Твоя душа - моё спасение

      Баня — пристройка к дому. Обширная, просторная и тёплая. Чонгук давно умеет сам рубить дрова, топить печь и следить за температурой. Чтобы было не сильно душно, но и не холодно. Спасибо дедушке, который учил этому с самого детства.       Чонгук моется быстро. Чтобы Тэхён не ждал и не злился лишний раз. И без того он дал ему поспать столько, сколько нужно, а это уже удивительно. Не стал кричать с утра пораньше. И даже не стал будить, чтобы поесть. Поэтому то, что Гук сказал ему один код, было правильным решением. Иначе Чон снова не выспался бы, ещё, может, и синяков бы прибавилось.       Чонгук возвращается в комнату с сияющей улыбкой. Влажные волосы блестят, одежда чистая, под короткими ногтями ни намёка на грязь. Свои вещи он уже успел постирать и повесить сушиться над печкой. Даже ту футболку, которая была в крови — Гук знает, как отстирывать кровь так, чтобы и пятнышка не осталось.       — Б-баня свободна, — он садится на кровать, глядя на Тэхёна, который всё ещё читает. Он только этим и занимается, если не орёт, — а обработать всё лучше п-после неё, — Ким лишь кивает, откладывая дневник в сторону и уходя.       Чонгук его не понимает. Он то кричит и злится по пустякам, срываясь на всём, что видит. То спокоен, как удав, не произносит ни одного слова за несколько часов и не обращает ни на что внимания, даже не реагирует. Хотя… второе его состояние явно лучше, чем первое. Уж лучше пусть всегда молчит, чем орёт на Гука без повода. Такого Тэхёна Чонгук не боится и даже почти не заикается при нём. Такими темпами вообще перестанет.       Он располагается на кровати, снова обнимая своего медведя и прикрывая глаза. Впервые за столько времени он относительно спокоен и не нервничает. Даже появляется настроение что-то делать. Ещё бы, Тэхён ведь возьмёт его в лагерь — это уже победа, которой Чонгук безумно рад. Он уверен, что справится. Не может же быть всё так плохо, как говорит Тэхён? Гук снова наивно полагает, что это ошибка. Ким ведь может его запугивать? Запросто…       Ему необходимо самому увидеть всё, чтобы понять. Не могут же все люди в лагере быть такими, как Тэхён или даже хуже? Бред. Они бы не смогли тогда жить все в одном месте. Кто-то явно будет лучше. Может, Гук даже найдёт друзей. Там ведь, скорее всего, есть дети его возраста. Должны быть. Уж с ними-то Чонгук точно сможет найти общий язык.       Легко улыбаясь, Чон берёт из тумбы книгу, которую начал читать ещё до встречи с Тэхёном. Раньше не было ни времени, ни желания, ни сил читать, хотя он это и любит. В учебной комнате он прочитал каждую книгу. Некоторые даже на несколько раз — у него есть любимые, от которых он не устаёт. Интересные. Детских, кстати, в их библиотеке не так много, их почти нет на самом деле. Это книги дедушки.       Поэтому с самого детства Гук читал про медицину — от обычной простуды до операций на сердце, про военные механизмы и техники, оружие — древнее и современное, про рукопашные бои, лесные травы и животных, даже про кулинарию и строительство была не одна книга. Маленький Чонгук читал про всё, что могло бы пригодиться в практической жизни. Дедушка учил его читать по анатомической энциклопедии. А заодно с этим учил и строению тела. Поэтому в пять лет Гук уже свободно мог многое рассказать и назвать, даже показать на своём теле. Конечно, сначала самое лёгкое, но с каждым разом запоминал всё больше.       Дедушка научил его всему, что Чонгук сейчас знает. Разным наукам, искусству, языкам — корейскому, английскому и совсем немного немецкому. Чонгуку нечем было больше заняться, кроме как учёбы и изучения леса. Вот деда это и использовал. Он говорил, что в детстве всё запоминается намного проще, рассказывал интересно и живо, вот Гук и впитывал, как губка. Ему с дедушкой всё давалось просто.       Особенно интересно ему было возиться с животными. Лечить их оказалось сложнее, чем Чонгук представлял, но он справлялся. Дедушка сделал деревянные макеты людей и животных, после показывал на них, как и что при каких травмах нужно делать, а Гук повторял за ним. С самого детства ведь знал не только свою анатомию, но и животных. Поэтому постоянно практиковался и с каждым разом получалось всё лучше. После дедушка учил на медицинских манекенах — накладывать швы, делать правильные разрезы, уколы и не только.       Конечно, не всегда всё получилось, Чонгук не раз горько плакал, но деда учил не сдаваться. Разрешал плакать и не слушаться, убегать в лес на целый день и отдыхать, обниматься, проказничать, проявлять себя. Разрешал всё, что разрешают обычным детям. Но вместе с этим учил и тонкостям жестокого, современного мира за лесом, в котором важно сохранить чистоту души.       Поэтому Гук всегда изо всех сил старается сохранять доброту и видеть её в других.       Дедушка многому его не успел научить. Двенадцать лет это не тот возраст, когда можно оставаться одному, тем более в глухом лесу. Чонгук многого не знает и не понимает. Многого боится. Например, он очень боялся накладывать Тэхёну швы. В первый раз ведь делал это без присмотра дедушки. А если бы ошибся?       Хорошо, что Ким этого не знает и не видел, но у Чонгука ужасно дрожали руки. Это потом, когда обрабатывал эти швы, действовал уже смелее. И всё равно боялся, хоть и не показывал этого. Сердце колотилось как бешеное, во рту пересыхало, лоб покрывался испариной, но руки послушно и плавно исполняли всю работу. Дедушка говорил, что в такие моменты нужно сосредоточиться и проявить профессионализм, насколько это возможно. Не важно, сколько тебе лет, важно помочь человеку или зверю, если ты знаешь как. И Гук знал. Поэтому, пусть и трясущимися руками, но всё сделал.       Потом, правда, рыдал в подушку почти всю ночь, боясь, что ошибся, и Тэхён не проснётся. А когда тот не сразу пришёл в себя, Чонгук корил себя ещё больше. Вдруг у него всё-таки были внутренние повреждения, которые Гук не заметил? Вдруг открылось кровотечение? Вдруг рана была слишком глубокой? Вдруг заражение? Слишком много вдруг и слишком мало ответов. Только потом он выдохнул, когда Ким очнулся. Тэхён был первым человеком, которому Чон сам провёл подобную операцию.       Деда говорил, что у него врождённый талант и золотые, очень чувствительные руки. А ещё рабочая голова, которая даёт чёткие приказы рукам даже в стрессовых ситуациях. Дедушка не раз повторял, что у Гука очень много внутренней силы, которую не сразу можно разглядеть. Потому что для двенадцатилетнего это почти невозможно освоить. Однако Чонгук смог и ни капли не жалеет. Дальше — больше.       Он дедушке верит. Верил во всём и всегда, а тот никогда не ошибался. Поэтому Чон будет стараться делать так, как тот учил, несмотря ни на что. Даже тогда, когда его нет рядом. Гук уверен — дедушка его видит.       От размышлений и книги отвлекает вернувшийся в комнату Тэхён. Неужели Чонгук так много времени провёл в своих мыслях и за чтением? Или это просто Ким так быстро вернулся? На самом деле ему всё равно, что из этого, главное, чтобы мужчина не кричал и не злился. Желательно, больше никогда…       — К-как баня? — Чон спрашивает, неловко улыбаясь. Хочет, чтобы это внезапное дружелюбие между ними не заканчивалось, но не знает, как и что говорить.       — Хорошая, — Ким немногословен. Однако ему понравилось. Даже очень. В бане и запах приятный, и температура для тела в самый раз. Даже шампунь есть и ароматное мыло для тела. В лагерях этого, наверное, никогда не было.       По времени так вообще подарок. Он никогда не мылся так долго раньше. Только когда был с родителями, но тогда и мир был другим. Тогда Тэхён мог спокойно принимать ванну хоть весь день, при этом используя различные пены, бомбочки, гели и шампуни. И это была не просто баня, а целый бассейн и сауна…       Сейчас всё по-другому. Тэхён уже забыл то время, потому что в лагерях всё ограничено. О бассейне можно даже не вспоминать. А сегодня он даже воды использовал столько, сколько хотел — это почти мечта лагерных. Вымылся, наверное, на несколько месяцев вперёд, учитывая обстановку в лагерях.       Там очень часто нет нормального места для мытья. Есть специально отведённое небольшое деревянное здание, которое разделено на две комнаты. Предбанник и сама баня. Внутри лежит маленький обмылок — если повезёт — и стоит один небольшой таз с водой на человека. И это максимум, который можно найти. Летом многие моются в реках или озёрах, забивая на такую «баню». А вот зимой приходится смиряться. В прорубь никто не нырнёт — если подхватить даже обычную простуду, есть все шансы не выкарабкаться.       Бани пусть и тёплые, но грязные, в них воняет плесенью. И очередь туда в несколько часов, несмотря на то, что мыться ходят группами по несколько человек. Помывочный — или банный — день чаще всего один. Суббота. Иногда два — ещё пятница. В эти дни с самого утра топят печь, и все занимают очередь. А иногда и реже, чем раз в неделю, если нет воды или дров. Мало где моются чаще. Всё зависит от лидеров и расположения лагеря. Многие разбиты у рек и лесов — там могут себе позволить мыться почаще, и то не всегда. Люди экономят. Но есть и такие, которые не оснащены подобной роскошью. И им тяжелее всех.       Тэхён бывал в разных лагерях с разным уровнем жизни. А его группа как раз и направлялась в один из таких лагерей, где помыться раз в неделю — это настоящий праздник. Ким знает, что в том месте по правилам лагеря банные дни два раза в месяц. И это уже хорошо. У них бывают и не такие удачные месяца.       Лагерь хоть и расположен рядом с лесом, но лес-то проклятый. Ни дров нормальных нет, ни дичи, ни воды — та, что есть, чаще всего грязная. Но и к такой привыкают. Просто, когда только выбрали это место, никто не знал, что лес окажется таким неприветливым. В подобных лагерях люди по-особенному злые. Им повезло меньше всех. И весь свой гнев они выплёскивают на других. Особенно на новеньких.       — Обработай мне швы, — Ким ложится на кровать, снимая чистую футболку. Одежду, кстати, он взял в подвальной комнате. Код знает, поэтому и воспользовался, обновив гардероб.       Чонгук послушно садится рядом, откладывая медведя и книгу. Тэхён краем глаза замечает, что тот читает — медицинская энциклопедия. Он в двенадцать и не думал о таком, читая про приключения и играя в компьютерные игры. Пацан, наверное, и не знает, что это такое…       — Когда ты их снимешь? — Ким на немой вопрос в чужих глазах кивает на живот, имея в виду швы, — ходить с нитками меня уже достало.       — Е-если всё будет в п-порядке, то ч-через четыре-пять дней. П-пока тебе л-лучше не на… напрягаться, — Чонгук объясняет быстро, старается, но все равно заикается и запинается. У Тэхёна взгляд слишком острый и глаза холодные. Из-за них Гук постоянно теряется и впадает в ступор, в них страшно смотреть.       — Меня напрягает только то, что ты бубнишь себе под нос и заикаешься. Если так продолжишь, я не возьму тебя в лагерь, — голос грубый, на лице и мускул не дрогнет.       Ким видит, как Чонгук тут же тускнеет. Скалится с этого, а мальчишка дует губы. В чёрных глазах солёные капли так и собираются. Задевать его очень весело. Даже пары слов хватает. Вот только самому Гуку не смешно. Он кусает щёку изнутри, стараясь не показывать своего состояния, но ресницы сами мокнут.       — Я-я стараюсь, — Чонгук проглатывает ком обиды и продолжает, не глядя на мужчину. Швы, кстати, тоже обрабатывает, — э-это из-за т-тебя я так…       — Ты что, до сих пор боишься меня? — Ким продолжает шутить, лёжа с каменным лицом. Настроение такое, — я тебя целый день не трогал. Сам трусишь, а меня обвиняешь? Твой дед тебя научил так к людям относиться?       Для Тэхёна просто шутка, забавная игра и развлечение, а для Чонгука целый мир. Обидно и за лагерь, и за дедушку. Особенно за второе. Зачем приплетать дедушку, если Ким его даже не знал? Зачем обижать кого-то, если ты просто больше и сильнее? Чонгуку этого не понять.       Поэтому он, закусив губу, встаёт и отходит от кровати Кима к своей. Бросает тихое «т-ты злой» и залезает под одеяло с головой. Снова обнимает медведя, откладывает книгу и смаргивает крупные слёзы. Для него и такое слишком. Обидно.       — Тебе стоит привыкнуть к таким шуткам. Они ещё безобидны, — Ким хмыкает. Ничего ведь не сказал, а мальчишка уже в слёзы. Плакса. В лагерь ему точно нельзя. Сожрут и не заметят, — в лагере тебя засмеют и заклюют, если будешь так реагировать на шутки. А потом ещё и подождут где-нибудь ночью, поймают и изобьют.       Шутки? Так не шутят. Чонгук никогда не примет обидные слова за шутки. Это неправильно.       — П-почему все такие з-злые? — Гук всхлипывает, вылезая из-под одеяла. Смотрит на Тэхёна огромными глазами, в которых миллион вопросов. Вот только Кима эти глаза, полные слёз и обиды, никак не задевают. В душе ничего не отзывается.       Тэхён Чонгука учит. Преподаёт уроки, без которых Гук в лагере и дня не протянет. Хотя… опять же, с чего бы ему беспокоиться?..       — Знаешь, мне всё равно, пацан, — а теперь Ким не шутит, — Плевать, как ты будешь выживать, но в лагере лучше никогда не плачь при ком-то. Это я тебя терплю и даже не трогаю, — терпит? Не трогает? Чонгук снова не согласен. Тэхён — первый человек, который его ударил и начал запугивать. И не один раз, между прочим, — а будешь заикаться, тебя превратят в кровавое месиво.       Тэхён действительно не шутит. Он не заботится — предупреждает, чтобы пацан понимал, что к чему. Даёт время, чтобы тот одумался. В лагере с кучей народа ему будет хуже и опаснее, чем одному в глухом лесу. Уж лучше жить с настоящими волками, чем с чудовищами в человеческих телах.       Ким не беспокоится за Чонгука, нет. Ему пацана от части даже жаль. Он чем-то похож на Юну — та тоже лезла везде, куда не просили. За это и поплатилась, сама виновата. Теперь же Тэхён просто пытается вдолбить мальчишке, что тот меняет роскошную, по современным меркам, жизнь на жизнь отбросов, которая больше похожа на тупое существование. Снова говорит, но этот пацан слишком упрямый. Что ж, это будет не его головная боль.       — В-возьми, п-пожалуйста, — Чонгук стирает слёзы ладонями, умоляюще глядя на мужчину. Не понимает, что ему, надо же, этот человек желает добра. Пусть и в странной манере, грубо и небрежно.       — И почему ты такой тупой? — Гук не заслужил такие оскорбления, но по меркам Тэхёна очень даже, — мне плевать, сказал же. Увяжешься — пойдёшь, — Ким вздыхает, понимая, что этому пацану прохода не дадут в лагере. Вообще никто. На нём все отыграются. Больше предупреждать он не станет. Двух раз вполне достаточно. Даже много для него, — будут обижать — ко мне не иди, я помогать не стану. Сам врежу тебе ещё больше, понял? — Чонгук с грустью кивает, — спросят про меня — скажешь, что ничего не знаешь, — Гук снова кивает, запоминая. Он и так ничего про этого мужчину не знает, что ему рассказывать и кому? — Будешь реветь, реви тихо и ночью, чтобы тебя никто никогда не услышал, — Чонгук так не умеет… — И кстати, потеряешься в лесу — искать не стану. Ты мне никто, я тебе тоже. Никогда не рассчитывай на мою помощь.       Никто. Чонгук это понимает. Тэхён не тот человек, который станет рисковать собой, чтобы спасти кого-то чужого. Не станет помогать раненым, он скорее бросит их или добьёт. Они с Гуком совершенно разные. Это Чонгук делал всё, лишь бы ему помочь и спасти. И не раз, кстати говоря. Ким ему тем же не отплатит. Скорее, наоборот.       — Я з-знаю в л-лесу каждую т-тропинку… — Чонгук не раз гулял там. Не раз ночевал в лесу. Бегал с волками, ходил с дедушкой, даже играл в прятки. Лес — его дом.       — Я предупредил тебя, пацан. Если у тебя будут проблемы, ты ко мне не идёшь. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже не думай об этом.       — Т-ты со всем такой?       — Со всеми, — мужчина отвечает сразу, не задумываясь и смотря пацану прямо в глаза. Потому что это правда и придумывать тут нечего. Он может помочь, но далеко не всем. И уж точно не пацану, которого знает несколько дней, — так что не надейся на хорошее расположение только потому, что ты для меня что-то сделал.       Неблагодарно? Да. Тэхён прекрасно это знает. Но ему пле-вать. Как и на крупные слёзы мальчишки, которые текут по щекам. Только больше раздражает. Снова. Ким не раз видел плачущих и зовущих на помощь. Детей, женщин, мужчин, молодых парней, девушек, стариков. Всех. Вот только всем не поможешь. Тэхён оставил эту затею далеко в прошлом и затолкал эмпатию поглубже. Так проще, а без подобной расчётливости в их мире не выжить.       Чонгук замолкает. Вопросы больше ни к чему. Он понимает, что Тэхён слишком жестокий и злой, но никогда не поймёт, почему. Дедушка учил, что нельзя становиться таким, несмотря на то, что происходит в мире и с тобой лично. Нельзя ожесточать мягкое сердце и превращать его в бесчувственный каменный кусок. А дедушка тоже многое видел. Может, даже побольше Кима…       Гук укладывается на подушку, прижимая к себе медведя. Отворачивается к стене и подтягивает колени к груди. Рассматривает узор на дереве, кусая губу едва ли не до крови. Он хоть и понимает всё, но в душе ужасно плохо. Больно.       Внезапный громкий стон заставляет подскочить на кровати. Чонгук в ужасе смотрит на Тэхёна и сильнее прижимает к себе игрушку. От страха. А Ким лишь закатывает глаза и складывает руки на груди. Так и знал, что пацан отреагирует подобным образом. Слишком трусливый.       — Т-тэхён… — Чонгук подлетает к нему после второго такого же протяжного стона. Хватается за мужчину машинально, словно пытаясь спрятаться и ища в нём защиты, — Т-тэхён, кто т-там…       — Отцепись, — Ким грубо его отпихивает, но Чонгук всё равно цепляется. Как за последнюю надежду, — проваливай, говорю! — Тэхён толкает его так, что Гук, вскрикивая, падает на пол, — прекрати трястись из-за каждого шороха.       — Я-я не в-виноват, — Чонгук встаёт с пола, потирая ушибленное место. Садится на свою кровать, тут же стискивая пальцами медведя и ожидая действий Кима. Тот, вероятно, знает, что делать.       — Значит так, — Тэхён пару секунд бегает взглядом по мальчишке, на ходу додумывая план действий, — наверху сидит один из людей тварей. Тех, которые пришли ночью, — Чон округляет глаза и приоткрывает рот в удивлении. Он-то думал, что Ким со всеми… разобрался, — сейчас я поднимусь туда, ты будешь сидеть здесь и не рыпайся, пока я не приду, — Чонгук кивает, понимая, что сейчас лучше даже не говорить, — сделаю всё, что мне нужно, и вернусь. Даже из комнаты не выходи. Понял? — Гук снова кивает, прижимая медведя к себе плотнее. Страшно немного, но, видимо, у Тэхёна всё под контролем, — потом, как приду, скажу, что ты должен будешь сделать.       — Я-я?       — Да, поможешь мне. Сделаешь всё так, как я говорю, тогда возьму тебя в лагерь. Иначе уйду без тебя, а одного тебя туда даже не пустят, — шантаж? Да. Но с этим ребёнком только так.       И, кстати, Тэхён не совсем уж и врёт. Новеньких в лагеря принимают крайне неохотно. Только если они действительно ценные. И перед этим они проходят проверку на вшивость. В таких местах важно проверить, кто может выжить и сражаться за себя. Мальчишке это знать не обязательно, пусть на месте соображает. Если придёт один, его даже слушать не станут. Лишний рот в лагерях не нужен. А придёт с Тэхёном — попадёт внутрь автоматически.       А Чонгук только понуро кивает. Он уже понимает, каким образом Ким всего добивается — угрозами, побоями и шантажом. И, видимо, не только с ним. Постоянно, со всеми. Неужели Тэхён действительно такой плохой человек? Или это уже риторический вопрос?

***

      Ким поднимается наверх, уже зная, что его ждёт. Парень не смог терпеть до вечера. Конечно, в такой ситуации никто бы не смог. Но Тэхён не сделает ничего просто так. Только за необходимую информацию. И то не факт…       — Хочешь мне что-то сказать? — Ким останавливается у входа на чердак, глядя на парня сверху вниз. Тот весь скрючился, вспотел, а смотрит уже не с той яростью, что была раньше, — или просто так связки надрываешь?       Он подходит ближе, нависая над парнем и грубо вытаскивая кляп. Скалится, наслаждаясь картиной. Ещё бы, перед ним сидит один из его врагов, пусть и не главных. И не просто сидит — он почти скулит от желания сходить в туалет и пожрать. А ещё ему нужны лекарства. Такого сильного удовлетворения Тэхён давно не получал.       — Отправляйся к дьяволу! — Ким ухмыляется. Парень хоть и подыхает, но молчит о тварях. Похвально.       — Скорее, ты к нему скоро отправишься, — Тэхён резко бьёт парня в живот, прекрасно зная, где находится мочевой пузырь, и чем грозят сильные удары в него, особенно когда он полный.       Парень орёт, скручиваясь сильнее. Складывается пополам, закрывая живот и крича от режущих ощущений. Вены на шее и на висках вздуваются, пульсируют. Всё тело трясёт и сковывает спазмами. А Тэхён только смотрит. Если бы мог, записал бы этот момент на видео. На память. И для потомков. И для тех, кто вдруг захочет переметнуться в стан врага. Вот только техники такой давно нет. Даже у белоглазых.       Ким садится напротив парня, широко улыбаясь. Рассматривает его, замечая, что тот, в принципе, одет хорошо, чистый и не шибко худой — значит, не голодает. Значит, у тварей производство действительно налажено. Иначе кости бы торчали. У многих лагерных, если заглянуть под одежду, именно так и будет. Жировой прослойки точно ни у кого нет. Максимум — мышцы. У некоторых так вообще кожа кости обтягивает до страшных картин.       — Если мочевой пузырь разорвётся, и если тебе не помогут вовремя, ты умрёшь, знал? — Тэхён скалится с выражения лица парня. Всё ещё выражает ненависть, — если сходишь под себя, кстати, тоже. В этом уже я тебе помогу.       — Я всё равно ничего не знаю, — парень хрипит, пытаясь отдышаться и не сильно нажимать на живот согнутыми ногами.       — Прям уж так ничего? — Ким наигранно удивляется и выпячивает губы, — Даже я что-то знаю, хотя у тварей в городе никогда не был. Я же им задницу никогда не лизал, в отличие от вас.       — Я знаю мизер, тебе он вряд ли поможет.       — Говори, тогда отпущу помочиться.       Парень облизывает сухие губы. Он в любом случае труп. Никто не возвращался от лагерных. Ещё непонятно, что хуже — встретиться с белоглазыми и давать им свою кровь или встретиться с озлобленными лагерными, которые мало кого из «предателей» оставляют в живых. Для себя он уже давно решил, что лучше быть с тварями заодно, так хотя бы шансов жить относительно нормально больше.       — Города как города, мы работаем на производстве, живём в квартирах с тварями, отдаём им свою кровь, получаем что-то взамен. Зато всегда сыты, одеты и моемся тогда, когда хотим, — очень сжато, но это так. Подробнее обо всех тонкостях он не расскажет. Иначе, если вдруг выберется живым, белоглазые с ним разберутся быстро. И слова сказать не дадут — высосут всю кровь. Такое уже было. Конечно, не всегда, но шансов выжить после такого пятьдесят на пятьдесят…       — И это всё, что ты знаешь?       — Нам подчищают память, когда мы выходим за пределы города, — частично и это правда.       Это происходит не всегда. Например, ему и его группе не стёрли память, потому что с ними были ещё двое белоглазых, которые были их охраной. Однако не так давно их убили в этом проклятом лесу, поэтому пришлось возвращаться одним. Кто же знал, что в этом чёртовом лесу будет столько проблем?       — Магазины почему пустые были?       — Оружие нам тоже не дают, чтобы мы в случае чего не использовали его против тварей.       — Окей. Поднимайся, — Тэхён решает пока прекратить, иначе парень реально обмочит штаны. По нему видно, что еле терпит, а Ким очень не хочет, чтобы в доме, где он сейчас живёт, воняло.       Тэхён развязывает ему руки и ноги, помогая подняться. Нога у парня распухла, даже через штаны видно. Ким ведёт его по лестнице, подталкивая в спину, когда тот спотыкается и еле прыгает на одной ноге, едва не падая. Парень ругается, сжимает челюсть и мычит от боли, но идёт. А Тэхён краем глаза замечает и закрытую дверь в комнату — Чонгук, скорее всего, лежит под одеялом и дрожит от страха, обнимая своего медведя. По крайней мере, хорошо, что не мешает.       Уже на улице Тэхён сильно не церемонится с парнем, позволяя ему нормально сходить в туалет. А ещё он прекрасно видит, как Чонгук смотрит на них в окно. Пацан вообще не прячется. Стоит с огромными глазами и со своим медведем в руках, смотрит, поднимая штору. Если бы парень его заметил, весь план бы провалился. План, о котором мальчишка ещё не знает. Но парню, к счастью, дело есть только до своей ноги и туалета.       Ким возвращается в комнату сразу после того, как снова связывает парня на чердаке. Тот в любом случае не сбежит, но это перестраховка. Когда Тэхён заходит в комнату, Чонгук уже сидит на кровати, словно бы и не вставал никуда, чтобы поглазеть на пленника и действия Тэхёна.       — Сейчас мы поиграем в заложников, — Ким ухмыляется, медленно подходя к зашуганному пацану. А тот уже поднимает голову, глядя на мужчину со страхом. Едва ли не с ужасом.       — Зал… з-заложников? — Гук заикается сильнее и пятится к стене. Он знает, кто это такие. И играть в подобную игру с Тэхёном вообще не хочет. Она совсем не внушает доверия, несмотря на то, что Чонгук ещё не знает правил. Он уже догадывается, что они ему не понравятся.       — Именно, — оскал на губах мужчины ему тоже не нравится. Слишком опасный, — ты — мой пленник, я — большой и страшный захватчик, который заставляет тебя работать, бьёт тебя и всячески издевается, — Ким хватает пацана за руку и тянет на себя, запугивая сильнее. На запястье будут небольшие синяки — так и надо. Кожа нежная, Тэхёну даже стараться не придётся, чтобы что-то сделать. Запугать пацана тоже легко, это Киму на руку. Несколько слов, и Гук уже будет страдать. Поэтому мальчишке врать особо не нужно будет. И это тоже хорошо, потому что пацан врать не умеет, — Сейчас я тебе всё объясню, только не рыпайся. Мне нужна информация.       Гук, несмотря на слова Кима, пытается вырваться, но не получается. Тэхён слишком крепко держит. Чонгуку совсем не нравится всё, что сейчас происходит. Что Киму от него нужно и что за игра? Что сейчас будет? Чонгук уже дрожит и боится. Потому что у мужчины и взгляд сумасшедший.       — О-отп-пусти… — Чонгук всхлипывает, совсем ничего не понимая. Ёрзает на кровати, отодвигаясь назад. Но все попытки тщетны.       — Не реви раньше времени, пацан. Лучше не беси меня сейчас, а внимательно слушай, — Тэхён, злясь, второй рукой сдавливает щёки мальчишки, поднимая его лицо на себя. Он ещё ничего не сделал, а пацан уже ревёт. Снова. А Ким, вообще-то, и не собирался ему что-то делать. По крайне мере, не сильно... — сейчас ты будешь очень послушным мальчиком и пойдёшь на чердак.       На чердак? Чонгук уж точно не хочет идти на тёмный, страшный чердак и пересекаться с тем человеком, который там сидит. И участвовать в этой глупой «игре», которую придумал Тэхён, тоже не хочет. Зачем он вообще Киму? Неужели он сам не может всё сделать?       — Н-нет… — Чонгук еле это выговаривает — пальцы на щеках мешают даже рот открыть. Он громко всхлипывает, когда хватка усиливается. Лицо снова саднит от боли, особенно когда Ким давит сильнее.       — А я сказал «да». Ты хочешь в лагерь или нет? Если да, то слушай, что от тебя требуется…