***
Чимин, лёжа на своей кровати, слышит, как Гук заходит в комнату. Этот пацан всегда тихий и осторожный. Передвигается по комнате едва ли не на цыпочках. Бесит до дрожи. Даже этим. Чонгук вообще всем бесит, если уж быть честным. Пак еле терпит до того момента, пока пацан не укладывается. Только когда он начинает негромко сопеть, Чимин встаёт с кровати. А за ним и другие парни. Он подходит к месту Чонгука, останавливаясь рядом. Разглядывает черты лица мальчишки в темноте. И с каждой секундой только больше наполняется ненавистью. Потому что это милое лицо чересчур раздражает. Хочется подпортить. Чтобы слишком не светилось. Всё происходит быстро. Пацаны хватают Чона и прижимают его конечности к матрасу. А Чимин забирается на него сверху. Усаживается, тут же накладывая подушку на чужое лицо. Ухмыляется, чувствуя чужие барахтанья. Этот сопляк даже отбиться не может. Беззащитная личинка. Чимину ничего не стоит задушить его прямо сейчас. Но через несколько секунд он убирает подушку с лица Гука, позволяя тому вдохнуть и посмотреть на то, что происходит. — Доброе утро, личинус, — Пак смотрит в полные ужаса и страха глаза, а сам дико ухмыляется. Ему такой вид пацана доставляет наслаждение. — Ч-чимин… — Чонгук глотает воздух, пытаясь отдышаться. Дикий страх окутывает тело. Снова сковывает в тиски и не отпускает. Даже вздохнуть тяжело. Ещё и Пак сидит сверху, надавливая на грудную клетку. В уголках глаз скапливаются слёзы, губы дрожат непроизвольно. Что он Чимину сделал не так? — Ч-ч-ч-чимин, — Пак передразнивает, резко хватая лицо Гука ладонью. Сдавливает щёки, пытаясь хоть как-то унять злость. Хотя… смысла сдерживаться нет, — знаешь, что я могу с тобой сделать? — Чонгук лишь испуганно смотрит, теряя дар речи. Пацанов четверо, что он может? Они ведь действительно могут сделать всё, что угодно. И никто не услышит, как и в прошлый раз, — я могу изуродовать твою мордашку, могу… — Чимин достаёт перочинный нож из кармана, раскрывая лезвие. И тут же проводит им по щеке и шее Гука. Без нажима. Пугает, — пустить тебе кровь. Или задушить тебя. Выбирай. Чонгук плачет. От страха и боли в груди. Как можно быть таким жестоким? За что? Этот вопрос крутится в голове, пока перед глазами у Гука только злое лицо Чимина. Сердце бьётся неистово, ладони потеют, а тело трясёт от страха. Кажется, дар речи и не собирается возвращаться. Слёзы безмолвно текут к вискам и впитываются в ткань шапки. Спит Чонгук в ней, чтобы уши не надуло… — Отвечай, тварь! — пощёчина по правой щеке не помогает. Чонгук только всхлипывает, не зная, как выбраться из этого ужасного положения. — Н-не надо… — шепчет едва слышно, чувствуя, как щека начинает гореть. — Не надо? — Чимин ухмыляется, вновь поворачивая Чона лицом на себя. Разглядывает его, улыбаясь и вздёргивая брови, — хорошо, я сам решу. Начнём с твоей игрушки. Чонгук почти что вскрикивает, когда Пак достаёт медведя из-под одеяла. Но ему зажимают рот, а после заталкивают туда грязную тряпку. Поэтому Гук снова может только смотреть и безмолвно плакать, пока над ним издеваются. А Чимин, кажется, жалеть не намерен. Он поднимает игрушку, вертя ею перед носом Чона. Смеётся, а остальные его смех подхватывают. Им весело. Весело, пока Гук мучается. Разве так делают? Но Чимину плевать. Он, широко улыбаясь, ножом поддевает глаз игрушки, немного проникая лезвием внутрь. — Игрушка слишком скучно, — Пак дует губы, якобы думая, что делать. Отбрасывает медведя на пол, снова нависая над плачущим Чоном, — а вот лишить тебя глаз было бы забавно, — он негромко шепчет, неотрывно глядя Гуку в глаза, — я их заберу, как трофей. Но сначала лишу тебя кислорода и оставлю пару шрамов на твоём тупом лице. Гук чувствует пальцы на своей шее. Холодные и цепкие. Чувствует, как они начинают сжимать его шею, перекрывая воздух окончательно. Ещё и этот ужасный кляп во рту… Чонгук пытается вдохнуть носом, но ничего не выходит. Он непроизвольно шире раскрывает глаза, почти прекращая сопротивление. Но в этот же момент Чимин, смеясь ему в лицо, убирает руки. Даёт отдышаться, наблюдая за тем, как Гук плачет и носом тянет воздух. А когда Гук начинает дышать спокойнее, Чимин снова повторяет то же самое. И снова, и снова, и снова… Он наблюдает за тем, как Чон теряет силы, и наслаждается этим. Оставляет новые отметины от пальцев на его шее. И каждый раз, когда Гук смотрит на него умоляюще и пытается что-то промычать в кляп, Чимин смеётся. До тех пор, пока ему не надоедает удушение. В следующий момент лезвие скользит по щеке Чона. И уже не просто так. Оно оставляет рану, из которой тут же начинает сочиться кровь. Чонгук кричит от боли, снова пытаясь вырваться. Почти сразу приходит в себя после удушья, чувствуя острую боль. Однако крики глушит кляп, а руки и ноги всё также крепко держат пацаны. В ушах стоит звон и гул. И смех. Мерзкий смех Чимина Гук надолго запомнит. Он наполнен злостью и ядом. Как и сам Чимин. — Не отключайся, личинус, — Пак шлёпает его по другой щеке и пальцами держит за подбородок. Заставляет смотреть на себя, — интересно, сколько ты выдержишь? Я могу всю ночь… Чимин не договаривает. Чонгук чувствует, как вес его тела внезапно пропадает с него, позволяя снова нормально дышать. Он резко поворачивает голову в сторону, видя ужасно злого Тэхёна, который уже прижимает Пака к стене. Чонгук в шоке замирает, как и другие. Потому что в такой ярости Кима ещё никто не видел. — Отпустили его, маленькие твари! — Ким орёт, не поворачивая головы, смотрит с ненавистью Чимину в глаза, продолжая крепко держать его за шею. Он снова не спал. И снова идиотские глюки, которые, видимо, не глюки, гнали из комнаты. Снова тот человек с гниющей плотью смеялся над ухом, заставляя трястись от страха. Единственным выходом было пойти к мальчишке. Снова. Потому что с ним спокойно. Почему так, Тэхён до сих пор не понял. — Тэхён… — Пак хрипит, пытаясь убрать его руку. Встаёт на цыпочки, потому что выдержать такое давление невозможно. Он никак не ожидал того, что Ким придёт в комнату ночью… Никто не ожидал. — Можешь всю ночь, да, Чимин? — Тэхён скалится. А Чимин видит ярость в его глазах. Яркую, сносящую всё на своём пути и слепую. И эта ярость для него… — проверим? Тэхён рывком убирает его от стены, тут же перекидывая через бедро и валя на пол. Так, что у Пака из лёгких весь воздух выходит. Душит одной рукой, придавливает своим телом к полу, совершенно не обращая внимания на дёрганья парня. Он и один с ним прекрасно справится. Со всеми четырьмя. Вот только все парни бесшумно стоят на месте, боясь обратить гнев Тэхёна на себя. Оставляют своего лидера один на один с бешеным псом. А Ким продолжает сдавливать шею парня широкой ладонью. С ненавистью смотрит ему в глаза, меняясь в лице. Потому что Чонгука трогать нельзя. Не только из-за глюков, не только потому что тот человек говорил, что Гук — последний шанс Тэхёна. Нет. Чонгука трогать нельзя, потому что он теперь под защитой Кима. — Т-тэхён, не надо, — слабый, едва слышный голос Гука заставляет Тэхёна расслабить руку. Потому что Чимин уже закатывает глаза, теряя сознание. А лишать его жизни у Кима в планах не было. — Ещё раз что-то подобное выкините, — Тэхён поднимается на ноги, зная, что его услышат. Даже Чимин, который судорожно глотает воздух, — руки поотрываю лично. Всё, что делаете ему, — он кивает на Гука, который в шоке приоткрывает рот, — делаете мне. Ким поднимает с пола брошенного медведя, в два шага подходя к Гуку. Поднимает и мальчишку на руки, прекрасно видя, как тот дрожит. У пацана сил не хватает даже на то, чтобы обвить его шею руками. Гук только прячет лицо у него на плече и закрывает глаза. Под чужие ошарашенные взгляды Тэхён уходит с Чонгуком на руках. Пацана на растерзание парней он больше не оставит. По коридору идут молча. Чонгук только дышит негромко, чувствуя, как его кровь впитывается в чужую одежду. Тэхён в одной серой толстовке, и на ней уже расползается уродливое красное пятно. Щека болит ужасно, слёзы всё ещё текут по лицу, а тело потряхивает. Чонгук буквально на грани. Но Тэхёну, кажется, наплевать на испорченную одежду. Он просто крепко держит, уже начиная корить себя за то, что не пришёл раньше — тогда, когда глюки только начались… Он заходит в комнату, укладывая Чонгука на кровать. Сразу прикладывает к его щеке чистую ткань и, бросив, что сейчас вернётся, уходит за дверь. Надеется что Гук не отключится за это время, потому что пацан вообще не в лучшем состоянии. Трясётся весь. Да и видно, что он может вырубиться. Поэтому Ким первым делом идёт к столовой. Один он не разберётся, но вслух этого не признает. Да и не для себя зовёт, а для Чонгука. Нельзя, чтобы пацану стало плохо. А пока Кима нет, нужно, чтобы кто-то за ним следил. И доверить мальчишку Тэхён может только Монике. — Моника! — Ким кулаком бьёт в дверь чёрного входа столовой, но никто не выходит, — Моника! — он кричит, но никакого ответа не поступает. Тэхён подходит к окну спальни, начиная стучать и туда, — Моника Уильямс! Открой эту чёртову дверь! Ким заглядывает в окно, видя там и Монику, и Немца. Они уже спали, но проснулись от криков Кима и шума. Тэхён через окно видит их недовольные лица, вот только ему всё равно. Чонгук важнее. Особенно сейчас. — Не ори, Ким! — Моника выходит на улицу, накинув на себя куртку. Заспанная и злая, — какого чёрта тебе нужно? — Чонгуку плохо, он в моей комнате. Иди к нему, я в лазарет, — Ким, быстро проговорив всё, видит, как девушка меняется в лице. Знает, что на неё можно положиться. Поэтому он, разворачиваясь, почти что бежит в лазарет. Заходит, хлопая дверью. Не заботится особо о тех, кто там сейчас лежит. Потерпят. Тем более, что Чонгук, которому сейчас нужна помощь, быстро всех ставит на ноги. Тэхён ищет в аптечке бинты и настойки. Возможно, широкие пластыри. Хоть что-то, чтобы остановить кровь. Даже нитки с иглами берёт стерильные, не зная, насколько глубокая рана. Никогда и ни за кого он так не беспокоился, как сейчас за мальчишку. Внутри холодит мерзкий страх. А если бы опоздал? Тэхён, когда увидел Чимина сидящего на Гуке сверху с ножом в руках, едва ли не озверел. А когда на глаза попалась кровь, у него будто помутнение произошло. Стащить Пака на пол не составило труда. Ким даже не помнит, как делал это и сам душил его… Тэхён, взяв всё необходимое, бежит обратно. Плюёт на всё и всех. Если надо будет, он весь лагерь разбудит, лишь бы Чонгуку помочь. Идиотские чувства заставляют сердце биться быстрее и сжимаются его в тиски. Кажется, именно в этот момент приходит осознание, что Чонгук ему нихрена не чужой. Пацан ему за короткий промежуток времени в душу залез. Буквально. Ким залетает в свою комнату, сразу видя и обеспокоенную Монику, и Гука, лежащего с закрытыми глазами. Девушка заботливо держит тряпку у его лица, убирая прилипшие от пота волосы со лба. Шапку она ему сняла. Тэхён, отмирая, подходит к ним. Встаёт на колени рядом с кроватью, перехватывает тряпку и сам стирает кровь с лица мальчишки. — Рана не глубокая, — Моника говорит негромко, — но нужно обработать. И его шея… — Тэхён сам отодвигает воротник чужой толстовки, видя всю картину. Красные, почти что бордовые следы от пальцев. Чимин тот ещё мерзавец. — Поможешь? Моника лишь кивает. Конечно, поможет. Ради Чонгука она и с Кимом готова общаться. Она достаёт обезболивающее, вату, антисептик и широкий пластырь. Всё это в лагерь принёс сам Чонгук. Отдал, не жалея, чтобы другим в случае чего помочь. Кто же знал, что это понадобится именно ему… Гук не в отключке. Но на грани. Он, прикрыв глаза, следит за тем, что происходит в комнате. Видит беспокойство и на лице Моники, и на лице Тэхёна. Дышит тяжело, роняя слёзы на подушку. Ему больно. И щёку, и шею, и душу. Всё. Чонгук вообще не понимает, почему к нему Чимин так относится. И от этого ещё хуже. Если бы он ему что-то сделал, тогда было бы понятно, а так… Его состояние не критичное, просто он едва ли не потерял сознание из-за недостатка кислорода. А сейчас приходит в себя. — Чонгук, я поставлю тебе укол сейчас, станет легче, — Гук не сопротивляется этому. Знает, что Моника права, — рана не глубокая, Гук-и, — девушка успокаивает и его, и Кима рядом. Тот дышит шумно и кулаки сжимает, глядя на мальчишку, — обработаем, заклеем пластырем, завтра уже лучше станет. Моника молча стирает кровь с лица Гука. Дует, когда тот морщится и хнычет от щиплющей боли. Накладывает туда марлевую повязку и заклеивает пластырем. А после наносит мазь на шею Чона. Она от синяков и порезов. В этом случае подходит как нельзя кстати. — Отдыхай, Гук-и, — Моника несколько раз проводит ладонью по спутанным и влажным от пота волосам Чонгука. Успокаивает, — Тебе нужно поспать. А Гук только кивает слабо, окончательно закрывая глаза. Не видит того, как Моника тянет Тэхёна за дверь. Ему и не нужно. Он только прижимает к себе своего медведя и расслабляется. В этой комнате он в безопасности. Потому что это комната Тэхёна. Здесь его не тронут. Моника и Тэхён выходят на улицу, свободно выдыхая. Ким тут же вытаскивает сигареты и спички, протягивая девушке. Курят молча, стоя у корпуса и глядя в тёмное небо. С леса несёт запахом сырости. Этот лагерь и сам по себе такой. Влажность высокая, а воды нормальной нет… — Что, испугался, Ким? — Моника усмехается, прекрасно зная ответ. Она этого мужчину никогда в таком состоянии не видела. Никто не видел. Грубым, злым, запыхавшимся, властным, даже уставшим и сонным — Моника видела его разным. Но никогда ещё обеспокоенным. У Кима в глазах это читалось. Страх и переживание. Они до сих пор есть, но сейчас уже меньше. — А сама? — Ким переводит на неё взгляд, тоже зная ответ. Моника не просто так к мальчишке привязана, — спасибо, — произносит неожиданно, из-за чего девушка даже теряется. — Вау, — она негромко смеётся, — общение с Чонгуком точно идёт тебе на пользу, Ким. Даже новые слова учишь, — Тэхён лишь закатывает глаза на это, — Кто его так? Его ведь душили… — Чимин, кто ещё? — Вивиану расскажешь? — Моника знает правила, как и все. Это не просто нарушение, это уже крупный залёт. Несмотря на всю жёсткость и гниль лагерей, есть чёткий регламент. — Расскажу, — парням будет урок. Потому что Чимин зарвался. И нужно поставить его на место, — пусть лидер им занимается. Меня он уже достал. Моника больше ничего не говорит. Про несправедливость решения тоже молчит. Одного пацана Ким берёт под крыло, судя по всему, а другого грубо выпинывает. Хотя, Чимин никогда не был у него под защитой. Пак с малолетства один слонялся по лагерю, собирал пацанов и учился от всех мужиков по чуть-чуть. Конечно, от Тэхёна больше всех, но Киму и тогда на него было плевать…***
Чонгук просыпается поздно. За окном явно не шесть утра, он это понимает. Время, кажется, уже около девяти утра. Если судить по свету. Видимо, никто не стал его будить после вчерашнего. Зато рядом с кроватью стоит тарелка с кашей. Видимо, завтрак. Пусть он уже остывший, но Гук очень голодный. И очень благодарен сейчас. Он съедает кашу, постоянно поглядывая в окно. Ни Тэхёна, ни Моники не видно. А выходить наружу Гук как-то не хочет. Боится натолкнуться на парней или Чимина. Или Лу. Тот тоже постоянно с ними и смотрит на Гука странным взглядом. Он неприятный. Он Чонгуку ничего особо не делал, но Чон всё равно его опасается. Чонгук трогает щёку через пластырь, морщась от боли. Пальцами проводит и по шее — там синяки тоже ощутимы. Даже отёк есть, он чувствует. Гук тяжело вздыхает, совершенно не понимая, за что с ним так. Он с Чимином даже не общался на разу, чтобы заслужить его гнев. — Гук-и? — Чонгук, стоя у окна, оборачивается на дверь и видит Монику, — как ты? — Н-нормально, — голос оспиший. Чонгук говорит еле-еле. — Голоса нет? — Моника подходит ближе, а Гук садится на кровать, кивая, — тогда пока не говори. Дай связкам отдохнуть. Тэхён сейчас придёт, всё расскажет. С самого утра в лагере ажиотаж. Потому что Ким, переночевав в лазарете, в шесть утра вернулся в корпус. И буквально вытащил Чимина на улицу, даже не дав тому толком одеться. Повёл к лидеру при всех. После туда позвали Вивьен и мужиков. И с тех пор они все из первого корпуса не выходят, только Чимина выгнали. А что происходит внутри, никто не знает. Но очевидно, что Тэхён теперь это так не оставит. Моника уже догадывается, что он будет делать — говорить о правилах с просьбой их ужесточения. Давно пора было это сделать. И не только это. Лагерь должен быть безопасным местом, а не сборищем пустых людей, которые порвут своих при первой же возможности. Если они не изменятся, белоглазых им никогда не одолеть. Тэхён приходит в комнату почти к обеду. Злой и уставший. Чонгук и не знает, как комментировать его состояние. И что вообще ему самому делать. Он всё это время сидел в комнате с Моникой. Обедом сегодня занимались дежурные, а в лазарете никого не было. Чонгук там, видимо, незаменим. — Как чувствуешь себя? — Ким садится на кровать, внимательно глядя на Гука. — Говорить он не может, — Моника стоит у двери, опираясь на неё плечом, — связки. Но ему лучше. — Окей, — Тэхён кивает, понимая это. Гук сможет нормально говорить только через несколько дней. Чимин душил слишком сильно, — Вивиан перед обедом сделает объявление. В лагере новые правила. Они несколько часов это обсуждали. А Пак до этого стоял рядом, упрямо задрав голову. Своей вины он, видимо, не понимал. Вивиан, кажется, голос сорвал, крича на него. Потом Чимина выгнали за дверь, а мужиков и Вивьен позвали обсудить нововведения. Лагерь давно нуждается в реформациях. Это полностью их вина — то, что происходит сейчас. Нельзя было допускать жестокости, спускать с рук и закрывать на всё глаза. Они за столько лет это, конечно, понимали, но не особо стремились исправлять. Потому что привыкли жить в такой атмосфере. Теперь будут разгребать дерьмо после себя. Самое ужасное — это то, что из-за их жёсткости и безразличия пострадал невиновный. Чонгук ни разу не заслужил того, что с ним произошло. Он, наоборот, почти оживил лагерь своим присутствием. Потому что до появления Чона все они были горсткой людей, в которой все были друг против друга, пусть и неявно. Каждый был эгоистом. Их недостатки можно перечислять до бесконечности. Они не команда, они просто идиоты, лающие друг на друга. Как они все существуют до сих пор — это вопрос. Чонгук другой. Сразу было понятно. Кто же знал, что до такой степени. Никто и предположить не мог, что он своими чёрными глазами и невинным, детским поведением всколыхнёт внутри давно забытое. Да, не у всех, но у многих. Такие как Чонгук достойны жить и побеждать. Не лагерные, которые только о себе и заботятся… А Вивиан действительно скажет речь. Он за Чонгуком следил всё это время. И да, понял, что нужно многое поменять. Иначе они обречены. Они ведь не жили всё это время. Так, существовали — жизнь в неудобствах и с постоянной агрессией вошла в привычку. А вот Чонгук жить умеет. Им бы всем поучиться у него. Тогда, может быть, они смогут выбраться из той дыры, в которую себя загнали. Они знали, что жили неправильно, но осознание наступило только сейчас. Меняться они на самом деле не хотели. Победить белоглазых тоже не хотели. Но теперь, если они сплотятся, всё возможно.