Вверх по подсолнечным холмам

      Вай ненавидит чувство, когда страх запихивается ему в глотку.       Он рос со своими родителями, которые изо дня в день кричали друг на друга, швырялись друг в друга вещами, пока он сидел, забившись в угол, с родителями, которые всегда были на взводе из-за финансовых проблем, преследующих их каждый день и загонявших в угол. Сын для них стал почти несущественным, практически заброшенным, ему не разрешалось высказывать ни единой критики, и он привык ничего не говорить, чтобы не раздражать их. В дни, когда ему было больно, когда он не знал, как поступить, Вай ничего не мог поделать, кроме как перестать дышать, зажимая боль во рту и подавляя свои чувства.       Когда Вай познал чувство бунта, он никогда не чувствовал себя более свободным. Наконец-то он смог кричать обо всей херне, сумев, наконец, разгрузиться вместо того, чтобы давить на себя; он наслаждался этим чувством так сильно, что редко подавлял свои эмоции и делал это только для очень ограниченного круга людей. По всеобщему признанию, в этом списке ограничений был только один человек: Пран. В особо трудные моменты он забывал сдерживаться даже ради Прана, становясь все более и более невыносимым, поскольку он «наслаждался» тем фактом, что наконец-то мог сказать то, что чувствовал. Было в этом некое болезненное удовлетворение, которого он жаждал, когда огрызался на людей; вызывающее привыкание мгновенное облегчение, когда ему удавалось заставить людей отступить и послушать его.       Поэтому, когда он поднялся по лестнице и вошел в свою комнату, он прислонился к двери, зажал боль во рту и с трудом ее проглотил. Вай никогда не сможет злиться перед Вином; он и без того никогда не оправдывает ожидания и не должен плюсом к этому усугублять свои проблемы с подавлением гнева. Мысли о Вине заставили его практически разрыдаться. Он добрый человек, который, конечно же, не будет против ориентации Вая — он никогда, даже на секунду, не сомневался в Вине, — но доктор не заслуживал всего того негатива, который, несомненно, выльется на него. Ваю следовало подумать об этом, прежде чем действовать так опрометчиво и цепляться за него. Все, что он делает, это разрушает жизни всех близких ему людей, и даже его отношения с Праном, которые он так старался не испортить, он все равно чуть не запорол.       Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на том, чтобы заглушить боль, и дышал неглубоко, словно только что пробежал целую милю. На мгновение его гнев действительно всплыл, и если бы люди, несущие херню, были здоровыми парнями, то наверняка состоялся бы серьезный махач, но что он собирался делать с кучей старух и своей бабушкой? Что еще хуже, там был Вин. Он уже настроился на то, чтобы попытаться хотя бы с ним вести себя лучше.       Когда Вай восстановил контроль над своим дыханием, он пересек комнату, чтобы выглянуть в окно. Он продолжал сосредотачиваться на своих вдохах и выдохах, пытаясь издалека разглядеть цветы тетушки Лэуи, хотя их скрывал туман. Он вспомнил день, когда они гуляли по ее саду, и то, как он не мог отвести глаз от Вина. Он выглядел так, словно принадлежал морю цветов. Тогда Вай об этом не подумал, но он вел себя не так, как прежде. Он стоял прямо у клумбы, потом в отдалении, наблюдая за ним, как привык.       Вай прослезился, просто подумав об этом, хотя в принципе смирился со своим местом в этом мире. Он знал, что в нем для него не так много места, но он и не просил многого. Все, чего он на самом деле хотел — это немного места для него рядом с людьми, которых он любил. Ему не нужно было много, достаточно совсем чуть-чуть. Это ведь не так много.       Он слегка подпрыгнул, когда услышал пару тихих стуков в дверь комнаты.        — Хиа? — Мягкий голос Вина был тихим и приглушенным. — Могу я войти?       — Заходи, Вин.       Он отвернулся от окна и прислонился спиной к подоконнику.       — Настало время послеобеденного сна, — улыбнулся Вай. Он говорил как воспитатель детского сада. — Ты должен вздремнуть, я разбужу тебя в три.       Вин нахмурился, пересек комнату и встал рядом с ним, лицом к окну, и ничего не сказал. Он просто прислонился к подоконнику, составляя ему компанию. Они оба стояли молча, глядя в разные стороны, не говоря ни слова о проникающем через открытое окно холоде или о пейзаже за окном, поскольку туман становился все гуще и гуще. Осенние дни были настолько дождливыми, насколько это вообще возможно, и было всего несколько дней очень слабого моросящего дождя, прежде чем грозы снова стали ежедневными.       К большому удивлению Вина, Вай внезапно подпрыгнул, чтобы сесть на подоконник, ровно настолько, чтобы удержаться от падения со второго этажа, и Вин ахнул от страха, пытаясь удержать его руками.       — Хиа, пожалуйста, — он обхватил его грудь. — Ты можешь упасть.       — Мне не в новинку травмы, которые меняют жизнь, — отметил он, посмеиваясь про себя.       Вин пристально посмотрел на него, без слов отчитывая.       — Хиа, пожалуйста, я сейчас умру.       Выражение его лица было таким суровым, что Ваю пришлось отступить.       — Ладно, ладно, извини, — он похлопал его по плечу. — В следующий раз я буду держаться за что-нибудь.       — Я бы предпочел, чтобы у тебя не было хобби запрыгивать на окна двумя этажами выше, но, наверное, на данный момент и так сойдет.       Светская беседа закончилась, и они снова погрузились в уютную тишину. Однако молчание было короче, когда не прошло и нескольких мгновений, как Вин потянулся к его руке и взял ее в свои ладони. Вай замер, глядя на свою руку, тепло зажатую между ладонями Вина, выглядевшую маленькой, когда она была вот так в них заключена.       Вин выглядел невозмутимо, будто ничего не замыслил, но большой палец, нежно поглаживающий кожу Вая, рассказывал другую историю.       — Холодные, — прошептал он, наконец-то обратив внимание на их сомкнутые руки. — У тебя действительно холодные руки.       — Угу. — Они вели себя настолько тихо, что практически шептались — достаточно громко, чтобы голоса были ясно слышны, но достаточно тихо, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал их. Громко и ясно, но включает в себя всего двух людей.       — Ты знаешь, что твои холодные руки — не твоя вина, — начал Вин. — У некоторых людей просто от природы холодные руки и это не должно пугать других людей. Если у тебя холодные руки, значит, у тебя холодные руки, почему это чье-то дело, понимаешь? — Необъяснимое, едва уловимое, но растущее тепло разлилось по всей груди Вая, когда смысл слов Вина медленно дошел до него. Мягкая улыбка сбежала с его губ, его взгляд был прикован к большому пальцу, который водит по руке Вая. — Тебе не нужно беспокоиться об этом. — Тепло собралось в глазах Вая. Он почти не мог понять, почему его глаза наполнились слезами, когда Вин крепче сжал его руку. — И если мир заставляет тебя думать, что тебе должно быть стыдно из-за твоих холодных рук или из-за того, что ноги привели тебя туда, где ты не должен был быть… Я хочу сказать, что это не делает тебя плохим человеком. Ты нормальный, просто так получилось, что у тебя… холодные руки.       Он еще раз сжал руку Вая, отчего его в груди заболело так, как никогда раньше. Он ощущал, как чувства, подавляемые в глубине души долгие годы, всплывают на поверхность. Вай смахнул слезу, которая сбежала еще до того, как успела полностью упасть. Его сердце билось так громко, что он чувствовал биение в своей голове, как оглушительный шум, который не давал ему ясно мыслить, и он едва мог дышать. Чувствовал, как жар неприятным образом поднимается вверх по его затылку. Вай понятия не имел, что с ним происходит: его тошнит, ему хочется рыдать, и он просто хочет уснуть.       — Что если… — Он сделал паузу, дрожь в его голосе удивила его самого. — Что если со мной много чего не так?       — С тобой все в порядке.       — Все, что я сделал, все люди, которым я причинил боль…       — Ошибки — это часть тебя, но не то, что с тобой не так, — хватка Вина была такой крепкой, что Вай начал беспокоиться о прекращении кровообращения. — Хиа, — он убрал одну руку с руки Вая, чтобы ткнуть его пальцем в подбородок, призывая поднять глаза. — Хиа, ты обещал, что поверишь мне.       Верить всегда труднее всего.       Внезапно у него иссякли силы, его тело подалось вперед, но Вин был рядом, чтобы придержать его. Их лбы упирались друг в друга, руки все еще были переплетены, дыхание смешалось. Глаза Вая были закрыты в попытках сосредоточиться, он изо всех сил старался не сломаться перед Вином. Вин и так со многим справляется сам и Ваю не хотелось усугублять его ношу.       — Хиа, дыши. — Он положил руку на спину Вая, почти заключив его в объятия. Он сжимал его вверху. — Вдохни поглубже… — Вай сделал, как было сказано, и следовал за голосом Вина, когда тот сосчитал, заставил задержать дыхание, снова сосчитал, прежде чем позволить ему выдохнуть. Он проделал это несколько раз, и Вай следовал за ним каждый раз, пока не почувствовал, как узел в его груди распутывается. — Я здесь, хорошо? Отныне я всегда буду здесь.       — Ты не должен, — еще одна слеза скатилась из глаз Вая, и Вин быстро вытер ее.       Вин покачал головой.       — Я всегда буду рядом с тобой, ясно? Я так и сделаю. Дыши, хиа, просто продолжай дышать. И давай вздремнем, чтобы тебе стало лучше.       Вай наконец открыл глаза и оторвался от его лба. Он моргнул, осознав, что Вин тоже плакал, на его щеках остались следы слез. Недолго думая, он аккуратно стер их все большим пальцем.       — Видишь, я тебя расстроил. — Вай нахмурился. Для того, кто хотел сделать Вина счастливым, у него явно не слишком хорошо это получалось. — Не хочу видеть тебя грустным.       Улыбка Вина была доброй, когда он посмотрел на него, свободной рукой убирая волосы со лба Вая.       — Если так, то и я тоже. — Он понятия не имел, как сильно его слова подействуют на Вая. Вин оказал ему больше заверений, утешения и поддержки, чем кто-либо когда-либо делал в его жизни, даже когда он был ребенком, который нуждался в этом больше всего.       Он мало что помнит из своего детства, но все, что помнил, это то, что большую часть времени его оставляли на произвол судьбы. Он хотел бы не переносить эту боль во взрослую жизнь, чтобы показать лучшую версию себя Вину, но, увы, боль так не работает. Как только это повлияло на тебя, оно закрепляется и просто становится частью тебя, так или иначе.       — Тогда я постараюсь не грустить.       — Нет, — прошептал Вин в ответ. — Тебе имеешь право чувствовать все, что захочешь, имеешь право на одобрение этого, все, о чем я прошу, не храни это внутри и не прячь. Оно убьет тебя изнутри, — голос Вина дрогнул, но он улыбнулся и продолжал настойчиво поглаживать большим пальцем кожу на руке Вая. — И это разобьет мне сердце.       Когда Пран рассказывал ему все те абсурдные вещи, которые он чувствовал по отношению к Пату — как он говорит о нем, как о самом лучшем, будто он не может сделать ничего неправильного, будто солнце светит из его задницы, будто один человек держит всю его грудь, — он никогда не понимал. Иногда Вай насмехался над ним из-за того, что он вел себя странно, или, если он был в приподнятом настроении, похлопывал его по спине и говорил что-то вроде: «Повезло тебе».       Теперь Вай понимает.       Всю свою жизнь, он жил с осколками разбитого стекла того, кем он был, и просто смотрел, как осколки умоляли соединить их снова, но он не мог, и никто другой никогда не заставлял его этого захотеть. И поэтому он просто продолжал выживать, используя осколки, которыми пронзал себя. Он брыкался, он наблюдал за тем, как он начал защищаться, становясь взрывоопасным, как начал строить вокруг себя стену и оставил небольшую дыру, в которую Пран мог бы говорить.       Но Вин… Доктор Чайя Сэнчан… он просто заглянул на вершину этой стены, любезно попросил разрешения оторвать несколько кирпичей от его высокой, почти непроницаемой стены — и он выглядел и звучал так искренне, что Вай позволил ему — и не успел он опомниться, как оказался голым и уязвимым, открытым для всех, чтобы воспользоваться им.       Зрение Вая затуманилось, когда он снова заплакал, но он быстро их вытер, так как хотел отчетливо видеть Вина. Он хотел взглянуть в лицо своему единственному источнику утешения и покоя, которого он по-настоящему не чувствовал уже очень-очень давно.       — Вин…       — Да, хиа?       Он так много чувствует, но большинство из этого не может выразить словами. Несмотря на то количество привязанности, благодарности и необъяснимых вещей, которые он испытывал к Вину, это все еще не избавило его от беспокойства о том, что ему будет трудно. Он не хотел, чтобы тот чувствовал себя неловко или чувствовал себя его должником, и больше всего он не хотел, чтобы кто-то начал чувствовать, что их дорогой Доктор Вин не идеален, потому что он на самом деле идеален. Но некоторые слова все же могли быть высказаны. Например: «Спасибо тебе».       Вин смотрел на него с нежностью, взгляд, которому он научился, только влюбляясь в других людей в прошлом.       — Ты не должен меня благодарить.       — Должен. — Потому что больше я не чувствую ничего, что можно было бы сказать вслух. Потому что я здесь временно, и я бы предпочел не менять твою жизнь в неизвестном направлении, и не хочу, чтобы чье-то впечатление о тебе менялось. Так что все, что я действительно мог сделать, это поблагодарить тебя. — Ты такой хороший врач. — Ты пытаешься исцелить те части меня, к которым раньше никто даже не пытался приблизиться.       — А теперь врач советует тебе вздремнуть, — он нежно похлопал Вая по лицу и поднял его с того места, где он сидел. — Я разбужу тебя для прогулки, о которой мы говорили.       Вай выдавил из себя мягкую улыбку.       — Звучит заманчиво, Вин.       Вин повел его за руку к кровати, где он лег первым и похлопал по месту рядом с собой.       — Отдыхай, хиа, — последовал за ним Вай, лег на бок и почти сразу же упал в изнеможении, чему способствовали тяжесть в груди и опухшие глаза. Вин накрыл их одеялом и провел пальцами по волосам, чтобы они не падали на лоб. Вай подался навстречу прикосновению, когда мягкие подушечки пальцев Вина ослабили его головную боль.       — Когда мы были маленькими, мы поднимались на гору и следовали течению реки, но мы шли в другую сторону, — голос Вина был нежным и почти певучим, успокаивающей музыкой для ушей Вая, и он слушал. — На вершине горы есть водопад…              ***              Когда Вай проснулся, первое, что он понял, что его защищают. С затуманенным мозгом и все еще в целом дезориентированный, он медленно начал осознавать, что его держат в кольце рук. Его лицо было зажато между рукой и щекой Вина, и его лицо находилось прямо на стыке руки, груди, подбородка и шеи, в то время как рука была защитно переброшена через него.       Вин проснулся, понял Вай, потому что рука на его спине ласкала очень нежно, вверх и вниз, непрерывно. Знакомое чувство снова поднялось к горлу, угрожая снова сделать его эмоциональным. Ну в самом деле, он не может продолжать вести себя так только из-за присутствия Вина. Поэтому он пошевелился, совсем чуть-чуть, просто чтобы дать понять, что он проснулся.       — Хиа?       — Вин… — он застонал, потянулся и огляделся. Было уже темно. — Разве ты не навещал пациентов?       — Навещал, — он продолжал заботиться о нем, снова зачесывая его растрепанные волосы назад. — Я ушел, как только ты заснул, и вернулся минут десять назад. — Было странно просыпаться ночью, так как вместо этого он по идее должен был лечь спать. — Внизу есть еда. Можем поужинать, а потом отправиться на ту прогулку, о которой мы говорили. — В его устах это звучало так волнующе, как будто он собирался поделиться каким-то большим секретом. Но Вай знал этот тон, Пран использует его с ним, чтобы убедить его согласиться на самые абсурдные вещи, заставляя его поверить, что ничто не может пойти не так, и он решил, что это просто Вин пытается подбодрить его после того, как у него был один из самых больших срывов в его жизни.       Благодарный за то, как сильно он старается, Вай просто тихо последовал за ним. Он сопровождал Вина вниз, чтобы поужинать, сопровождал наверх, чтобы умыться и почистить зубы, а затем он взял самую теплую толстовку, которую смог найти, чтобы они могли отправиться на прогулку.       — Кажется, сегодня действительно холодно. — Вай взглянул на Вина, который стоял, прислонившись к двери, и смотрел на него. — У тебя есть что-нибудь потеплее?       — Я живу здесь, хиа, и привык к этому. — Несмотря на его настойчивость, Вай все равно достал еще одну куртку, на всякий случай. — Мне это не понадобится. — Вин по-мальчишески ухмыльнулся, посылая очень специфические толчки по позвоночнику Вая.       — Это для меня! — Солгал Вай. Он был достаточно тепло укутан, но просто чувствовал, что Вин был из тех людей, которые предпочитают ставить интересы других выше своих собственных. Вероятно, ему нужен был еще один слой одежды, но это означало, что ему пришлось бы оставить Вая, чтобы вернуться к себе домой за курткой, и поэтому он настаивает, что его кардиган — это все, что ему нужно.       Был конец года, и они находились в самом северном регионе Таиланда, ночи иногда становились слишком холодными для прогулок, но они все равно это сделали. Со своими телефонами, фонариками и пакетом холодной газировки они вдвоем пошли дальше вниз по склону, пока не достигли зацементированной дороги, которая вела на холм.       — На следующей неделе я еду в Чиангмай, — начал Вин. — Есть конференция врачей, на которой мне нужно быть. Это всего на несколько дней… — Они шли бок о бок, шаги синхронно перекликались. — Ты бы хотел поехать со мной?       — Не знаю, можно ли мне… — Вай колебался. Конечно, он хотел этого. Даже на несколько дней он мог бы сбежать из деревни, Пран был в Чиангмае, он мог бы увидеть его, и у него было бы так много времени наедине с Вином. — Предполагается, что я должен отбывать здесь наказание.       — Я попытаюсь спросить твою маму, — предложил Вин. — Скажу, что мне нужно понаблюдать за тобой. Что мы никогда не знаем, в какие неприятности он может попасть, если за ним никто не следит. — Он озорно улыбнулся, гордясь собственным планом.       Использование репутации Вая, чтобы добиться своего, всегда было одним из немногих преимуществ того, что люди не знали, кто он такой, но сейчас был Вин, планирующий что-то, чтобы вытащить его отсюда на некоторое время, используя точный метод, который у него был. Он само совершенство. Вай не мог не улыбнуться в ответ так же широко.       — Может быть, старухи были правы. — Как бы свежо это ни звучало, поднимать тему дерьма, о котором он только что плакал в шутку, тоже было по его части. — Может быть, я оказываю дурное влияние.       — Если она скажет, что все в порядке, ты поедешь?       — Что мы будем там делать?       — Конференция продлится два дня, но мы можем остаться на четыре, — объяснил Вин. — За все платит организация, так что нам много не нужно. Мы можем пойти куда-нибудь и выпить, можем просто немного повеселиться. По дороге туда мы также можем сделать небольшой крюк, чтобы посетить поля подсолнечника, если ты хочешь. — После того, как он закончил говорить, Вин невольно вздрогнул, издав тихий звук «б-р-р». Он посмотрел на Вая широко раскрытыми глазами, как будто его только что поймали.       Вай забавно фыркнул, но тут же взял куртку, перекинутую через руку, чтобы обернуть в нее Вина. Он помог ему просунуть руки в рукава, пока Вин не был полностью закрыт, как будто с ним нянчились. Это означало, что расстояние между ними было минимальным, и оно сокращалось благодаря куртке и тому, что Вай плотно натянул на голову толстовку.       — Я же говорил, что тебе это понадобится.       Вин посмотрела на него своими распахнутыми глазами-полумесяцами.        — Спасибо тебе, хиа.       — Всегда пожалуйста, Вин.       Вин шмыгнул носом и сморщил его самым милым из возможных способов. С точки зрения несведущего человека, было неочевидно, что он врач. Поскольку в деревне не было причин ходить в халате и официальной одежде, Вин носил простую одежду, обычно джинсы или брюки и футболку, и единственным признаком его медицинского назначения была аптечка, которую он таскал с собой, и стетоскоп, висевший у него на шее. Вай задавался вопросом, как бы он выглядел в официальной одежде, с накрахмаленными отглаженными белыми рубашками или, возможно, голубыми.       — Хиа?       — А? Да?       — Ты завис.       Ты просто катастрофа, Вайякорн.       — О, извини, — он прочистил горло, как будто это помогло бы ему прояснить смутный образ Вина в официальной одежде.       Вин продолжил то, о чем он говорил, как только выпрямился и вернулся к прогулке.       — Моя единственная проблема в том, что будет два дня, когда я буду отсутствовать на конференции.       — Все в порядке. — На самом деле это идеально. — Мой лучший друг и его парень работают в филиале нашей компании в Чиангмае. Я постараюсь встретиться с ними.       — Какое облегчение.       Долгое время они шли молча, никого не видя. Помимо того, что было слишком холодно и темно для стариков, им уже давно пора было ложиться спать, и они ушли довольно далеко от деревни, в район, где с обеих сторон их окружали кукурузные поля. Тыльная сторона его ладони ударилась о ладонь Вина, и ему пришлось почти физически сдерживать себя, чтобы не сделать что-нибудь неосторожное.       — Прости, — пробормотал он.       По мере того, как они уходили все дальше и дальше, как будто изо всех сил старались как можно подальше удалиться от деревни, Вин начал напевать тихую, нежную мелодию таким приятным голосом, который, казалось, согревал холодную ночь. Долгое время Вай даже не замечал боли в бедре, он был почти как новенький. Знакомая мелодия, которую доносил ветер, заставляла Вина улыбаться, когда он пел, забавляясь всем, что он делал, и что Вай просто ободряюще улыбался ему в ответ, кивая в такт медленному ритму песни, которую он пел.       — Спой со мной, хиа.       — Я не знаю этой песни, — задумался он.       Вин выглядел счастливым. Его улыбка была широкой, достаточно широкой, чтобы полностью осветить глаза-полумесяцы, которые Вай заметил еще в самый первый раз, морщины углублялись, когда он пел, раскачиваясь под свою собственную музыку. Это было так заразительно; настолько заразительно, что он потянулся к руке Вая только для того, чтобы поднять ее над их головами, чтобы он мог покружить его. Они вели себя так нелепо, что Вай не мог не рассмеяться вместе с ним, когда он вернул услугу и мягко крутанул Вин. Они танцевали, держась за руки, в окружении только мерцающего уличного фонаря и пения цикад, хихикая над своей нелепостью, даже не беспокоясь о том, что кто-то может их увидеть.       Посреди пустоты, посреди ночи, когда им едва хватало света, чтобы видеть друг друга, Вай чувствовал себя в безопасности. Вдали от шума Бангкока, достаточно далеко от удушающей тишины деревни, достаточно близко к Вину.       Вин заставил его крутануться еще раз, и прежде чем Вай смог восстановить равновесие, он отпустил руку Вая и притянул его к себе за шею, обхватив обеими руками по бокам, пока их лбы не соприкоснулись. Руки Вая уперлись в его бедра, непреднамеренно схватившись за них, чтобы сохранить равновесие. Воздух, казалось, был выбит из его легких, и он задыхался от близости и закрытых глаз Вина, когда его ладони двигались вверх по шее, по линии челюсти… они были так близко, сердцебиение Вая грохотало у него на лбу, и он думал, что Вин может даже почувствовать его пульсацию. Вин медленно наклонился вперед, но так же медленно попятился. Пока он отдалялся, Вай бессознательно последовал за ним, но быстро понял, что он тоже не должен инициировать ничего опасного, и остановился на том, что их лбы крепко прижались друг к другу.       Только Вин может замедлить его сердце, заставить его биться быстрее и разбить его в одно и то же мучительное время.       — Давай вернемся, Вин, — его выдох был дрожащим, когда он выдавил слова.       — Почему, хиа?       — Уже поздно.       — Поздно?       — Вин, пожалуйста. — В голосе Вая звучали отчаяние и мольба. — Тебя здесь любят.       — Здесь никого нет.       — Ты не можешь рисковать этим. Только не ради меня. — Волна понимания захлестнула их обоих, зная, что они оба имели в виду, хотя не произносили ничего, кроме расплывчатых фраз. — Вин, пожалуйста. Давай вернемся назад.       Дыхание Вина стало походить на всхлипывания.       — Нам обязательно это делать?       — Да.       — Почему?       Вопрос причинил боль.       Потому что он не может остаться. Потому что он уезжает через несколько месяцев, а Вин, скорее всего, захочет остаться здесь. Потому что он не может просто войти в чью-то жизнь, разрушить ее, а потом уйти.       Потому что он предпочел бы разрушить свою собственную жизнь, когда вернется и будет достаточно далеко, чтобы обломки его взрыва не пролетели рядом с этим замечательным человеком, в которого он так болезненно влюблен.