и обслуживающего вас персонала. Внутри ложи мы нисколько вас не ограничиваем. Теперь, если вы готовы, прошу следовать за мной. Голос юноши помогает Чимину отвлечься. От пальцев Юна в своих, от тепла его кожи, его аромата, что ощущается слишком ярко в этом неожидаемом полумраке. От всей иррациональности происходящего. Наверное, он совершенно ненормальный, раз нечто такое отзывается нотками возбуждения. И щёки начинает слегка припекать. Ему вряд ли захочется оттуда выйти. А Юн, тем временем, сжимает его пальцы крепче, словно спрашивая - готов ли. - Я готов, - Чимин отзывается слегка хрипло, но улыбается своему хёну голосом, сжимая его ладонь в предвкушении. Перед ними распахивают ещё одни двери. Теперь там - внутри - полная и безграничная тьма. Юн чувствует себя спокойно. Тьма ему как родная, она колышется внутри волнами, иногда переливается через край и поглощает то, что находится слишком близко к владельцу. Но, возможно, причина ещё и в том, что Юн бывал тут раньше и ожидал такого. Чимин же рефлекторно водит взглядом в поисках источника звуков, а его уши жадно ловят каждый шорох. - Я продолжу, а мой голос будет служить дополнительным ориентиром для вас, - где-то спереди, на расстоянии короткой натянутой ленты, подаёт голос Сон Ми, а Юн всё пропускает мимо ушей, пытаясь припомнить хоть один случай, когда он законно и так долго держал в руке ладонь Чимина. По всем прикидкам выходило, что это впервые. — Вы знаете, сколько в Корее людей сейчас носят очки из-за проблем со зрением? Выйдет не такая уж и большая цифра, ведь современная медицина позволяет сделать корректирующую операцию или подобрать линзы. И вот уже ваше зрение становится лучше! Будьте внимательны, мы поворачиваем направо! Что-то шуршит впереди, словно тяжелые полотна ткани незримо размыкаются перед гостями, пропуская вперёд. - А что делать тем, для кого операция уже ничего не решит? Людям, полностью потерявшим возможность видеть? Сейчас ещё один поворот направо - мы почти у ложи, господа! Слова коротко отзываются лёгким уколом неловкости от того, что сам Чимин тот ещё очкарик и сегодня в линзах, а сделать операцию ещё не удосужился. Но она забывается также быстро, как оставленный позади вечерний свет города. Вновь приходится сосредотачиваться на звуках, следуя за своим спутником не столько по пятам, сколько движение в движение. Юн не удерживается и подушечкой пальца скользит по маленьким костяшкам руки Чимина. Немного пользуясь положением, да. Вынуждая удивляться ощущениям, рождая улыбку на губах и учащая и без того частое сердцебиение. - Мы не давим на жалость. Не будем грузить вас нудными цифрами и статистикой. "В темноте" - место, дающее слепым людям возможность работать, а вам - на короткий срок ощутить себя полностью лишёнными такого важного для любого из людей работоспособного органа. Не беспокойтесь, слепые здесь только официанты, что приносят и уносят блюда и встречают гостей. Над вкусной едой трудятся зрячие повара, так что вас никто не отравит. Однако - во избежание трагедий, в меню не будет слишком горячих блюд, а пробовать нашу еду вам придется руками. Прошу, вы можете отпустить ленту и провести рукой перед собой - вы почувствуете край стола и удобные диваны вокруг него. И зачем только он выбрал всё белое? Пак Чимин сама элегантность. Это подтвердит и гном (черт! Прицепилось же), и его люди, и партнёры, и даже враги. Но в темноте, рядом с Юном, что так непредсказуемо вспыхнул в его жизни не пережитком прошлого, а недостатком воздуха и утраченной необходимостью... Не хватало только совершенно нелепо опозориться. Об этом лучше не думать. Вместо этого Чимин перескакивает на мысль, что уже перерос то время, когда страх темноты в нём был безосновательным и первобытным. Теперь, чтобы напугать его чем-то подобным, нужно добавить нечто более опасное, чем истории о привидениях и потусторонних монстрах. Рядом с Юном ему спокойно. Пусть он и жмётся невольно, однако больше от любопытства и предвкушения, когда мир полностью погружается в темноту, лишая его даже слабого свечения чужого шарфа и оставляя после себя лишь голос юноши и напряжение в мышцах. Но ещё и делая аромат Мина более ярким. Проклятье. Тянет прильнуть всем телом, пока глаза не различат хоть что-нибудь. Он понимает, что этого не будет, осторожно водит свободной рукой и чувствует себя немного неловко, будто они не в темноте, а на краю пропасти. и вообще-то, эта ассоциация не лишена истины, если он продолжит быть к Юну настолько близко в кромешном мраке Им надо сесть, но отпускать друг друга не хочется. Но, всё же, разумнее будет не жаться вот так, а держать хотя бы какую-то дистанцию. Или, точнее, свою игривость на поводке. - На столе стоят тазы с чистой водой, а рядом лежат полотенца. Как только вы закончите мыть руки, я подам вам первый набор блюд и напитки, - шелестом проговаривает Сон Мин и испаряется куда-то во тьму. Юн сползает рукой со столешницы, уточняя себе, где начинается их "удобный диван", чтобы сесть на него и потянуть за собой и Чимина. - Ты в белом костюме. Будет неловко, если я уроню на тебя чан с водой или смену блюд, - со смешком шепчет Юн, но все ещё не отпускает теплой ладони Цыплёнка, убеждаясь, что тот садится рядом. Чимин ловит себя на мысли, что даже после ухода официанта, отделаться от ощущения, будто во тьме они не одни, будет совсем не просто. Он усмехается этой мысли и послушно тянется за Юном следом, второй рукой шаря по диванчику и приземляя себя на мягкость. Сразу отпадает тревога наткнуться на что-то в темноте и снова перестать дружить с гравитацией. - Знаешь... Ты хоть и в чёрном, но уронить на тебя чан с водой будет не менее неловко, - Чимин смеётся в ответ, пытаясь взглядом найти лицо Юна, но довольствуется лишь его голосом. Осязание которого в темноте тоже рождает мурашки. Остаётся только старательно игнорироваться этот факт и вновь шарить рукой. - Тут... Чимин, конечно, смелый и вот вообще не видит причин, чтобы себя ограничивать в разумных пределах, само собой, внутренне всё это настолько волнительно и любопытно, что в теле ощущается некоторая дрожь. Он нащупывает сперва края чана, затем и саму воду, касаясь той пальцами, и тянет руку Юна к поверхности. Честно, он пользуется моментом, чтобы изучить чужие ладони, проводит по ним своей и подтягивает рукава пиджака вверх по запястьям. Мягко массирует пальцы и аккуратно омывает ладони с обеих сторон. А следом и полотенцем промакивает, нашарив оное. Юн шёл на это, чтобы удивить и впечатлить. Чтобы свидание вышло совершенно незабываемым. Долго искал, размышлял и выбирал. Сейчас он совершенно ничего не видит, как бы не силился, но от пальцев Чимина по собственным рукам точно разряды тока проходят. Остаётся лишь отдаться во власть касаний. Чёрт, а ведь дал себе слово, что всё будет прилично. - Что ж, если я к старости не смогу разобраться в ванной, я обязательно позову тебя, - его голос хрипло шелестит, пока незримый Сон Ми уносит воду из ложи. Чимин смеётся, а у самого по спине мурашки бегут от близости и тяжести чужого голоса. Тело реагирует напряжением, когда рядом ощущается присутствие сотрудника. Но он не спешит выпускать руки своего спутника, сжимая её под мысль, что никто не увидит, если коснуться её губами. В заведении нет музыки, и тишина режется только их шёпотом. Юн слушает выдохи Цыплёнка, задевая его локтем и бедром. - Правила приличия требовали бы спросить, как тебе тут, но боюсь - я знаю ответ. - Надеюсь, он положительный, - Чимин улыбкой отвлекает себя от всей этой лавины ощущений и опускает свободную руку, трогая приятную ткань. - А тебе? Ты ведь здесь не впервые. Сейчас всё по-другому? - Конечно, сейчас всё по-другому, - Юн чувствует, как неугомонный Цыплёнок шуршит под боком. Это растапливает сердце, вызывая улыбку. Он примерно предполагает, где находится ухо Чимина и, несмотря на их уединение, всё равно предпочитает шептать: - Ещё никогда моей руке не уделяли столько внимания. И, знаешь, мне это нравится. Чимин чувствует, как ухо обдаёт жаром, и сглатывает тяжелее. Судя по лёгкому, явно намеренному, звону, им выставили тарелки с едой. И теми пальцами, что вымыты и свободны, Юн обшаривает перед собой, выискивая край стола и блюда, чтобы собрать с тарелки что-то прохладное и свёрнутое в тугой рулет. Подцепив порцию, он неторопливо ведёт её туда, где должно быть лицо Цыплёнка. - Скажи "а-а-а" и помни, что где-то там кончается еда и начинаются мои пальцы. Не оставь меня без них, вдруг ещё пригодятся. Ощущение, будто диван пригвождает тело к себе. Держит теплом и обнимает мурашками по грудной клетке. А голос Юна скользит щекоткой по уху и шее, выдохами задевая уложенные в причёску пряди. Всё происходящее слишком волнует, тревожит, щекочет и, чёрт возьми, заводит. Чимин коротко облизывает пересохшие губы, кусая нижнюю, прикрывает глаза и слушает. А затем вздрагивает чуть сильнее, чувствуя что-то съестное где-то у скулы, а затем у губ. Сперва осязается приятный аппетитный запах. Затем - вкус на кончике языка, потому что Чимин касается им на пробу, а уже после открывает рот и цепляет рулет губами, захватывая его до чужих подушечек пальцев. Чёрт... Надо унять пульс. Чимин безгранично рад, что его лица сейчас не видно. Что можно вытворять вот такое, что чудится ему слишком неловким, и при этом не желать провалиться сквозь землю. Потому что рядом с ним не кто-то посторонний, не кто-то примеченный случайно или намеренно, а Юн. Некогда его Юн. И как хорошо, что его самого он тоже сейчас не видит. Ибо, боги, блть, окей - Юн был готов, но нихуя не готов. Темнота не мешает ему отчётливо, мать его, представлять. Как размыкаются эти пухлые, полные губы на красивом, уже далеко не мальчишечьем лице. Полицейский надеялся, что справится. Но он держит этот маленький кусочек у чужих губ и отчётливо, в деталях, цвете и уровне влажности всего вокруг представляет, как открываются эти самые губы, как обхватывают рулет, чтобы втянуть кусочек в себя и цепануть напоследок языком... Бляааать. Как не дёргается всё ещё сцепленная пальцами вторая рука - загадка. Юн считает себя очень мужественным и суровым. Тому пиздецу, что моментально происходит в штанах, Юн никаких объяснений не даёт. Воздух в комнате тяжелеет, и Чимину хочется снять пиджак. Пожалуй, с этим стоит повременить. Не будь тут так темно, он, возможно, вёл бы себя как-то иначе, но одна его часть (большая, если быть честным) ни капли не жалеет. Отстранившись от пальцев, он облизывается. Медлит. А затем произносит негромко и мягко: - Я отпущу твою руку. Но только потому, что боюсь промахнуться. Неохотно разжимая пальцы и отпуская ладонь Юна, он, однако, не убирает руку. Вместо этого скользит ею вверх по рукаву, находя наклон плеча, а затем изгиб шеи. Как ориентир. И замирает ладонью там. Второй рукой ощупывая воздух, затем стол, а дальше и блюда. Бог с ним, с рулетом. Шарить по столу как-то неприлично, и Чимин ловит в пальцы кубик сыра, который сперва подносит к своему лицу, чтобы изучить по аромату, а затем - к носу Юна. Случайно, если честно. Но так и губы проще найти, которых он касается этим кубиком, невольно сглатывая от волнения. - Твоя очередь говорить "а-а"... А у Юна тем временем внутри происходит мини апокалипсис. Сил, терпения, выдержки. Сил, терпения, вы... Ладно, он вёл сюда Чимина немного и за этим вот всем. Делал ставку на то, что тому понравится, что войдёт во вкус. И не прогадал. - Не забудь ещё погладить по линии пищевода потом, чтобы лучше усвоилось. Или эта линия - спереди? - Ты не знаешь, где у тебя пищевод? - Чимин смеётся с нотками удивления и недоверия, становясь громче шёпота, на котором невольно говорит из-за всей царящей сейчас атмосферы. Юн же дразнит в ответ на проскальзывающие по телу пальцы, откидываясь вместе на спинку, благо расстояние оказывается небольшим. Прислушивается к шороху, гадает, что там Цыплёнок теперь творит. А когда в губы упирается что-то, во мраке, наугад ловит его запястье, поддерживая и неторопливо стёсывая маленькие крупицы, явно играясь. Чимин ловит слухом то, как Юн шевелится на диване - возможно, опирается на спинку. И поглаживает большим пальцем кожу над воротником его пиджака. Тело чуть вздрагивает ответом на горячее прикосновение ладони к запястью. И Чимин силится представить под веками всё то, что не видит глазами. Идея не из лучших, потому что его воображение работает ярче и щекочет в животе крыльями бабочек, вынуждая снова слегка ёрзать. А Юн растягивает поглощение сырного квадратика на несколько заходов. Провоцируя тем самым новый приступ тихого смеха. - Как тебе местная кухня, Чимин-а? Достаточно изыскана? - Весьма... чувственная, - улыбка дрожит на губах, а тепло чужого дыхания - на подушечках пальцев. - Я хочу снять пиджак... Тут очень тепло. - Неужели тепло? - Юн в темноте губами забирает остатки несчастного кусочка сыра. Эти ощущения мурашат и вынуждают пропускать вдохи. От чужих губ тепло и немного сухо, а дыхание буквально обжигает. Пак нашаривает чужую щёку, касаясь той костяшками пальцев, чтобы не пачкать после сыра: - А тебе холодно? Да так и замирает, чувствуя и впитывая, слушая шорохи и втягивая в себя больше воздуха. Юн тянется пальцами обеих рук, нащупывая белоснежную ткань и очерчивая бортики пиджака. Только не снимает его, а ловит стекающий по груди лентами платок. И чуть натягивает, вынуждая двинуться, сводя вместе кончики и еле уловимо лишая дыхания. И отпускает. Губы Чимина сами собой приоткрываются, кадык дрожит, а низ живота обдаёт теплом. - Чёрт. Я немного ошибаюсь в полумраке, какая досада. Этот голос лишает младшего воздуха похлеще стянутого на шее платка. Скребёт своей хриплостью вдоль позвоночника и по мышцам живота. Юн цокает языком, словно действительно очень расстроен тем, что ни капли не помогает Чимину в его желаниях: - Ты отвлекаешь меня звоном своего смеха, Цыплёнок! Никак не могу сосредоточиться. Что ты просил? Напомнить тебе, что это не бдсм-клуб? Юн спрашивает и мягким движением наконец стягивает платок с шеи Чимина, поднося к носу тончайший шёлк. - Этот аромат... Ни у кого другого нет такого парфюма. Платок соскальзывает с ощущением щекотки и слабой прохлады шёлка, и Чимин торопливо стряхивает с плеч пиджак, рискуя в последствии благополучно забыть тот на диванчике. Он будто боится, что Юн за это время растворится в темноте, затеряется, поэтому благодарен, что тот не молчит и во мраке сперва хватается за его колено, а уже после нашаривает локоть. - Хё-он, - наваждение спадает совершенно неохотно и крайне медленно, приходится встряхнуть головой и улыбнуться шире, снова пихаясь бедром. - Нравится? Совсем не хочется хвастаться баснословной суммой и эксклюзивно созданным ароматом - это выглядит совершенно неуместно. Но услышать ответ ему очень хочется. Совершенно не ясно, как это у Чимина выходит, но он словно пахнет чистым концентратом греха, словно окутан им и соткан из него. Личный грех Мин Юна. - Теперь и мне жарко, - он честно признаётся в ответ, запоминая каждую секунду их встречи, в шелесте представляя, как оседает с плеч на диван белоснежный пиджак. Иллюзорно делая слои между ними тоньше. Юн каменеет на хватку у колена, отчаянно надеясь, что Чимину хватит мудрости "не промахнуться в ответ", и даже забывает вдохнуть, так и сидя истуканом, пока опасность разоблачения не утекает на локоть. Ведает ли Цыплёнок, что творит? Или действует по наитию. Юн не знает, но поднимает ладонь, чтобы вплести пальцы в его волосы на затылке и пододвинуться ближе. Ну вот же чёрт! - А, аромат. Очень нравится, - и снова признание улетает куда-то в чужое ухо, когда Юн склоняется непозволительно близко. - Он преследует меня даже во сне. Чимин выдыхает немного хрипло и легко встряхивает головой. Как будто этот дурацкий “птичий” жест поможет очухаться. Ни капли. Сердце колотится в груди так отчаянно, будто на всю ложу грохочет. Прохладный воздух обдаёт оголённые руки и ключицы в вырезе майки, слегка облегчая состояние, приятно пробирается под свободную ткань. Однако, совсем ненадолго. Тело прошибает разрядом, дыхание перехватывает, а щёки вспыхивают жаром настолько ощутимо, будто пылают алым в темноте как угли. С губ срывается то ли вздох, то ли всхлип, а пальцы на локте Юна сжимаются крепче, после чего ладонь возвращается на чужое колено. Это касание к волосам слишком яркое. Кожа головы покрывается колкими мурашками, которые стекают по шее за воротник, и Чимину на короткий миг чудится, что он вот-вот рухнет в обморок. Лишь бы Юн не заметил. - Если хочешь... Можешь забрать этот платок себе, - на губах лёгкая улыбка, что стягивает уголки, а голос ещё тише. Осталось только понять - это подарок или наказание. Чимин сам не знает, но думает, что подобное было бы очень приятным жестом. Как бы было легко притвориться в этой мгле: что нет между ними всех этих условностей и условий, нет ничего, кроме сводящего с ума запоминающегося свидания. Юн хочет этого, пока перебирает пряди на затылке Чимина пальцами. Пока считывает этот всхлип и о, демоны, он звучит для него лучше любой музыки в мире. Им написанная песня. Хит для одного слушателя. Чимину же хочется взмолиться, чтобы Юн остановился. Потому что он не выдерживает и контроль теряется к чертям. Но в то же время ему хочется, чтобы тот не прекращал этих мягких касаний. Не переставал ощущаться на его волосах так волнительно и щекотно. Не отстранялся. Это всё проклятая темнота. Обманчивое впечатление, будто они вне реальности и времени. Затеряны за какой-то гранью, где всё можно. - Ну вот мы и выяснили, что ты точно хочешь свести меня с ума. - Юн хмыкает чуть горестно, позволяя после очередного шёпота в ухо своим губам невесомо пройтись по скуле. Так медленно, словно это - коридор смерти в тюрьме. - И останется ещё один вопрос. Увы, не про то, хотим ли мы попросить смену блюд. - Я не... - только не извиняйся. Чимину хочется заверить, что подобного и в мыслях не было, что с Юном всё по-другому и он себя не контролирует. Однако слова застревают в горле. Веки тяжелеют, а грудная клетка дрожит от неровного дыхания. Он честно не планировал. Он честно не думал соблазнять. А что он вообще думал, соглашаясь на свидание? Ещё один вопрос. Юн гладит в темноте лицо Чимина подушечками пальцев, позволяет себе эту вольность в плату за обед, раз чувствует, что Цыплёнку не противно. Кажется, это вселяет надежду. Кажется, даёт шанс. - Что делать, если я хочу забрать себе всего тебя, Чимин-а? - Куда забрать? Ни капли алкоголя в крови. Что удивительно. Возможно где-то тут в темноте есть вино. Так необходимое ему сейчас. Возможно - нет. Но Чимин чувствует себя пьяным, сжимает пальцами колено Юна, скользит чуть выше по бедру от волнения. Они вообще здесь одни? И почему у него такая тяжесть внизу живота? Ему приходится повернуться, чтобы поймать руку хёна в свою. Благо, получается удачно. И Чимин подносит ту к губам, касается пальцев. Продолжает сходить с ума, а вовсе не наоборот. - Забрать у мира. Слова идут с трудом, Юну всегда оказывается сложно переходить с этим человеком на серьёзные темы. Особенно, когда его губы касаются пальцев. Когда в мозгу не случается больше ни одной мысли, кроме желания изучить этот рот всеми_доступными_способами. - Айщ... Давно ли Юн так осмелел? Что придало ему сил творить такое? Чимин так близко, не исчезает, и мужчина с жадностью запоминает каждую секунду их "вместе". Он чертыхается вслух и даёт себе твёрдое обещание сдерживать животное внутри себя. Они пришли, чтобы просто пообедать вместе. И в качестве свидания Мин не подразумевает раскладывания младшего по несомненно удобному дивану. И сейчас морщится болезненно и перехватывает скользящую по бедру ладонь. Он не хочет, чтобы Цыплёнок узнал это так. - Ох. Извини, - Чимин сам не осознаёт, где "ползает" его вторая рука, пока ту не перехватывают, и поэтому спешит прошептать, облизывая сухие от волнения губы. Юн заранее всё спланировал? Это ведь так на него похоже. Но почему-то Чимин сомневается, что всё идёт исключительно по плану. Разве что его собственные действия спутником тоже просчитаны. Только вот это уже перебор! И, скорее всего, всему виной та самая. Чёртова. Темнота. Которая стирает связь с реальностью и подчиняет себе не только ощущения, но и эмоции. Которая не даёт толком понимать слова, что так жалят кожу этим тяжёлым дыханием и голосом. - Юн... "Давай всё бросим и сбежим", - звучит в собственной голове, как избитое клише из фильмов. Как далеко они убегут, когда темнота останется позади, и органы чувств не будут так дико сбоить, мешая реальное с фантазиями. Но, главное, от чего? Чимин убегает прямо сейчас. Нельзя. Он силится вернуть себя в здесь и сейчас, жадно слушает чужое дыхание, чужой голос, от тональности которого стягивает где-то в грудной клетке, не давая толком вдохнуть - приятно. Оглаживает его по плечам и шее не менее осязаемо, чем каждое прикосновение чужих пальцев. Вынуждает пресс под тканью майки напрягаться. И мурашки текут ещё ниже, туда, где мягкая ткань брюк обтягивает бёдра. Всего лишь какие-то миллиметры и их губы встретятся, смешивая выдохи и лишая вздохов. Ему достаточно только отстранить ладонь Юна, немного повернуть голову - и он ощутит всё это так ярко, как никогда и не думал. Впитывая. Пробуя. Падая в безумие в этой бесстыдно обманывающей темноте. Остановиться... Необходимо. Большой палец подушечкой оглаживает скулу на таком невидимо близком лице. Ощущая припухлость шрама. Чимин ведёт по этой линии до нижнего века, хмурится болезненно и с поворотом головы целует Юна в ладонь. По горячей, сухой коже, чувствуя губами линии и бугорки мозолей. А потом тянется и вдруг обнимает старшего, как будто они лишь сейчас встретились после долгой разлуки. И это "айщ", всё ещё звучащее в сознании, такое родное, знакомое и тогдашнее. Такое одинаковое у них на двоих с Ги. Такое же зеркальное, как изгиб губ, как линия подбородка, как кошачий разрез глаз... Мир трескается беззвучно, но это оседает осязаемой тяжестью на самые плечи. Что ж. Что вы знаете о том, как разбиваться на миллиарды острых, неровных кусков? Если что, зайдите к полицейскому, тому, что со шрамом на лице. В перерывах между занудством и ворчанием, он расскажет вам всё об этом чувстве. Вспыхнувшее было возбуждение оседает горечью и холодом в крепких объятиях Чимина. А рука сползает с затылка в мягкое похлопывание по спине. Хорошо, что тьма вокруг скроет выражение лица. И Мин обнимает, долго и "сколько нужно", пока не приходит пора откашляться: - Думаю, можно попросить смену блюд. У них замечательные десерты. Тебе понравится, Цыплёнок. Хорошо, что тьма вокруг скроет выражение лица. Только Чимин уверен, что она неспособна скрыть его стыда и чувства вины, что жаром растекаются по венам, пульсацией двигаясь от грудины к лицу, когда он ослабляет объятия. Горло сжимается при попытке вдохнуть, не то, что ответить. А Юн, будучи столь близко, вдруг делается ещё более далёким, чем был тогда, когда в разлуке ему улетало одно письмо за другим. И звучание его голоса невольным холодом обтекает плечи и затылок. - Не могу отказать, когда ты так уверен, - фальшь веселья и лёгкости горчит на языке в каждом слове. Пак шарит глазами по темноте, напрягая слух, цепляется за край столешницы, как за спасательный круг, но погружается в стыд от собственного предательства, как в приторную патоку. Жизнь изменилась. Неумолимо, безвозвратно. Чимин и рад бы соврать, что всё дело в том, что Юн - свет, который он так не хочет тянуть за собой во тьму. Но вот они оба там, где есть лишь тьма. Готовые утонуть каждый в своём болоте. А прошлое так и сносит его течением в сторону того, второго. * Возвращаются они в тишине. И вообще-то Пак мог бы заказать такси, но вернуться так же, как всё было изначально, кажется наиболее правильным решением. Чимин думает, что уже давно избавился от всех лишних эмоций, в том числе и неловкости. Но появление Минов в его жизни всегда путает не то, что мысли, но самое бытие. К слову. О бытие. - Ты знал, что Ги теперь в Сеуле? Он бросает это как бы между делом, тоном, которым обычно ведёт деловые переговоры, и проскальзывает взглядом из-под ресниц по своему спутнику. Костяшки пальцев, сжимающие руль, белеют от напряжения ещё сильнее. У Юна дёргается кадык и набухает морщинка между бровей. - Хотел бы сказать - нет, но этот паршивец ничего не умеет делать тихо, - Мин нашаривает рядом с сидением пачку сигарет и суёт одну в зубы, не поджигая, а только мусоля фильтр губами. Так "не тихо" ещё уметь надо и в носу непроизвольно начинает свербеть от фантомного запаха мандаринов. Никаких чёртовых мандаринов в салоне его тачки. Нет бы как все: приехать туристом, посмотреть город, пофоткаться на фоне билбордов с айдолами, полюбоваться закатом над рекой Ханган, наесться от пуза и свалить обратно в Тэгу. Ги всегда больше любил рассветы. - Ты что-то знаешь? - Юн всё же прикуривает, выныривая из мыслей, но тут же гасит сигарету, будто успел забыть о том, что не один в машине. - Не думаю, что больше твоего. Я старался не интересоваться... всем этим. Они оба усмехаются на удивление синхронно: Чимин - ироничности ситуации, Юн - фразе. - Но насчёт его умений, ты прав. Было бы даже странно, если иначе. Чимин всегда верил в особую связь между этой парочкой. Ги как будто дразнит весь отряд полиции Сеула. На деле всего лишь оставляя сигналы (только для одного) о том, что он в норме. Той норме, которая для них двоих по грани допустимого. Даром, что оставляет он их на местах угонов. Шутка ли. - Хочешь, чтобы я с ним поговорил? - Чимин выныривает из машины через открытую для него Юном дверь и смотрит на Мина. Как же на удивление легко стало смотреть ему прямо в лицо, даже после загубленного вечера. Они выросли. Он сам слишком изменился. И это отдаёт холодком под рёбрами. (И как же всё-таки сильно они с братом похожи, даже спустя столько лет на расстоянии). Тот смотрит в ответ, тяжёло, мрачно, но всё же в задумчивости. А потом дёргает уголком губ и плечами: - Отговоришь его? Скажешь, что так делать плохо? Ну да, не Чимину отделять хорошо от плохо. А с Ги такое в принципе не сработает. - Нет, просто передам ему, что мы оба им гордимся, - Чимин вдруг вновь улыбается той самой улыбкой до лучиков в уголках призажмуренных глаз и роняет с губ мягкое и простое, - доброй ночи, Юн-ни. Разворачиваясь на каблуках и скрываясь за воротами особняка. Юн вновь, как и утром, закуривает под неизменно бдящими зрачками камер. Да, определённо похрен. Между ними тремя всегда было не как у всех.