Твоя душа - моё спасение

      Утро Чонгука начинается далеко не приятно. Глаза болят от ночных слёз, голова тяжёлая из-за того, что он почти не спал, нос заложен. Он прорыдал в подушку почти всю ночь. Ситуация с Паулем задела до глубины души, несмотря на то, что он был чужим… Просто поступки Тэхёна слишком жестокие и бессердечные, за гранью ужаса для Чона. Поэтому даже утром Гук не может встать с постели, чтобы банально сходить в туалет или поесть.       В отличие от Тэхёна.       Тому всё равно. Мужчина встал ещё на рассвете, позавтракал и снова вернулся в комнату. Чону даже не сказал ничего. И сейчас сидит, снова читая дневники. Лишь иногда бросает взгляд на сжавшуюся фигурку на соседней кровати. Чонгук постоянно всхлипывает и шмыгает носом, но упрямо не встаёт. Видимо, показывает характер. Ким, правда, не понимает, откуда бы ему взяться…       — Если ты объявил голодовку, то тебе же хуже, — Тэхён, глядя на часы, хмурит брови. Пацан упрямится слишком долго — это очень сильно раздражает. Время уже перевалило за двенадцать. Да, возможно это не пустяк для него, но Пауль мальчишке был никем. У пацана совершенно отсутствует логика и способность к осознанию современного мира. Ни к чему лишать себя всего и плакать о том, кого знал крайне мало. Своим поведением Чонгук только сильнее злит, — он того не стоит.       — Т-ты бесчувственный! — Гук всхлипывает, всё также не поворачиваясь.       — А ты глупый. И это хуже, поверь мне.       — Н-не глупый… — Чонгук всхлипывает громче. Слова Тэхёна его постоянно задевают.       А Ким старается быть максимально спокойным, хотя злость снова копится. От этого мальчишки стоило ожидать подобного, нужно было предвидеть. Но Тэхён не намерен с ним возиться и объяснять простые истины. Пацан его всё ещё раздражает. Особенно после вчерашнего. Разговаривать с ним нет никакого желания, хотя, не то чтобы оно было раньше. Просто до ситуации с Паулем у них образовался какой-никакой, но мир и словно бы договорённость. Они не были идеальными, но хоть что-то. Сейчас и этого нет.       — Через два дня уходим в лагерь. Снимешь мне швы и выдвигаемся, — убирать швы в лесу или в лагере будет намного хуже, поэтому лучше сделать это дома, — Потом не ной, что я не дал тебе время оклематься.       Чонгуку пора повзрослеть. А Тэхёну на него всё ещё плевать. Но если они пойдут в лагерь, пацану нужно собраться. Сюсюкаться с ним там точно никто не будет. И лежать, страдать так долго никто не даст. Мальчишка должен будет влиться в коллектив сам и жить по общим правилам. Там даже никто предупреждать не будет, как сейчас делает это Ким.       — Д-два дня? — Гук всё-таки оборачивается, смотрит на мужчину большими глазами и шмыгает носом.       — Что, уже раздумал?       — Нет! — Чонгук, несмотря ни на что, всё ещё хочет в лагерь. А там уже не будет общаться с Кимом, найдёт других людей. Тэхён слишком жестокий и злой для него.       — А что? Пошёл бы в город, нашёл бы там таких, как Пауль. Или с белоглазыми бы начал общаться. Какая тебе разница?       Гук не отвечает, глядя на мужчину исподлобья. Дышит тяжело и шумно, хочет что-нибудь ответить. Но молчит. Не умеет он задевать словами, как Ким. Не умеет ссориться. А Тэхён снова хмыкает с надутого выражения лица. Этого мальчишку очень весело дразнить, хотя бы злость на него не так чувствуется…       Чонгук встаёт с кровати после этого короткого диалога. Переодевается в уличную одежду и уходит. Ким даже следит за ним в окно — мало ли, пацан пойдёт по той тропе, куда он увёл Пауля ночью. Ему ни к чему это видеть. Но нет. Мальчишка только идёт в туалет, а после возвращается домой. По звукам — готовит себе завтрак.       Эти дни Тэхён проводит за чтением дневников. Снова. Ему пока нечем заняться, да и швы лучше не тревожить, он и без того рано их снимает. Тем более при его слишком активном образе жизни. У него, кажется, не было и одного спокойного дня. Однако в этом есть и плюсы — всё заживает быстро, тело словно адаптировалось.       Нужной информации в дневниках — ноль. Одна сентиментальность, мысли и чувства. Иногда упоминания о войне, которая не прекращается, а лишь набирает обороты. Тогда она действительно начинала стремительно раздуваться. Конфликты начинались у всех со всеми по самым разным причинам. Тэхён, пусть и был тогда совсем маленьким, но помнит это. Отрывочно. Тогда отец начал пропадать на работе сутками.       Всё это время Ким не особо разговаривает с Чонгуком. Тэхён всё ещё не может понять, как можно настолько глупо поступать и неоправданно рисковать. Хотя, им и общаться не о чем… Просто напряжение между ними образуется само собой. И оно чувствуется. Правда, Тэхён быстро про него забывает. Заталкивает все эмоции поглубже, как и всегда. Чтобы они не мешали. Разбираться в этом он не хочет. Ему хватает того, что пацан не лезет никуда и больше не пытается говорить с ним, не злит ещё больше своим поведением. Даже не смотрит на него своими огромными чёрными глазами. Так проще.       Единственная эмоция — злость. С ней Ким свыкся, она помогает выжить, иногда перерастая в ослепляющий гнев. Тэхён уже давно научился прятать все чувства за ней, не позволяя остальным выйти наружу.       Чонгук тоже молчит. Не может простить и понять Кима. Не может уложить в голове то, что он сделал. Слишком жестоко и не по-человечески. Он слишком близко воспринимает такие моменты. Может, это и не правильно, но по-другому он не умеет… А вот напряжение он чувствует отчётливо. Гук не может просто забыть про всё и убрать чувства и эмоции. Ему плохо настолько, что он даже есть не может. Но запихивает в себя то, что готовит Тэхён — еда организму всё ещё нужна.       Эти дни у них всё происходит по не озвученной договорённости. Еда, чтение, сон, баня, обработка ран Тэхёна, сборы. Всё молча и напряженно — для Чонгука. Ким ведёт себя как всегда — сухо и строго. Он в принципе всегда молчаливый и чёрствый, так что ничего удивительного. Что для Чонгука трагедия, то для Кима обычный, не самый напряжённый день.       Поэтому он лишь выдаёт Чону список того, что нужно взять в лагерь. Только необходимое, никаких игрушек, сладостей, пижам и таких вещей, из-за которых его могут возненавидеть или начать шпынять по углам. Но Гук всё равно украдкой кладёт в рюкзак своего медведя. Без него не пойдёт. А Тэхён даже не узнает про это.       Позже, в последний вечер, Чонгук убегает к волкам — попрощаться. Без них ему будет слишком тяжело, пусто и одиноко. Не будет больше любящей семьи и защитников рядом. Не будет тех, кто живёт в самом сердце. Волки без Чонгука смогут, а вот Чонгук без них…       Поэтому с ними он проводит не один час. До темноты и промозглого холода, пока руки, щеки и нос не замерзают и не краснеют. Волки умные — они вертятся рядом, бегают и поскуливают. Постоянно трутся около Гука, не дают маленькому хозяину поводов для печали. Словно бы всё понимают…       Возвращается Чон поздно, издалека видя Кима — тот курит у входа в дом, с явным удовольствием делая глубокие затяжки. Выпускает дым, смотря на то, как он рассеивается в воздухе — Гуку это кажется странным. Как можно придавать такое значение обычному дыму, который ещё и пахнет ужасно? Поэтому он только проходит мимо, демонстративно не глядя на мужчину. Тэхён на это лишь хмыкает. Вот же ребёнок — сам виноват, а теперь обижается…       Спать в последнюю ночь Чонгук не может. Думает. Прокручивает в памяти множество моментов, которые были связаны с домом и лесом. Мучается мыслями о лагере. Что там будет? Примут ли его? Поймут ли? Как отреагируют? Сможет ли он сам оставить свой дом? Он думает не только об этом — ситуация с Паулем всё ещё не даёт покоя. Чонгук искренне надеется, что тому сейчас не больно — уже не в их мире…       Причём не спит только Гук. Он сканирует взглядом Тэхёна, который вполне себе спит и ни о чём не переживает. Отключил, видимо, все свои эмоции и чувства, и больше ни о чём не думает. Жестокий и бессердечный. Чонгук с ним точно не сможет. И не хочет. Теперь нет. Киму на него всё равно, поэтому нечего и надеяться на его доброту и мягкосердечность. Хотя Гук до последнего хотел увидеть в нём свет…

***

      — Подъём, пацан, — на часах шесть утра, Тэхён давно на ногах. Чонгук — до сих пор видит сны, никак не реагируя на слова Кима. Он только недавно уснул, — подъём! — Тэхён резко трясёт его за плечи и стаскивает одеяло, добиваясь того, чтобы мальчишка открыл глаза, — вставай, иначе я уйду без тебя. Завтрак и уходим.       Чонгук молча кивает, спросонья не совсем понимая, что от него требуется. Он сонно смотрит прямо перед собой, зевая и медленно моргая. Видит Кима, который уже собран и укладывает в рюкзак последние вещи, и трёт глаза. Тэхён на него больше не обращает внимания и ничего не говорит — одного раза достаточно.       Гук еле как встаёт с кровати и переодевается. Медленными, скованными движениями. Такое чувство, что тело до сих пор спит. Туалет и завтрак проходят точно также — с полузакрытыми глазами.       Пока Гук заканчивает, Тэхён приводит дом в порядок. Проверяет подвальные комнаты, код от которых так и не узнал. Но вечером вынудил мальчишку отдать все карты местности и сменную одежду и обувь — пацан открыл комнаты с первого раза, даже угрожать не пришлось. И снова ничего не сказал. Этот глупый ребёнок до сих пор расстроен. Но, к счастью, теперь с ним не нужно возиться. Ким заглядывает на чердак — там всё еще остались следы крови Пауля, это он не убрал. Но сейчас на это уже нет времени.       Тэхён тушит везде огонь — в печи тоже, поэтому завтракает Чонгук в остывающем доме. Факелы в подвале тоже гасит — они больше ни к чему. Проверяет везде окна — на всякий случай. Забить их не получится, хотя и можно было бы… Ещё на раз проверяет рюкзаки на содержимое — медикаменты, еда, оружие, инструменты, одежда, сигареты, патроны, карты, дневники деда, отдельно идёт спальник…       После всё же заглядывает в рюкзак мальчишки — тому всё ещё нужен контроль. У того всё то же самое, но…       — Нахрена ты взял Бонучелла? — Тэхён вытаскивает со дна рюкзака медведя и выходит на кухню, держа игрушку в руках.       — Е-его зовут Бон… — Чонгук полностью просыпается, видя своего медведя в руках Кима. Ему он совершенно не подходит. Слишком страшно видеть своего белого Бона у того, чьи руки недавно были в крови. Чонгук до сих пор не может развидеть эту картину…       — Мне плевать на имя, — Ким сжимает игрушку в руках сильнее, чтобы хоть так снизить злость. Пацан хоть когда-то перестанет упрямиться? — Зачем взял?       — Э-это дедушка п-подарил, — Гук прекращает есть, откладывая ложку и до боли кусая губу.       — И что? — Чонгук не отвечает. Только смотрит на мужчину огромными глазами и молчит. Ему нечего сказать, но игрушку дома он не оставит, — окей, пацан, мне плевать. Будут дрючить за неё, ко мне не иди. А тебя будут, — хмыкает, представляя встречу такого вот Чонгука с лагерными детьми, — а ещё лучше спрячь и никому не показывай.       — Я могу и д-другим взять, — Гук с надеждой смотрит на Кима, но тот лишь закатывает глаза в своей привычной манере.       — Фигню не неси, — Тэхён уходит в комнату и запихивает медведя обратно в портфель. Не его проблема, если мальчишка об этом пожалеет. А он пожалеет, — жуй быстрее и пошли! — кричит из комнаты, застёгивая рюкзаки. Время уже поджимает. Если бы не Чонгук, он бы уже вышел.       Гук доедает завтрак, быстро моет посуду и убирает её в шкаф. На столе ничего не оставляет. Воду из умывальника Тэхён выливает, чтобы не застаивалась. Все стаканы, кувшины, бочки и остальные ёмкости давно пусты. Если вдруг кто-то набредёт на дом, на улице есть колодец.       Ким ещё на раз проверяет всё, пробегая глазами по стенам дома. Подвал заперт, окна и чердак тоже. Комнаты внизу тоже. Конечно, он бы не оставлял оружие так, но вряд ли до него кто-то доберётся — сначала нужно найти дом, а потом открыть замки внизу. А это не так просто — кодов-то нет. Дом тоже не найти — из-за вечного тумана не видно даже дыма из трубы. На картах он не отмечен. Очевидно, про него знали только Чонгук и дед. Теперь ещё и Тэхён. И, конечно же, знал Пауль…       Они выходят на улицу, где Ким сразу чувствует запах — гарь, плесень и сырость. Странно, что это всё не проникает в дом. Странно, но хорошо. Иначе условия внутри были бы в разы хуже. А Гук ёжится из-за утренней прохлады. Однако они оба одеты тепло — куртки и шапки теперь обязательный атрибут. Снег может пойти в любой момент — в последние годы климат резко изменился, стало намного холоднее.       Тэхён, закрыв дом, идёт вперёд широким шагом и больше не оборачивается назад. А Чонгук чувствует, как внутри всё скребётся и ноет. Оставлять свой дом и этот лес очень больно. Бросать свою семью больно. А вдруг всё зря? А вдруг лучше послушать Тэхёна, остаться и попытаться выжить здесь одному? Вдруг в лагере действительно ему не место? Вдруг, вдруг, вдруг… Но выбор у него не велик. Дедушка говорил не идти в города, а в лесу без людей Чон не сможет.       — Ты же знаешь этот лес, да? — Ким спрашивает через несколько минут, на секунду оглядываясь назад.       Всё-таки мальчишка жил здесь всю жизнь, его дед установил ловушки по всему лесу. Карты у Кима всё ещё нет, хотя он и рассмотрел все те, которые ему принес пацан. Они все этой местности, но все разные и ни одна не датирована. Словно дед пытался запутать других. И у него это получилось. Скорее всего, знает о картах, расположении ловушек и в принципе об этом лесе только мальчишка. Так что логичнее было бы спросить дорогу у него.       Тэхён знает, куда идти. Направление одно — северо-восток. Но он не знает местности. А судя по тому, как здесь напиханы и мастерски спрятаны ловушки, как скрыты тропы и повалены деревья местами… Он не дойдёт, если пацан не поможет. На свою удачу Тэхён давно не рассчитывает.       — З-знаю, — Гук с детства облазил каждый угол, знает каждую тропу, каждый поворот и каждое дерево. Ему не нужна карта. Он свой дом из тысячи одинаковых узнает и дорогу к нему найдёт всегда.       — Ну рассказывай. Только так, чтобы я не вытягивал из тебя каждое слово, — Ким напряжён. Сейчас у него работают все органы чувств и все на полную мощность. Отвлечётся или расслабится хоть на секунду — быть беде. И будет не очень хорошо, если мальчишка снова начнёт артачиться. В первую очередь для самого пацана.       — Севернее е-есть озеро. О-очень глубокое, я там купался л-летом, — Гук идёт по пятам за мужчиной, вспоминая все прелести леса. Про него он готов поговорить даже с Тэхёном, — у озера п-пещеры. Мы с д-дедой туда ходили. Т-там есть подземное озеро. М-маленькое, но о-очень красивое. Е-ещё есть роща, там д-деревья очень старые, самые с-старые в лесу, но т-тоже красивые по-своему…       — Стоп, пацан! — Тэхён тяжело вздыхает. Мальчишка его снова не понял, а начал затирать про красоту. Киму нужно совершенно не это, — про ловушки мне говори, про опасные зоны и животных. Мне не интересно, как ты со своим дедом ходил тут и видел красивые места.       Гук замолкает, прикусывая язык. Конечно, Тэхёну интересно только про ловушки. Наивный Чонгук… Этому человеку не нужна красота и природа, его волнует только одно. Но Чон не станет рассказывать ему про ловушки и их расположение. Он их давно выучил, но другим не расскажет.       — А-а я про н-них не знаю… — врёт. И Тэхён это слышит.       Мужчина медленно оборачивается, хмыкая и нависая над мальчишкой. Видит упрямство в чужих глазах. Глупость какая… Пацан до ужаса раздражает. Руки чешутся надавать ему, хотя Ким и держится. Поэтому только укладывает ладони на его плечи и сильно их сдавливает. Так, чтобы почувствовалось даже через слои одежды.       — Ты же не хочешь, чтобы мы попали в беду? — он заглядывает мальчишке в глаза, а Гук снова видит пугающий холод, — тебе лучше сказать мне всё, иначе, если я увижу ловушку сам, использую тебя в качестве жертвы.       Чонгук сглатывает, пугаясь слов. Тэхёну ничего не будет стоить сделать именно так, как он говорит. Он использует и не пожалеет. А после просто оставит Гука одного в лесу, пойманного в западню. Это жестоко, но это в стиле Кима. Что и следовало ожидать…       — Я-я так не о-объясню. Но буду говорить, к-когда мы будем рядом с-с ловушкой, — Гук уводит взгляд, понимая, что выбора у него нет. Тем более, он не хочет, чтобы Тэхён пострадал. Если тот попадёт в ловушку, он может не выбраться. Поэтому глупо не говорить ему и упрямиться сейчас…       — Так бы сразу, пацан, — Ким пару раз хлопает его по щеке и хмыкает с того, как мальчишка недовольно убирает лицо. Зато договорились.       Молчание сохраняется на всём пути, до самого привала. Хотя Чонгук дважды предупреждает Тэхёна о ямах. Они прикрыты листьями и ветками и их не видно. А если наступить — можно сразу упасть и больше не вылезти, особенно если внизу не просто яма… Но помимо этого они не разговаривают. Гук бы хотел поговорить о красоте леса и показать свои любимые места, но Тэхён не станет слушать…       — Ночью нужно будет дежурить, — Ким, делая глоток воды из фляги, садится у дерева. Пятиминутный привал им нужен, мальчишка хоть и идёт за ним, но иногда замедляется. Да и ему самому нужна передышка, — дежурить будем по переменке по два часа. Отбой в одиннадцать, подъем в шесть. Ты первый, разбудишь меня в час. Сверяться будешь по моим часам. Понял?       Чонгук только кивает. Он не знает, сможет ли так дежурить, а потом ещё и идти по лесу пол дня. Он ведь не выспится совсем. Как и Тэхён. Но оставаться без присмотра тоже нельзя. Дикие звери, белоглазые и их люди могут ходить по лесу. Нужно будет следить за обстановкой и за огнём.       — Д-дальше нужно в обход, — Гук смотрит на тропу, вспоминая, что ждёт дальше, — т-там болото.       — В обход насколько? Маршрут построить сможешь? — карты нет, но, может, мальчишка хотя бы по памяти сможет указать что и где находится.       Гук только кивает, после чего Ким достаёт старую карту и карандаш. Уж лучше пусть мальчишка всё нарисует хотя бы примерно, чем идти по проклятому лесу совершенно вслепую. Какой-никакой, но проводник. Будь у их группы этот пацан раньше, они бы избежали многих проблем. И не только они.       Привал задерживается. Чонгук старательно рисует и делает обозначения на карте, убирая лишнее и дорисовывая своё. Тэхён наблюдает за ним, а заодно следит за лесом. Жуткие ощущения не проходят, под ложечкой сосёт, предчувствие снова выбивает из колеи. Мерзкий лес… Жить здесь, конечно, можно, но нужно всегда быть наготове. Поэтому, видимо, дед и устанавливал ловушки. И от тварей, и от людей.       Они идут дальше, снова сохраняя тишину. Тэхён сверяется по карте, которую сделал Чонгук. Это лишь небольшой маршрут, маленькая часть от всего леса с парой отметок. Но хотя бы так. Если вынудить мальчишку нарисовать так все части леса, было бы неплохо… Тогда всем стало бы лучше. Лес можно было бы использовать, а не бояться его больше, чем тварей. Но это пока идея на будущее, которую Ким, скорее всего, использует.       На ночёвку они останавливаются у небольшой пещеры. Ким разводит костёр, оглядываясь по сторонам. Липкий, мутный и густой туман становится ещё плотнее. Он почти полностью белый и едва ли не ощутимый — он словно облепляет открытые участки кожи и одежду, оставляя неприятный след. Даже не видно, где тропинки и деревья. В такой атмосфере, наверное, и Чонгук с дедом не смогли бы ориентироваться.       Ким ложится, а Гук остаётся на дежурство. Держит автомат в руках и постоянно смотрит на часы, которые ему дал Тэхён. Ему не важен густой туман, он к нему привык. Он его не боится. Лес не кажется ему мерзким и страшным, как остальным. Он его любит. Чонгук видит в белом тумане и кривых деревьях никому не понятную красоту. Своё успокоение.       Глаза слипаются сами собой. Но Чонгук помнит главное — нельзя уснуть. Иначе Тэхён будет очень сильно злиться. Поэтому отчаянно борется со сном. Гук просто не привык не спать в такое время суток…       Глаза медленно закрываются, будто под чьим-то воздействием. Гук не может этому сопротивляться. Он снова видит сон. Во сне — Тэхён. Он лежит на сырой земле с закрытыми глазами и… не дышит. Чонгук чувствует это — у мужчины не бьётся сердце. Грудная клетка не поднимается, как должна при дыхании. Во сне Гук плачет, пытаясь привести Кима в чувства. Кричит что-то, просит очнуться. Прикладывает ухо к груди и слушает, но ничего.       Во сне Гук бьёт Кима по груди, пытаясь завести сердце. Делает реанимацию, не останавливаясь ни на секунду. Пытается помочь, надеясь на лучшее. Во сне Чонгук не видит, из-за чего так случилось, но понимает — виноват он сам. Но что произошло до этого — не ясно. Чон не оставляет попыток привести Кима в чувства, но…       — Пацан! — Гук подскакивает из-за того, что Ким трясёт его за плечо. Он быстро моргает несколько раз, с испугом озираясь вокруг, — какого чёрта ты уснул на посту?! — Чон переводит рассеянный взгляд на разгневанного Тэхёна и не знает, что ответить. Мужчина ему не поверит. Но попытаться нужно. Предупредить.       — Т-тэхён, мне снился с-сон…       — Что ты несёшь, идиот?! Какой сон?!       Тэхён в ярости. Он проснулся из-за всхлипов мальчишки. Ладно, если бы он просто плакал, но он спал. Спал и ревел во сне. Этот пацан в конец раздражает. Мало того, что он в жизни постоянно ноет, так ещё и во сне, так ещё и уснул на посту. Он — беда на голову Тэхёна.       — Т-тэхён, послушай меня, п-пожалуйста… — Чонгук садится у костра, вытирая слёзы и жалобно глядя на Кима. Он хочет помочь, хочет предупредить, хочет чтобы сон не сбылся… — м-мне снятся сны, и о-они сбываются… И б-был сон п-про т-тебя…       — Ты думаешь, я поверю в эту чушь? — пацан уже говорил про сны, но Ким не тот человек, который верит в подобное, — ты уснул на посту! Ты хоть понимаешь, что могло случиться?! А если бы твари напали?! Или звери?!       — Н-не злись, я п-правда не… н-не хотел. О-оно само… — Гук плачет от бессилия. Он совсем не знает, как предупредить мужчину и что вообще произойдёт. Он бы очень хотел всё предотвратить, но не знает как. Он даже не знает, в чём он будет виноват…       — Заткнись и вали спать, — Тэхён вырывает у мальчишки из рук часы, глядя на время. Почти час, всё равно ему вставать. Он, может, и не уснёт больше этой ночью. На пацана лучше не рассчитывать…       — Т-тэхён, пожалуйста, — Гук всхлипывает, боясь вслух произнести то, что было во сне, — тебе н-нужно быть о-осторожнее завтра. П-пожалуйста…       — Спать вали, — Ким грубо отталкивает его, не желая больше слушать дрожащий голос и видеть зарёванное лицо. И без этого проблем хватает.       Чонгук уходит, опускаясь на спальник и плача. Слёзы текут непроизвольно. Что ему делать? Как предотвратить свою собственную ошибку? Как спасти Тэхёна? Он и слушать его не станет, это не дедушка, который ему сразу поверил. Ким скорее ударит, чем будет слушать о вещих снах. А Гук не врёт!       — К-когда люди б-белоглазых п-пришли, я видел эт… э-это во сне! — Чон кричит с места, поднимая голову. Может, это Тэхёна убедит?       — Вот только врать не надо, окей? — Тэхёна злит поведение мальчишки. Уснул на посту, оправдывается своими дурацкими снами, так ещё и нагло врёт, — лучше заткнись!       — Я-я не вру-у… Т-тебе будет о-очень плохо завтра…       Тэхён не слушает. Машет рукой на мальчишку, не желая выслушивать эти бредни. Если бы Чонгук просто сказал, что он виноват, Ким бы злился не так сильно, даже простил бы его. Но пацан пытается что-то выдумать. Ещё и такое глупое. Это самое тупое оправдание, которое Тэхён слышал в своей жизни.       Гук снова всхлипывает, внезапно чувствуя ужасную усталость. Он Кима не переубедит. Всё произойдёт так, как во сне. Это не остановить, сны всегда сбываются, несмотря на то, что Чонгук или кто-то ещё пытался сделать или не сделать. Это дар, но сейчас это как проклятие. Гук боится увидеть вживую то, что видел во сне. Боится быть виноватым. Боится не услышать стук у Кима в груди. В душе появляется режущая боль, которую не утихомирить. Тэхёну будет не просто очень плохо… Но, когда это произойдёт, Чон сделает всё, чтобы снова запустить его сердце.       Ночью не спят оба. Гук прокручивает в мыслях все кусочки сна, всё-таки пытаясь понять, что произойдёт перед… этим случаем. Но не понимает. Это не предугадать, это произойдёт, а когда и как именно, Чонгук не знает. Поэтому только растирает слёзы ладонями, стараясь громко не всхлипывать. Просто он за Тэхёна, который сейчас на него злится, очень сильно переживает. Несмотря ни на что. Все обиды и ссоры как-то разом забываются.       Ким не спит, потому что следит за костром и обстановкой. Пацан точно не сможет этого сделать. Из-за этой ситуации у Тэхёна злость на него только увеличивается, приближаясь к грани. Мальчишка в который раз подвергает их обоих опасности, ещё и не признаёт этого. А его постоянные всхлипы очень давят на нервы.       Они поднимаются на рассвете. Оба уставшие и сонные. Эта ночь была тяжёлой и не самой приятной. А атмосфера в лесу ещё больше напрягает. Состояние и без того расшатанное у обоих. Ещё не понятно, у кого из них оно хуже.       Ким, после завтрака, идёт вперёд, совсем не обращая внимания на Чонгука. А тот безмолвно шагает сзади, судорожно соображая, когда всё произойдёт. Он хочет быть готовым. Хотя бы на чуть-чуть. В чём он будет виноват?       Но ничего не происходит. Они проходят половину пути, и несколько раз обходят ловушки, которые Гук отметил на карте. Останавливаются на привал, располагаются у старого раскидистого дерева и молчат. Иначе, если заговорят, злость Тэхёна грозит выплеснуться наружу. А этого не хочется никому.       А после снова идут. И снова ничего. Чонгук постепенно успокаивается, думая, что этот сон не был вещим. Может, не все его сны будут такими? Может, он просто переволновался? Может, теперь сны будут обычными? И не стоит беспокоиться по поводу Кима? Но…       Всегда есть «но», которое всё портит.       Всё происходит быстро. Даже слишком. Они идут по тропе дальше, а после Тэхён останавливается — очередной привал и туалет. Чонгук не особо против, потому что ноги всё же не привыкли к подобному и начинают гудеть. Тем более, что они почти не спали. Ким уходит за дерево чуть дальше, оставляя Чонгука сторожить вещи. Автомат, однако, мужчина берёт с собой — мальчишке он оружие не оставит.       А после Чонгук слышит вскрик. Голос Тэхёна обрывается на середине и тонет в густоте леса, но он слышит. Внутри всё холодеет. Мгновенно. По спине бегут мурашки, а тело сковывает в цепких лапах страха. Этот крик означает одно — сон Чонгука снова сбылся. И теперь у Кима не бьётся сердце.