***
Нарушив установленный распорядок, Роберт пришел ко мне утром. Я ожидала увидеть надменное выражение лица, услышать весь об увольнении и просьбу пройти на выход. Однако Роберт держал дистанцию и выглядел счастливым. Улыбка ни на миг не сходила с его губ, глаза искрились. Я предусмотрительно встала так, чтобы нас разделял учительский стол. — Абигейл, — торжественно начал Роберт, достал и-за спины огромное красное яблоко и положил передо мной. — Я хочу официально принести извинения за вчерашний… инцидент. Я с подозрением косилась на спелый фрукт, почему-то представляя себя Евой, которую пытались соблазнить. Взяв тетради, я прижала их к животу, будто щит, желая отгородиться от неприятного внимания. Роберт обошел стол и встал рядом. Я стиснула зубы, не позволяя себе отшатнуться. Что он намеревался сделать? Я приняла все меры. Надела свитер с высоким горлом, заколола прическу так туго, что не выбивалось ни единого волоска. Не накрасилась, не надела серег. Превратилась в невзрачную мышь. Почему же Роберт продолжал смотреть на меня с таким вожделением. — Я все решил, — объявил он. — Абигейл Бакет, едва твоя изящная ножка переступила порог школы, я сразу почувствовал неуловимую связь между нами. Ты и я, такие разные, но такие… Он старался подобрать слова, перебирая пальцами воздух, будто струны невидимого инструмента. Я хмурилась, не понимая, к чему была эта пламенная тирада. — Одинокие! — нашел Роберт подходящее слово. — Я понимаю, твоё положение далеко от меня, а семья лишена громкого имени. И моё решение многим показалось бы как опрометчивым, так и абсурдным. Однако я не могу больше отрицать своих чувств. Я испугалась, когда поняла, к чему шло дело. Роберт не стал унижаться и вставать на колени. Неловко запутавшись в подкладке кармана, кое-как достал золотое кольцо с огромным голубым камнем в обрамлении россыпи алмазов. Тетради невольно выпали из моих ослабевших рук. Сердце сжалось в груди от страха и неожиданности. Не удержавшись, я не глядя села на стул и чуть не упала, едва не промахнувшись. Роберт был доволен собой и произведенным эффектом. Не рассчитывая на отказ, потянулся к моей руке. — Абигейл Бакет, ты… — Роберт, пожалуйста, остановись, — перебила я быстро, чтобы страшное предложение не прозвучало вслух и не воплотилось в реальность. Он умолк. Непонимающе вытаращил глаза. А я пыталась заставить себя вздохнуть. Горло будто веревкой стянули и затягивали все сильнее. В конце концов, я не выдержала, вскочила и распахнула окно. Как всегда, Роберт принял все за добрый знак. — Я понимаю, моё предложение шокировало тебя. Я мог бы сделать его любой женщине своего круга. И каждая была бы рада. Но ты, — он подошел ко мне со спины, практически вплотную. — Не такая, как все они. Нежная, ранимая. И никогда не преследовала корыстных целей, ни разу не попросила у меня денег в долг или аванс вперед. Потому что знала, что такой ублюдок, как Роберт, потребует за одолжение плату, причем ту, какой я не смогла бы отплатить без ненависти к себе. Я развернулась. Стараясь отдалиться, вжалась спиной в подоконник. Роберт наклонился, хотел поцеловать меня. В пальцах он по-прежнему сжимал кольцо, чья цена превышала моё жалование за пять лет. — Роберт, пожалуйста, — я отвернулась и заставила себя улыбнуться. — Мы же в школе, скоро дети придут на занятия. Я не хочу, чтобы они увидели свою учительницу в таком недвусмысленном положении. Роберт отстранился, правда тут же схватил меня за руку и припал губами к коже. Я вздрогнула, подавив желание скривиться. — Вот за это я и хочу жениться на тебе, Абигейл. Ты так целомудренна, не говоря о том, что красива. Поверь, это вызывает восхищение, — он снова поцеловал мою руку. — Между прочим, именно неприступностью ты меня и покорила. Заворожила, словно сияющий пик Эвереста! Как же приятно будет в скором времени покорить эту вершину. — Ты слишком торопишься, — я осторожно высвободилась из цепкой хватки. — Я же ещё не дала свой ответ. — Пусть каждому мужчине и приятно услышать согласие, — Роберт гордо вскинул голову и убрал кольцо в карман. — Я готов подождать. Однако попрошу тебя не затягивать. В конце февраля наступит благоприятно время для проведения церемонии. — Роберт… — К тому же доставку цветов уже согласовали. Надеюсь, тебе нравятся лилии. На свадьбе моих родителей ими был украшен как собор, так и букет невесты. Запах, конечно, резковат, но ради красоты это можно стерпеть. Я не выдержала и схватила Роберта за плечо. От неожиданности он умолк, правда тут же расплылся в довольной улыбке. Я же не знала, что сказать. Молча смотрела на него и умоляла не заставлять меня выбирать между нуждами семьи и собственной жизнью. Пол под ногами будто дрожал, стены вокруг рушились с оглушительным грохотом. Сердце каждым ударом выбивало из меня дух и последние надежды на то, что однажды удастся вырваться и сбежать из бесконечного кошмара. Я мечтала о другой жизни, но вовсе не о такой! Не о Роберте и его напыщенной семье, где каждый готов был плюнуть мне в лицо. Не о замужестве, равносильного тюремному заключению. Не о мужчине, который был всем сердцем мне отвратителен и ненавистен. Я не хотела, чтобы Роберт делал мне предложение, потому что понимала — я не имела права отказать. Семья нуждалась в твердой руке и помощи. Нуждалась в смелых решениях. Брак с бароном мог вырвать нас из бедности. Решить все финансовые проблемы. Чарли поступил бы в частную школу, бабушкам и дедушкам достались бы самые лучшие лекарства, мама бы снова начала рисовать. Но стоило мне подумать о Роберте, как о муже, как внутри все рвалось на куски, а на глаза опускалась черная пелена. Я не могла дышать, когда он был рядом. От страха перед тем, что Роберт мог со мной сделать, чего он желал и как мог отомстить в случае отказа. Могущественный и опасный, в одном он был прав — у меня не было права выбора. Доставку цветов уже согласовали. В школу начали заходить дети. Веселые голоса, радостный смех и беззаботность наполнили коридоры. Я в последний раз умоляюще взглянула на Роберта. Он лишь усмехнулся и похлопал меня по щеке. — Тебе нужно прийти в себя от неожиданности. Съешь яблочко, полегчает, — развернувшись на каблуках туфель, он направился к двери и неожиданно стал серьезным. — Абигейл, я хочу получить от тебя согласие при членах моей семьи. Будь так добра, не затягивай и дай мне знать, когда соизволишь нанести нам визит. Он ушел, хлопнув дверью, словно поставил точку в разговоре. Будто все уже было решено. Я долго стояла на месте, будто статуя. Вне себя от шока, ощущая, как внутри закипали ярость и отчаяние. Взгляд упал на оставленное на столе яблоко. Судорожно вздохнув, я кинулась к нему, схватила и со всей силы швырнула в стену. Спелое и сочное, оно тут же разлетелось в кашу. Так же, как и моя жизнь. Оставив мокрый след на штукатурке. Слёзы накатили на глаза, но в класс начали заходить дети. Я велела всем рассаживаться по местам, сама же отвернулась к окну и быстро вытерла щеки. Руки дрожали, коленки совсем ослабели. Навесив на губы фальшивую добродушную улыбку, я развернулась, хлопнула в ладоши и заговорила наигранно веселым голосом. — Ну, ребята, кто хочет первым показать домашнюю работу?Глава 1 - Яблоко
9 ноября 2023 г. в 23:32
Роберт приходил в мой кабинет каждый день. Поначалу я верила в его искренность. Проявлять интерес к оценкам учеников, их достижениям и научным проектам для директора школы было вполне нормально. Я с радостью рассказывала о ребятах, забавных происшествиях во время урока. Как Билли Грант подсыпал порох под ножки стульев девчонок, и после хлопка они по всему классу гонялись за ним и били тетрадками. Рассказывала, что новенькая девочка с белокурыми волосами принесла мне красное яблоко.
— Совсем как в старых черно-белых фильмах, представляешь?
Я радовалась, думала, что нашла себе друга. Пока не стала замечать, как липкий взгляд Роберта все чаще опускался к моей груди и бедрам. Ответы стали односложны, только для вида. И даже когда я нарочно плела ерунду, он задумчиво кивал, накручивая на палец завиток светлых усов и не прекращая пожирать моё тело глазами.
— Да-да, очень интересно, мисс Бакет! Я вас внимательно слушаю, продолжайте.
Когда с деньгами стало совсем плохо, мне пришлось задерживаться допоздна. Брать проверять тетради из других классов, иногда мыть кабинеты и подготавливать приборы для уроков химии и физики. Мамины картины никто не покупал. Рисовать она давно перестала, ещё до рождения Чарли. Говорила, что пропало вдохновение, но я знала правду. Краски и холсты стали слишком дорогими, она не могла позволить себе вернуться к любимому делу.
Зарплату отцу сократили. С остальными он держался молодцом, уверял, что руководство обещало выдать премию. Если не к нынешнему месяцу, то к Рождеству наверняка. Однако вечерами, когда мы выходили на улицу перед сном, он обеспокоенно хмурился и качал головой.
— Боюсь, дела рабочих не так хороши, дорогая, — в голосе сквозил страх за будущее положение семьи. — Как бы не случилось то, чего я больше всего опасаюсь.
Он боялся увольнения. Моего жалования едва хватало на оплату счетов и лекарства. Без зарплаты отца наше положение станет ещё хуже. Лежа ночью на узкой койке, какой служила старая скамейка, я с содроганием представляла размеры будущего долга. Закрывала глаза и видела, как у нас отнимали дом за неуплату счетов. Как семья месяцами ела суп из старой капусты. В такие ночи я зажимала зубами подушку и плакала. Тихонько, чтобы не разбудить родителей или стариков.
Утром в школе за скромную плату брала несколько стопок тетрадей. Чтобы вновь засидеться до ночи и терпеть присутствие Роберта. Он недолго оставался в стороне. Ходил за моей спиной, наклонялся через плечо, якобы заглядывая в тетради. От его запаха, тяжелых сигар, коньяка и приторно-сладкого одеколона, хотелось вколоть лишнюю дозу инсулина. Потерять сознание, лишь бы не чувствовать прикосновения к волосам. Как Роберт убирал их с моего плеча и будто не нарочно касался потными пальцами шеи. По рукам бежали мурашки от отвращения. Возможно, мою реакцию он трактовал по-своему, потому с каждым днем позволял себе все больше. Однажды едва меня не поцеловал, но отрезвляющая пощёчина вернула наглого директора с небес на землю.
В тот день я бежала домой под проливным дождем. Ветер трепал расстегнутый плащ, каблуки скользили по слякоти. Дырявые сапоги промокли насквозь, хлюпали при каждом шаге. По распущенным волосам стекала вода, мокрая одежда прилипла к замерзшему телу. Я плакала навзрыд, кусала губы так сильно, что во рту появился вкус крови. Сердце разрывалось, и я была так зла, что в ярости пнула ворота шоколадной фабрики, когда проходила мимо. Раз, второй, затем закричала и ударила по решетке руками. Звон цепей слился с шумом дождя.
Не удержавшись на ослабевших ногах, я прижалась спиной к стене и осела на землю. Запрокинула голову, подставила лицо ледяным каплям. Хотела, чтобы дождь смыл слезы, успокоил бурю внутри. Мою ярость на Роберта, обиду на семью и отвращение к собственной жизни. Я не могла уйти с работы. Не могла её потерять и с ужасом представляла, что однажды Роберт не захочет ограничиться поцелуем. Кем я буду тогда? Одной из тех девок в коротких юбках, которые стояли на окраине города возле бара и улыбались каждому проходящему мимо мужчине? Той, кто был готов на все ради денег? Но была ли я готова? Могла ли простить себя, если однажды придется поступиться принципами ради семьи?
Я закрыла лицо руками и судорожно вздохнула. Душа горела синим пламенем, но я ничем не могла помочь себе. Иного выхода не было, и если Роберту, как потомственному барону, хватит достоинства сохранить работу непреступной учительнице, то мне придется дать слабину.
Погруженная в тревожные мысли, я не заметила, как рядом остановился человек. Лишь когда дождь неожиданно прекратил капать на макушку, посмотрела наверх. Болезненно-желтый свет фонаря светил у него за спиной, превращая в безликую, плоскую тень. В глазах у меня всё ещё стояли слезы, и остатки образа размывались. Он держал зонт надо мной, другой рукой опирался на трость и наблюдал. Молчаливый человек в длинном пальто и старомодной шляпе-цилиндре. Запоздалый прохожий из богатого квартала? Один из напыщенных аристократов, член общества Роберта? Нет, такой бы не остановился и не помог.
Опираясь о стену, я неуклюже поднялась. Мужчина засуетился, запоздало подал мне руку. Несмотря на холод, его кожаные перчатки были теплыми и мягкими на ощупь. Из дорогой кожи, догадалась я. Дешевая в мороз затвердевала и не позволяла согнуть пальцы.
— Спасибо, — голос ужасно хрипел.
Я промерзла насквозь и выглядела просто ужасно. Мужчина не ответил. Слегка повернул голову, и я с удивлением сумела разглядеть темные очки на его лице. Поздно вечером? В дождливую погоду? Это показалось довольно странной прихотью.
Поколебавшись, незнакомец протянул мне зонт. Я не стала спорить и шепотом поблагодарила его за помощь. Возможно, слишком тихо. Коснувшись края шляпы, мужчина обошел меня и поспешил уйти. Когда он прошел мимо, я почувствовала легкий, сладковатый аромат карамели.
— Абигейл, — мама встретила меня на улице, держа в руках наш единственный зонтик. Дырявый, со сломанными спицами и заржавевшей ручкой. — Ты так поздно вернулась. Ничего не случилось на работе?
Дождь затих, и мы обе смогли опустить зонтики. Мама изогнула бровь, осмотрела обновку, но не стала комментировать. Объяснять, почему оказалась под дождем, не хотелось. Мы решили обойтись без расспросов.
— Все в порядке, — легко соврала я, как делала это каждый день, едва семья спрашивала про мои дела. — Ушла пораньше, но попала под дождь. Прохожий одолжил мне зонтик.
— Надо же, — выдохнула мама уже в доме, отряхивая мою обновку от воды. — Это очень дорогая вещь. Не сказали, куда её вернуть?
Я покачала головой. Кое-как стянула сапоги и пошла к себе, оставляя на полу мокрые следы. К слову, моя комната представляла собой отгороженный покрывалом на веревочке угол, где раньше стояла чугунная печь и лежали дрова. Стены покрылись черной копотью, зато приятно пахло древесиной. Переодевшись, я уколола инсулин в живот и вышла к семье. Старики уже спали, громкий храп разносился на всю комнату. Чарли сидел за единственным столом, собирая макет шоколадной фабрики. Я потрепала его растрепанные волосы и поцеловала в макушку. Чарли лучезарно улыбнулся.
— Как дела на работе? — спросил он шепотом.
— Просто замечательно, — я схватила его за холодные уши и слегка покрутила головой. — Надень свитер, дома слишком холодно.
Кивнув, Чарли на цыпочках полез под кровать бабушек и дедушек, где в открытом чемодане хранились теплые вещи. Я аккуратно пододвинула макет и села за стол. Мама поставила передо мной тарелку супа и чашку горячего чая.
— Тебе надо согреться, — она наклонилась и поцеловала меня в щеку. — Бедняжка, совсем заледенела.
— Скоро ударят морозы, — папа лежал на диване и читал книгу. — Проверю печь, когда приду с работы.
— А я забью щели, — мама вернулась на кухню и принялась мыть посуду. — Не хватало нам всем разболеться в начале зимы.
Я без аппетита мешала блеклый суп из редьки. На вкус он был таким же безвкусным, каким казался на вид. Солоноватая вода с кусочками разваренных овощей. Не придавала никаких сил, лишний раз напоминала о нашем бедственном положении. Чтобы не расстраивать маму, я все доела. На последних ложках подавляя тошноту. Выпила чай и отправилась в ванную комнату. Чарли вернулся к макету, и я снова погладила его по голове.
Горячей воды давно не было. Я слишком устала, чтобы кипятить чайник. Обтерлась влажным полотенцем, помыла голову, сцепив зубы. Завернув волосы в полотенце, пожелала всем доброй ночи и отправилась спать. Несмотря на переживания, заснула я быстро из-за усталости и полного морального истощения.