Flashback
— Во-первых, успокойся, пацан, — Тэхён берёт его за плечи, легонько встряхивая. Ждёт, когда до мальчишки дойдут слова, — хватит сопли жевать, я тебе пока что ничего не сделал, — Чонгук выдыхает. Может, пока действительно не стоит паниковать? Тэхён вроде не делает ему больно… — Во-вторых, у него пуля в ноге застряла. Ты должен будешь поставить обезболивающее и навешать ему лапши на уши, что вытащишь пулю после. Понял? — Лапши н-на уши? — Гук поднимает брови, впервые слыша такое выражение и понимая его буквально. — Ты совсем глупый? — Ким удивлён не меньше. Не знать подобных выражений? В лагере пацану тогда точно делать нечего — там многие говорят чуть ли не на жаргоне, — ты должен будешь сказать, что вытащишь пулю позже. — З-зачем? Сразу н-нельзя? — Гук бы мог извлечь пулю уже сейчас, он умеет. Конечно, без помощи дедушки было бы в разы сложнее, но Тэхён бы помог — держал бы ноги и подавал нужные инструменты. Да и зачем заставлять кого-то страдать? — Ты вообще не будешь вытаскивать пулю, а соврёшь про то, что достанешь её после, — Ким цедит по слову, надеясь, что пацан поймёт. В нём уже начинает закипать злость, — понял? Ты вообще не будешь ему помогать. — Э-это жестоко… — Жестоко будет, если я после оставлю тебя здесь одного, ещё и избитого, — Гук кусает губы, понимая, что обе эти вещи жестокие. В стиле Тэхёна… — так, дальше. Знаешь английский? — Чонгук кивает. Знает, спасибо дедушке. Хотя они с Тэхёном говорят на корейском — родном для них обоих, — отлично. Запомни, что сейчас международный язык — английский, все на нём говорят. Даже в лагерях. Сейчас поднимешься на чердак и… — А м-можно не н-на чердак? — Гук перебивает на свой страх и риск, но что ему ещё делать? Чердак — один из самых больших его страхов. — Нельзя. — Н-но мне там с-страшно, — Чонгук и не скрывает этого. Не привык. Он всегда прямо говорит о том, чего боится. А по-другому и не умеет. — Зайдёшь и выйдешь почти сразу, не ной, — Тэхён даже слушать не желает про это. И пацану лучше бы вот так прямо не говорить о своих страхах. В лагере этим могут воспользоваться, — Готовься, сейчас ты станешь моими глазами и ушами. — К-как это? — Гук громко шмыгает, не сдержавшись. Вроде, бояться нечего. Он быстренько всё сделает и уйдёт с чердака. Тем более, там будет Тэхён и тот человек. Ничего ведь не случится? Но расслабиться всё равно до конца не получается. — Ты, притворяясь моим заложником, предложишь ему сбежать, — Чонгук поднимает брови в удивлении. Сбежать? Никогда. Он не сможет сыграть такое. Тем более ещё и обмануть. Как он это сделает, если не хочет этого и в принципе не врёт? Он, вообще-то, мог бы помочь этому человеку. Однако Тэхён, словно видя его мысли, тут же обрубает, — и только попробуй сделать что-то не так, — Ким сжимает его плечи сильнее, давя и морально, и физически, — Ты должен будешь узнать, как зайти в город белоглазых и как у них обстановка внутри, что они делают и как работают. Зачем тварям кровь, и что они делают щупальцами. Запомнил? — Н-но как я-я это смогу? — Чонгук и не додумался бы до такого. С виду план неплохой, но сможет ли он так сделать? Кажется, ему не удастся… — Можешь реветь, кричать, жаловаться на меня, говорить, какой я мерзкий и ужасный, бью тебя и угрожаю. Пожаловаться на меня сможешь? — Гук, если честно, не знает, как ответить на этот вопрос. Ким может разозлиться из-за любого ответа, — не тупи, пацан! Сможешь. Это нужно для дела, понял? — А е-если я н-не всё узнаю? — Что сможешь. Главное — натурально сыграть, чтобы он поверил, что тебе со мной очень плохо, и ты очень хочешь сбежать. Тебе ведь плохо со мной? Боишься меня? — Гук кусает губу, снова не зная, как ответить. Только недавно Ким говорил не бояться его и что сейчас? Тэхён только больше его запутывает, — боишься. Тебе плохо, — Ким закатывает глаза, когда мальчишка поджимает губы и совсем легонько кивает. Неужели так сложно понять? Хорошо, он устроит ему «сладкую» жизнь. Всё ради правдоподобной игры. Тэхён с силой даёт пощечину по здоровой щеке пацана. Встряхивает его, со злостью глядя в перекошенное от страха и боли лицо, и едва ли не рычит. Запугивает, хотя куда уж больше? Мальчишка пыхтит, кричит что-то, пытается бороться, закрыться, но Ким сильнее в разы, несмотря на свои раны. Он про них уже не думает — привык, хотя боль и беспокоит. Плевать. Раз Чонгук не понимает, он всё сделает сам, чтобы тому и играть не пришлось. Иначе их план разоблачат. Он заламывает ему руки за спину, почти выворачивая их. Перехватывает одной своей рукой — в его широкой ладони запросто помещаются обе кисти Чона. Не обращает внимания на слёзы, дёрганья и крики мальчишки о том, что он всё уже понял. А Чонгук ведь действительно всё понял, он бы сыграл, попробовал бы. Даже соврать попытался бы. Но Тэхён уже ставит его на колени и нависает сзади, сжимая в кулаке чёрные волосы. Оттягивает их, заставляя мальчишку дрожать и до боли запрокинуть голову. — А теперь понял, что тебе плохо? — Ким цедит ему на ухо, пока Чонгук всхлипывает от боли, страха и даже внезапной злости. Гук ещё ни на кого так не злился, никогда, — А теперь ты, как миленький, возьмёшь аптечку и пойдёшь наверх, всё сделаешь и узнаешь. А пока твой драгоценный медведь побудет у меня, — Тэхён грубо отпихивает Чона на пол, тут же хватая игрушку с чужой кровати. — О-от… о-отдай! — Гук, сидя на полу, растирает слёзы по лицу, теперь до конца понимая всю суть. Пожаловаться на Тэхёна наверху? Запросто! Сказать, какой он ужасный человек? С удовольствием! Он бы и так это сделал, но сейчас обида ещё сильнее, чем прежде. — Получишь его только после задания. Вперёд, пацан! И не беси меня! Ким резко поднимает его на ноги и пихает аптечку в руки. Толкает к двери, идя прямо за ним. Вот теперь всё натурально. Из Чонгука актёр, как и врун, ужасный. Поэтому сейчас он просто выплеснет всю свою обиду и злость. Конечно, Тэхён мог бы сделать всё помягче и всё объяснить, разложив по полочкам, но на это ушло бы слишком много времени. А ждать и терпеть Тэхён не привык. — Пацан, только много пилюль на него не трать, они ещё пригодятся нам. Так, один укол сделай, таблетку, может, дай. Не больше. Не надо над ним трястись и привязываться. Понял? — Чонгук на это лишь бубнит под нос, что всё понял.End flashback
— К-как тебя з-зовут? — Чон поднимает заплаканное лицо на парня, а тот вскидывает брови, ужасаясь. Мальчишку неплохо разукрасили. Синяки и кровоподтёки где-то совсем свежие, как будто только что били. Возможно, так и было, потому что он прекрасно слышал крики снизу. Теперь понятно, чьи и почему. Слёзы у мальчика только-только начали высыхать, глаза до сих пор красные и опухшие. Губа немного разбита, на руках синяков множество. Интересно, чем он так не угодил этому мужику? Парень, конечно, тоже не ангел, но так обращаться с ребёнком — это ужасно и неприемлемо нигде… — Пауль. — М-меня Чонгук, — Гук выдавливает еле заметную улыбку. В таком состоянии это не особо получается. Заикания не прекращаются, потому что всё наваливается. Ещё и Ким стоит рядом, смотрит своим холодным взглядом за каждым движением, — Я-я осмотрю н-ногу. Хорошо? — Ты? — Пауль скептически смотрит на мальчишку, не веря, что ребёнок способен на что-то подобное. — Он, — Ким обрубает этот бессмысленный диалог, начиная раздражаться, — давай делай, пацан. Хотя, можешь не торопиться, — Тэхён ухмыляется, поднимая игрушку и прижимая её к груди, — твоему милому медведю со мной уже нравится. Он даже не хочет к тебе возвращаться, представляешь? Гук поджимает губы, одаривая Тэхёна взглядом, полным обиды и негодования. На самом деле у Чонгука внутри просто ураган чувств, которые он прежде не испытывал никогда. Правда, такого он и не хотел бы. Ким у него в душе топчется таким отношением, стирая всё хорошее, что у них было. А его и так почти не было. Медведь — самая дорогая вещь, которая у Чонгука осталась. Потому что дедушка подарил перед тем, как уйти… Но Ким разве это поймёт? Вряд ли. Скорее, только начнёт издеваться. Чонгук ножницами разрезает штанину парня, сразу видя, в каком ужасном состоянии нога. Она распухла и покраснела. Рана рваная, в неё попала грязь и мелкие кусочки одежды — значит, заражение может начаться. А если учесть то, как Пауль хромал, скорее всего, всё плохо. Вероятнее всего, пуля застряла в кости или в мышцах, поэтому парень так хромает и корчится от боли. А если пуля ещё и с крестообразным концом, то внутри она превратилась в железный цветок — просто-напросто разорвалась, оставив кусочки железа в мягких тканях ноги. Возможно, задеты артерии, кто знает? Чонгуку нужно заглянуть внутрь, чтобы всё точно сказать, но кто ему даст? С другой стороны, если всё уже плохо, может, Гук и не смог бы помочь? Или сделал бы хуже? Тогда, вероятно, ужасно бы винил себя… Но он бы хотя бы попытался, не будь здесь Тэхёна. Тот не разрешит даже вытащить пулю и обработать рану. А без этого заражение начнётся быстрее и пойдёт дальше… — Я п-поставлю тебе укол? А п-потом пулю… достану. З-завтра утром, н-наверное?.. — Чонгук спрашивает, косясь на Тэхёна. Вроде всё делает правильно, но его напрягает, что кое-кто стоит над душой. А ещё чердак, несмотря на людей здесь, слишком страшный и тёмный. Гука беспокоит и то, что он сам врёт — это чувство крайне мерзкое… Но он справится, несмотря ни на что. — А сможешь? — Пауль улыбается с решительного кивка, искренне жалея мальчишку. Самое отвратительное, когда дети страдают. А Чонгуку, видимо, с этим человеком очень плохо — видно по взгляду и состоянию пацана. Не может даже сказать что-то, боясь этого мужчину. Косится, ёжится под цепким взглядом и, видимо, не хочет проблем. Поэтому так напряжённо следит за каждым словом и действием. — Сможет, — Тэхён снова их прерывает, желая поскорее закончить их небольшую игру, — давай делай, пацан! Чонгук знает, что колоть нужно в мышцы. Рукав куртки не задрать — слишком туго, а портить ещё и её не хочется. Поэтому Чон разрезает штаны дальше, доходя до бедра. Готовит шприц, набирая лекарство из ампулы. Зажимает кожу, плавно вводя иглу в кожу, чтобы не было больно. Дедушка учил правильно ставить уколы, чтобы даже не чувствовать. А штаны Чонгук после принесёт новые. Чтобы Пауль не носил разрезанные… — В-всё, — Чонгук шмыгает носом, глядя сначала на Пауля, а после и на Тэхёна. Что делать дальше, он не знает. Как узнать про белоглазых и жаловаться? Как поговорить с Паулем и спросить хоть что-то? Он ведь совсем не умеет врать и играть. — Наконец-то! — Тэхён подходит, забирая аптечку и отбрасывая её за спину. А после резко оттаскивает вскрикнувшего от неожиданности Чонгука к противоположной балке, — посидишь пока здесь. — Ч-что?! Н-нет! — Гук пытается отползти, подскочить с пола, но Ким уже привязывает его тугой верёвкой к балке. После связывает и ноги. На всякий случай. Не обращает внимания на слёзы и мольбы, на попытки мальчишки вырваться. Снова. Точнее — как всегда, — О-отпусти-и! — Чонгук плачет, не стесняясь. Они так не договаривались! — Переночуешь здесь, ты не нужен мне в комнате, — Тэхён не раскрыл ему весь план. А сам изначально всё так и планировал. Чонгук должен был поболтать немного с парнем при нём. Поставить укол, сказать про ногу, пообещать. А после в игру вступал Тэхён. Паулю нужно было показать, как пацану плохо. Чтобы он не просто слышал крики, а видел своими глазами истинное отношение Кима к мальчишке. Это даже не спектакль, всё, что происходит сейчас — правда. — Т-тэхён! — Чонгук плачет, губы дрожат, слёзы крупные и горячие, они текут к подбородку, срываясь с него на одежду, — я н-не… н-не могу здесь… н-не надо!.. — Твой медведь эту ночь побудет со мной, — Тэхён на Гука даже не смотрит. Уходит к двери, забирая аптечку и игрушку, — мы с ним подружились. Утром приду, не скучайте. Ким не обращает внимания на крики мальчишки о том, что он боится, что ему страшно находиться на чердаке ночью. Не хочет слушать. Раздражает. Он спускается вниз, запирая дверь на чердак. В душе ничего не ёкает, когда он слышит своё имя надрывным голосом Чонгука. Ему пле-вать. А Чонгук не может успокоиться. Зовёт Тэхёна, кричит его имя, сжимая внезапно вспотевшие ладони в кулаки. Сердце начинает ужасно ныть и слишком быстро биться, а внутри всё болеть. Чердак — единственное место, куда Гук никогда не ходил без дедушки. Даже днём, не то что ночью. Он тёмный и жуткий, несмотря на то, что деда всегда ходил сюда с фонариком. Чонгук даже в лесу ночевал, но на чердаке — ни разу. Он, конечно, хотел побороть этот страх, но не так. — Чонгук? — Пауль зовёт его, пытаясь обратить внимание на себя и отвлечь мальчишку. А вот у него душа за него болит. Жалко, — Чонгук! Чонгук?.. Гук не отвечает. Он подтягивает связанные в лодыжках ноги к себе, упирается лбом в колени и жмурит глаза. Дышит тяжело и словно глотает воздух, которого становится меньше. Не может выдержать того, что он в темноте на чердаке. Пусть и не один, но он даже с дедушкой не мог сюда нормально зайти. А здесь незнакомый человек. Да и до ночи ещё несколько часов. Чон кусает губы и всхлипывает. Плачет, не в силах успокоиться. Страх сковывает и словно лишает кислорода. Тэхён даже дверь плотно закрыл — от этого ещё темнее и страшнее. Маленькое, почти полностью забитое окно ни капли не спасает и не освещает пространство, тем более что в лесу начинает темнеть. Чонгук чувствует, как все внутренности сжимаются, как горло перехватывает и словно сдавливает невидимой рукой. Все звуки слышатся словно сквозь вату. Ему плохо… — Эй, урод! Ему плохо! — Пауль кричит, однако Тэхён не реагирует, уходя в комнату. Информация ему нужна любым путём, — забери его, слышишь?! Чонгук кричит в последний раз, надрывая связки. Зовёт Тэхёна сорванным голосом, а после отключается. Просто не выдерживает напряжения. Он не справляется со всем этим. С отсутствием дедушки, с присутствием Кима, с информацией о лагерях, с заданием, с чердаком… Пауль слышит и видит, как мальчик замолкает и резко расслабляется. Заваливается на бок, почти что падая на пол — руки, привязанные к балке, мешают. А сделать Пауль ничего не может. Он сам не в лучшем состоянии. Ранение, голод, да и само его положение. Развязаться он не сможет — уже пробовал. Этот Тэхён делает уж слишком прочные и тугие узлы, из которых не выпутаться. Но ладно он сам — ему жаль этого мальчишку. — Эй, мразь! Забери пацана! — Пауль кричит, надеясь, что в Тэхёне осталась хоть капля человечности, — он отключился! Слышишь?! Тэхён всё это слышит. Закатывает глаза и тяжело вздыхает, понимая, что план провален. Чёртов мальчишка… Кто же знал, что он настолько боится? Ким разворачивается, идя обратно на чердак. Придумает что-нибудь другое. — Да ты хуже тварей, Тэхён, — Пауль хмыкает, когда Ким развязывает Чонгука и поднимает на руки, — они хотя бы детям зла не причиняют. — Завали, — Тэхён, уложив Чонгука на пол, поворачивается к Паулю и грубо заталкивает кляп ему в рот. Его голос Киму уже надоел. А после, поднимая мальчишку на руки, Тэхён уходит с чердака, всё также плотно закрывая дверь. Внизу он опускает пацана на кровать, укладывая рядом с ним медведя и накрывая одеялом. Уж лучше пусть пацан проснётся так, чем на чердаке без своей игрушки. Невольно вспоминаются его истошные крики, особенно последний. Но Ким заталкивает эти чувства поглубже, не желая давать им место в своей душе. Ему всё равно. Он садится на соседнюю кровать, продолжая читать дневники деда. Дошёл уже до две тысячи шестого года. Он всегда читал быстро, а сейчас у него куча времени — иногда он читает даже ночью. Да и Тэхён не заостряет внимания на обычных заметках про жизнь и чувства. А их большинство. Ему нужна информация, но нужна по-порядку, поэтому он читает всё подряд, не перескакивая.«05.02.2006 Лютый холод. У многих обморожение. А я не чувствую рук, когда пишу это.»
«06.02.2006 Ситуация не меняется. Правда, война разгорается сильнее.»
Такие короткие заметки Тэхён проглатывает залпом. До момента X с каждой прочитанной страницей остаётся всё меньше. Война, судя по записям, пока ещё не вышла из-под контроля. Пока она всё также движется внутри, где власти стран решают что-то между собой и подпольно отправляют солдат-контрактников воевать друг с другом. Подло и бесчестно, но… на войне все средства хороши?«12.02.2006 Нас пока не перебрасывают. Сидим в тылу и ждём подкрепления. Жаль, что слишком далеко от дома. Я бы очень хотел увидеть Джину и Ильсана. Мальчик меня, к сожалению, не любит. Я бы себя тоже не любил, будь я на его месте.»
«13.02.2006 Джина прислала фотографии. Люблю их безумно.»
Ким разглядывает фотографии, которые оказались вложенными в небольшой конвертик, сделанный из бумаги прямо на странице. В то время фото ещё были и стремительно набирали популярность. Фотоаппараты скупали по несколько штук. Это сейчас уничтожена вся подобная техника вплоть до самых простых мобильных телефонов. Почему — никто не знает. Но на тот момент это было ценно и актуально, пусть и не самого лучшего качества. На фото — молодая, красивая женщина. Очевидно, та самая Джина. И что ж, по ней и не скажешь, что она не любима или забыта. Ухоженная, милая, элегантная — это даже по фото видно. Очевидно у них с дедом действительно была крепкая связь и сильная любовь. Рядом с ней — мальчик, вылитый Чонгук, только младше. Поразительное сходство. Глаза один в один, улыбка тоже. Значит, Ильсан точно родной отец мальчишки. Даже тест ДНК здесь не нужен. Одного взгляда хватит, чтобы понять — пацан точная копия своего отца.***
Чонгук, ещё даже не открыв глаза, чувствует, как кто-то сидит на кровати рядом с ним. И не просто сидит — держит что-то около носа. Мягкое и влажное. Ещё и трёт этим чем-то под носом. Гук пытается отвернуться, чувствуя железный запах крови, но после слышит грубоватый голос Тэхёна. — Да не вертись ты! — Чон с усилием открывает глаза, тут же видя недовольное выражение лица Кима, — кровь у тебя идёт из носа, пацан. — Кровь? — Чонгук перехватывает ткань у носа, когда Тэхён убирает руку. Смотрит — а та действительно испачкана красным. Видимо, он опять слишком перенервничал. И Тэхён, что, вытирал ему кровь? Не наплевал на него? Хотя, если так подумать, нервничал и переживал Чонгук как раз из-за него, — я н-не на чердаке? — Нет. Вчера ты отключился, и я сразу отнёс тебя вниз. Ты не мог вчера сказать, что тебя клинит в таких местах? — Я г-говорил, что м-мне страшно т-там. Ты н-не… не слушал, — Чонгук до сих пор обижается и злится. Потому что такого он никогда не испытывал и даже не думал, что однажды такое случится. — Не ной, пацан, — Ким закатывает глаза, не желая выслушивать претензии от мальчишки, — и вообще, смотри за кровью, а то испачкаешь свою любимую игрушку. Чонгук опускает глаза вниз, видя, что его медведь лежит рядом с ним. Он тут же прижимает его ближе, словно защищая от Тэхёна, который уже отходит и садится на свою кровать. У Гука с души словно груз падает. Он свободно выдыхает, потому что и за мишку тоже переживал. Киму ничего не стоило испортить его или выкинуть. Ему даже причина на это не нужна. Он такие вещи не ценит. Но Чонгук счастлив, что Ким ничего не сделал, а вернул его. — Бону с т-тобой не н-нравится, — Чонгук, глядя на Тэхёна, вспоминает его вчерашние слова на чердаке. А тот, хмурясь, смотрит на него в ответ. — Бону? — Гук поднимает игрушку вверх, таким образом объясняя, что это имя медведя. Тэхён лишь снова закатывает глаза, стараясь не реагировать на детские выходки мальчишки, — мне плевать на твою игрушку… Лучше скажи мне, что ты знаешь про своего отца? Тэхён резко переключается. Ему нужно что-нибудь узнать про Ильсана. Где он? За кого он? Был ли он тут? Что про него знает его сын? Может, он живёт здесь? Мало ли, нагрянет сюда с отрядом людей или даже тварей. Ким не хотел бы отвечать за то, что он тут делал. Да и перестраховаться не помешает. — Я з-знаю только, что о-он военный. Как д-деда. Я его н-не видел никогда, — Гук грустнеет. Он бы очень хотел видеться с отцом и вообще знать, где он и какой он. Но про него он знает только имя. Ильсан. Дедушка про него мало рассказывал — они тоже почти не виделись. — А деда как звали? — нигде в дневниках Ким не нашёл его имени. А это тоже может пригодиться. — Чон Гону. — А мать? — странно, что и её нет. Конечно, до рождения Чонгука Ким в дневниках ещё не дошёл, но всё же. Если Ильсан жив, то, может, и она тоже. — Чон Харин. Н-но её нет. У-ушла, когда м-мне было два месяца. — Бросила? — Тэхён не удивится, если да. Таких детей, как Чонгук очень много. Брошенные, оставленные, никому не нужные, даже родным. Их и до войны-то было много, а в этот период стало ещё больше. Потому что дети — обуза. Не для всех, но для большинства. А Чонгук только кивает на вопрос, поджимая губы. Ни папу, ни маму он никогда в жизни не видел. У него только дедушка был всю жизнь. Почему его оставили родители, он не знает. Деда говорил не злиться на них, а постараться отпустить. И лучше не искать, хотя Гук и не оставляет надежды о воссоединении…