Плач огненной птицы

      В чаще неподалеку раздался незнакомый птичий крик, и в другой стороне ему вторили, переговариваясь одинаковыми голосами на незнакомом языке. Лес казался непривычно живым и шумным, по сравнению с выжженными солнцем тихими полями Натлана, где все таится, прячется от чужих глаз, желая выжить. Здесь же — высокие деревья с ветвистыми корнями, густая поросль мясистых трав и глубокие реки. В каждом уголке что-то копошится, ползает, лазает. Зелень радует глаз, но вместе с тем настораживает перешептыванием ветра в обильной листве. Он может легко заболтать неопытного путника, заставить упустить из виду затаившуюся совсем рядом опасность, что уже выпустила свои острые когти, готовая к смертельному прыжку.       Дилюк настороженно вслушивался в этот голос незнакомого леса, чувствуя себя не в своей тарелке. Для него куда привычнее молчание ледяных или огненных пустошей, чем этот неустанно галдящий базар птиц, насекомых и деревьев. Нужно было время, чтобы привыкнуть к их непрерывному гомону и суметь в нужный момент различить во множестве голосов тот, что совершенно не вписывается в этот разобщенный хор.       Недалеко послышались торопливые шаги, совершенно не скрывающие своего присутствия. Вскоре перед ним зашуршали высокие кусты, раздвинулись его сочные ветви, выпуская из своих объятий знакомую фигуру. Пачи вернулся на стоянку, чем-то изрядно обеспокоенный, мечась из стороны в сторону, не в состоянии найти себе места, но все же остановился под цепким вопросительным взглядом. Плюхнулся на землю рядом, теребя свою косу и отрешенно глядя перед собой, словно что-то выбило его с размаху из колеи.       — Все в порядке? — спросил Дилюк, недоумевая такой смене настроения. Ведь проводник был в хорошем расположении духа по дороге сюда, а тут, как подменили.       — Да. То есть нет, не сказал бы, — сбивчиво начал он, роняя голову в руку и потирая нахмуренный лоб. Прошипел что-то тихо на натланском, явно ругаясь.       — В чем дело? Мы заблудились?       — Нет, нет! Я хорошо знаю эти тропы, мы идем верно! Просто… — замялся Пачи, подбирая слова.       — Просто? — поторапливал недовольный косой взгляд.       — Я говорил с Кэйей и… — раздался тяжелый вздох, — Он мне кое-что предложил. Сделку.       — Какую? — напрягся Дилюк.       — Он хочет от тебя избавиться, — тихо и торопливо выпалил Пачи, оглядевшись по сторонам, словно у леса повсюду уши, — Ты знаешь, кто он, и чем промышлял в Натлане! Ему не выгодно, чтобы кто-либо вынес с этих земель его тайну! — он подался вперед, понижая голос практически до шепота, опасаясь, что их услышат, — Он угрожал, что повесит на меня убийство, уничтожит мое дело, если я откажусь отвести его к границе! Только его! Без тебя!       — Я присмотрю за ним, — спустя некоторое время сказал Дилюк, внимательно разглядывая лицо напротив, — Если Кэйа действительно планирует что-то подобное, то у него ничего не выйдет. Не стоит переживать об этом.       — Не верь ему, что бы он ни говорил! — отчаянно смотрел Пачи, — Он убьет тебя!       — Я и не верю.       После этого разговора Дилюк задумчиво хмурился, уныло жуя свой обед, и не понимал одной вещи: почему все вокруг считают, что он идиот? Верить, пожалуй, не стоит никому из этих двоих. Ведь если допустить мысль, что Кэйа прав, то стравить их друг с другом, чтобы отвлечь внимание, отличная идея, но и в словах Пачи есть смысл. Дилюку ясно дали понять, что не собираются отдавать прах, и, в отличие от него самого, вопрос чистоты рук у Кэйи явно остро не стоит.       Все больше настигало чувство, что Дилюк вновь в своем «путешествии», где никто тебе не друг и не товарищ, готовый всадить нож в спину и жестоко провернуть лезвие в ране, только отвернись на мгновение. Однако, пока что он был нужен живым, как Пачи, так и Кэйе, а вот после стоянки в последнем племени, когда выдвинутся к Сумеру, не стоит смыкать и отводить глаз. Как раз по одному на каждого. Вывести бы этих двоих на чистую воду до того момента, как они окажутся у границы. Чем раньше он это сделает, тем лучше. Отоспаться бы еще как следует, последние дни оставили на лице и теле свой отпечаток усталости, как и вся дорога через Натлан, будь он неладен. Нормально отдохнуть вышло лишь несколько раз за все время в пути, и этого явно маловато, чтобы воевать на равных с двумя верткими и хитрыми змеями. Особенно с Кэйей.       Привал несколько затянулся из-за этого любителя порыбачить, но зато позволил восстановить силы, чтобы вновь неустанно шагать через буйную чащу, настороженно вглядываясь между деревьев. Постоянно казалось, что за ними кто-то наблюдает издали, мастерски слившись с тенями и листвой. Следует по пятам, не показываясь на глаза, и выжидает. Все чаще им встречались ловко спрятанные в лесной подстилке ловушки, на которые указывал Пачи, замечая их зорким взглядом и позволяя беспрепятственно обходить прикрытые ветками и мясистыми листьями неглубокие ямы, с короткими острыми кольями на дне, попади ногой в которую и уже далеко не уйдешь, раскинутые прочные сети и подло расставленные силки. Все это рассчитано явно на крупную добычу. На ее отлов живьем.       — Становится все интереснее, не так ли? — послышался чуть позади тихий голос Кэйи, что замыкал их процессию, — Доводилось вам, Господин Дилюк, встречаться ранее с людоедами?       — Множество раз, — негромко ответил он, пригибаясь следом за Пачи под поваленным бревном, — Деловые ужины в высших кругах общества и политика мало чем отличаются от этого безумия. Разве что только, пока что обходится без человечины на столах, отдавая предпочтение обыкновенной дичи, — сказал Дилюк. Нет смысла отрицать то, о чем и так уже догадались, бросив однажды в лицо.       — Оу, так значит, вы человек сведущий в вопросах выбора яств для самых искушенных? — игриво отозвался Кэйа, — А что если главное блюдо здесь — это ты сам?       — Что ты хочешь сказать? — обернулся он на ходу, глядя скептически, но в мыслях вскользь промелькнула одна сумасшедшая догадка, в которую даже верить не хотелось, как и рассматривать ее всерьез.       — Смотри прямо перед собой, — улыбаясь, кивнул головой вперед, туда, где мелькала в разросшихся кустах тонкая фигура Пачи.       Повернувшись, Дилюк влетел лицом в липкую сеть паутины, что невесомой вуалью заслонила глаза, залепила собой нос и рот. От неожиданности оступился назад, замотал испуганно головой, силясь стряхнуть с кожи неприятно облепившие ее нити. Пытался убрать их руками, но они только цеплялись за пальцы, растягиваясь и обрываясь мелкими ошметками шелка, а рядом над его нелепостью и суматошностью тихо смеялся Кэйа.       — Что ж, этому пауку ты явно не по зубам, — обошел он Дилюка, что наконец очистил свои глаза, — Крупновата добыча попалась.       — Если хочешь что-то сказать, так говори прямо! — отплевывался от паутины Дилюк, — Ужасно раздражает твоя манера постоянно ходить вокруг да около, знаешь ли!       — Предлагаешь деловое сотрудничество? — любопытно склонил голову Кэйа, — В чем же будет заключаться моя выгода, в таком случае?       — Даже не надейся, что сможешь выторговать себе возможность оставить прах, — мрачно глянул он, отряхивая друг о друга руки от липких нитей.       — Ах, как жаль. Вам нужно учиться быть более гибким, Господин Дилюк. Навыки ведения переговоров порой могут очень помочь достижению целей, — зашагал прочь Кэйа, наигранно потеряв интерес к беседе.       — Стой! — подорвались следом за ним.       — Нет. Ты упустил возможность заключить выгодную сделку, — даже не оборачиваясь отозвался он, но голос открыто смеялся.       Дилюку было не до шуток, потому что Кэйа гордо шагал прямиком к подозрительно сваленным в кучку листьям и переплетениям корней, не видя ловушку по правую сторону от себя, где глаз был закрыт плотной повязкой. Заигравшись, не удосужился оглядеться, или же опрометчиво расслабился от того, что Пачи здесь спокойно прошел, не указав на опасность. Дилюк настиг его в момент, когда нога уже опустилась на затрещавший под скрывающим покровом механизм. Отпихнул с силой в сторону, невольно оказываясь на месте Кэйи, и лодыжку тут же туго сдавило, дернуло назад, опрокидывая плашмя. С глухим шорохом протащило по земле волоком, обжигая скулу болью и вздергивая тело вверх.       Грудь стянуло ремнями до невозможности вдохнуть. Меч за спиной перекрутил под своей тяжестью крепления, и пальцы, судорожно соскальзывая с гладких пряжек, отстегнули его, пока к голове все сильнее приливала кровь. Сталь, прощально сверкнув, с грохотом рухнула на землю с немалой высоты, и из освобожденной груди вырвался сиплый кашель. Силясь привести дыхание в порядок, Дилюк, как маятник, болтался из стороны в сторону, подвешенный вниз головой, и пытался оглядеться в сплошной неустанно движущейся зеленой мешанине. Раздался громкий треск дерева, следом за которым перестало тянуть тяжестью собственного тела стянутую лодыжку, и душа ушла в пятки от ощущения свободного падения на доли секунд. Однако, вместо жесткого приземления, ломающего кости, снова дернуло болью за ногу. Перед глазами на миг поплыло. Голова, опущенная вниз, таких финтов в пространстве не оценила и становилась все тяжелее, сжимая нарастающим давлением пульсирующие виски.       Ловушка, видимо, довольно старая. Где-то сломалась под немалым весом иссохшая опорная ветка, через которую была изначально перекинута крепкая веревка, и попавшуюся добычу опустило ниже. Примерно на высоту человеческого роста, судя по Кэйе, что замаячил перед самым лицом. Сбоку раздался шорох листвы, и к ним спешно вывалился ушедший было вперед Пачи, охая и причитая от вида беспомощно висящего над землей Дилюка.       — Говорил же быть осторожнее! — подбежал он ближе, взволнованно оглядывая, и останавливаясь взглядом на содранной щеке, что неприятно саднила, пылала, словно ожог, — Ты как? Порядок?       — Вроде бы, — прокряхтели в ответ, пытаясь согнуться усилиями мышц живота и достать до лодыжки, но это оказалось не так то просто сделать, несмотря на хорошую подготовку.       — Подожди немного, я сейчас перережу! — бросил торопливо Пачи, прослеживая взглядом, куда уходит веревка, и не мешкая скрылся вслед за ней обратно в заросли.       — Бездна, — безвольно повис Дилюк, прикрывая глаза и пытаясь отдышаться после очередной неудачной попытки дотянуться самостоятельно. Голова неприятно кружилась и тянуло в носу, будто сейчас из него польется водопадом кровь.       — А знаешь, недурно, — задумчиво произнес Кэйа, обходя вокруг с оценивающим взглядом, — Так ты выглядишь… Более сговорчивым и менее буйным.       — Это обманчивое впечатление, — угрожающе сощурились в ответ, поманив, — Подойди поближе, чтобы я смог до тебя дотянуться. Ну же.       — Только если ты пообещаешь держать руки при себе. Иначе это будет очень опрометчиво с моей стороны.       — Как думаешь, он это специально? Не сказал про ловушку, — шепотом спросил Дилюк, когда его просьбу все же выполнили, осторожно приближаясь под очередную звонкую перекличку потревоженных незнакомых птиц.       — Не думаю. Выгоднее привести двоих за раз, — так же тихо откликнулся Кэйа, любопытно оглядывая и неторопливо убирая с его волос и лица, недовольного обманчиво мягкими прикосновениями, остатки прицепившейся паутины, — Он слишком жадный, чтобы упустить кого-либо из нас. Такой товар на дороге не валяется.       — Ты ведь знаешь, что он замышляет и куда ведет, но намеренно не говоришь! — шикнули, вглядываясь в глаз с необычным зрачком напротив, — Хочешь воспользоваться случаем и избавиться от меня?       — Почему бы и нет? — словно флиртуя склонил голову вбок Кэйа, — Я любезно дал тебе уже достаточно подсказок, чтобы ты пораскинул мозгами и, возможно, спасся. Каждый сам за себя, Дилюк, — он приблизил улыбающееся лицо практически вплотную, вынуждая напряженно застыть и почувствовать скользнувшее по коже теплое дыхание, — Или мы с тобой можем заключить простую сделку. Я тебе помогаю, а ты меня отпускаешь, — предложил соблазняющий шепот, выводящий из себя столь непозволительной наглостью и дерзостью.       — Подлец, — возмущенно отпихнул его Дилюк плохо слушающимися, совершенно ватными, по ощущениям, руками, но вышло, что только оттолкнулся сам, вновь нелепо раскачиваясь из стороны в сторону, — Жалкий преступник! Ты еще смеешь навязывать мне свои условия?!       — Ваше Сиятельство, не я сейчас с честью и достоинством болтаюсь вверх ногами, — закатив глаза, поймал за плечи Кэйа, останавливая веселую карусель перед глазами.       — Потому что у тебя напрочь отсутствуют и честь и достоинство!       — И именно поэтому я вполне способен и без тебя выбраться из Натлана, — резонно заметил Кэйа. В чаще послышался треск и окрик Пачи, что он сейчас перережет веревку, — Держись за меня, ты ведь не хочешь сломать себе нечаянно шею, так и не разрушив мои бесчестные планы? — мурлыкнул он, издеваясь.       — Мне не нужна твоя!.. — тело резко опустилось чуть ниже, вынуждая опасливо замолчать, а затем и вовсе неловким кулем свалилось вниз, подхваченное сильными руками. Кэйа охнул от тяжести, припадая на колено под немалым весом, но все же удержал, опуская Дилюка на землю, что с болезненным вздохом схватился за безжалостно зашумевшую от резкого переворота голову.       — Люблю, когда гордецы, в итоге, сами падают в мои руки, — усмехнулся он, поводя плечом с потревоженной раной.       — Пошел к черту, — выдавили сквозь зубы, пока кровь отходила от головы обратно в тело, где ей и полагается быть, а темнота перед глазами медленно рассеивалась.       Позже, хмуро фиксируя повязкой растянутую лодыжку и с шипением промывая саднящую огнем щеку, Дилюк ругал себя за необдуманный порыв. Пусть бы лучше Кэйа повисел немного вниз головой, может быть, в ней появилось бы что-нибудь хорошее, вытряхнув излишки самоуверенности и желчи. Даже если бы он просто прикусил свой язык, было бы уже неплохо, потому что Дилюку это все откровенно надоело. Еще немного, и он позорно сорвется, устраивая кровавую баню. Вспомнит против воли былые деньки в Снежной, и эти двое запоют у него ангельскими голосами, что сам церковный хор Мондштадта позавидует. Пусть потом он пожалеет об этом, но оставлять все, как есть, закрывая глаза на происходящее у него под носом, нельзя. Нужно с этим разобраться, прежде чем уходить в Сумеру. Выяснить, куда пропадают люди, и не дать унести прах с земель племен, что хоть и не вызывают трепета и отклика в сердце, но все же отнеслись к нему с гостеприимством, как к своему заблудшему сыну.       Продолжился их нелегкий путь в гнетущем молчании, благо обошлось больше без сюрпризов. На ночной стоянке договорились дежурить по очереди, на всякий непредвиденный случай, но по ощущениям спали все только одним глазом, готовые в любой момент подорваться от каждого подозрительного шороха рядом. Дилюк, мрачно вслушиваясь в темноту, утешал себя мыслью, что потом он обязательно выспится. Потом.

***

      Последним дежурил Пачи, и Кэйа, открыв утром глаза, не увидел его на стоянке, приподнимаясь и сонно оглядываясь. Чуть в стороне, уткнувшись лицом в сумку, сопел Дилюк, которого тоже безжалостно сморило к рассвету, желая урвать для организма хотя бы пару часов полноценного сна, что неудивительно с его упорством не смыкать глаз ночами, а потом идти весь день. Страшный человек, такой сядет на хвост и уже не отцепишь, пока душу из тела не вытащит. Рука мимолетно скользнула к широкому поясу, проверяя на всякий случай спрятанное за плотной, расшитой сложными узорами, тканью. Порядок.       В чаще неподалеку раздался преследующий их по пятам крик незнакомой птицы, и спустя время ей вторил другой в отдалении.       Кэйа настороженно прислушался, но все было тихо. Лес пел свою обычную песню, не тревожась, однако на душе было неспокойно. Не оставляло чувство, что он упустил из виду что-то ужасно важное и шагает прямиком в ловушку вслед за Дилюком. Дилюком, который, казалось, совершенно не боится этой поджидающей опасности, раскинувшей свои сети, словно привык идти ей навстречу под аккомпанемент холодного дыхания смерти в затылок. Даже стало интересно, чем же таким на самом деле он занимался в своем путешествии, что упрямо и принципиально все еще не покромсал Кэйю на куски после вчерашнего разговора. А Дилюку очень этого хотелось. Это ж как нужно было замараться?       Шорох шагов в листве отвлек от задумчивого разглядывания растрепанной красноволосой макушки. Пачи вернулся на стоянку, окидывая Кэйю менее приветливым, чем обычно взглядом, и, словно ни в чем не бывало, сказал, что как раз собирался уже их будить, а на последовавший любопытный вопрос, куда же он ушел со своего поста, ответил, что всего-лишь по малой нужде.       Кэйа иронично хмыкнул, поднимаясь, чтобы самому растолкать Дилюка, и предвкушая, как сейчас, проснувшись, будут несомненно рады увидеть первым делом его лицо. Однако оказалось, что он уже чутко проснулся от их тихого, короткого разговора, пытаясь разлепить глаза и хмуря заспанное лицо.       — Какой-то у тебя совсем не товарный вид, — присел возле него Кэйа, стреляя хитрыми глазами в Пачи, и потянулся ко лбу, чтобы разгладить пальцами залегшую между бровей морщинку. Стоило дотронуться, как запястье тут же схватили точным, молниеносным движением, сжимая до боли в суставе. Злобно подорвались, нависая с видом, словно прямо сейчас готовы до последнего вздоха сражаться, проливать беспощадно кровь и преследовать своих врагов еще суток двое напролет. Сна не осталось ни в одном глазу, вместо него разгорался все ярче неукротимый огонь, полыхая первородным гневом. Алые вихры, легшие на плечи буйными волнами горячей лавы, лишь добавляли ему необыкновенной красоты, но не мягкой и спокойной, которой можно любоваться часами, обретая душевный покой, а дикой и яростной. Приблизься, и выжжет безжалостно плоть с костей в считанные секунды. Опасно, — Вот теперь совсем другое дело, Дитя Мураты.       — Еще раз притронешься ко мне, и я что-нибудь тебе сломаю. В зависимости от моего настроения, — отпихнул он от себя руку, грозно поднимаясь под вполне искреннее: «Вау», впечатленное вырвавшейся внезапно наружу огненной натурой. Потирая ноющее запястье и довольно ухмыляясь, Кэйа покосился в сторону Пачи, что ответил неодобрительным взглядом за его намеки Дилюку. Неужели думал, что в их «сделку» у реки действительно наивно поверят? Приплатит он сверху, вместо того, чтобы отдать кровавую дань в двойном размере с запасом на будущее, ну конечно.       Пусть костер недоверия полыхает ярко и сеет хаос. Обжигает всех опасениями и страхами, заволакивает плотным, едким дымом слезящиеся глаза, не давая разглядеть за пеленой истинные мотивы каждого, кто шагает сейчас через полный опасностей лес к последнему племени, что станет своеобразным Рубиконом. Вместо мягкой травы под ногами только раскаленные угли, тлеющие остатками спокойствия и уверенности.       Само племя, показавшееся из-за деревьев ближе к закату, выросшее внезапно посреди леса на небольшой опушке, ничем не примечательное. Все с теми же плетеными из веток хижинами и маленькими загонами для скота и птицы, поглощенное своей ежедневной рутиной и работой, но встретившее их заинтересованно-оценивающими взглядами, что почему-то ощущались мерзкой липкостью на коже. Пробирались под нее, словно ощупывая на пробу крепкость мышц, и хотелось скрыться с внимательных глаз повсюду. Суровые воины молчаливо проводили к пустующей хижине, пронзительно оглядев напоследок гостей с головы до ног. Особенно Дилюка, что заметив на себе этот цепкий взгляд заметно напрягся, но не стал делать глупостей. Пачи, торопливо сбросив вещи, ушел вместе с широкоплечими воинами к вождю, опасливо наказав напоследок сидеть и пока что не высовываться, пока он обо всем не договорится.       Оставшись вдвоем, Кэйа с сомнением переглянулся с Дилюком, на чьем лице также читалось, что ему что-то здесь не нравится. Выглянув осторожно в окно, занавешенное тряпицей, он еще раз внимательно огляделся, но все было спокойно. Обычно. До ушей доносился детский смех и обрывки громких разговоров, в которых не было ничего подозрительного и интересного. Говорили об успехах на недавней охоте, что река после дождя разлилась, затопив скудные посевы, что у соседа родился крепкий и здоровый сын. Может и вправду здесь просто не любят чужаков, видя в каждом незнакомце лишь потенциальную опасность, когда вокруг лишь лес, гостеприимно усеянный ловушками и таящейся меж высоких деревьев угрозой.       — Тебе не кажется, что здесь… — начал тихо Дилюк, не находя себе места в хижине. Даже меча со спины не снял, хотя обыкновенно первым делом освобождал уставшие от тяжести плечи.       — Что-то не так? — закончил за него Кэйа, отходя от окна, — Кажется, но я пока что не могу понять, что именно вызывает у меня это чувство. На первый взгляд все как обычно. Племя, как племя, просто чуть менее дружелюбное и более осторожное. Я бы не сказал, что к нам настроены агрессивно, но и явно не рады.       — Может ты все же поделишься тем, что знаешь? — спросил он, складывая руки на груди, — Иногда две головы лучше одной.       — Цена тебе известна, — натянуто улыбнулся Кэйа, устало опускаясь на жесткую лежанку и вытягивая побаливающие ноги. Стоило все же немного отдохнуть.       — Выгода для тебя всегда на первом месте, да? — презрительно сощурился Дилюк, щелкая застежками на ремнях и стаскивая с себя сковывающий движения меч.       — Именно. Поэтому не стоит иметь со мной никаких дел, — улыбался он, подпирая голову рукой и хитро глядя, — Особенно таким воспитанным и честным мальчикам, как ты. Я их порчу.       — Не до твоих шуток сейчас, — нахмурился Дилюк, отодвигая ворот одеяний, плотно обнимающий шею, словно ему было душно. Еще бы, постоянно так плотно закутываться в ткань, что видно одно лицо, да ладони.       — Какие уж тут шутки, — задумчиво отозвался Кэйа, прислоняя к губам костяшку пальца и бегая глазами... глазом по земляному полу. Он определенно что-то упускает из виду. Что-то, что лежит на самой поверхности, за чем совершенно не нужно нырять на дно сквозь толщу мутной воды, — Не думаю, что стоит здесь задерживаться, предлагаю ночью дежурить по очереди, а утром уходить. Мои сожаления, что ты не выспишься, но я бы не советовал опрометчиво расслабляться. Мне здесь не нравится, а своей интуиции я предпочитаю доверять.       — Мне совершенно не хочется с тобой соглашаться, но, пожалуй, ты прав. В вопросах сохранности своей шкуры тебе нет равных, — вздохнул Дилюк, разваливаясь на соседней лежанке и зачесывая со лба мешающие волосы, — Натворить в Натлане столько дел и выйти сухим из воды… Поразительно.       — Сочту за комплимент, — усмехнулись в ответ, скользнув взглядом по содранной щеке, что чуть припухла. Примочка, что ему дал накануне вечером проводник, работала далеко не столь эффективно, как та мазь, что он всю перевел на чужие раны. Зато на самом Кэйе, благодаря этому благородному порыву, заживало, как на собаке. Только плечо, что рассекли особо глубоко, все еще доставляло неудобства и иногда тянуло болью.       — Дилюк, — позвал вернувшийся Пачи, застывая в дверях и нетерпеливо топчась на месте, — Вождь хочет увидеться с тобой, с потерянным ребенком Мураты. Он согласен принять нас в своем племени, ты должен выразить ему свое почтение в ответ.       — Прямо сейчас? — покосился на него Дилюк, которому было неприкрыто лень снова вставать и куда-то идти, когда только наконец лег и выдохнул.       — Да, не стоит тянуть. Вождь очень суров и вспыльчив, я боюсь, что он может передумать. Я помогу тебе говорить с ним, не переживай на этот счет, — настойчиво звал за собой Пачи, несколько обеспокоено оглядывая его.       — Хорошо, — отодвигая усталость в сторону, решительно поднялся Дилюк. Выходя из хижины он обернулся, с сомнением окинув Кэйю коротким взглядом, и скрылся за занавесью вместо двери.       Солнце все сильнее клонилось к горизонту, окрашивая лес и племя косыми, багровыми лучами, что пробивались сквозь покачивающиеся на ветру ветви. Залегали в зарослях растительности и между скромных хижин глубокие холодные тени, заканчивали свою работу жители, уходя с узких улочек, чтобы умыться и подготовиться к вечернему сбору на главной площади.       Оставшись один, Кэйа расслабленно лег, закинув руки за голову, и задумчиво пялился в сплетение веток на потолке, прислушиваясь к затихающему шуму племени, что вскоре переведет дыхание, наберется сил, чтобы петь и танцевать, неосторожно проливая на землю вино. Он снова и снова перебирал в голове все известные факты, составлял свой хитрый план, чтобы при первом же удобном случае раствориться без следа среди густой зелени, словно призрак, которого никогда и не было. Идти такой замечательной компанией дальше нет смысла и чревато ненужными неприятностями. Кэйа уже достаточно наигрался, пора и честь знать.       Знакомый птичий крик, раздавшийся совсем близко, вырвал его из мыслей, заставляя настороженно подорваться с места и навострить уши. Что же это за птичка такая, что летит за ними следом через весь лес, общаясь на незнакомом языке со своими собратьями? А может это и не птица вовсе, посылает сигналы тем, кто таится в засаде среди густой чащи?       Закрепив свой меч на поясе, Кэйа осторожно выглянул на улицу, с которой медленно испарялся солнечный свет, догорая вместе с жарким солнцем. Вышел из хижины, внимательно оглядываясь по сторонам и ныряя за угол. Стараясь держаться в тени, крался ловко между домов, оставаясь незамеченным для редких прохожих. Он пробирался медленно к центру племени, когда под ногами, вместе с последним пробившимся сквозь кроны лучом света, что-то тускло блеснуло на земле, привлекая внимание. Кэйа присел, подбирая небольшую бусину из речного жемчуга, и, задумчиво перекатывая ее на ладони, поднял взгляд выше, на дорогу, где в пыли лежала целая россыпь точно таких же скромных жемчужин, словно порвалась нить на чьей-то длинной шее, роняя перламутровые слезы.       Добравшись, наконец, до площади, Кэйа чертыхнулся про себя, напряженно и опасливо прячась поглубже в холодную тень. Развернулся торопливо назад, стараясь не издавать ни звука, но в мыслях костеря себя на чем свет стоит. Какой же он дурак! Как можно было быть настолько слепым, доверяя своим глазам и умело разыгранному перед ними спектаклю? Что он вообще ожидал увидеть? Перемазанные кровью тела, остро заточенные зубы и развешанные вокруг кости, как в сказках? Идиот! Скорее всего его уже ищут, предусмотрительно разделив с Дилюком. Нужно убираться отсюда как можно скорее и как можно дальше. Скрыться в лесу, добраться до границы и прощай осточертевший до зубовного скрежета Натлан.       Покидая племя, убегая прочь в густую темноту, что надежно спрячет его в своих объятиях, Кэйа вспомнил, на чьей бледной шее видел ранее бусы из речного жемчуга, на короткий миг замирая. Земля тебе пухом, великий потомок.       Тем временем, в центре площади, куда взволнованно и нетерпеливо стягивались люди чтобы увидеть кровавый обряд, не было привычного огромного кострища, и не разгорался ввысь яркий Огонь, символом почитания великого Архонта.       Здесь не поклонялись Мурате. Здесь верили, что получают силу и мудрость человека, поедая его плоть.