∞
- Ты сегодня брился? - А? Чего? Хосок отлепляет взгляд от монитора своего компа и переводи его на возникшую явно из самой пустоты бытия фигуру друга. Ги готов поклясться, что слышит смачный "чпоньк", с которым это отлепление происходит. Яркие картинки на гладкой поверхности забавных крупных очков Хосока, сменяются на собственный мутный силуэт. Хоуп в этих "рабочих" очках смахивает на персонажа какого-нибудь киберпанка. Хотя, почему какого-нибудь, у него тут свой кибер. По крайней мере, в голове уж точно. Впрочем, его внимание так и остаётся где-то там, за гранью, в этом ярком и мигающем мире неоновых и снежных букв и кодов, пока Ги не постукивает костяшкой пальца по стеклу линзы перед самым носом, сосредотачивая интерес на себе. - Смотри как мне идёт эту курточка, говорю. Так и чувствую от неё запах грязных денег и элитного парфюма. И синяки под глазами удачно подчёркивает. Насчёт парфюма - почти выветрился, но что-то такое есть. Всё ещё то самое, чайно-лотосное. Не то, чтобы Ги такое нравилось - чувствуешь себя как в лавке травника. Насчёт же денег, то тут определённо что-то грязное. Может следовало её постирать, прежде чем напяливать на себя? Такие брендовые шмотки вообще можно стирать или лучше сразу в переработку, а то от контакта с водой распадётся на атомы и вернётся к создателю. - Впрочем. Не могу отрицать, что грязными деньгами пасёт как раз от меня, - он роняет смешок и крутится перед Хосоком, показывая курточку со всех сторон. По спине бежит расшитый серебром рисунок дракона, такой же повторяется и на груди, а сама ткань так и лоснится шёлком. Обычный облегчённый бомбер. Не его стиль, но Ги почему-то чертовски нравится. - "Собственность Лиу Чена"? - Хосок смотрит снизу вверх, слегка отклоняясь в сторону, точь попугай на жёрдочке, и с любопытством изучает дракона и иероглифы. - Забавно. А я сразу не заметил надпись. - Это что-то на детсадовском? Кто подписывает свои шмотки в нашем возрасте, млин... - Ги неохотно снимает с себя мягкую куртку и встряхивает вещь, изучая спину. Ну, иероглифы. Ну, китайские. Типичная картинка. Хосок - знающий китайский - тоже ничего неожиданного. Если завтра выяснится, что Хоуп умеет играть на хэгыме**, его друг только обрадуется. Но вот от куртки вдруг начинает тянуть каким-то душком. - Поступил заказ на чёрный джип, - Хосоку, кажется, от этой надписи ни тепло, ни холодно, он просто продолжает на своей волне, сладко потягиваясь до хруста в мышцах. Ги невольно ждёт шороха крыльев и стрёкота, как от попугайчиков в зоомагазине, кидая куртку куда-то в сторону. А потом подаётся вперёд и, хлопнув хакера ладонями по плечам, пристраивается подбородком на его макушке: - Ну, показывай. ×× - Босс, он вскрыл тачку. Мужчина отчитывается приглушённым голосом, бросая беглый взгляд на часы на своём запястье. И не без уважения покачивает головой. Впрочем, стараясь убрать эти нотки из голоса. Не хватало только разозлить и без того нервного Господина. Агуст на экране его телефона, ныряет в открытую дверь внедорожника. Видео записывает, как тонкие пальцы в зуме пробегаются по кнопке у руля и панели управления, а затем дверца захлопывается, скрывая угонщика внутри салона. На нём перчатки и кепка, лицевая маска закрывает, чудится, даже глаза. Но сомнений у снимающего и его начальника нет ни малейшего. Партнёр Мин Ги - того самого "смазливого дрыща", который осмелился угнать любимый мерседес их босса - поймал их запрос и передал его Агусту. И в глубине души хочется пожать ему руку. Так искусно вывести из себя Господина и до сих пор ходить по миру живых - это талант. Лексус тем временем плавно сдаёт назад, беззвучно разворачивается и срывается с места. Красиво так подмигивая напоследок задним поворотником. На парковочном месте, взамен авто, остаётся лишь ещё свежая кожурка от мандарина. - Следуйте за ним до места. И только попробуйте спалить хвост. Следящий за угоном мужчина ставит запись на стоп и выходит из укрытия. Мысленно морщась от раздражающе тягучего тона в наушнике. ×× В салоне Агуст сдёргивает с лица плотную маску и протяжно выдыхает, бросая взгляд на навигатор. Сняв кепку, он на пару мгновений отпускает руль и зачёсывает отросшую чёлку назад, возвращая кепку козырьком назад. Не то, чтобы длина напрягала, но с наступлением весны в затылке начало привычно зудеть желанием обкорнать большую часть волос и сбрить покороче. Но сейчас зуд стекает по позвонкам и принимается сводить меж лопаток. Агуст передёргивает плечами и переводит взгляд на брошенный на сидение рядом телефон. Адрес назначения он хорошо запомнил, хоть и ввёл для перестраховки в навигатор, чтобы разбавить урчание мотора в салоне иишным женским голосом. А вот телефон отвечает ему чёрным экраном. Братишка попросту проигнорировал все его сообщения. Чего Ги, по сути, и ждал. Но прочёл и вроде не заблокировал. Ги не рискует проверять. Держится, сам не зная зачем. Решив для себя, что писать надо только по особым случаям. Не, ну. Пусть хоть что-то в их жизни будет по нормальному. Ги уверен, что у Юна весь график расписан под завязку. У него же - полное отсутствие какого-либо расписания. Так что он вовсе не против писать в одиночку. Ха-ха, как будто мнение Юна кто-то спрашивал. Интересно, а встреча с начальником Чимина - достаточно особый случай? Из-за отвлекающих мыслей, стрелка на спидометре постепенно ползёт к сотне и Агуст немного сбрасывает скорость, сворачивая с автострады на второстепенную дорогу. Заказчик выбрал не стоянку или доки, а обычный закуток где-то в районе Сонбук-гу. Машин здесь меньше и с серого неба начинает накрапывать. Агуст снова увеличивает скорость, проскальзывая мимо прохожих, спешащих по своим делам или укрыться от непогоды, магазинчиков, кофеен, рядом с которыми уже начали появляться столики под навесами. Гористая местность, со множеством распускающейся растительности, напоминает ему брошенный Тэгу. Где-то на периферии зрения, мелькает крыша храма с крестом на верхушке. Агуст сокращает путь промеж домов и выскальзывает в назначенном месте уже под дождь. Капли колотят по лобовому, рассыпаясь мириадами под ударами дворников. В щель от приопущенного стекла ударяет сильный запах мокрого асфальта и влажной земли, оседая прохладой по коже. Агуст втягивает его глубже, полной грудью, пока паркуется и глушит мотор, а затем возвращает маску на лицо. Он сбрасывает навигатор, суёт телефон во внутренний карман чёрной же куртки и толкает дверь. Агуст не особо любит крупные машины, они ассоциируются с тяжеловесностью, пусть бы у него не возникает проблем в управлении чем угодно, но. Он знает, что у Юна подобная. И невольно усмехается своей же въевшейся привычке делать всё до наоборот. Даже в образе мыслей. Не сразу обращая внимание на фургончик, который выруливает через пару минут в этот же закуток. Из нутра выскакивает парочка людей - все так же в чёрном, как и он сам - и бросаются к угонщику, не давая ему времени опомниться толком. - Да в смысле,.. - Агуст только и выдыхает, дёргаясь, и тут же ощущает болезненный спазм, который расходится по телу от шеи, прокатывая волной под кожей и по каждой дождевой капле, что попала на. Ещё один, сводит пресс судорогой. Треск шокеров всё ещё щёлкает в ушах, но Агуст уже кулём оседает на землю, роняя с головы кепку.∞
Страх стал неотъемлемой частью его жизни. Иссушающий, панический, тревожный, дремлющий, напряжённый. Сотни оттенков и стадий, сотни проявлений и градаций - неизменно. Он уже привык бояться. Страх толкает его вперёд, даёт силы, поднимает на ноги и наполняет злостью. Но и затягивается ошейником на шее. Просыпаться не очень-то и хочется. Если точнее, не хочется вовсе. Возвращаться в эту реальность, в эту жизнь, в эти обстоятельства... Юн даже не помнит, как умудрился заснуть. Просто шатался на грани, просто сморгнул и провалился. Он разлепляет ресницы, но веки слишком тяжёлые, чтобы справиться с первой попытки, а глазные яблоки словно опухли. Юн не привык сдаваться. Он жмурится через боль и открывает глаза. Натыкаясь взглядом на знакомый до малейшей чёрточки профиль: покрытый чёлкой лоб, пряди которой высохли в беспорядке; такой же колко-кошачий разрез глаз, как у него самого; некрупный нос, "припухлость" верхней губы - всё настолько идентичное, что мороз по коже. Но ещё большим ознобом, как раз от отличий. Чётко очертившиеся от худобы скулы, пережжёные покраской волосы, синюшность губ и синяков под глазами. И стеклянность взгляда в открытых глазах. Открытых прямо сейчас. Губы тоже слегка приоткрыты. А одеяло под самый подбородок, как Юн и оставил, укрывая. Ему чудится, что брат не моргает (так и есть). И не дышит (лишь чудится!?). Чудится на короткий миг, но длится тот для него целую вечность. Его более чем достаточно, чтобы собственное сердце судорожно дрогнуло, сбиваясь с ритма, рвануло к самому горлу, путаясь в тугих ледяных узлах удушья. Юн тянет в себя воздух с беззвучным всхлипом, буквально ощущая, как волна сонливости и усталости моментально сходит стягивающими кожу головы мурашками. - Отсюда не видно рассвет. Уже утро? - Ги медленно смежает веки и вновь их открывает, хрипя голосом откуда-то из груди. А Юн и не замечает, что закинутая поперёк на брата рука, сгребает того ближе к себе. С ощущением движения чужой грудной клетки и живота при дыхании. Чтобы осязать ярче, чётче, увереннее. Сердце, всё от того же ощущения, постепенно успокаивается, а мышцы расслабляются, вновь начиная ныть и пульсировать тысячами иголок от неудобной позы. - Ещё насмотришься на свои рассветы. Спи. Койка в комнатушке не рассчитана на двоих. Но Ги со своей худобой разве что половина от целого человека и четверть от их общей массы. Дёргает уголками губ в ответ и поворачивает голову, принимаясь возиться, чтобы вслед за головой и всё тело повернуть. Но Юн не даёт толком, сжимает крепче, не сильно, но ощутимо тесно. Да ещё и в одеяло сильнее закукливает. Подушка под их головами всё ещё холодная, после влажных волос, но зато Ги больше не дрожит. И Юн предполагает, что именно в тот момент и провалился в сон - когда тело брата перестало содрогаться в спазмах и дыхание постепенно пришло в норму. Чувствуя подобное уже на уровне инстинкта, его мозг отказывается давать телу поблажки, пока ощущает, что брату бдение может в любой момент понадобиться. - Лучше ты, - Ги лижет по сухим губам кончиком языка, смотрит из-под тяжёлых набухших век и улыбается, - когда ты спишь, я тоже высыпаюсь. - Слышь, ты. Ты уже в<i>ысыпался куда только мог, - Юн в ответ привычно хмурится, взглядом скользя по чужим векам, по ресницам, что тоже слиплись то ли со сна, то ли после принудительного купания. (С недавних пор, Ги ненавидит воду. И, наверное, в этом есть его вина. "Наверное" стоит вычеркнуть) Всматривается в чёрные радужки, которые почти полностью поглотили зрачки, цепляется взглядом за этот самый кончик языка и сухие в трещинах губы. Ему стоило бы злиться на Ги. Кричать, ругаться, пытаться вправить мозги. От него такого и ожидают. Все, кроме самого Ги. (Разве что ещё и Чимин исключением. Цыплёнок, который умудряется чувствовать их обоих вплоть до самого потаённого и истинного.) Ожидают, когда же он наконец-то сломается, психанёт, пошлёт всё и вся в бездну. Не дождётесь. С ними двумя такое не прокатит. С Ги не прокатит. Чёрт бы его побрал, этого придурка, который улыбается ему так, будто не Юн всего с половину ночи назад топил его рожей в такой ненавистной ледяной воде. Будто не должен сейчас проклинать весь ебучий мир, в который никак не может вписаться. - Спи, - Юн повторяет тише, но чётко, перекладывая ладонь брату на затылок и упираясь лбом в его лоб. - В одиночку я не усну.</i> ×× Юн отстраняется от стенки душевой кабинки, к которой прижался лбом, позволяя тугим струям бить его по плечам и шее. И закрывает кран, ладонями стряхивая с себя капли. Он мотает головой, продолжая жмуриться, на ощупь толкает дверцу и выходит. Собственное отражение в зеркале мутное из-за влаги по стеклу, мокрые пряди в беспорядке падают на лицо, перекрывая шрам. Юн опирается на раковину, щурится и всматривается в колкий разрез глаз, что из-за тяжёлых век кажутся сонными и усталыми. Не кажутся. Так и есть. Вот уже которую неделю он слишком плохо спит, даже когда удаётся перехватить пару часов в бесконечной череде занятости. Не из тех он, кто пренебрегает привычным графиком, ради дополнительного часа сна. Вот и сегодня поднял себя на пробежку ещё до того, как их район начал просыпаться. Пасмурный рассвет над рекой пропитал волосы туманом, бодря тело прохладой. И, кажется, по возвращении проник в квартиру вместе с хозяином, мутя поверхность зеркала в ванной, искажая отражение и своей дымкой поднимая со дна сознания воспоминания. Ги ненавидит воду. Ледяную, забивающуюся в рот, нос и уши. Сдавливающую глотку и сами лёгкие удушьем. Приводящую его в чувства. До сих пор ли? Недавно давнее селфи брата на фоне рассвета, выглядит таким же усталым и сонным, как собственное отражение в зеркале ванной прямо сейчас. Юн проходится по волосам полотенцем и убирает их назад, открывая своё заострившееся лицо и шрам. Расчёсывает пряди пальцами, педантично укладывая в причёску, чтобы ни единого волоска не выбилось. Ги больше не красит? Не жжёт и не осветляет? Его волосы отрасли, вновь стали такими же чёрными и жёсткими, как у них обоих в детстве, но спадают ожидаемо в беспорядке, обрамляя немного округлое лицо. Что выглядит моложе его собственного, будто ни года не прошло с их последней встречи. Словно брат так и завис в этой вечности, в ожидании того, что всё вернётся на круги своя. Юн нервозно щёлкает языком о верхние зубы, подхватывает часы с угла столика и выходит из ванной, направляясь в сторону гардеробной. Надо почистить галерею. Удалить чат. Заблокировать контакт. И послать всё к чёрту. Это не его юрисдикция. Юн проверяет телефон - ничего нового - и кладёт тот экраном вниз. Знать бы ещё, чего именно он ждёт. Новой наводки? Прошлая увенчалась успехом, пусть и сложно было заставить себя поверить, что брат пишет ему в трезвом уме. Юн не присутствовал при облаве на бывшего драгдилера, просто наведался во время допроса в качестве зрителя. Что связывало его с Ги? Ответ более чем очевиден, однако. Ему далось слишком больших сил сдержаться. Однако. С того самого дня от Ги больше не было сообщений. Одевшись, Мин возвращается за мобильником, вновь проверяет отсутствие входящих с незанесённого в контакты номера. В задумчивости смотрит на заставку экрана блокировки, на которой акварельно-прозрачный рассвет над рекой Ханган заливает сиянием предутренний Сеул на другом берегу. И, погасив, суёт аппарат во внутренний карман пиджака.∞
Ги не нравится ощущение беспомощности, оно слишком ему знакомо. Тупой болью в каждой мышце тела, прилипшим к нёбу языком и невозможностью толком пошевелить даже пальцами. Ги пытается что-то сказать, но в итоге начинает задыхаться. Не сразу осознавая, что на голове у него мешок. Волосы лезут в глаза, вынуждая жмурить те до влаги в уголках. Ток, кажется, всё ещё пульсирует под кожей, а сердце неровно подёргивается внутри рёбер. Ну вот. Мало ему отвращения к воде. "Юн?" Мысль мелькает так же внезапно, как и треск шокера не так давно. Разливается по телу мурашками, но гаснет где-то в области живота, сжимаясь тугими спазмами. Дополняя ощущения общего дискомфорта. Заднице дико неудобно на стуле, плечи ноют из-за того, что руки стянуты верёвкой за спиной, а правое веко всё ещё подёргивается и пульсирует. - Пусть постоит. “Ну вот”, часть вторая. Чужой голос прокатывается липкой волной по затылку и низу живота. Ги ничего не понимает на китайском, но зато уже и не поражается собственной прозорливости. Только охает сдавленно, когда его под руки вздёргивают со стула и ставят ровно. Ну как ровно. Сухожилия под коленями не хотят ровно, ноги подгибаются и принимают нужное положение лишь со второй встряской. - Хватит, а то блевану, - рот на удивление не заклеен, но слова слетают с языка неохотно, хрипло, будто Ги подзабыл как им пользоваться. И вообще сомневается, что говорит связно. Ещё мешок этот. Мешок тоже сдёргивают и в глаза ударяет неяркий, но всё равно режущий с непривычки свет. Вместо ожидаемого подвала (или где там обычно держат пленников), помещение оказывается кабинетом. Мягкий ковёр под ногами, огромный стол, тиканье часов и занавешенное тяжёлыми портьерами окно, со стороны которого шумит дождь. Если его не прикопали сразу, то за испорченный ковёр, возможно, и прикопают. - Ну, здравствуй, - Лиу Чен поднимается из-за стола, переходя на корейский. И невольно морщится от выражения лица угонщика. Тот выглядит так, будто содержимое желудка вот-вот вывернётся из него наружу. И китаец решает пока что подождать, оставаясь на месте. Всматривается, слушает тиканье часов и, не выдержав, хлопает в ладоши, привлекая внимание. Взгляд человека перед ним становится более осмысленным. Агуст поднимает голову на хлопок, шмыгает носом и смотрит волком. - С твоей стороны, было весьма неосмотрительно брать моё, - Лиу Чен наконец огибает стол и подходит ближе, не без интереса изучая своего пленника. - Но боги благоволят сильным, и поэтому ты сейчас передо мной. - Мне бы водички, - пленник хрипит ещё сильнее, вяло думая, что в нынешнем состоянии может и не оценить подобной чести. Спасибо, Юн, натренировал ему основную мышцу как следует. - Водички? - китаец дёргает бровью, оглядываясь на своих людей, будто в желании получить от них подтверждение, что не ослышался, и повторяет. - Водички. Что ж, ладно. Он взмахом руки требует налить воды в стакан и сам берёт тот. Выплёскивая содержимое Агусту в лицо, а после швыряя стекло об пол и сгребая парня за затылок, чтобы податься ближе к его лицу. - Бывший наркоша. Успел не только в наркологичке штаны протереть, но и в психушке. А потом вдруг решил заделаться Робин Гудом. Думаешь, я тебя по головке поглажу, узнав, что деньги за мою тачку пошли в фонд помощи каким-то там зачуханным жертвам, ублюдок ты тощий. Думаешь?! Лиу Чен чуть не взвизгивает, встряхивая Агуста за волосы, и, словно бы, ожидает от него ответа. Ги в этом совсем не уверен, встряхивается покорно и языком собирает с губ крохи капель. Но китаец вдруг так же легко отпускает, понижая тембр на пару октав, и отряхивает ладони: - Полагаю, спрашивать где моя машина, нет смысла. Ну, а содержимое карманов куртки, которую ты прибрал, бардачка? Ты ведь всё прошарил. Порошок оценил? Мужчина принимается ходить туда-сюда, будто говоря сам с собой, и от мельтешения к горлу у Ги снова подступает ком. Неожиданный хлопок по спине от китайца, вынуждает заглотить тот обратно и закашляться. Лиу Чен приобнимает за плечи, наклоняется и тянет носом его запах (в попытке учуять свой же парфюм?). Он довольно высок. Или это всё те же сухожилия да суставы никак не хотят держать вес тела прямо? - Но ты хорош, гандон. Признаю. - Чужой голос делается ещё тише, почти шипит, обжигает по коже у уха и по скуле, царапает. - Думаешь, братец твой теперь пухнет от гордости? Да-да, сопля, я всё про тебя выяснил. Второй из близнецов, Мин Ги. Первый - Мин Юн - метит в большие шишки. Ты для него как говно на подошве его начищенных туфель. Судя по образу ваших жизней, не трудно догадаться, что в отношениях не всё гладко. Оба из Тэгу, но ты перебрался сюда не так-то давно. И совсем не на братский порог. Ги сглатывает, и кадык царапает натянутую на шее кожу изнутри. Челюсти начинает сводить от напряжения, но дыхание делается лишь тяжелее. Чужой вес давит на плечи, от чего приходится шире расставить ноги. Однако, слова ложатся куда весомее. - Я его понимаю, скажу я тебе. Не лучший послужной списочек. Ещё и в тюрягу чуть не угодил под дозой. Может как-нибудь расскажешь, в какой позе уговорил судью не отправлять тебя на гниение за решётку за хранение и употребление? Это вроде было ложное обвинение, напомни-ка? А то и нет... Шрам у твоего братца ведь появился ещё до его ухода в армию. Что, личико не поделили? Что скажешь? Ну эй, у меня мороз по коже от твоего молчания! Лиу Чен вновь повышает голос, толкает в спину, вынуждая поперхнуться воздухом и заскрипеть подошвами ботинок по осколкам стекла. Ги подаётся корпусом вперёд, кое-как удерживая равновесие со связанными за спиной руками, но его дёргают за капюшон, помогая выпрямиться вновь. Короткий шрам, пересекающий правую бровь, от воспоминаний начинает ощутимо пульсировать. - Это было всего лишь психиатрическое отделение при обычной клинике. Не психушка, - слизанных с губ капель издевательски мало, чтобы хоть как-то смочить горло, и голос хрипит, звуча низко и гулко. Слишком низко для его тщедушной внешности. Однако, на удивление, это вынуждает Лиу Чена на короткое время замолчать, всматриваясь. Ну или этому способствует нелепо неуместное уточнение. - Что ж, это всё смягчает, - мужчина качает головой в задумчивости, изучая лицо пленника, пальцами подцепляет его мокрые пряди, что липнут к щеке, а затем собирает волосы, убирая с лица, и вдруг выдаёт, - подстричься не хочешь? Привести всё это в какой-то более приличный вид. Рожа-то ничего, симпатичная. Агуст смотрит в ответ, смаргивая с ресниц расплесканную воду, и ждёт. Нет, от него не требуются ответы. И, возможно, он всё ещё жив лишь потому, что от него нужно нечто другое. Столбики дат из блокнота, что нашёлся в бардачке? Даже с учётом того, что он что-то помнит, китайского он не знает и в помине. Да и не нужен он ему, пусть забирает. - Думаешь, тебе нечего терять? - Чужие пальцы с обманчивой мягкостью гладят волосы, массируя основание затылка, обводят кожу за ушами и Агусту бы расслабиться, ловя ощущения, но тело натягивается как взведённая тетива по мере того, как рука Лиу Чена соскальзывает по шее ниже и сдавливает под подбородком, заставляя держать голову и смотреть прямо. - Думаешь, твоему братишке настолько насрать? Думаешь, он не плачет ночами от тоски по своему единоутробному, как ты сам, м? Пальцы давят сильнее, вжимаясь до боли под нижней челюстью. И очередной судорожный вздох переходит в хрип. Ги тянется телом, стискивая челюсти и сжимая пальцы в кулаки. Волна жара проходится по спине, вспыхивает пламенем в грудине и под лопатками, порождая отвращение и злость. Скапливается в запястьях, которые натирает верёвка, и под коленями, где сухожилия натягиваются особенно сильно. Но хуже всего то, что веки начинают тяжелеть из-за нехватки воздуха и каждое новое слово, каждое упоминание Юна, ложится ещё большим весом на плечи. В один момент обрушивая его тяжестью на колени, когда пальцы Лиу Чена разжимаются. Ги сгибается на полу, не удержав равновесие и завалившись на ковёр, и заходится кашлем, с всхлипом втягивая воздух. - Ну что ты. Я всего лишь хотел предложить тебе работать на меня, - мужчина садится рядом на корточки и успокаивающе гладит чужую щёку, похлопывая по спине. - Ты ведь нашёл мою записную книжечку. Не волнуйся, я не так глуп, чтобы не продублировать всё важное, что было там записано. Но, понимаешь ли, я очень не люблю, когда трогают моё. А ты оказался столь полезным. Представляешь как тебе повезло? Ох... Ребята. Лиу Чен хмурится с озабоченным видом и подзывает стоящих в стороне помощников, чтобы те подняли Агуста с пола, отряхивая и придерживая ровно. - Сейчас ребятки отвезут тебя назад. Я свяжусь с тобой попозже, когда ты очухаешься, а то знаешь ли, один твой вид вызывает у меня несварение. Сам китаец возвращается за свой стол, по пути выглядывая в окно через щель портьер, а затем разворачивается лицом к Агусту и щурит удлинённые глаза в насмешливой улыбке: - И, кстати, курточку можешь оставить себе. Носи её с гордостью.