Она чувствует его прикосновения — и ей это нравится; она вдыхает запах его одеколона — и ей это нравится.
Она, оказывается, ждала его,
а вот это ей уже совсем не нравится.
© Пауло Коэльо
18 октября, 15:10. Токио, лаборатория «Блю Лок». Несколько экранов в коридоре демонстрируют результаты минувших встреч, и, двигаясь в сторону столовой, она, честно, пытается не смотреть. Сжимает кулаки, ускоряет шаг, но, истерзанная долгим ожиданием, всё-таки бросает мимолётный взгляд в сторону таблицы. «Ничья». Команда «Z» не обходит соперников, но всё же забивает четыре мяча. Кейсуке и Джуничи Ванима, оформившие на двоих четыре гола в матче против команды Баро, едва ли ожидали подобного поворота. А ожидала ли такого результата она? Взрыв радостного волнения заполняет нутро, точно тесто формочку для таяки. Внутри всё клокочет, эмоции подкатывают к горлу, рискуя вырваться самым неприглядным образом. Свой поступок девушка не оправдывает. Но изливающееся внутри ощущение невозможно спутать с чем-то иным. Это удовлетворение, соседствующее с обезличенной паникой. Ничья — хороший, но далеко не идеальный результат. Кроме того, итоги матча ничего не говорят о его наполнении. Удалось ли Чигири проявить себя против бывших сокомандников? Как действовал Куон? Придерживались ли они стратегии «тактики всех звезд 3×3» или разработали другую? Кэзуки отчаянно хочется увидеть в коридоре хоть кого-нибудь. Лучше бы Игагури, ведь у того всегда всё написано на лице. Неужели она действительно ищет встречи с кем-то из команды? Прежде все социальные контакты в её жизни ограничивались приветствиями и прощаниями. Сухие формальности к концу курсов стояли поперёк горла. Но подумать о том, чтобы выстроить какие-то более глубокие и близкие взаимоотношения с соперниками, попросту не было времени. Да и желания. Среди себе подобных — целеустремлённых, заточенных на результат, самодостаточных и глубоко убеждённых в собственной победе людей, — глупо было искать духовных товарищей. Но ведь именно такие люди населяют «Блю Лок» прямо сейчас. И именно среди таких, по сути, подобных себе, она и находит тех, с кем довольно приятно держать беседу. Находит Мегуру Бачиру. Почему всё так? Почему, когда Куон Ватару беззастенчиво предаёт свою команду, она не может спокойно принять это как часть игры? Почему произнесённое Бачирой холодное «уходи» пронзает душу миллиардом игл разочарования и бессилия? Она хочет быть причастной к тому, что ещё несколько недель назад ненавидела. Признаться в этом тяжело. «Синяя Тюрьма» слишком плотно затягивает, заставляет становиться частью себя, а не немым наблюдателем. И Кэзуки знает, кто за этим стоит. Чёртов папаша спланировал всё именно так. Он хочет, чтобы она привязалась к своему творению. Хочет, чтобы дочурка, как и раньше, находилась рядом. Манипулирует, продумывает, подталкивает. А она вновь пляшет по его указке, как и много лет назад. Кэзуки влетает в пустую столовую и хватается за тряпку с безотчётным остервенением. Будто кусок ткани поможет ей скрыться от команды, от планов отца, от самой себя. Активно трёт поднос, стараясь не смотреть в сторону футболистов, которые потихоньку занимают привычные места. Столовая буквально гудит, трещит по швам от наполняющих её звуков. Гомон мужских голосов, дружеские похлопывания по плечу, скрежет стульев по каменному полу. Искоса девушка всё же следит за тем, кто именно появляется в поле зрения. Таинственный Икки Нико, чья причёска, закрывающая глаза, не позволяет определить его настроение, появляется первым. Его рейтинг довольно высок, и на обед молодой человек получает аппетитное рагу. Рэо Микагэ хлопочет над светловолосым Сэисиро. С ним Кэзуки даже удалось перекинуться парочкой фраз. Наги выглядит абсолютно незаинтересованным ни в чём, кроме футбола. Хотя и футбол ему вполне может наскучить. Кэзуки знает, что на самом деле они — вовсе не худшие из худших, а в северном и восточном крыле есть точно такие же команды, которые считают, будто они последние в списке. Но похоже, что Наги ничуть не заботит личный рейтинг, да и на место команды в алфавитном списке ему наплевать. Но, несмотря на инфантильность и вечно скучающий вид, отчего-то Наги вызывает у Кэзкуки симпатию. Она видела игры с его участием — такой талант действительно не должен пропадать. Кэзуки неожиданно ловит себя на мысли, что почти каждого входящего футболиста может назвать по имени. И наконец, в проёме двери показывается знакомая взъерошенная макушка. Младшая Эго рвано выдыхает, водружая очередной поднос на стопку сотен таких же. Ладони горячие, а в висках шумит, будто кто-то раскрыл черепную коробку и заливает туда кипяток. — Кэзуки-сан! — ликующий возглас прямо за спиной, лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по телу будто проходит электрический разряд. Нервно сглатывая, Кэзуки оборачивается. Никакой стали в улыбающихся жёлтых глазах. На лице — ни грамма серьёзности. Мегуру Бачира не просто делает вид, что ничего не происходило — он будто действительно не помнит об этом. Смыкает одну руку на шее Хёмы Чигири, не особо заботясь о том, что тот вовсе не в восторге от подобной близости. Второй так активно машет, что рискует залепить какому-нибудь зазевавшемуся форварду по лицу. — Видела матч? — интересуется Бачира. Его буквально распирает от желания похвастаться результатом. — Такая ничья. Просто отвал башки, — его радость за команду не вяжется с холодным и пронзительным взглядом Исаги Ёичи. Он здесь же — подле Бачиры. Достаточно близко к девушке, чтобы заметить глубокую морщинку, залёгшую между бровей. Что же случилось на поле? И хотя вопрос крутится на языке, задать его Кэзуки не решается, вместо этого выдавливая жалкое подобие улыбки. — Это здорово, Бачира. Очень рада за вас! — очередной поднос по инерции отправляется в стопку. Руки трясутся, и ей кажется, что активные движения тряпкой не помогают скрыть этот факт от Мегуру. Другие футболисты с интересом отвлекаются от трапезы, чтобы поглазеть на шумного нарушителя спокойствия. — Тут, кстати, кое-кто хочет тебе что-то сказать, — форварды расступаются и открывают взору Кэзуки насупившегося Джинго Раичи. Он не в восторге: внутри явно кипит, белки глаз наливаются кровью. Но хамить он больше не решается. В таком положении это было бы слишком глупо. Бачира отпускает Чигири, переключаясь на строптивого товарища по команде. — Не стоит, — холодно отмечает Кэзуки, ловя на себе заинтересованный взгляд Исаги. Он удивлён, что у неё есть гордость? Это почти обидно. Но даже несмотря на протест, Бачира слегка надавливает на шею Раичи. Голова склоняется, а сам он бубнит что-то вроде «Я был не прав». — Там ещё должно быть про полного болвана пару строк. Но он почему-то отказывается, — простодушно вещает Бачира, ослабляя хватку. Раичи вырывается, смерив сокомандника злобным взглядом, и уходит в сторону столов. В глубине души Кэзуки испытывает удовольствие от вида пристыженного Раичи. Он похож на обиженного ребенка, но, несмотря на это, девушка верит в то, что ему действительно стыдно. — А где Куон? — Ты хотела сказать «гнусный предатель?» — Ты оказалась права, — поясняет Йоичи, слегка прищуриваясь. — Наш капитан слишком буквально воспринял слово «эгоист». — Оу, да… — Кэзуки чувствует, как краска заливает лицо. Кровь призывно стучит в висках, будто отбивая азбукой морзе слово «лгунья», где-то прямо на подкорке. — Я, э-э-э, здесь закончила. Пойду пройдусь. 18 октября, 18:10. Токио, крыло для персонала, открытый балкон «Блю Лок». Кэзуки стоит на излюбленном балконе, борясь с отчаянным желанием вернуться в комнату и посмотреть матч. Слишком страшно. Руки цепляются за ограду с такой силой, что со стороны может показаться, будто она панически боится упасть. — Это ведь ты, — бархатный шёпот раздаётся в сантиметрах от её уха. Кэзуки сильнее хватается за ограждение. Земля под ногами плывёт, а всё вокруг растворяется в хриплом шёпоте, который пробирает до мурашек. — Знаешь, капитан хоть и сволочь, но далеко не дурак. Только самый настоящий глупец оставил бы в силе план, который бросит на него подозрение. Собственный голос звучит будто из-под земли. Кэзуки едва заметно прочищает горло, прежде чем произнести неубедительное: — Но попасть сюда могут… — Только те, у кого есть ключ-карта. Я в курсе. — Откуда у тебя эта карта? — Стащил у одной рассеянной особы из кармана, — Бачира размахивает кусочком пластика. — Но не понадобилась. Никто особо не следит за этим балконом. Так что просто дверь открыл. Там кнопочка… — Да знаю я, где там кнопочка. Она не злится, просто пытается вспомнить, в какой момент Бачира оказался в опасной близости от заднего кармана её джинсов. При одной только мысли, что он залез туда своей рукой, становится не по себе. Или нет? — Так всё-таки это ты рассказала братьям о нашей тактике. Он переключается с настроения на настроение, будто кто-то внутри дёргает рубильник. И ей интересно, что он сделает, что скажет в следующий момент. Как поведёт себя. — Контрактом мне запрещено вмешиваться в… — Бачира поднимает ладонь, предостерегающе качая головой. Прерывает её уже в третий раз. Не верит ни единому слову. Она бы тоже себе не поверила. Всё вышло именно так, как планировалось. А потому считать себя виноватой нет никакого смысла. Но липкий страх заставляет ладони скользить по холодному металлу. Куда больше девушку интересует, что он намерен делать с имеющейся информацией. Рассказать остальным членам команды? Оставить всё как есть и просто наблюдать? Шантажировать её? — Мне показалось, или сейчас ты подумала о чём-то совершенно жутком? Обманчиво очаровательная улыбка на секунду позволяет забыть, в каком положении находится Кэзуки. — С чего бы? — Когда людям страшно, они обычно надумывают себе всякого. Но я не собираюсь озвучивать свои догадки кому-либо. Впрочем, — он запрыгивает на парапет, балансируя у самого края, — наверняка Йоичи тоже догадался. Он кажется довольно умным парнем. С этим Кэзуки готова согласиться. Йоичи не просто кажется умным — он действительно очень умён. И хорошо бы заполучить его в союзники, нежели оказаться в числе его врагов. — И чего ты хочешь? — Мне любопытно. — А поконкретнее? — Я хочу знать, чего именно ты не договариваешь. Мегуру Бачира припирает собеседницу к стенке, прекрасно осознавая, что открываться без боя она не собирается. Во всяком случае, не собиралась ещё несколько минут назад. Но сейчас, судорожно сглатывая, Кэзуки отчаянно сопротивляется самой себе. Влечение к форварду с глубокими медовыми глазами не даёт сделать полноценного вздоха. И пусть сам Бачира даже не смотрит на неё, сердце отчаянно рвётся прочь из грудной клетки, набатом отбивая его имя. Признаться сейчас? Попытаться отвертеться? — У Куона был шанс не совершать ошибку. Я лишила его этого шанса. Бачира реагирует, на удивление, спокойно, чуть пожимает плечами и усмехается какой-то совершенно лисьей улыбкой. Чертовски обаятельной лисьей улыбкой. Такой, на которую невозможно смотреть без странного кома в горле. — Поступки выдают сущность человека лучше любого намерения. Три гола в ворота соперников это подтверждают. — Три гола? — Ты что, действительно не смотрела? — Бачира обиженно складывает руки на груди. — На твоём месте я бы не отвлёкся ни на секунду. Всё ведь могло закончиться совсем иначе. Она не знает, что отвечать. Страх перед просмотром не был ничем иным, кроме как глупостью. Любой более-менее рациональный человек, да и она сама три недели назад, не поняли бы таких эмоций. Есть действие, есть результат — а есть ответственность за этот результат. Страх перед результатом иррационален. Как и перед любым неизбежным. Но не скажешь же ему, как тряслись руки, как спину заливал холодный пот, как медленно тянулось время и какие глупые мысли крутились в голове на протяжении двух таймов. — Пересмотри потом. Уверен, будь наш капитан поумнее, он не воспользовался бы брешью в обороне братьев. Ну или, по крайней мере, не так явно. Три гола от игрока, который до этого не слишком-то выделялся на поле, выглядят подозрительно. Вероятно, его это не волновало. Осознавая тот факт, что придётся признаться команде в действиях, которые он совершил, он шёл на риск. Ты здесь ни при чём. Если бы не этот план, он придумал бы другой. И это я уже не говорю о том, что он стал играть за противоположную команду. — Что? Стал играть за противоположную команду? — она, очевидно, зря не посмотрела тот матч. Предать после того, что произошло. Предать и проиграть. «Проигрывать — удел слабаков.» Слова отца крепко отпечатались на глубине сознания, и именно поэтому отсутствие нескольких баллов в начале учебного семестра так больно бьют по самооценке. Она не хочет признавать свою слабость, будучи уверенной, что достаточно сильна для этого. Тем не менее проиграть и оказаться в таком положении. Немыслимо. Возвращаться в общую комнату после всего, когда впереди ещё целый матч. Куон действительно был либо слишком самоуверен, либо невероятно глуп. Бачира с явным наслаждением ловит малейшие изменения в её лице. Будто хищник зависает над телом жертвы, прежде чем нанести финальный удар. — Ты ведь шпионишь для Эго? В лоб. С размаха. Арматурой. — С чего ты взял? — Интуиция. Он не дожидается иного ответа, будто он ему вовсе и не нужен. Спрыгивает с парапета и шагает в сторону выхода, пряча руки в карманах спортивных брюк. 18 октября, 21:10. Токио, комната Кэзуки Эго. Оказавшись около девяти вечера в своей комнате, Кэзуки чувствует себя совершенно опустошённой. Но ей всё ещё предстоит посмотреть злополучный матч, чтобы лицом к лицу столкнуться с последствиями своего выбора. Осознанного. Взрослого. Ничуть не продиктованного эмоциями. Самообман работал безукоризненно, когда следовало на некоторое время отодвинуть угрызения совести. Кэзуки ополаскивает лицо прохладной водой перед тем, как нырнуть в уютную пижаму с милыми капибарами. В обволакивающей тишине и полумраке почти спокойно. Здесь не нужно опасаться встречи с кем-то из футболистов, не нужно помнить, что именно и кому она говорила. Одиночество. Это знакомое ощущение пустоты вокруг. Она слишком к нему привыкла. Поджав ноги под себя, девушка устраивается в дальнем углу кровати и кликает нужные кнопки на пульте. Когда команды появляются на поле, Кэзуки старается смотреть на всех игроков, но взгляд то и дело цепляется за Бачиру. Вот он наклонился перевязать шнурки, оголяя часть поясницы. Вот разминается, прижав локти к туловищу и совершая короткие прыжки. Кэзуки ощущает, как к щекам приливает краска, и, несмотря на достаточно комфортную температуру, в комнате становится душно. Слишком душно. Кэзуки останавливает руку, которая безотчётно тянется к кружевной ткани белья. Не сейчас. Никогда. Тем временем Куон забивает первый гол. Второй. Третий. Его лицо блестит от удовлетворения и пота. В этот момент команда ещё не знает, что три гола — вовсе не триумф, а самое настоящее предательство. Нож в спину. Поведение Ватару внезапно вызывает у младшей Эго приступ отвращения. На что ещё способны люди в погоне за победой? «Ну, например, спроектировать для отца целое здание» — услужливо подсказывает внутренний голос. Трансляция почти кончается, когда настойчивый стук в дверь заставляет девушку вздрогнуть от неожиданности. Этот день, переполненный эмоциями и диалогами, будто не думает заканчиваться — он намеревается добить её. Тем более что на пороге оказывается… — Бачира! Как ты попал… Пропуск. Чёртов пропуск, который она даже не подумала забрать. — Я принёс тебе булочку, — простодушно заявляет он, расплываясь в улыбке. — Как мило. Верни, пожалуйста, пропуск. — А ты впустишь меня сюда в следующий раз? — он протягивает хозяйке комнаты карточку и не дожидается приглашения, чтобы войти. Вместе с Мегуру в помещение врывается тот самый запах. Он всегда пахнет по-разному, тем не менее это всегда именно тот запах, который не перепутать ни с чьим другим. — Ты намерен приходить сюда каждый день? Кэзуки знает, что правильнее всего будет выставить незваного гостя за порог, но почему-то лишь наблюдает за тем, как он располагается на её кровати, избавляясь от ботинок. — А если и так, ты против? — озорной прищур медовых глаз становится невыносимо выдерживать. Дыхание сбивается, а сердце колотится так бешено, что сил сопротивляться желанию сесть рядом попросту нет. — У меня к тебе один вопрос. Можно? — Один ты уже задал. Мегуру игнорирует её слова и наклоняется чуть ближе. Достаточно близко, чтобы она могла услышать лёгкий древесный аромат его геля для душа. Такое положение совсем не пугает, наоборот, Кэзуки даже нравится, что он разрезает её привычное одиночество своим напором. Так же как и то, что он зовёт её по имени. — Скажи, как ты думаешь, почему мне так хочется тебя поцеловать?