— Просто заходи. Код от подъезда ***, в почтовом ящике ключ от квартиры. Код замка 903.
— И давно в твоём почтовом ящике для меня ключи? И, эй! Может проще сказать мне пароль от своей двери?
— Чтобы потом натыкаться на тебя под этой дверью?
— Не, ну... И давно в твоём почтовом ящике для меня ключи??
— Блт. Просто. Заходи, Ги.
— Я, кстати, принёс тебе тортик. На нём написано "твоя пенсия стала на день ближе".
— Наш день рождения уже прошёл.
— Ну значит, на 22 дня.
— Твои таланты в математике феноменальны. Ты зашёл в квартиру?
— Боишься, что соседи спалят твоего мистера Хайда? Не уверен, что это квартира, больше тянет на бункер, но да. Это определённо твой бункер, братишка.
— Резиновые перчатки в ванной, в шкафчике под умывальником.
— Да иди ты. Потом предъявишь мои отпечатки для дактилоскопии.
— Зная тебя - потом мне придётся сжечь квартиру.
— Не такой уж я и неаккуратный. Ты собираешь виниловые пластинки? Серьёзно? Ты что, персонаж американского сериала? А красная комната у тебя... Алло? Ю-ууун? Сбросил? Я ведь и смсками могу, мой наивный доктор Джекилл.
Веди меня туда, где нет удобных трасс, где умники уже не замечают нас, а коптеры зевак в полёте замерзают. Таких просторов мы представить не могли, веди меня скорей на самый край земли, за горизонт теней к истоку предсказаний. Нам выдан этот шанс - всего один из ста: пройти по тетиве небесного моста, гудение его всем телом ощущая. И сонастроить ритм - поклеточно, внутри, звучать отныне так, как север говорит, и знать, каков тот свет, что этот освещает. Веди меня сквозь мглу танцующей пурги, и отпустив контроль, не отпускай руки, - нас вместе поведут небесные радары. Вокруг лежит вода - кристаллы и слюда, неискажённый код, не давший никогда к себе иных ключей для смертных -
кроме
дара. ©
Кот Басё \ Светлана Лаврентьева
Ги кидает куртку на подлокотник дивана - серого - и обводит помещение взглядом.
Ну точь, как он себе представлял.
Может ему пора податься в экстрасенсы? Будет себе тихо-мирно облапошивать людей, давая им успокоение и обманчивую надежду, да грести денежки своей харизмой. Палатку себе отгрохает в центре Сеула или офис, с картами таро по стенам вместо обоев.
Или уже поздновато?
Или ещё прокатит нагнать на китайца порчу и понос?
Так.
"Бункер" внутри оказывается весьма уютным, но уютным именно во вкусе Юна, и Ги сдаёт пару шагов назад, любезно скидывая обувку, которую забыл снять, пока слушал в трубке голос брата. Тот сломался ещё лет в четырнадцать как, даже в этом обогнав его самого. И сейчас звучит ещё более тяжело и мрачно. За ушами до сих пор ломит.
Звучит.
Ги подвисает посреди полумрака довольно просторной гостиной, совмещённой с кухней. Взглядом скользит по чистым и пустым поверхностям, босыми ступнями ощущает мягкость короткого ворса, вдыхает ненавязчиво пахнущий чем-то хвойным воздух - глубоко, долго, задумчиво.
И ощущает как по спине бегут мурашки, сдавливая основание горла и щекоча где-то в глубине живота.
Вечность. Их вечность закончилась здесь и сейчас? Или это всего лишь переход на другую ступень?
Перед ним занавешенное окно, по правую руку стеллаж со множеством заумных книг и коллекцией тонких квадратов пластинок, по левую - кухня, на которой, кажется, никогда и не готовят толком. Где-то там ещё и спальня. Такая же правильная и глянцево-фотографичная.
Но во всём этом - Юн.
[Не]его. Новый. "Метящий в большие шишки". Устремлённый.
В каждой детали, что, казалось бы, полностью лишена индивидуальности.
Ги поворачивается всем телом и беззвучно ступает по ковру. Ему нравится это мягкое ощущение, в противоположность всей угловатости окружения. Он и раньше никогда не спрашивал разрешения. А Юн, чудится, уже со всех ног летит с работы домой
нет лишь бы уберечь уют своей берлоги от разрушительного влияния Ги.
Дверь в спальню остаётся позади, распахнутой. Но Ги будто через толщу воды пробирается. Точно во сне, когда хочется бежать со всех ног, но ни сил, ни воли не хватает. Не хватает осознания, что ты не спишь.
Аромат Юна здесь становится только ярче. Переплетением ноток, терпкостью одеколона, горечью табака. Невидимыми пальцами, что сдавливают глотку. И вот ни черта же не меняется.
Ги с любопытством изучает грубо отделанные стены и педантично застеленную кровать.
— Ты бы знал, как сильно мне хочется свалиться на неё прямо с разбегу, хён, — он проводит пальцами по своим небрежно затянутым в хвост на затылке волосам, наклоняет голову к плечу и облизывает сухие губы, буравя глазами кровать.
Слишком аккуратную. С разглаженным до отсутствия малейших складок покрывалом. Провоцирующую. И меняет вектор движения, заворачивая к шкафу. Вместо ожидаемо огромного гардероба, у Юна всё весьма скромно. Но так же до зубовного скрежета идеально. Костюм к костюму, рубашки белые до слепоты, коллекция галстуков и зажимы для них. Парочка наручных часов, одни из которых сейчас на хозяине.
Ги в нетерпении трёт ладони друг о друга, отчего кожа чуть не раскаляется, а затем делает шаг ближе, втягивая носом всё тот же знакомый запах. Пробегается пальцами по ткани и вытягивает пиджак, что выделяется
ты их стопками что ли брал, братиш? а скидку дали? тонкой полоской по чёрному, надевая на себя. У Юна плечи шире и роста чуть больше, на каких-то пару сантиметров - не разница толком. Больше дискомфортом накатывает, будто пытаешься в чужую шкуру влезть, в костюм супергероя себя впихиваешь, будучи второсортным злодеем.
- Сам такой, — Ги снимает пиджак, небрежно роняя тут же под ноги и суётся лицом промеж плечиков с вещами, вдыхая жадно и судорожно.
Рядом есть и пальто в футляре...
Он оставляет на полочке гардеробной оранжевый свеженький мандарин.
Предвкушая, как Юн по возвращении отправится убирать часы в футляр и наткнётся.
Мандарин к тому времени пропитает небольшое помещение запахом через надрезанную ногтем кожурку. Запах переплетётся с теми нотками, что уже царят там. Осядет в воздухе и будет ненавязчиво щекотать в носу.
Бесяче, да? До сих пор?
Кран в кухне протекает.
Точнее, капает. Вот удивительно! Капли медленно и тягуче набухают по низу и срываются в мойку с глухим обрывочным звуком. На поверку оказывается, что кран просто не закрыт полностью. Но Ги уже успевает отправить в чат:
"эй ты чего решил нарушить вселенский порядок? у тебя тут кран капает"
(Юн уже на полпути домой. Уже вбегает по лестнице на этаж, игнорируя наличие лифта, и на ходу закатывает рукава.
Нет.)
Ответ прилетает даже слишком быстро:
"По части ремонта кранов у нас ты. Блистай."
Ги только фыркает и вновь откручивает вентиль, наблюдая за тем, как очередная капля соскальзывает вниз.
Стук капель прямо по макушке, отзвуком в затылок и колкими иглами по самым позвонкам.
Раздражающе и напряжённо. Будто прерывистое пульсирование.
Юн и рад бы отмахнуться от этого, но может только свыкнуться.
Под подошвами хрустит стекло и какой-то мусор, а пустая смятая бутылка пинком летит в сторону.
От отвратной смеси запахов на глаза наворачиваются щиплющие слёзы, Юн только морщится и тянет ворот футболки повыше на нос. Озирается на чей-то кашель и на чьё-то ворчание, но уже за другим плечом. Мельчайшие нюансы братовых интонаций, он способен различить даже по кашлю. Сейчас, как назло, из самых привычных - лишь навязчивое капанье воды из крана.
— А ты знаешь, что я был в космосе? Я думал, что у меня глаза лопнут. Как у этих игрушек... Их давишь на голову, а глаза лезут из дырок. Бам! — Ги издаёт губами звук хлопка и повисает на плече брата, обдавая ещё более сильным тяжёлым запахом, который здесь во всём. Лбом прижимается к его виску и бубнит. — Какое-то знакомое чувство. Очень такое...ну, ты понял. Только знаешь, что стрёмно?
— Не знаю, Ги.
Слова даются тяжело. Будто бы всё то, что повисает в воздухе пылью и мутью, оседает на нёбе. Будто тяжесть чужого тела придавливает и язык, не давая ему толком пошевелиться во рту. А глотку сжимает от сотни слов, что теснясь, силятся вырваться разом. Ответ так и крутится в этом многообразии, заглоченный обратно в самый низ живота.
Юн тонет в расширенных зрачках младшего, подхватывая его под руки, и рывком поднимает обоих с пола, помогая себе рукой за стену. Голова Ги качается как у куклы и ноги ватные. И Юн раз за разом поражается, как собственное тело до сих пор держит того вертикально.
Вода всё так же капает из крана где-то совсем рядом. А чужое прерывистое дыхание жжётся жаром по шее над воротом футболки.
— О чём я? О космосе... Там ведь ничего нет и так спокойно. Там даже звуков нет, если что-то взрывается. Даже если это твои же глаза. Но не страшно. Страшно другое. Мне было так страшно, хён, — голос сходит на низкие тональности, проливается шёпотом, который обволакивает плечи Юна и проникает не то, что в уши, глубже.
Передавая ему чужое чувство страха и глубочайшей тоски. Если бы можно было разделить их на двоих, он бы с радостью.
— Я был там совсем один, без тебя. Будто тебя больше и не существует.
— Я существую, Ги, — Юн одёргивает брату рукав, крепче перехватывает его одной рукой, а второй придерживает голову.
И чёрт, какая же она тяжёлая.
А зрачки, кажется, поглотили даже белок глаз, отражая на поверхности его самого. Личный космос - глубокий, пустой и лишённый даже малейших звуков.
— Я здесь. Прямо сейчас. И ты должен быть здесь со мной. Понял? Понял, я говорю? — Юн повышает голос, ловя расфокусированный взгляд Ги.
Грудную клетку сдавливает от вида того, как брат в ответ силится закрепить его в поле зрения и разлепляет пересохшие до трещин губы, а затем заторможено улыбается:
— С тобой.
Ги тянется и пальцами ощупывает лицо своего хёна, точно слепец, щиплет за щёку и впитывает подушечками пальцев осязание реалистичности.
А потом вдруг сгибается в спазмах, заходясь кашлем и пытаясь выблевать из себя всё то, что переливается у него безумием в расширенных зрачках и бежит, пенясь, по вздутым венам.
— Эй-эй, Ги, дыши спокойнее. Я здесь. Чувствуешь мою руку на спине?
Свет в закутке прихожей зажигается автоматически, когда открывается входная дверь. Юн снимает туфли и ставит те носок к носку. Проходит и останавливается на ковре, позволяя нарушенной тишине вновь поглотить квартиру, а свету - погаснуть.
В помещении пахнет по-новому. Чем-то давно позабытым и даже не цитрусовым. Пахнет возвращением домой. Плита уже успела остыть, но оставленная на столе кастрюлька миёккука всё ещё хранит тепло.
Обещанный торт в холодильнике. А в гардеробной...
Юн поднимает с полочки яркий фрукт, подносит тот к носу и втягивает аромат. Резкий, сладковатый, но немного горчащий по нёбу.
Раздражающий. Заполняющий его воспоминаниями до самой маковки.
Он уже давно свыкся с совершенной и не поддающейся контролю спонтанностью Ги. От такого вообще можно отвыкнуть хоть бы за десяток лет?
Когда он врывается в твою жизнь буквально с ноги. Не допуская возможности спросить: откуда номер телефона, откуда
твою же блть, что за сюжет триллера адрес.
Вновь оставляя после себя только перевёрнутую вверх дном пустоту и навязчивый, кошмарящий шлейф мандаринов.
Воздух резко заканчивает. Юну чудится, будто его сердце вот-вот лопнет (“как глаза у этих игрушек”), а тишина и пустота собственной квартиры наваливаются на плечи сдавливающим коконом. Он пытается сосредоточиться на предметах вокруг, оседает на полку и тянет узел галстука, ослабляя.
Вдох - выдох - вдооох.
Где-то капает вода из незакрытого крана, стучит прокуренный и нездоровый кашель.
Очередной притон, очередная бесконечная ночь поисков, очередной приступ паники от мыслей, что он попросту не успеет.
Притоны в прошлом. Мысли всё ещё грызут ему мозг, а паничка то и дело напоминает о себе.
— Не время дохнуть, — Юн хрипло усмехается, и глубже втягивает в себя запах с кожурки, усилием возвращаясь в реальность.
Неосознанным взглядом проскальзывает по кровати, на которой кое-кто устроил полнейший беспорядок, отмечает отсутствие парочки вещей.
Лезет во внутренний карман пиджака за телефоном и печатает:
"С днём рождения, Ги."
××
Кажется, он смотрит на это сообщение - опоздавшее на что-то типа 8 лет и 22 дня - вот уже в миллионный раз за прошедший пяток суток.
Огонь потрескивает в баке, плюясь низкими беспорядочными снопами искр. Греет плечо и руку и слегка подпекает спину. На ярком контрасте с холодящим кожу вечерним воздухом.
Крыша ещё не подсохла после прошедшего дождя и на её поверхности мутными отсветами танцуют всплески пламени.
Куртка уже давно прогорела. А картон фотографий вспыхивает и вовсе в момент.
Ги отвлекается от стомиллионного перечитывания сообщения
ипатюшки, братик впервые написал мне первым! и косится на пламя, которое так и норовит своим кончиком хватануть рукав его рубахи. Поднимает руку и протягивает ту к огню, ощущая жар по коже и почти осязая его язычки промеж пальцев.
Так легко стряхнуть в бак всё неотправленное, выблеванное на бумагу вязкими чернилами. И смотреть, смотреть как оно исчезает в пламени. Так же легко будет исчезнуть самому?
Телефон снова пиликает сообщением и у Ги сердце на миг останавливается, тут же учащая биение.
Ещё одно?? Снег - та же ледяная вода, не надо нам.
На экране высвечивается вовсе не номер
оппа саранхэ брата, а "чайная". Строкой адреса и короткими указаниями. Ги пробегается глазами по словам, а пальцами свободной руки перебирает свои обрезанные волосы. До сих пор как-то поддувает. И смахивает входящее, вновь перечитывая лаконичные фразы, от которой внутри всё так и поджимается.
" С днём рождения, Ги.
Но. Больше не приходи сюда."
Усмехаясь кривым оскалом:
— Ну теперь-то и помирать не страшно.
∞
Машина входит в поворот резко, разбрызгивая куски влажной земли, мнёт шинами траву и какой-то куст.
Агуст переключает рычаг передач и добавляет скорости, фарами высвечивая перед собой поросшую, но совсем недавно накатанную дорогу. Машину на ней трясёт, подбрасывает и та рискует вот-вот развалиться прямо под ним.
Ломаные силуэты кустов. Шершавые стволы деревьев клонятся над крышей и трещат от ветра, который забивается волнами в салон, вороша волосы. Ошмётки земли из-под покрышек.
Агуст преодолевает какой-то трескучий досками мост и всё же скидывает скорость, настукивая что-то по рулю.
Безлюдная полоса леса и ночная чернота сменяются шумами, гулом моторов и пятнами иллюминации. Он паркуется в стороне, выпадая прямо в почти высохшую лужу, чертыхается и топчет траву, сощурено выискивая среди мельтешащих людей Китайца.
Кто-то что-то таскает из сарая в машину, кто-то что-то кричит на китайском, кто-то тягает шины.
— Вы посмотрите на него, — до рвотного позыва, знакомый голос тянется откуда-то со стороны левой руки, маяча тенью против света.
На Лиу Чене чёрный бомбер и высокие ботинки, удивительно чистые для такой местности. Собственные кроссовки собирают на себя росу с травы, которая пропитывает и джинсы.
— Где ты раздобыл эту рухлядь? — Мужчина морщится с отвращением, подходя ближе, но почти сразу забывает про машину, без предупреждения запуская пятерню в выбеленные волосы Агуста, будто проверяя - не парик ли. — Послушался. А где моя куртка?
Ги спихивает чужую руку с волос и сам же их растрёпывает, ощущая как прохлада мурашками ползёт по выбритому затылку.
— Я её сжёг.
Но прежде чем успевает договорить, горло стягивает собственный воротник, который Лиу Чен резким движением сгребает в кулак, до треска натягивая ткань:
— Не смей мне перечить и прикасаться, пока я не позволю, — его голос вновь превращается в шипение, а лоб чуть ли не упирается в лоб Агуста, из-за чего тому приходится тянуться на носках, вспарывая обувкой мягкую землю.
Основание шеи сдавливают ещё сильнее, не позволяя даже попытаться вдохнуть.
— Ты меня понял, ушлёпок? — Лиу Чен чётко проговаривает каждое слово, обдавая своим дыханием. — Кивни, если - да.
Агуст кивает и тут же распахивает губы в жадном глотке, заходясь кашлем:
— У тебя...кинк...что ли? — Голос слушается плохо, хрипит и режет по глотке изнутри, пока его хозяин пытается захватить побольше воздуха.
— Вы, корейцы, все такие тупые? Или только деревенщины? — Лиу Чен отряхивает руки, кривя губы, но внутри приятно щекочет от мысли, что этот ебанутый сопляк послушался и избавился от своего нестриженного гнезда на голове.
Лиу Чен никогда терпеть не мог неухоженные длинные волосы на мужчинах. И один их вид выводит из себя.
Агуст тем временем выпрямляется, потирая горло ладонью, и со смешком выдаёт:
— Ты пахнешь слишком приятно, для такого мерзкого человека? Меня это путает.
А потом и вовсе заходится смехом, когда лицо китайца вытягивается от растерянности и тут же заостряется злостью. От оплеухи звенит в ушах, но сильнее - от нового приступа кашля, который заставляет прервать смех. Лиу Чен выплёвывает что-то на китайском и ударяет ещё раз и ещё, заставляя упасть на землю, в мокрую траву, и грубо тычет в неё лицом, как какого-то щенка. А Ги только думает, что ещё чуть и придётся жрать землю.
В детстве он как-то пробовал. Такое себе.
××
— Надеюсь, у тебя нет аквафобии, мой мальчик, — Лиу Чен усмехается, проводя подушечкой указательного пальца по собственной брови.
Рассечённая Агуста уже не кровит и даже не саднит. Только зудит запечённой корочкой по виску и припухлостью давит на верхнее веко.
Агуст в ответ издаёт нечто сложно интерпретируемое, больше смахивающее на рвотные спазмы, и спешит затянуться поглубже. Тонкая сигарета роняет с кончика пепел на траву, а следом туда же пикирует бычок, который Ги вдавливает носком кроссовка.
Ненавистная. И мерещится, что забивается в уши и нос, пробирая резью до самого мозга.
Переживёт. Даже грёбанный апокалипсис.
— Паром из Кодже в Цусиму отправится в четверг вечером. Твоя цель: доставить машину до Кодже в кратчайшие сроки и погрузить на паром. Всё остальное не твоя забота. Ровно в полночь машина уже должна быть на пароме, без тебя внутри. Вопросы есть?
— Да. Ты ведь китаец, как ты так научился говорить по-корейски? — Ги упирается кончиком языка в верхнюю челюсть и морщится от фантомного привкуса земли во рту, сплёвывая в сторону.
Китаец в ответ с шумом втягивает в себя воздух и принимается щёлкать суставами пальцев. Этот придурок начинает бесит не на шутку. С первой встречи, ублюдок, напрашивается. Но ещё сильнее его злит то, что приходится держать себя в руках. Агуст ему нужен. И эта его отбитость - тоже. Лиу Чен уверен, что с делом тот справится и при подёргивании за нужные нити будет выполнять всё, что ему скажут.
Но бля-ать.
— Товар отгрузят уже на Цусиме, — Лиу Чен обращается к остальным уже на китайском. — Перепроверьте всё ещё раз. Если его остановят, не должно быть ни единого намёка.
Тачка до покрышек напичканная дурью.
Как баночка с тик-таком. Нажми где нужно - получишь конфетку. Целую горсть разом. Две горсти, четыре, сколько хватит места в ладонях, чтобы удавиться к херам до пены из ушей.
Ги трёт пальцами губы и запускает руки в карманы ветровки, нашаривая и сжимая в ладони галстук Юна. Самый обычный чёрный галстук. С вышитыми на язычке инициалами "МЮ".
— Завтра в 6 вечера. Здесь. И никаких больше конченных вопросов, иначе я затолкаю их обратно тебе в глотку вместе с землёй. Поедешь откормленный, — китаец ходит желваками на лице, произнося чётко и чуть не по слогам.
— Можно всё же один задать? — Агуст в задумчивости пощёлкивает ногтями в кармане куртки и честно старается затолкать обратно в себя заползающий щекоткой на язык смех. — Второй. Мне ведь понадобятся права? А то у меня их нет.
Если бы люди могли убивать взглядом, волна пламени, что вспыхнула по радужке Лиу Чена, выжгла бы полосу леса.
— Я тебя угандошу.
××
Ги крутит в пальцах пластик карточки и пробует его край на подушечку, вминая в кожу.
С прямоугольника фотографии на него смотрит кто-то смазливый, заострённый и готовый в любой момент расхохотаться прямо в лицо. Почему-то собственным голосом. Белые волосы и белая кожа почти одного тона. Лицо без единого изъяна, с кошачьим росчерком глаз под тяжёлыми веками. И такое не похожее на те самые снимки, что не так давно пожрало пламя. Снимки с алеющим шрамом через правый глаз.
Он суёт свои новенькие права в карман куртки и бросает на себя взгляд в зеркало заднего вида. Парочка прядей выбилась из-под шапки, а по бледному лицу мелькают отсветы фонарей и встречных фар. Старомодные
какое там - древние как сама Корея часы на тонкой цепочке качаются на том же зеркале маятником, отсчитывая выделенное ему время. Тикают секундной стрелкой сквозь гул мотора. Тикаюттикаюттикают разъедающей паранойей.
Никакой музыки. Никакого превышения скорости даже на трассе. Никаких "твоих ебучих фокусов". Какие там фокусы, папочка - он здесь самый законопослушный наездник целой горы наркоты, которая крутится в покрышках, припекает задницу из-под сидения и стучит боками таблеток друг о дружку сквозь звуки мотора. Й-еха!
Встречные машины подмигивают ему огоньками, дразнят и обещают сберечь секрет. Только отсыпь чуток.
Нет, ну. Что за маньяк этот китаец! Как можно ездить без музыки?
Ги усмехается своему отражению и вдавливает педаль газа. Закат уже давно остался за правым плечом, как и Сеул. А вот Тэгу... Ги тычет в навигатор, игнорируя введённый в компьютер маршрут, и стучит пальцем по пометке на карте.
— Как ты смотришь на то, чтобы забить *уй и свернуть, братишка? Одобришь мой выбор?
В топку маячок. Когда его нагонят, он уже достигнет рая.
(Его туда не возьмут. Но это тонкости.)
Нога давит и давит, а руль кидает машину на разделительную линию. Позади ему подмигивают фарами, и Агуст неохотно, но виляет обратно на нужную полосу.
— Так может поменяемся, мегальщик, — дёргая верхней губой, Ги высовывает в опущенное окно руку и показывает сопровождению большой палец, сменяя тот на средний, переключая рычаг и поднимая скорость.
Его вжимает спиной в сидение, ветер лижет по скулам, шее и ключицам, а низ живота сладко стягивает.
Пока нервозно подмигивающий автомобиль неумолимо отстаёт.
××
— Пока-пока, птичка. Мне было хорошо.
Агуст ловит на щёки колкие солёные капли мороси, плечом упираясь в дверцу авто. А потом втягивает себя обратно в салон на заднее сиденье, разминая шею.
Мысль остаться на пароме вместе с машиной, до сих пор разочарованно скребётся под мозжечком. Не будь эта махина водоплавающей, его бы не скрючило. Но паром отбывает ровно в полночь, с машиной, конфетками. И без него.
Обещая вернуться за новой партией.
— Вы ведь не будете жаловаться своему великому повелителю на какую-то невинную глупость? — Агуст улыбается водителю и его напарнику
ребята, а вы это как, трахаетесь небось втихую. кто сверху? через зеркало заднего вида и с самым невинным видом даже пристёгивает себя к сидению, попадая не с первого раза.
Не привык он на заднем. Ему ж не пять.
— Дело сделано, а кто кого на трассе нагнул - это наше личное. Давайте лучше по дороге в лапшичную заскочим? Жрать охота, могу и загнуться с голоду, — Ги прикрывает глаза и откидывается затылком на спинку сидения, расслабленно скрещивая руки на груди.
Он в полной жопе.
Ничего нового.
"Здравствуй, братишка.
Можно считать, что я теперь трудоустроенный. Трудно устроенный. Трудно устраивающий общество. Стабильность.
Поздравь меня с успешным выполнением первого рабочего задания, ха-ха.
Теперь пути назад нет. Ой, да знаю, не первый раз. Но теперь-то точно. Честное-нечестное. Чётное-нечётное... Неточное-точное. Утопченное по самой граничке.
В любом случае.
Здравствуй, брат.
Мне всё ещё недостаточно п р о с т о б ы т ь с тобой в одном городе, прости.
Но я учусь довольствоваться тем, что имею. Пока жизнь имеет меня. Лишь бы всегда были мандарины.
И когда-нибудь научусь сдерживать обещания.
Честно.
. н и м и г ё щ е ё с в "
L'ennemi
Tapis dans mon esprit
Fête mes défaites
Sans répit, me défie
